Странница

Служба закончилась в первом часу. Лариса со всеми приложилась ко кресту, и, дождавшись, когда священник закроет врата, вышла из храма. На улице было свежо, майская погода в их краях отличалась неустойчивостью. Солнце слепило. Лара надела очки-хамелионы, которые стали стремительно темнеть, и пошла к остановке. Там толпился народ. От мысли о необходимости штурмом брать автобус ей стало неприятно, девушка решила прогуляться до следующей остановки, где уже можно было сесть в маршрутку и доехать до дома с относительным комфортом.
Проповедь снова задела ее. Отец Валериан опять говорил о чудесах, о том, что верующему все возможно. Ей казалась раздражающе-глупой такая наивность. Ну, нельзя же все евангельские слова воспринимать буквально! Эта книга полна таинственного смысла. Даже у святых отцов можно встретить множество толкований. А он все про умножение хлебов и возможности словом двигать горы. Это даже смешно! Как-то Лара не выдержала и подошла к отцу Валериану после службы. Она объяснила свою позицию спокойно, обоснованно, логично, но он, все равно, не услышал ее. Лишь попрекнул неверием в силу Божию.
А ведь как все стройно у Пастернака – «воскресение в памяти». Ничто не нарушает стройной логики мироздания. Про это она тоже пыталась сказать. Но батюшка даже слушать не стал: ересь и все тут. Небось, Пастернака-то сам и не читал, а туда же – рассуждать.
Лара все никак не могла закончить этот мысленный спор. Настроение совсем испортилось. Прямо хоть в храм не ходи. Она шла, не глядя по сторонам, но неожиданно странный звук привлек ее внимание. Девушка обернулась к дороге, там творилось что-то странное. Машин почему-то не было, вместо них лошади величаво везли экипажи. «Неужели у нас съемки какого-то фильма?» - удивилась Лара. Навстречу ей шел элегантный господин в длинном пальто, в шляпе и с тросточкой. «Ну, точно – фильм. Надо на ту остановку возвращаться. А то попаду еще, куда не следует», - решила она и, развернувшись, быстро пошла обратно. Сквер показался ей вдруг каким-то не таким, более тенистым что ли. Деревья были явно старше и раскидистее. «Стоп. У меня что, «крыша едет»?» – Лара остановилась, со страхом оглядываясь. Что еще изменилось? Она заметила еще несколько несоответствий. Дорога была мощеной, а не асфальтированной! Ноги подкашивались от ужаса, Лара увидела скамью с витыми ножками и опустилась на нее.
- Простите, сударыня, вам плохо? - вежливо осведомился господин с тросточкой, слегка нагнувшись к Ларисе.
- Нет. Спасибо, - автоматически ответила она, во все глаза глядя на стоящего перед ней мужчину.
- Может быть, вас проводить? – вероятно, он неправильно истолковал ее пристальный взгляд.
- Нет. Мне недалеко, в монастырь, - уточнила она, чтоб избежать дальнейших вопросов.
Мужчина вежливо поклонился и двинулся дальше по дорожке, мощенной, не асфальтированной дорожке.
Вдруг девушку осенило – надо просто вызвать такси! Это, вероятно, случилось с ней от переутомления. Конец месяца на работе был очень напряженным. Она приедет домой, отдохнет, и все вернется на свои места. А если галлюцинации продолжатся, ну, тогда придется обратиться к врачу, как это не ужасно.
Лариса расстегнула сумочку и нашарила мобильный телефон. Экран привычно засветился анимированной заставкой с рыбками, но связи не было, совсем. А ведь здесь почти самый центр, и связь всегда была прекрасной. Девушка обреченно убрала телефон обратно в сумку. Ничего не прояснялось. Ветер усилился, стало холоднее. Сидеть здесь дальше не было никакого смысла.
Лара поднялась и медленно пошла в сторону остановки. На ее месте росло большое, раскидистое дерево, под ним мальчишка продавал газеты.
- Барыня, барыня, возьмите! Самые свежие новости!
Лариса протянула руку:
- Покажи.
Мальчик развернул ей газету лицевой стороной. «Губернские ведомости», 6 мая 1896 года», - прочла Лара.
- Спасибо. Я не буду пока брать.
Она медленно двинулась дальше. В голове был полный хаос. Все было знакомым и незнакомым одновременно. Только купола монастыря остались на месте и успокаивали взгляд своей привычностью. И она пошла туда.
В монастыре было почти все так же. Только на месте большой клумбы, на которую только что высадили рассаду цветов, стояло несколько кустов смородины, а между ними аккуратные, небольшие скамеечки без спинок. Лариса перекрестилась и зашла в храм. Там почти не было народу. Только монахиня протирала подсвечники после службы, да крестьянская семья с кучей детей мал мала меньше о чем-то говорила со священником возле левого клироса. В глаза сразу бросилась старинная роспись. В Ларино время росписи не было, ее еще не успели восстановить. В советское время в монастыре располагалась тюрьма, только это и спасло его строения от разрушения. Правда, кое-что было перестроено, но не значительно.
Почитаемая чудотворная икона Божией Матери «Скоропослушница» располагалась на том же месте, за правым клиросом. Лариса прошла вперед и, дважды поклонившись, приложилась к иконе. «Матерь Божия! Помоги! Я не знаю, что происходит!» - прошептала она. Спустившись со ступеней, ведущих к иконе, девушка перекрестилась и вышла из храма. Она прошла в маленький скверик справа от церкви и присела на скамью. Надо было обдумать свое положение. Лариса старалась не впадать в панику. Логика всегда была ее сильной чертой, надо все просто разложить по полочкам, и решение придет само.
Если признать все происходящее бредом ее больного воображения, то бред оказывается каким-то слишком, уж, логичным и последовательным. Это целый мир, отстоящий от ее времени на сто шестнадцать лет. Все части ее бреда не противоречат друг другу: вид улиц и зданий, одежда, внешность, манера общения посторонних людей. Как ни казалось это дико, логичнее было предположить, что она каким-то непостижимым образом перенеслась во времени в прошлое, на то же самое место, где находилась. Но если принять это за факт, то вставал главный вопрос – что теперь делать?
Девушка долго сидела на скамейке, ничего путного в голову не приходило. Вдруг ей подумалось, что это может быть своеобразным наказанием Божиим за ее неверие в чудеса. Теперь приходилось верить – хочешь, не хочешь. Но если это так, надо просить прощения у Господа. Может быть, после этого все вернется в норму? Лариса встала и быстро пошла к храму. Но дверь была закрыта изнутри. Проходившая мимо старушка сказала: «На уборку уже закрыли, милая».
«Но ведь Бог везде! Он все слышит. Значит и прощение можно попросить прямо сейчас», - мелькнула мысль. И Лара начала молиться, глядя на золотые кресты храма. Краем глаза она все поглядывала на то место, где должна была быть клумба и подспудно ждала, что в какой-то момент все снова изменится, и она вернется в свое время. Но ничего не происходило. Наконец девушке стало холодно на пронизывающем ветру.
«А если попробовать пойти домой? Может там все нормально. За пару часов дойду. Все равно, больше некуда деваться», - подумалось ей. Радовало в этой ситуации только то, что одета была Лариса вполне соответственно времени. На ней была длинная юбка и блуза, сверху длинное приталенное пальто, на голове небольшая шляпка, на ногах полусапожки на невысоком каблуке. А ведь вчера она приехала на всенощную прямо с работы в куртке и юбке, только слегка прикрывающей колено.
Лариса снова вышла на улицу. Страшно было подумать, что будет, если она не сможет вернуться в свое время. Где ночевать прямо сегодня? Как вообще дальше жить в этом чуждом мире? Теперь девушка внимательно приглядывалась к окружающим ее людям, стараясь замечать особенности поведения, разговора. Все это могло пригодиться уже сегодня.
Немного впереди нее шел, явно прогуливаясь, мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти. Одет он был в суконное, темно-зеленое пальто, на голове – котелок. Лариса почти догнала мужчину, когда слева раздался громкий цокот копыт. Лара обернулась и увидела несущуюся во весь опор тройку лошадей. В этот момент занавеска отдернулась, и из окна экипажа появилась рука с пистолетом. Человек, лица которого было не разглядеть, целился явно в спину ничего не подозревавшего мужчины. Почти не осознавая, что делает, девушка дернулась вперед и схватила мужчину за плечо, она хотела обратить внимание его на опасность и оттолкнуть с линии огня. Она увидела близко перед собой его глаза, с недоумением смотревшие на нее, в следующую секунду Лара почувствовала сильный удар в плечо. Она вскрикнула и потеряла сознание.
Очнулась Лариса в постели. Рядом суетились незнакомые женщины. Давешний мужчина разговаривал с кем-то. Какой-то человек, вероятно врач, слушал ее пульс. По плечу разливалась горячая боль. Лара почувствовала, что плечо плотно стянуто повязкой. До шеи она была укрыта теплым, ватным одеялом.
- Вам лучше, барышня? – обрадовано спросил доктор, заметив, что она пришла в сознание.
- Да. Спасибо. Что со мной произошло?
- О, вашими руками действовал Сам Бог! Вы спасли жизнь нашего дорогого Василия Петровича, вице-губернатора. И пожертвовали своим драгоценным здоровьем.
Мужчина, которого спасла Лара, обернулся и подошел к ним.
- Я благодарен вам безконечно. Мне много раз угрожали, но я как-то не верил, что они посмеют дойти до убийства.
- Кто они? – спросила Лариса.
- Революционеры, разумеется. Они всеми силами стараются препятствовать исполнению указов Государя. Конечно, после убийства Императора Александра II народовольцам верхушку-то обрубили, но кое-где еще мелкие группы действуют.
- Помните голод 1892-го года? В нашей губернии он был преодолен трудами уважаемого Василия Петровича, а сколько препятствовать пытались! Сколько народ против властей настраивали, - вступил в разговор доктор.
Лара почувствовала слабость и легкое головокружение. Врач, видимо, это заметил.
- Больная устала. Ваше высокородие, господа, ей нужен покой.
- Простите, - задержала она его. - Где я нахожусь?
- Вы у меня в гостях, - ответил Василий Петрович. – Прошу прощения, я не представился. Статский советник, вице-губернатор, Преображенский Василий Петрович.
- Очень приятно. Лариса Михайловна Антонова.
- Очень рад. Лариса Михайловна, надеюсь, вы воспользуетесь моим гостеприимством до полного выздоровления. Здесь вам будет предоставлен необходимый уход. Доктор предупредил, что перевозить вас нежелательно, чтоб не побезпокоить рану. Он будет осматривать вас ежедневно.
- Благодарю вас, - слегка кивнула Лара.
- Может быть, необходимо сообщить вашим родным о вашем местонахождении? Если вы соблаговолите сообщить ваш адрес…
- Нет. Я… Пока не стоит, - слегка смутилась Лариса.
- Хорошо. Тогда я временно оставлю вас. Доктор настаивает на необходимости полного покоя. Колокольчик на этажерке, если что-то потребуется, звоните. Маша, подойди, - обернулся он к девушке, робко стоящей у двери. – Вот ваша горничная - Маша.
- Благодарю. Мне пока ничего больше не нужно.
- Ну, тогда отдыхайте, - слегка поклонился Василий Петрович и вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь. За ним следом выскользнула и горничная. Лариса наконец осталась одна. «Все, слава Богу, к лучшему. И этот славный человек не погиб, и у меня хотя бы решился вопрос с ночлегом, и появилось время на размышления. А рана и болит уже гораздо меньше», - подумалось Ларе, и девушка почти сразу провалилась в сон.
Проснулась она только утром. Уже рассвело. Лариса чувствовала себя совсем неплохо. Она оглядела наконец комнату. Светлые, бежевые обои, со слабым более темным рисунком, симпатичная изящная деревянная этажерочка возле кровати. На ней книги, безделушки из фарфора, колокольчик. Большое окно с темно-зелеными шторами, уже открытыми. У окна старинный стол, с изогнутыми ножками, украшенный резьбой. На нем часы, керосиновая настольная лампа, чернильница и ручка с металлическим пером. В другом конце комнаты диванчик с резной спинкой, исполненный в том же стиле, что и стол, и обитый темно-зеленой тканью, в тон штор. Беленая печь в углу. Большое зеркало в тяжелой, старинной раме. В комнате было хорошо. Светло, уютно и одновременно – строго.
Вдруг, неожиданная мысль пришла Ларе в голову. Она спасла помощника губернатора, значимое лицо. А если этим она изменила будущее? Как в известном рассказе, где герой всего лишь убил бабочку… Но дальнейшие размышления ее успокоили. В конце концов, не своей волей она оказалась в этом времени. И если   бы она не вмешалась и дала бы человеку погибнуть на ее глазах – разве в этом не было бы греха?! Значит, избежав греха, она поступила по воле Божией. А следовательно, безпокоиться не о чем.
Она спустила ноги с кровати на симпатичный коврик и немного посидела. Девушка планировала прочитать утренние молитвы стоя, но почувствовала, что еще слаба, и снова легла в постель. Глядя на красивые старинные иконы в красном углу, традиционно украшенные вышитым рушником, Лара перекрестилась и начала читать на память утреннее правило. Только она закончила, как раздался стук в дверь. «Входите!» - крикнула Лариса.
Дверь приоткрылась, и в комнату вошла вчерашняя горничная.
- Доброе утро, барышня! Как почивали?
- Спасибо, Маша. Хорошо.
- Как вы себя чувствуете? Не болит ли рана? Василий Петрович сказал, если что заболит, сразу за врачом бежать.
- Не болит, слава Богу. Слабость только.
- Вы лежите, лежите.
- Я сейчас встану ненадолго, а ты помоги мне умыться.
- Да, барышня. Сегодня вам и одежду привезут. Василий Петрович уже распорядился. Елена Петровна обещала помочь подобрать. А то ваше платье уже и не починишь.
- Кто это, Маша?
- А это сестра нашего Василия Петровича. Он ее вызвал, чтоб вам помочь. Она пока у нас поживет. А так, она на проспекте, с мужем и сыном живет. Ой, барышня, как мне ваше-то платье жалко. Пальто такое тонкое, красивое, и все остальное – тоже. И вещи все такие необычные. Это, наверное, по парижской моде, да? Мы в провинции вечно отстаем.
Лариса только улыбнулась. Маша расчесала ей волосы и собрала на затылке, закрепив узел шпильками. Самой Ларе больно было шевелить рукой. Потом горничная принесла завтрак, и Лариса с удовольствием, поела сладких булочек с маслом, запивая их кофе со сливками. После завтрака она приняла порошки, оставленные доктором, и ненадолго заснула. Ближе к обеду ее посетила Елена Петровна, за ней внесли и заказанные вещи.
Это была высокая женщина, лет сорока – сорока пяти. Она не была красива, но была очень статной и держала себя с большим достоинством. Елена Петровна высказала благодарность Ларисе, поинтересовалась ее здоровьем, сказала пару слов о погоде и велела горничной распаковать вещи. Потом, не желая утомлять больную, она попрощалась и величественно проследовала из комнаты.
- Маша, Маша, а где моя сумочка? – воскликнула вдруг Лара. Она осознала, что сумочка могла остаться там, на тротуаре, ее могли просто не заметить. А там столько важного…
- Здесь, барышня, не безпокойтесь. Вот, - горничная протянула ей сумочку, извлеченную из шкафа.
Облегченно выдохнув, Лариса открыла сумочку и перебрала вещи, на первый взгляд, все было на месте.
Потом пожаловал доктор. Он внимательно осмотрел больную, сделал перевязку. Ясно было, что он доволен ее состоянием.
- Доктор, - решилась Лариса, - я должна вам сказать… Видите ли, я не знаю, как сказать об этом Василию Петровичу… Но я совершенно не понимаю, как я оказалась в том месте, в то время. И не знаю, что делать дальше, как попасть домой.
- Вот как. Хорошо, что вы мне доверились, Лариса Михайловна. Это, вероятно, следствие нервного потрясения. Такое бывает. Вы только не волнуйтесь. Проводите время в покое, и память вернется. А Василию Петровичу я сам скажу. Это золотой человек. К тому же, он так благодарен вам… Я думаю, он будет только рад оказать вам гостеприимство до тех пор, пока к вам не вернется память. Да и Марфа Григорьевна, мать его, тоже будет рада общению с вами. Вы ей, наверняка, понравитесь. Старушка давно больна и не выходит из своей комнаты. Вы очень одолжите ее, если посетите и проведете с ней время. Она скучает без общества.
Лара от всей души поблагодарила доктора. Ей в самом деле стало легче. Теперь она много читала, (Маша приносила книги из домашней библиотеки), спала и молилась. Так прошло две недели. Наконец доктор разрешил ей вставать и выходить к столу.
Лариса привыкла уже к этой комнатке, где ее посещали только доктор, Василий Петрович да его сестра, и выходить «в люди» ей было страшновато. Как вести себя? Как ее воспримут? Чужое время подразумевало знание слишком многих тонкостей. Лара страшно боялась попасть впросак.
Настало время одеваться. Маша проводила ее в будуар, отделенный от спальни тонкой, оклеенной обоями, перегородкой. Между окнами стоял туалетный столик, в углу трюмо, а возле камина небольшая кушетка. Надевать старинные одежды было первый раз немного страшно. Особенно пугала совершенно непривычная часть одежды – корсет. Лара внутренне порадовалась, что талия у нее достаточно тонкая. Если бы не Маша, Лариса бы ужасно растерялась, слишком сложным казалось все это одевать. Но горничная ловко и быстро одела ее и уложила волосы. Оглядев себя в зеркале, Лара осталась довольна. Длинный корсет непривычно приподнял грудь и туго стянул талию, сделав переход на бедра более крутым. При этом платье было закрытым и заканчивалось свободной, расклешенной юбкой. Тяжелая темно-зеленая ткань, в сочетании с нежно-салатной отделкой, оттеняла густую рыжину Лариных волос. Наконец девушка покинула комнату, которая уже несколько надоела ей, и, в сопровождении Маши, направилась в столовую. Там ее уже ждали.
- Дорогая Лариса Михайловна, рад вас видеть! – слегка поклонился ей хозяин. – Мою сестру вы уже знаете. Позвольте представить вам моего племянника, Мишеля. Он так же молод, как и вы, и, возможно, развлечет вас. Мы все очень рады вашему выздоровлению и собрались в честь этого события. – Василий Петрович еще раз церемонно поклонился.
Мишель подошел к ее руке. Елена Петровна улыбнулась. Потом Василий Петрович прочел вслух молитвы перед едой и перекрестил стол широким крестом. В это время племянник невольно поморщился и заговорчески глянул на Лару, но она не ответила на его взгляд. Все сели за богато сервированный круглый стол. Лариса несколько напряглась, увидев, что не все столовые приборы ей знакомы, и стала приглядываться, как едят остальные. Сориентировавшись, она наконец приступила к трапезе. Говядина с грибным соусом была ей вполне знакома, чем были фаршированы жареные цыплята, девушка, правда, не совсем поняла, но было вкусно. Потом она смогла попробовать только сыр и мороженое, приготовленное, как ей сказали, из смородиновых почек. Больше есть она уже не могла, корсет мешал даже дышать. Беседа между Василием Петровичем и его сестрой быстро сползла с нейтральных тем на деловые предметы, не особенно понятные и интересные Ларисе.
Мишель, сидевший рядом, заметил ее рассеянность и заговорил:
- Лариса Михайловна, когда я услышал о вашем подвиге, я был буквально потрясен.
- Ну, что вы?! – возразила Лара.
- Нет, правда. Такое в наше время… Это почти не постижимо – пожертвовать жизнью за совершенно незнакомого человека.
- Не стоит похвалы. Это было неосознанно. И вообще, это долг каждого христианина, - Лариса была смущена такими откровенными похвалами в лицо.
- О, вы еще и веруете?! Вы очень экстравагантны. Знаете, я, конечно, не революционер, но Маркса кое-что читал, и думаю, в этом что-то есть. Уничтожить частную собственность – это великая мысль. Хотя сейчас, конечно, не исполнимая. И вообще, монархию уже давно пора ограничить. Это азиатское самовластие! Мы отстаем от просвещенного мира. Народу надо дать свободу. Царство Божие надо строить на земле!
- Царство Божие на земле – есть утопия и даже богохульство. А свобода… Что вы вкладываете в это понятие?
- Ну, каждый человек должен иметь равные права и возможности… «Свобода! Равенство! Братство!» - разве это не достойные лозунги?!
- Это все очень просто, слишком уплощено, даже примитивизировано. Всеобщее равенство не возможно в принципе, да и не нужно. Потребности у всех разные, таланты – тоже. Каждый должен заниматься тем, что умеет, и приносить пользу в том положении, в которое поставил его Господь. Свобода… Каждый, пребывающий в Боге, свободен. Свободен от греха, и соответственно, от его последствий. Когда душу не мучают страсти, когда она развивается, как цветок в оранжерее и тянется к своему Создателю, в вечную жизнь, никакие внешние препятствия, и даже страдания не надрывают ее. Все она принимает, как из руки Божией, всем остается довольна и не стремится ничего изменить. Степень личной свободы определяется степенью духовного совершенства человека. Это – истинная свобода, истинная радость. Посмотрите на богатых и сильных мира сего. Разве они счастливы? Сколько нынче самоубийств среди молодежи! Молодые люди ищут смысла жизни и не находят, ибо обратиться к вере отцов кажется им примитивным. А христианство скрывает такие высоты, какие и величайшие умы постичь не могут.
- Вы все сводите к христианству. Но сейчас даже многие священники не верят в Бога и лишь формально исполняют свои функции ради наживы.
- Это – вырождение! Страна погибнет, если будет идти и далее таким путем. Это путь в пропасть. Вспомните французскую революцию! Лозунги ее хороши, красивы! А сколько за ними крови, сколько безвинно убиенных! Кому принесла радость революция? Народу? Нет! Она просто вознесла к вершинам власти кровавых убийц.
«Свобода - темница! Свобода - оковы!
Свобода - законный грабеж!
Свобода - венец, как и прежде терновый!
Какая ужасная ложь!» - забывшись, процитировала стихи Бехтеева Лариса.
- Вы – девушка, и так разбираетесь в политике! Это ваши стихи?
- Нет, - слегка смутилась Лара, вспомнив, что стихи эти еще не написаны. – Это одного неизвестного поэта. Просто, опыт Франции дан нам для вразумления. А Государь – это Удерживающий. Пока в России правит самодержавный монарх, помазанник Божий, она останется великой державой и духовно, и экономически. Если Россия отвернется от Бога и от царя, она останется с бесами. И вкусит все последствия такого союза.
- Как? Вы верите и в бесов?!
- Как в них не верить, если они столь ясно являют себя миру. Посмотрите хоть на спиритов, которые легко и безстрашно вступают в общение с духами. Разве ангелы Божии будут потакать греху и человеческой глупости? Значит, остаются бесы. Это, как раз, их сфера интересов – запутать человека, обольстить, а потом выставить посмертный счет. Наивные люди думают, что общаются с душами умерших, но души не слоняются по равнинам за Стиксом, как принято было предполагать у древних греков, их участь уже решена. Они пребывают с тем, кому служили в этой жизни: либо с Богом, либо с бесами.
- Да, с вами сложно спорить. Вероятно, существует нечто нематериальное. Иначе трудно объяснить некоторые явления. Например, предсказания. Вы, вероятно, слышали, что Пушкину цыганка нагадала смерть в тридцать семь лет, что и сбылось.
- Снова вы все сваливаете в одну кашу, - расстроено вздохнула Лара. – Есть предсказания, посланные Богом, а есть – организованные бесами.
- Интересно. И как вы их различаете?
- Господь посылает дар пророчества людям святой жизни для спасения других, а бесы сами организуют исполнение своих предсказаний. Они не знают будущего. Тот же случай с Пушкиным – это не пример ясновидения цыганки. Просто, в нужный срок бесы раздули страсти двух человек – Пушкина и Дантеса, и получили результат, соответствующий предсказанию. Но, Милостивый Господь не дал Пушкину умереть убийцей и дал часы жизни на покаяние. Он не умер сразу, а успел исповедаться и причаститься.
- Пушкин, однако, был с декабристами. Вспомните его «К Чаадаеву»: «И на обломках самовластья напишут наши имена!»
- Это – искушение молодых лет поэта, пережитое им и отвергнутое. Он умер, как христианин. Перед смертью он сказал Вяземскому: «Требую, чтобы ты не мстил за мою смерть; прощаю ему и хочу умереть христианином». И этот итог свидетельствует о его истинном состоянии духа к тому времени.
Лариса замолчала, обнаружив вдруг, что ее уже давно слушают все, присутствующие за столом.
- Благодарю вас, Лариса Михайловна, за вашу веру и убеждения, - мягко произнес Василий Петрович. – В основном, только мы – старики, еще отстаиваем Святую Русь, а молодежь все смотрит на запад, прельщаясь ложными ценностями и словесной мишурой. А ведь епископ Феофан (Говоров) еще говаривал: «Западом и наказывал и накажет нас Господь, а нам все в толк не берется. Завязли в грязи западной по уши, и все хорошо…  Зло растет: зловерие и неверие поднимают голову, вера и Православие слабеют…» Предсказывают нам революцию по образцу французской. И мы должны из последних сил сопротивляться. Может и спасет Господь. Мне приходилось видеть женщин, не разбирающихся в политике, и женщин-революционерок, в наше время их немало. А вы так выделяетесь своим образованием и взглядами! Тем более, радостно мне принимать в доме своем единомышленницу, - завершил он.
Лара слегка напряглась – кажется, в эпоху она не очень вписывается. А так хотелось взять и рассказать этому молодому пижону о том, что ждет Россию благодаря трудам таких, как он.
- Да, Лариса Михайловна, поистине Господь привел вас в этот дом, - произнесла Елена Петровна. – Мой сын – атеист и почти революционер. И это причиняет всем нам глубокую скорбь. Но вы так глубоко верите, так образованы, может быть, вам удастся убедить его.
- Благодарю за добрые слова, Елена Петровна. Но человека трудно убедить в чем либо, если он сам не хочет разобраться, не ищет истину, а только стоит на своем. Однако, Бог Милостив, Он ждет обращения каждой души, и дает годы жизни именно для этого. Человек умирает только тогда, когда он все, что мог, сделал полезное для своей души. Бог вне времени. Он знает, на что способен каждый человек, что сделает он, если дать ему еще время. И забирает душу только когда она готова к Царствию Небесному, или потеряла всякую надежду на покаяние и только усугубит дальнейшими грехами свою посмертную участь. Так что, пока мы живы, у каждого есть шанс. Я сама была долгие годы слишком маловерной, и не признавала чудес Божиих, даже упоминаемых в Евангелии. Я все пыталась истолковать научным образом, либо же видела в описываемых событиях какие-то прообразы, но в чудеса упорно не верила, пока Бог не вразумил меня так, что сомнений не осталось. За это я очень Ему благодарна.
- Вы правы, милая, - вздохнула Елена Петровна.
Все поднялись из-за стола, и хозяин прочел благодарственные молитвы.
Вечером Лариса решилась навестить Марфу Григорьевну, мать Василия Петровича. Ей было жаль больную, одинокую женщину, не имевшую возможности даже спуститься вниз. Лара несколько опасалась знакомства с новым человеком, но решила, в случае необходимости, ссылаться на потерю памяти, все равно, больше ничего не оставалось. А избегать общения.., так неизвестно, сколько здесь еще пробыть придется, может и до конца дней.
Лара сообщила Елене Петровне о своем желании, посетить Марфу Григорьевну, и вскоре была приглашена наверх. Елена Петровна поднялась с ней и представила ее матери. Марфа Григорьевна оказалась симпатичной, худенькой старушкой. Она сидела в кресле, укрыв ноги пледом, и с интересом поглядывала на Ларису, Елена Петровна вышла, сославшись на дела, и оставила их наедине.
- Что ж, милая, рада видеть вас! – произнесла старушка негромко. – Вы жизнь моему сыну спасли. Да наградит вас за это Господь. Спасибо, что посетили болящую. У детей и внуков все дела, дела… Не до меня. Да я не жалуюсь, но гостям всегда рада.
- И мне очень приятно знакомство с вами, - ответила Лариса и неловко замолчала, не зная, что еще сказать.
- Вот, уж, десять лет из комнаты не выхожу, - продолжала Марфа Григорьевна, улыбнувшись. – И, слава Богу! Он все на пользу обращает. Сижу тут одна и молюсь. Молиться учусь хоть. А так бы светскую жизнь вела, сплетнями интересовалась. Сколько моих знакомых так и умерли, не успев о жизни вечной подумать. Все откладывали, откладывали. А ко мне Господь милостив, дал время. Скоро умирать уже.
- Марфа Григорьевна, может еще и исцелит вас Господь. Поживете.
- А зачем? Чтоб опять по дому бегала и о душе не думала. Нет, я не прошу исцеления. Пусть будет, как Богу угодно. Он каждому все только на пользу посылает. Я и про твою напасть слышала. Ты, девочка, не горюй, потерпи. А заодно и подумай, для чего Господь тебе дал это пережить, в эти именно условия поставил, - плавно перешла на «ты» старушка.
- Я думала… Может и мне это знак, чтоб к смерти готовилась?
- Ну, мы к смерти каждый день все готовиться должны. Никто не знает, когда душа тело покинет. Почему и говорят святые: «Имей память смертную, и вовек не согрешишь». Единственный это способ исправиться. А люди живут, как вечные, хотя не знают, доживут ли до вечера. Спросить бы у душ, умерших сегодня, многие ли из них ждали и были готовы? И мои внуки, вон, тоже до чего дошли, в Бога даже не веруют! Слышала, ты внучка моего хорошо вразумила. За это спасибо тебе особое. Совсем он от рук отбился. Боюсь за него, ох, боюсь. По плохой дорожке идет. Ты бы еще и с сестрой его Лизаветой пообщалась. Тоже девица ой-ей-ей… Шестнадцать лет всего, а язык какой, послушать страшно.
- Мы с Елизаветой не знакомы пока.
- Еще познакомишься. Елизаветой она себя звать не позволяет, оскорбляется. Надо, видите ли, Элизабет, либо Бетси. Все не по-русски, совсем родное позабыли. Ты прости, Ларочка, устала я. Как поволнуюсь, так и сердце колит. Прилягу.
Лариса распрощалась и вышла. Марфа Григорьевна показалась ей очень славной, и Лара дала себе слово ежедневно посещать ее.
Следующий день принес новые события. Во-первых, Елена Петровна, продолжая опекать Лару, предложила ей проехаться по магазинам. Поехали в собственном экипаже Василия Петровича. Чтоб Лариса не чувствовала себя стесненно, Елена Петровна протянула ей пачку чеков, подписанных Василием Петровичем. «Покупайте, все, что потребуется, не стесняйтесь», - улыбнулась она. Сдержанная и строгая, она, после разговора Лары с Мишелем, стала говорить с Ларисой чрезвычайно приветливо. Лара не стала, конечно, злоупотреблять щедростью Василия Петровича и купила только сумочку, так как ее сумка слишком уж отличалась от моды того времени и обращала на себя внимание. Ей было очень интересно наблюдать знакомые улицы в ретро-исполненнии. Наконец они вернулись в экипаж.
- Что вы, Лариса Михайловна, о ходынской трагедии думаете? Про все эти обвинения, которые газеты выплескивают в адрес Государя? – неожиданно поинтересовалась Елена Петровна.
- Да, что тут думать?! Клевета! – горячо отозвалась Лара. – Государь больше всех переживал о трагедии. Он и на панихиде по погибшим был, и средства пострадавшим выделил, и раненых в больницах посещал. Этот несчастный случай левые силы, конечно, сразу попытались против власти обернуть, - она вздохнула. – Много на Царя клеветы возводят, а сколько еще будет. Такого правителя Господь послал России, а она не ценит, отвергает, и страшно поплатится за это. А это наименование – «Кровавый», что усвоили ему революционеры, ведь на них самих и падет эта кровь.
Елена Петровна с удивлением смотрела на нее, но Лариса не заметила этого и продолжила:
- Император Николай II – великий, святой человек. Посмотрите, как сильна и велика сейчас Россия, а то ли еще будет. И как, притом, смирен сам Государь. Говорят, в личном общении, он необыкновенно скромен, интеллигентен. А в государственных делах всегда и везде блюдет интересы России.
- Простите, Лариса Михайловна, - не выдержала Елена Петровна, - А откуда вам столько известно? Такого в газетах не прочитаешь.
- Ну, у меня знакомые, я читала..., - совершенно смешалась Лара, поняв вдруг, что говорит то, что еще не известно в это время.
Елена Петровна не стала более смущать ее, понимая, что запинка может быть связана с потерей памяти, и предложила Ларисе заехать к ним, выпить кофе, а заодно и познакомиться с ее дочерью Елизаветой. «Может, вы и на нее положительное влияние окажете», - задумчиво произнесла Елена Петровна.
Елизавета встретила их в передней. Это была невысокая девушка, довольно симпатичная, темноволосая, с острым взглядом. Только излишне вздернутый нос несколько портил ее. Елена Петровна представила дочь Ларе, но та сразу поправила: «Не Елизавета, Элизабет или Бетси. Терпеть не могу эти книжные варианты. Еще бы «бедной Лизой» называли. Я вас, маман, сколько раз просила меня нормально представлять».
Лара сдержанно кивнула. Она вспомнила характеристику, данную внучке Марфой Григорьевной. Ссориться с девушкой сразу не имело никакого смысла. Лиза вышла, но вскоре появилась в гостиной, уже переодевшись. На ней было бледно-розовое, сильно затянутое по фигуре, и слишком, как показалось Ларе, нарядное платье вышитое золотой нитью. Неестественный румянец играл на щеках. «Вероятно, переборщила с румянами», - мелькнуло в голове у Ларисы. Лиза присела на край кресла и, жеманно отставив мизинец, взяла чашечку уже принесенного кофе.
- И откуда вы к нам пожаловали? – обратилась она к Ларисе.
- Лиза, перестань. Ты же все знаешь! – смутилась Елена Петровна.
- Знаю. И, между прочим, имею свой взгляд на все это, - дернула плечом Лиза.
В этот момент Елену Петровну в комнату заглянула экономка:
- Простите, госпожа, мне бы с вами побеседовать минутку.
- Извините. Я сейчас вернусь, - произнесла, выходя, Елена Петровна.
- Очень кстати. Я давно вам хотела сказать.., - развернулась к Ларисе Лиза, - только не хотела к дяде в дом приезжать, на поучения очередные нарываться. Мне вся ваша игра совершенно ясна.
- Какая игра? – недоуменно спросила Лара.
- Думаете, вокруг все – дураки, и никто не понимает, зачем вы тут?!
- И зачем же? – удивление Ларисы все росло.
- Наследство вас манит. Что ж еще? Думаете, женится на вас дядя, и все к рукам приберете? Он стар уже, жить недолго осталось. А вы и с положением, и с деньгами останетесь.
- Лиза, да вы что?!
- Не Лиза, не Лиза! Я же сказала! Думаете, у меня наследство из-под носа уводить будут, а я молчать стану! Не дождетесь!
- Элизабет, успокойтесь. Это все – абсурд! Я не думала даже о браке с вашим дядей. Вы ведь знаете, что я попала в его дом случайно.
- Ну, да, как же. Вы, верно, и покушение это подстроили, чтоб естественным образом к нему в дом попасть. Знали, что по-другому к нему не подобраться. А потом, небось, с сообщниками деньгами поделиться обещали.
- Да ведь я ранена была!
- Слегка задело. Конечно, для наглядности надо было пострадать.
Лариса была в ужасе. «А если так думают и другие члены семьи, да и слуги тоже? Откуда-то же девочка нахваталась этих ужасных рассуждений. Вряд ли она сама это все придумала. А может Елена Петровна специально привезла ее сюда и оставила наедине с дочерью. Девочке легче такое высказать в глаза», - все эти мысли пронеслись в минуту у Лары в голове. Она решительно встала и прошла к выходу.
- Правильно! Скатертью дорога! – неслось ей вслед из гостиной.
Лариса шла, куда глаза глядят, вытирая невольно набегавшие слезы. «Хорошо, хоть не накрашена, а то бы даже водостойкая тушь уже размазалась бы», - вздохнула она. Оглядевшись наконец, девушка обнаружила, что ноги привели ее обратно к монастырю. Она поднялась по старым, вытертым ступеням и вошла в храм.
Вечерня уже началась. Народу было немного. Лара встала в уголке, издали глядя на икону «Скоропослушницы». На душе у нее было очень плохо. «Как же они так могли?! – лезли в голову горькие мысли. – За что?! Я ведь им только добро сделала. Человека спасла, сама пострадала… Матерь Божия, что же мне делать теперь? Я – одна здесь. И эти люди неблагодарные… Обида, саможаление, обвинение других, - четко всплыли из памяти пункты последней исповеди. - И сейчас снова – все то же». Осознание собственного грехопадения сразу как-то отрезвило, слезы высохли.
Лара вдруг вспомнила, как в двенадцать лет устроила матери скандал, когда узнала, что та второй раз собирается замуж. Что там только не было сказано – и «ты меня бросаешь!», «он тебе дороже, чем я», «уйду из дома и умру где-нибудь на улице!». Бедная мать бросилась тогда утешать ее и, конечно, обещала замуж ни за что не выходить. Сейчас Ларисе было очень стыдно за свой эгоизм. Мать никогда больше не заговаривала о браке. Теперь, когда Лара устроилась на новую работу и переехала на другой конец города, мать осталась жить одна. И Лариса не чаще чем раз в две недели находила время навестить ее.
«Бедная, глупая девочка – эта Лиза, - подумалось Ларе. – Ревнует, переживает, да еще за наследство боится. Меня она и услышать не могла, так себя мыслями своими же напугала. Помоги ей, Господи!» – вырвалось из души. Лариса опустилась на колени и стала молиться.
- Ну, слава Богу, нашлась! – услышала она вдруг. В следующее мгновение кто-то коснулся ее плеча. – Лариса Михайловна, как хорошо, что вы здесь!
Она подняла голову и увидела Василия Петровича и Елену Петровну.
- Лариса Михайловна, милая, простите меня, ради Бога! Лиза рассказала, что она наговорила вам. Девочка уже наказана. Простите ее, - сокрушенно произнесла Елена Петровна.
- И скорее возвращайтесь домой. Похолодало уже, а вы слишком легко одеты. Простудитесь, а вам после ранения никак нельзя, - добавил Василий Петрович.
Лариса поднялась с колен.
- Спасибо вам. Вы только Лизу не наказывайте. Она почти ребенок и не ведает, что творит.
Лариса со всеми села в экипаж, красивые белые лошадки повезли их привычным маршрутом домой.
На следующий день, после обеда, Лара попросила Василия Петровича уделить ей немного времени.
- Василий Петрович, доктор рассказывал вам о моих проблемах. Вряд ли они разрешатся сами собой. Я тут подумала сегодня ночью… В общем, слышала, что в соседней губернии, в Кресто-Воздвиженском монастыре живет известный на всю Россию старец святой жизни. К нему со всех концов страны, и даже из-за границы, за духовными советами едут. И я подумала, может, стоит и мне к нему обратиться?
- Конечно, Лариса Михайловна. Я считаю, это – прекрасная идея. Здесь и ехать-то не особенно далеко. Мы это обязательно устроим.
На семейном совете было решено выехать через неделю. Сам Василий Петрович, при всем желании, поехать не мог, служба требовала его каждодневного присутствия. Однако, Елена Петровна выразила горячее желание сопровождать Ларису. И ко всеобщему удивлению, ее поддержал Мишель. «Это, к нашему разговору, Лариса Михайловна, очень интересно. Любопытно мне своими глазами увидеть якобы прозорливого старца», - заявил он.
Всю неделю Лариса горячо молилась, чтоб Господь вразумил старца Мартирия дать ей ответ – для чего она оказалась здесь и как ей вернуться в свое время? Это была последняя ее надежда. К кому еще, как не к человеку Божию, прибегнуть в такой безвыходной ситуации? Ей и хотелось встретиться с прозорливым старцем, уже прославленным в ее время в лике святых, и было страшно, что он увидит ее душу во всей ее неприглядности.
Выехали они рано поутру, после легкого завтрака. Погода стояла уже почти летняя. Лара любовалась рассветом из окна экипажа и думала о том, как прекрасны были родные места, пока их не обезобразили заводы, карьеры и прочие следы цивилизации. Елена Петровна дремала, Мишель помалкивал, тоже глядя в окно. Бравада его не могла скрыть, что молодой человек боится, что старец окажется действительно прозорливцем.
Через пару часов Елена Петровна проснулась и пожаловалась на головную боль. Лара только вздохнула, не могла же она достать из сумочки и дать ей темпалгин. Обедать остановились на постоялом дворе. Вскоре хозяин принес заказанный суп со щавелем на говяжьем бульоне, оказавшийся необычайно вкусным. К нему взяли крутые яйца, пирожки из телячьих мозгов и котлеты рубленые из курицы. Правда, на котлеты Лару уже не хватило. После супа с пирожками о пище она думать просто не могла.
Потом они продолжили путь. Лошадки шли легко. Лариса любовалась ими и подкармливала во время остановок сахаром. К вечеру они достигли очередного постоялого двора, где и планировали заночевать. Через сутки они должны были уже достигнуть монастыря. У Елены Петровны к головной боли добавилась боль в горле. К вечеру она уже почти не могла говорить. Жена хозяина двора принесла ей горячего молока с медом и сливочным маслом, и Елена Петровна сразу отправилась к себе в комнату. Лара и Мишель тоже не стали задерживаться, только слегка перекусили и разошлись по комнатам, чтоб назавтра выехать пораньше.
Но утром Елена Петровна просто не смогла подняться с постели. У нее был сильный жар, голос совершенно осип, голова раскалывалась от боли.
- Маман, мы без вас не поедем, - заявил Мишель. – Сейчас врача вам привезем.
- Нет. Это искушение, - прошептала Елена Петровна. – Бесы мешают во святое место попасть. Доктора мне и без вас привезут. А вы поезжайте.
- Может быть, Елена Петровна и права, - вмешалась Лара. – Это явное искушение. Лучше нам поехать и попросить старца помолиться о болящей. Я уверенна, Господь поможет.
- Да, да. Именно так, - кивнула Елена Петровна.
И Мишель уступил. Они стали собираться в дорогу, и через час выехали. Оба расстроено молчали.
- Вы вправду верите, что молитва старца исцелит мать? – наконец произнес Мишель.
- Верю, от всего сердца. Вы просто не представляете, сколько раз встречался с Божиими чудесами каждый православный человек. Мне рассказывали, а я раньше тоже не верила. Теперь понимаю, все это правда была. А мне все хотелось умнее казаться. Однажды священнику в лицо заявила: «Ну, нельзя же все евангельские слова воспринимать буквально!» А теперь понимаю, что все это – гордость и неверие. Прости, Господи! – Лариса перекрестилась.
Мишель искоса глянул на нее и промолчал.
- И что, все, что старец скажет, вы сделаете? – снова спросил он через какое-то время.
- Сделаю. Потому что верую, что через него Господь Свою волю являет. А если не готова сделать, лучше и не ездить было. Спросить и не сделать – это в еще худшее впасть, - вздохнула девушка. – Вы думаете, я не боюсь? – откровенно сказала вдруг она. – Боюсь, еще как. Но нет у меня другого выхода. И приходится себя переламывать, учиться свою волю отлагать.
Уже вечерело. Сумерки потихоньку густели, лес окружал дорогу темной стеной, монастырь все не был виден.
- Когда ж доедем?! – поминутно нетерпеливо спрашивал кучера Мишель.
- Доедем, барин. Не извольте безпокоиться, - неизменно отвечал кучер. От этого монотонного диалога Ларе становилось уже несколько смешно.
Неожиданно раздался резкий свист и одновременно вскрик кучера: «Бегите, барин! Разбойники!» Экипаж почти остановился. Лара застыла от неожиданности, но Мишель быстро сориентировался. Он схватил девушку за руку и выдернул из экипажа, одновременно падая в траву и доставая пистолет, так кстати оказавшийся при нем. Краем глаза он увидел, как кучер бросился в другую сторону. Сколько было разбойников, он так и не понял. Отстреливаясь в темные силуэты, он потащил Ларису в лес наугад. Громкий вскрик свидетельствовал о том, что он попал, а скорое прекращение погони о том, что он попал в главаря. Облегченно вздохнув, он замедлил бег, Лара уже задыхалась.
- Немножко еще потерпите. В лес поглубже забраться надо. Переночуем, а утром к монастырю пойдем, тут близко должно быть, не заблудимся, - проговорил он, продолжая тянуть девушку за собой.
- Да, да, я ничего… - прошептала Лариса в ответ.
Наконец они пошли шагом. Лара взяла было Мишеля под руку, но он неожиданно вскрикнул.
- Что с вами? – она развернула его к себе. – Вы ранены?
- Пустяки. Ничего серьезного быть не должно. Просто вы случайно раны коснулись, я и вскрикнул от неожиданности.
- Нет. Надо обязательно перевязать, - Лариса уже пыталась найти в темноте замок сумочки.
- Смотрите, там, кажется, избушка, - указал Мишель куда-то вправо.
Лара пригляделась и действительно увидела избушку. Они добрались до нее минут за пять. Домик был очень старый, крыша кое-где подгнила, и через нее можно было увидеть звезды. Но в углу оставалось сухое место, а возле очага лежала кучка поленьев. Мишель опустился на пол: «Эх, растопить бы. Спички забыл. Да ладно, ночь не холодная». Лара тем временем уже достала из сумочки зажигалку, которую всегда таскала с собой, так на всякий случай, и вырвала из блокнота несколько страниц. Она на ощупь выбрала самые тонкие палочки из кучи поленьев, уложила под них бумагу и подожгла. Горячий огонек осветил небольшую комнату.
- Сюда, поближе к огню перебирайтесь, - обернулась девушка к Мишелю. – Сейчас перевяжу вас.
Радуясь, что забыла вытащить из сумки лекарства и бинт, купленные за день до того, как она перенеслась в прошлое, Лариса наклонилась к Мишелю, перочинным ножом разрезала рукав и начала накладывать повязку, как учили когда-то в институте, на курсе первой медпомощи.
- Удивительная вы девушка, - улыбнулся он. – Все умеете, и даже бинт с собой носите. Кто вы? – пристально глянул он в глаза смутившейся Ларе.
- Вы же все знаете, - отмахнулась она. – А бинт – сами знаете, в дороге все, что угодно, может быть. Простая предусмотрительность.
- А чем вы подожгли бумагу? Это ведь не спички? Покажите.
Лара с неохотой достала зажигалку и щелкнула ей.
- Вот, смотрите. Ничего особенного. Это подарок одного знакомого, из-за границы привезен.
- Как странно. Я никогда не видел такого. – Мишель чиркнул колесиком. – И какое устойчивое пламя. Что в ней горит?
- Газ. Только не спрашивайте, какой. Я в этом не разбираюсь. Давайте лучше спать. Я сейчас вам сена подстелю.
Лариса стащила все сено, разбросанное по полу, в один угол и помогла Мишелю лечь.
- Спите. Завтра вам силы понадобятся. Неизвестно, сколько идти придется.
Он послушно лег и, кажется, быстро уснул. А Лара все глядела на звезды в щели крыши, сон не шел. «Что ж я это? Такая ситуация, а я лежу. Молиться надо! А то, с такими искушениями, до старца не доберемся» - решила она. Встав на колени, девушка поставила на окошко небольшую иконку Божией Матери «Казанская», которую всегда носила в сумочке, и стала читать на память вечернее правило, а потом горячо взмолилась Господу о помощи в пути и здравии болящих Елены и Михаила. Наконец, утомившись, она прилегла здесь же, под окном, и моментально провалилась в сон.
Утром она проснулась от того, что Мишель постанывал во сне. Лара коснулась его лба – у него был сильный жар. «Рана загноилась, - испуганно подумала Лариса. – Что ж делать то?»
Мишель открыл глаза.
- Попить бы, - глухо произнес он.
- Сейчас, я поищу, - Лариса отыскала у печи небольшой котелок. – Возле избушки, наверняка, где-нибудь есть ручей.
Она вышла в лес и, молясь, стала искать ручей. Минут через десять в сторонке действительно блеснула вода. Девушка набрала котелок и вернулась в сторожку.
- Пейте, - протянула она котелок Мишелю.
- Спасибо. Видно, мне не дойти до монастыря. Вы идите. Дойдете, тогда и помощь пришлете.
- Нет. Это исключено. Мы по-другому сделаем, - Лара вновь полезла в сумочку и достала «Левомиколь», что купила для матери, и амоксицилин - антибиотик широкого спектра действия, который ей посоветовали в аптеке. – Это надо выпить, - протянула она таблетку Мишелю.
- Что это? – он стал удивленно рассматривать аккуратный белый кружок, с риской посередине.
- Это лекарство. Ну, то же самое, что порошки, только спрессованное.
- Откуда это у вас? – спросил он, не спеша глотать непривычное лекарство.
- Послушайте, какая разница?! Пейте скорее. Это поможет вам встать на ноги.
Вздохнув, Мишель послушно проглотил таблетку.
- А теперь я сменю повязку, - Лара размотала бинт. Рана была воспалена, и слегка отекла. «Господи, помоги!» - мысленно произнесла девушка и достала тюбик с «Левомиколем». – Сейчас я нанесу мазь. Она снимет воспаление. Только не надо спрашивать, откуда она у меня, - произнесла она, нанося мазь на приготовленную повязку.
Мишель откинулся на сено.
- Лариса, я, может быть, скоро умру. Расскажите, откуда вы, кто вы?
- Не спекулируйте. Во-первых, вы не умрете…
- Почему? От таких ран умирают.
- Потому что я дала вам сильно действующие лекарства, и скоро вы почувствуете облегчение.
- И все-таки…
- А во-вторых, вы мне, все равно, не поверите.
- Зря вы так. Я уже понял, что вы – необыкновенный человек.
Ларисе очень хотелось рассказать кому-нибудь о себе, и она решилась. В конце концов, что она теряет? В крайнем случае, Мишель сочтет ее сумасшедшей.
- Хорошо, - она подошла и опустилась на пол рядом с ним. – Я расскажу…
Мишель слушал ее, затаив дыхание. Это было потрясающе. И совершенно ясно, что она не врала. Наконец Лара замолчала, и устало откинулась к стене.
- Вот так.
- Лара, вы… Я даже не знаю, что сказать. Но я верю, верю вам. Как же вам трудно сейчас!
- Да, нелегко. Но, видите, как Господь премудро устроил, приведя меня в вашу семью.
- Да, я, пожалуй, тоже близок уже к вере в промысел Божий. Но ведь получается, вы знаете будущее!
- Знаю, - вздохнула Лариса. – Может быть, я должна вам рассказать… - она помолчала пару минут. – Я буду говорить о самом важном, и страшном. Скоро, в 1904-1905 годах, будет война с Японией. Россия выиграет ее, но понесет тяжелые потери. Во время войны произойдет первая русская революция. Такое предательство со стороны собственного народа будет знаменовать начало конца. Результатом революции станет ограничение монархической власти. Все это время страну будет лихорадить, начнется страшная полоса террористических актов, будут гибнуть мирные люди, часто – случайные прохожие. И все это будут творить те, коим вы нынче сочувствуете, - не удержалась от укола Лара. – Берегите Василия Петровича. Погибнет множество должностных лиц. В 1914-м году начнется война с Германией, ее нарекут Первой Мировой. Она закончится для России лишь в 1918-м году подписанием позорного Брестского мира. Но этот мир будет подписывать уже не Государь. В 1917-м году произойдет две революции: в феврале – когда Государь будет арестован и вместе с семьей сослан в Сибирь, а власть возьмет так называемое Временное правительство, состоящее из представителей различных партий; и в октябре – когда Временное правительство будет свергнуто, и к власти придут большевики, самые страшные, кровавые революционеры.
- Лариса, неужели такое может быть в России?!
- Страшно сказать, но все это будет. Государя с семьей казнят в Екатеринбурге, Россия погрузится в кровавый омут. И всем будет не до войны с Германией. Мир большевики подпишут с большой радостью, и это будет очередным предательством. Их власть продержится до 1991 года. В России будут убивать за веру. Будет множество мучеников. Тех, кто не отречется от Христа, подвергнут страшным пыткам. Но Господь не оставит их и примет к Себе.
- Мы все погибнем… И страна… Как страшно.
- После 1917-го года против большевиков выступят те, кто не захочет жить под их властью. Сформируется, так называемое, белое движение. Они будут вести борьбу несколько лет. Беда только в том, что борьба эта, не смотря на преимущество в военных знаниях и силе, будет обречена на провал. В стане белых соберутся слишком разные люди. Кто-то будет воевать за свои разоренные имения, кто-то пожелает сам захватить власть, и лишь немногие будут желать восстановления православной монархии. Потому и потерпят белые поражение. Но уходить надо с ними. Последние белые, осознав, что дальнейшая борьба безсмысленна, эвакуируются за границу. Там многие смогут спастись, и вернутся к вере в тяжких условиях эмиграции. Но благодаря этому, православие вновь будет проповедано по всему миру, - Лариса замолчала.
- Я очень благодарен вам, что вы рассказали все это, - серьезно произнес Мишель.
- Да, хорошо. Поспите теперь немного. Может быть, станет легче.
Мишель действительно быстро уснул, а проснувшись через три часа, объявил, что чувствует себя настолько хорошо, что готов продолжить путь. До вечера еще было время, и они решили попробовать добраться до монастыря.
В лесу было хорошо. Птицы переливчато пели, солнце пригревало сквозь листву.
- А у вас есть какие-нибудь еще вещи из будущего? – Мишель в этот момент был больше всего похож на любопытного мальчишку. – Может покажете?
Лара усмехнулась. Ну что показать? Она достала из сумочки мобильник и включила его. По экрану поплыли рыбки.
- Что это? – Мишель взял телефон в руки. – Живая картинка?
- И это тоже. Но у этого устройства много функций. В первую очередь, оно предназначено для связи с другими людьми, находящимися на большом расстоянии. В воздухе возникают незримые волны, которые передают звук, и люди слышат друг друга через эти вот динамики, - Лариса указала на отверстия в аппарате.
- Надо же. Похоже на волшебство.
- Еще люди научатся записывать музыку так, что ее можно будет воспроизводить на таких вот устройствах, - Лара нажала несколько кнопок, и в лесу заиграла «Лунная соната».
- Какая прекрасная музыка! – Мишель снова взял мобильник и стал крутить его, пытаясь хоть как-то понять, как это происходит.
- Я не смогу вам объяснить тонкости работы этого устройства, - улыбнулась девушка, - в наше время будет, с технической точки зрения, все по-другому.
Они еще долго играли с телефоном. Лариса показывала фотографии, включала музыку, и только видео не решилась запустить. Время шло незаметно, и через пару часов они увидели вдалеке сияние монастырских куполов.
Их встретили приветливо и сразу провели в гостиницу. Мишель, сумевший сохранить деньги, заказал одежду, которую обещали доставить из ближайшего городка к вечеру. У кельи старца собралась толпа.
- Ох, долго нам ждать придется, - вздохнула Лара, глядя в окно.
- Не извольте безпокоиться, - улыбнулся пожилой монашек, устраивая их в гостиницу. – Я батюшке Мартирию скажу, что у нас дорогие гости, да еще и болящий. Он к вам после вечерни и пожалует.
До вечерни Мишель отдыхал, а потом к нему действительно зашел старец. Отец Мартирий был одет в старенькую ряску, он выглядел совершенно непримечательно. Ласково поглядывая на Мишеля через круглые очки, старец присел на стул рядом с постелью и неожиданно спросил:
- Ну, Мишенька, и как тебе будущее?
Мишель, не ожидавший ничего подобного, только ошарашено смотрел на батюшку. Он точно знал, что Лара еще не виделась со старцем.
- Батюшка, я не знаю, - выдавал он из себя наконец.
- Лариса – умница. Все правильно сделала. О дальнейшей ее судьбе ты не пекись, Господь все управит. И за маменьку не переживай. Она уже и с постели встала, приедет скоро, - продолжал старец. – Ты, главное, о себе подумай, о жизни своей, - и батюшка стал называть потрясенному Мишелю его давно забытые грехи.
Только через два часа он вышел из комнаты, оставив молодого человека оплакивать свои грехи.
Лара с нетерпением бродила по коридору, когда дверь наконец распахнулась.
- Батюшка, благословите! – бросилась она к старцу.
- Бог благословит! Во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! – старец медленно перекрестил ее.
- Аминь. Батюшка, мне бы поговорить…
- А что говорить-то? – старец ласково улыбнулся, проходя к ней в комнату. – Ты ведь все сама уже поняла. За гордыньку, за неверие тебе Господь это послал. Ну, а здесь ты все правильно сделала. Вернуться хочешь?
- Да, батюшка. Боюсь я того, что людям пережить предстоит. Вдруг не выдержу.
- Ну, у вас время тоже страшное. Антихрист грядет. Может и ты доживешь.
- Как же спастись, батюшка?!
- Совесть храни, будь каждый день к смерти готова, в молитве Иисусовой навыкай, она в самые страшные времена единственным спасением будет. Все ведь знаешь, читала столько – теперь пришло время исполнять. Ну, ладно, поди сюда.
Лара опустилась перед отцом Мартирием на колени, старец накрыл ее голову руками и стал молиться. Лариса потеряла счет времени, ей было так хорошо под ласковыми, сухонькими ладонями. Неожиданно она почувствовала, что на щеку что-то капнуло. Она автоматически стерла каплю и подняла голову. С неба шел дождь. В сквере было темновато. Лариса обнаружила, что сидит на той самой лавочке, на которой она уже сидела в день, когда перенеслась в прошлое. Только лавочка была теперь простой, деревянной, крашеной зеленой краской. Горели фонари. По улице неслись автомобили, отражаясь множеством огней в мокром асфальте. «Вернулась, - оформилась первая мысль. – Слава Богу!» Только было немного жаль тех, полюбившихся уже, людей из прошлого. Она достала мобильник и вызвала такси.