Глава одиннадцатая. Путь назад. Филити

   Приятного чтения)


   В эту ночную пору, когда на щелях деревьев щебетали сверчки, а небосвод был щедро покрыт звёздной пылью, Модун и Ронэмил шли с угрюмыми настроениями вперёд, по запомнившейся тропе.

   Вернувшись обратно в лагерь, они подметили уже спящих у костра солдат, военачальника, и связанного короля Бадцэра. Ни щитоносцу, ни одноглазому не спалось. Всю ночь они лучше узнавали друг друга, делились переживаниями и ожиданиями от будущего, а Ронэмил охотно открывался своим богатым жизненным опытом. Наболтавшись, они всё же смогли сомкнуть глаз и поспать до рассвета.

   – Подъём, ребята! – скомандовал Тиголь с зевотой, – Впереди дальняя дорога. Взбодритесь, новый день наступил и мы живы!

   На это заявление никто из горстки сонных солдат не обратил внимания; некоторые били себя по щекам, силясь прогнать слабину сна, иные подпрыгивали и махали руками, кто-то наскоро завтракал, а Модун и Ронэмил умылись из фляги ключевой водой, тем самым взбодрившись.

   Построившись, военачальник насчитал семерых солдат и рядом с собой одного наблюдателя, который держался особняком, изредка говорил, всё чаще всматриваясь в лицо щитоносца.

   Наутро, когда солнце только начало показываться из-за далёких гор, силясь пробиться сквозь высокие кроны деревьев, солдаты Её величества выступили вслед за военачальником и наблюдателем на лошадях.

   – Друзья, мы схватили этого поганца, – Тиголь тряхнул шеей короля, который был привязан за руки к его лошади, –
Теперь наш путь идёт обратно, к порту, к славному кораблю «Счастье моряка». Не верится, что мы наконец-то возвращаемся на родину, а?

   В ответ на это послышались редкие кислые мычание, но иные солдаты радостно выкрикнули одобрения, – видать соскучились по домашнему уюту и родным.

   Идя шаг в шаг во втором ряду по четыре человека спереди и трём сзади, Модун шёл рядом с Ронэмилом, который часто косился на летавших в небе воронов, мерзко каркающих, недовольно ругающихся.

   Не было ни полевой кухни, на барабанщика, на знаменосца: военачальник во время заварушки в замке Бадцэра не подметил того, как часть лерильцев смогла улизнуть с восточных ворот. Попав в редколесье, они устроили бойню тем, кто не был в состоянии дать достойный отпор, а именно единственный повар, один-одинёшенек знаменосец, и барабанщик вместе с носильщиками провизии и палаток. Военачальник теперь ясно понимал, как Безымянным удалось в замке, на лестнице, окружить их; несомненно, после бойни лерильцы вернулись обратно в то время, когда солдатам Её величества удалось пробиться к замку.

   Грустно вздыхая от потерянных людей, Тиголь в сердце винил себя за то, что не оставил с мирными людьми защиту, тем самым необдуманно загубив их. Но в то же время он понимал, что ему еле хватило воинов чтобы захватить короля.

   Следуя за военачальником, Модун наблюдал наскучивший ему пейзаж, а именно высокие бугорки холмов с серой травой-щетиной, неровный ландшафт, по которым их приходилось перемещаться, и редкие деревья, почти что безлиственные, скрюченные.

   Ведя незатейливый разговор со щитоносцем, Ронэмил всё чаще вглядывался вдаль, и видел своим острым глазом склад с продовольствием. Усмехнувшись, он поднял голову и увидел над собой рваные тёмно-серые облака, сквозь которых потоком света пробивалось солнце.

   Чуть погодя горстка солдат Её величества не без труда смогла приблизиться к складу с продовольствием, который в это время превратился в настоящий, полноценный захваченный лагерь. Нельзя было не заметить многочисленные сиреневые палатки, деревянные баррикады, и красующийся, гордо колыхающийся фиолетовый флаг с ликом королевы Солацины.

   Горстку солдат встретили с воем радости многочисленные воины, многие из которых до этого с унынием поглядывали сквозь баррикады вдаль, поджидая противника. Иные сразу же соскочили со своих мест, принявшись с азартом жать руки тех, кому удалось выжить в передряге в замке.

   Военачальник Тиголь с силой дунул в горн и, вскричав на всю округу, приказал построиться четырём дюжинам тех, кто недавно побывал вместе с ним в бою. Он помнил лица каждого воина, и даже имя так, словно бы они были ему сыновьями.

   – А халявщиков я не допущу! – пригрозил он тем, кто пытался тайком протиснуться в средние ряды, затерявшись среди соратников.

   Солдаты Её величества наскоро перекусили под бдительным присмотром военачальника; он видел, как иные воины силились схалтурить и проникнуться к его войскам для того, чтобы по-быстрому вернуться обратно на родину за лёгкими денежками. Таких солдат Тиголь всем сердцем презирал и жёстко наказывал плёткой; и всё же некоторых он взял с собой, надеясь найти им применение.

   Позавтракав, нейтральцы вновь построились; к ним присоединилась полевая кухня, и носильщики палаток и провианта, словом, добавилось радостей жизни. Ронэмил с унынием вспоминал времена, когда они вместе с Вельмолом по молодости впервые были со стороны горбриевских солдат наёмниками и то, что им приходилось сносить все тяготы войны, а именно питаться по минимуму, спать, подложив под себя куртку на промёрзлой земле, и часто голодать. Грустно вздыхая, он помнил, как к наёмникам относились с пренебрежением.

   Выступая вперёд, следуя за Тиголем, Ронэмил шёл вместе с Модуном в среднем ряду; впереди них и сбоку были те, кто уже побывал в бою и те, кто смог благополучно укрепиться в захваченных стратегических точках. Это несколько подбадривало одноглазого, потому как он знал, что глубоко в лесах ещё много кланов Безымянных, которые, быть может, устроили где-то впереди засаду.

   Пол дня армия Её величества шла сквозь плотный снег, через который с трудом угадывались очертания дорог и холмов. Заночевав у высоких кострищ, солдаты восстановились после изматывающего пути и наутро выступили вперёд, обратно на юг.

   На следующий день, не сбиваясь с взятого темпа, военачальник Тиголь часто слышал от короля Бадцэра недовольную ругань сквозь кляп во рту, чем смешил молодых солдат. Ещё несколько привалов делал Тиголь, видя уставшие, измученные лица продрогших до костей солдат.

   Вновь встретив ночь у костров, наутро ясного, безоблачного дня, армии Её величества впервые явилась безотрадная тундра в приятных, светлых тонах.

   Под ногами солдат проглядывались редкая зелёная трава, небольшие кусты начали цвести, вместо воронов в небе были слышны младенческие крики чайки; Модун улыбнулся, увидев из-за холма порт с кораблями и дальнюю гладь изумрудной воды.

   Приблизившись к порту, Модун крутил во все стороны головой, с изумлением глядя на следы продолжительного боя. Сейчас щитоносец понял, что Тиголь знает своё дело, он не зря оставил часть войск в порту, потому как на песчаном грунте находились многочисленные поверженные лерильцы и нейтральцы, на деревянных баррикадах виднелись следы запёкшейся крови и застрявших стрел. Ронэмил понял мысли Модуна и тоже с грустью подметил малочисленных оставшихся в живых солдат Её величества, которые с недоверием взирали с баррикад на их войско. Так же одноглазый заметил дотлевающие корабли нейтралитета, до которых, несомненно, удалось добраться Безымянным.

   К большому облегчению Тиголя, горстке солдат удалось выжить; на их лицах он видел изматывающую и не проходящую усталость, грязь, копоть от пожарища и редкие следы крови. Их взоры были мутными, но в них светлела надежда на то, что их возьмут на корабль, и они смогут после всех ужасов вернуться обратно домой.

   Военачальник поджал губы при виде измученных солдат. Подув в горн, с порта вокруг него собрались все оставшиеся воины, а это немногим меньше трёх дюжин.

   Взяв в грудь воздуха, он с радостью пророкотал:
   – Друзья, вы молодцы! Хвалю за отвагу, хвалю за преданность Её величеству! Отрадно видеть вашу мужественную стойкость перед лицом противника. Вы, несомненно, заслужили того, чтобы вернуться домой, к родным, за заслуженными деньгами.

   Военачальник Тиголь с помощью приказов офицера перераспределил войска так, чтобы халтурщики, не побывавшие в бою, заняли место вымотавшихся, одуревших после боя солдат с полубезумными взглядами.

   Солдаты с радостным настроем приблизились к кораблю «Счастье моряка»; их лица просияли счастьем.

   Взойдя на борт, Модун подметил уже знакомого капитана с криво-наигранной улыбкой, чья борода доросла ниже пояса. Военачальник с наблюдателем и двумя офицерами приблизились к хозяину судна, поздоровались за руки, и ушли в каюту капитана что-то обсуждать.

   Чуть погодя моряки подняли медленно надувающиеся паруса, отшвартовались от берега, и плавно поплыли к дальней еле заметной точке, к землям нейтралитета.

   Щитоносец и одноглазый приблизились к краю борта и глядели на берег порта с лёгкой радостью, которая всё же затмевалась сильным горем потери. Смотря на удаляющийся песчаный берег, Модун видел, как пенистые волны ударялись о круглые валуны, на которых рос тёмно-голубой мох. Он явственно слышал звук прибоя воды о берег, он видел накаты волн о судно, которые хоть ненадолго помогали успокоиться и рассмотреть грядущие события, взвесить их и обдумать.

   Плывя по бескрайней волнистой воде, они ощутили сгущающийся сумрак в небе и нехороший ветер, который, впрочем, был попутным. Видя чуть ли не доходящие до верха борта могучие волны, Ронэмил и Модун подобру-поздорову спустились вниз к палубам морякам, принявшись дожидаться окончания пути.

   Чем только не занимались одноглазый и щитоносец; они играли с моряками и солдатами в кости, живо переговаривались и даже позволяли себе после всего нехорошего изредка пошутить. Они питались три раза в день вместе с остальными, слушали, как повар, закрывшись на кухне, ворчливо ругал дырявую кастрюлю, чем смешил многих притаившихся за дверью людей.

   От скуки ночью Модун разбудил Ронэмила и они скрытно проникли в трюм, где отыскали для себя на выбор несколько потрёпанных, местами сгнивших книг. Это хоть как-то помогло скоротать обратный путь на родину.

   Сытно питаясь, начитываясь морскими приключениями неуловимых разбойников, они и не заметили, как быстро за книгами и беседами пролетело время.

   Наутро нового дня они прибыли в укреплённый порт нейтралитета, где виднелись флаги Её величества, где у берега люд разносил провиант, где солдаты точили оружия и готовились к скорому отплытию к неприятелям.

   Пришвартовавшись, судно ударилось о берег; Модун с Ронэмилом дёрнулись с места от неожиданности – они наконец-то вернулись обратно. Сойдя на берег вместе со всеми солдатами, королём Бадцэром, и военачальником с остальным руководством, их встретил у стойки с бумагами и деньгами возрастной купец, плотно закутанный в двойной коричневый свитер и бросающийся в глаза длинный шарф. Рядом с этим человеком стояли два угрюмых брата-близнеца, несомненно его телохранители.

   Солдаты смекнули что к чему, и охотно вместе с Тиголем по одному подходили к купцу. Военачальник помнил каждого солдата так же, как и их заслуги, а если чего-то не припоминал, то обращался к бдительным офицерам. Этим днём каждый из солдат получил заслуженные деньги за нехитрое, но опасное дело. Никто не остался в обиде, впрочем, никто и не был безмерно удовлетворён полученным.

   Взяв деньги, Модун и Ронэмил пересчитали их и хило улыбнулись друг другу, запихивая все медяки с редкими серебряниками по сумкам и карманам.

   Военачальник Тиголь предложил каждому по желанию не расходиться, а вернуться обратно в лагерь и, если угодно, вновь записаться в солдаты и начать удерживать стратегически важные точки от неприятеля по контракту.

   Прокашлявшись, Тиголь прогудел на весь порт:
   – И хоть Бадцэр у нас, нам понадобиться какое-то время чтобы его разговорить а затем и убедить сдаться и послать от его руки всем кланам весть, что король отдаёт победу нам. На это время нам нужно посильнее закрепиться в уже захваченных местах и держать отпор столько, сколько потребуется.

   Мало кто вызвался удерживать позиции, то были безудержные смельчаки, или отпетые глупцы, желающие получить, как они думали, лёгкие, приятно щекочущие руку денежки.

   Одноглазый и щитоносец махнули на всю эту затею рукой и вежливо дали военачальнику отказ. Они попрощались с уже знакомыми солдатами, которые плечом к плечу давали неприятелю отпор. Сердечно пожав руки возрастным воинам, хлопнув по спине молодых, Модун и Ронэмил вместе со многими другими отправились в разные стороны подальше от берега.

   Идя вдоль складов, видя носильщиков с мешками с зёрнами и солью, Модун осознал, что ему неминуемо предстоит встреча с матерью, которая уж точно не поймёт их, и даже вряд ли когда-нибудь простит за погибель отца. Вспоминая Вельмола, на душе щитоносца вновь сделалось гадко; стоило ему на мгновение отвернуться от отца, как того застал предательски меткий удар меча короля. Щитоносец помнил, что отец был во многих боях и вышел из них живым, и то, что он пал от одного жёсткого удара, заставило его задуматься о том, что смерть поджидает каждого из них за углом. Он дал себе слово действовать осмотрительно и осторожно, не торопясь, обдумывая ситуацию, не рвясь в бой.

   Дальнейший путь оба держали по дороге, местами заросшей низкой травой. По одной стороне ухабистого пути разлеглось поле с золотистыми, могучими подсолнухами на толстом стебле; На противоположной росли персиковые деревья с уже созревшими, ярко-солнечными плодами, которые так и хотелось сорвать и не думая съесть.

   Удержавшись от соблазна, Модун и Ронэмил с лёгкой грустью вздохнули, а щитоносец произнёс мучавшую его весь путь мысль:
   – Вряд ли мать встретит нас с добром.

   Ронэмил оглядел его одним глазом, покачал головой, как бы поддакивая, и со вздохом прошептал:
   – Приготовься ко всему. Я помню, Филити его очень любила и дорожила. Я бы на твоём месте стойко сдержал всё, что бы ни случилось.

   – Но она непременно должна узнать правду. По-другому я не могу.

   – Да, – глухо отозвался одноглазый, – Это правильно. Так и надо.

   Какое-то время они шли молча, каждый думая о своём. Миновав палаточный лагерь нейтралитета, они в последний раз окинули взором уже запомнившийся звездообразный каменный бастион.

   Чуть погодя они вышли на ухабистую дорогу, по обе стороны которой рос цветущий картофель, за которым ухаживали женщины. Стоящие рядом мужчины тоже не отлынивали: держа в руках мотыги, они помогали избавляться от сырников.

   Спустя пол дня путники добрались до распутья, где были обозначения пути к деревушке Докри и по склону наверх, к таверне «Пальчики оближешь». Чем дальше Модун поднимался, тем более его покидала уверенность, потому как он сердцем чувствовал, что грядёт неприятный момент.

   Идя наверх по скользкой после дождя дороге, Ронэмил понимал ситуацию щитоносца, и хотел было подбодрить его, но понимал, что это вряд ли поможет. Одноглазый знал: неминуемое должно произойти.

   Взобравшись по склону, Модун подошёл к уже знакомому трёхэтажному каменному дому, где в центре высилась кованая табличка с названием таверны.

   Щитоносец встал как вкопанный. Он прокашлялся, и слабо сказал:
   – Сейчас вечер, внутри таверны много народу. Я не хочу сцен на людях. Пусть всё произойдёт на улице.   

   – Я тебя понял. – отозвался Ронэмил.

   Одноглазый уверенно взошёл на веранду и проник в таверну. Дверь ударилась о новый колокольчик, который возвестил хозяйке о новом прибывшем госте.

   Именно этот момент ожидания того, когда вся семья выйдет на улицу и увидит его одного, без отца, щемил сердце Модуна холодной, стискивающей болью. Он не понимал одного: сколько всего он должен выдержать, чтобы вновь настали спокойные времена? Но до него дошло: со смертью Вельмола теперь многое измениться.

   В небе грянул раскатистый гром. Хлынул усиливающийся дождь.

   С искренней улыбкой первым из таверны вышел Ронэмил, за ним пожаловала чуть подросшая Сэндри и сама Филити. Тёплый взгляд матери и сына встретились, Модун сам того не понимая хило улыбнулся. Его подбородок задрожал, и она это заметила, недоумённо оглядывая его.

   Покрутив головой, ища притаившегося мужа, Модун понял, что Ронэмил ничего не сообщил ей. Филити прищурилась на далеко стоящего щитоносца и увидела у него за спиной топор отца. Этот момент пробрал холодом вдову до костей. Она отшатнулась назад, закрывая рот ладонями. И всё же не сдержалась и громко, истошно выкрикнула; именно этот переполненный страданием возглас отразился в душе Модуна очередной гадкой болью. Он незамедлительно подбежал к шокированной матери и кинулся к ней в колени.

   Теперь и Сэндри поняла, что случилось; она заплакала горькими слезами, принялась успокаивать обозлённую мать, которая била Модуна по спине кулаками, крича:
   – Нет, нет! Вы не могли так сделать, он должен был вернуться! До-о-лжен был вернуться ко мне назад!

   – Мама, пожалуйся, прости нас! Мы не смогли ничего сделать, клинок задел внутренности, прижигание не помогло, рядом не было медика, их перебили Безымянные...

   – Ты погань! – взревела рыдающая Филити, – Ты и мизинца его не стоишь! Убирайся от меня, пошёл прочь!

   Но Модун не отпускал колени матери, чувствуя по спине бьющие удары и то, как Филити хочет вырваться от него.

   – И ты тоже сволочь, – глянула она на одноглазого, боящегося встретиться с женщиной взглядом, – Дружочек называется! Где ты был, когда умирал мой муж?

   – Я собирал в лесу полезные травы... – с огорчением прошептал Ронэмил.

   – Травушку он собирал! Гады, убирайтесь! Чтобы я больше вас никогда не видела!

   Сэндри пыталась успокоить заплаканную мать, которой удалось вырваться от нежного захвата Модуна и оттолкнуть его на землю. Отстранившись, она отрицательно покачала головой на сына и под руку с дочерью ушла в таверну.

   Какое-то время Модун сидел на дороге под дождём. Всё произошло худшим образом. Мать не захотела, или не смогла его понять. Ронэмил кое-как переварил сказанные Филити слова, вытер под единственным глазом влагу и помог встать ослабшему щитоносцу с земли.

   – Ужасно... – прошептал Модун.

   – Да... И я не думал, что она вот так...

   – Меня точно домой не пустят. О тебе они лучшего мнения – забеги мигом в дом на третий этаж и положи фамильный Зубоскал на кровать, хорошо?

   – Конечно.

   Ронэмил взял увесистый топор и бегом побежал к таверне. Там Самон отвесил ему несколько лёгких тумаков с пинками, но, быстро объяснив случившееся младшему сыну Вельмола, тот со скорбью принял действительность. На скором бегу попав в спальню чернобородого, одноглазый положил на кровать топор и мигом удалился на улицу, слыша в спину проклятья от Филити.

   Выйдя на дождливую улицу, несколько оголодавший Ронэмил покосился на сумку Модуна; их глаза встретились и они, удаляясь от таверны, начали спускаться по склону вниз, жуя на ходу куски вяленого мяса. Держа путь к Горбри, все их мысли были направлены не на будущее, а на случившееся. Их сердца не покидала трагедия с шокированной, озлобленной горем Филити.


    Лебединский Вячеслав Игоревич. 1992. 05.09.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите в мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)