Хвост Арлекина, 4

ХВОСТ АРЛЕКИНА

                …Но за тобой тащился длинный хвост…
                Из песенки «О нашей встрече»
                (1964), автор — В.С.Высоцкий.

ПАЙЕТКА ЧЕТВЁРТАЯ. ПЕСНИ

                …Поделюсь хоть всеми папиросами
                и ещё — вдобавок, тоже — песнями…
                Из неназванного произведения
                (1969), автор — В.С.Высоцкий.

Раздвинуть мне их не довелось.
Кто-то гулко постучал в наружную дверь ближнего тамбура.
Женщина всполошилась, быстренько огладила своё обмундирование, надела пилотку и побежала открывать.
Я двинулся следом для подстраховки и из любопытства.
— Тётя Нина, можно к вам?
Это оказались те самые музыканты.
«Тётя Нина» говорила о них так, что я вообразил двух прыщавых пареньков. Нет, ошибся.
Один — рыжеволосый и рыжебородый Саша — явно вышел из комсомольского возраста, видом тянул лет на 30. Причёска и борода были совсем неухоженными. И не то чтобы просто давно не стриженными. Пряди свивались в сосульки, которые поначалу да сослепу я принял за дорогост`оящие дреды (их ещё называют «локи» или «дредлоки»). Зато из, скажу уж прямо, неопрятного скопища этих сосулек смотрели столь синие, столь идеально синие, чистые глаз`а! А голос — маленько охрипший, но всё равно приятный баритон. Без всяких затруднений отнесу его к лирико-драматической разновидности.
Второй голос дуэта с х`оду определил я как дискант (высокий мальчишеский). И опять ошибся. Партнёром (точнее: партнёршей) Александр избрал себе длинненькую тощенькую «пигалицу», а певческие возможности детей-девочек принято классифицировать двухступенчато: либо альт, либо сопрано. В данном случае — безусловно, второе. Не колоратурное, а опять же лирико-драматическое. Звали девочку Лёлей.
Одеты «артисты» были без запоминающегося шика: куртки и брюки дорожного к`олера, то есть немаркого. Аналогичные перчатки на руках, вязаные шапочки на головах, шарфы на шеях.
Обувь — тёмные кроссовки стиля «унисекс».
Нина провела «гостей» в пустующее 6-ое купе:
— Грейтесь, репетируйте.
Выше я упустил сказать про Лёлино личико — совершенно непорочное, чистенькое, светленькое… но с него глядели, у-у-у-у, такие пронзительные чёрные глаз`а, что впору было возгласить «атырд`еф» (или какое-нибудь иное слово, отпугивающее ведьм).
                *— * — * — * — *
Сидя на своём законном месте, я таращился в окно, любуясь сумерками, надвигавшимися на Беларусь тихо и мирно. Верхний свет в купе не включал. Лампочку над кроватью — тоже.
Спустя какое-то время мягко громыхнули буфер`а, и маневровый локомотив (предполагаю: мотовоз) неспешно потащил наши 2 вагона смыкаться с хвостом поезда №376.
Ещё через несколько минут в коридоре зазвучала песня на английском языке «One way ticket».
Дословный эквивалент названия на русском — «Билет в один конец». Первое её появление легкомысленные справочники датируют 1978-ым годом, первое исполнение приписывают диско-группе «Eruption» («Извержение»). Если не ошибаюсь — это квинтет (пятеро музыкантов). Или секстет (шестеро)? Как бы оно ни было — солировала тогда у них дамочка. Поэтому там есть следующие слов`а:
                «…gonna take a trip to lonesome town,
                gonna stay at heartbreak hotel.
                A fool such as I there never was,
                I cry my tears well…».
Переводятся они дюже минорно:
                «…хочу уехать в город, наводящий тоску,
                остановлюсь в отеле для разбитых сердец.
                Такой дуры, как я, там не было ещё никогда,
                лью слёзы ручьём…».
На с`амом деле мелодия известна аж с конца 1950-ых. В начале 1960-ых папа мой купил (по личному «блату») в магазине «Культтовары» и принёс домой больш`ую советскую долгоиграющую грампластинку — возможно, называлась она «Путешествие в Париж»? Или «Прогулка по Парижу»? Композитор Никита Богословский подвизался в той грамзаписи как конферансье. Произносил некий вступительно-затравочный спич, затем возвещал вкрадчивым тоном: «Итак, в путь отправился большой голубой экспресс…» — и какой-то инструментальный ансамбль живо «наяривал» эту мелодию (без вокала), создавая впечатление, будто ты с улыбкой, не выражающей ничего, кроме тупого бесстрашия, несёшься по звонким рельсам навстречу удивительному счастью.
А в 1969-ом с этой мелодией появилась «Синяя песня» на русском языке от «Поющих гитар». Но не произвела ни фурор, ни фургон, ни фураж, ни фужер… Почему? Текст, что ль, слишком слабым оказался? Однако лет через 10 тот же самый текст, переименованный в «Синий иней», исполнил ансамбль «Здравствуй, песня» — и мы были очарованы…
                *— * — * — * — *
Нынче один из когда-то очарованных высунулся в коридор из 5-го купе и настоятельно попросил:
— Кончайте это французское словоблудие, ребята, спойте-ка лучше по-русски, а?
Ребята переглянулись с лёгкой насмешкой, доиграли очередной английский куплет до конца, после чего незамедлительно и без труда переключились на «Синий иней». Мужчина тут же полез в кошелёк и выдал им два местных двухрублёвика. Саша и Лёля выразили свою благодарность ласковыми кивками.
Из открытой двери 5-го купе (свою я тоже открыл) донёсся женский голос с капризными нотками:
— Костя, скажи им, я хочу «Андрюшу»!
Тот огрызнулся:
— А может, «Казанову» тебе… под одеяло?
Пишу здесь оба слова — «Андрюшу» и «Казанову» — в кавычках. Ведь это — названия песен. Или во втором случае муж имел в виду конкретного итальянца, который навечно прославил (сам себя) в ипостаси неуёмного, неутомимого любовника?
Костя продолжил:
— Если сильно хочешь — вылезай сюда, отслюнявь пятёрку и заказывай себе то, что нравится…
Женщина не унималась:
— У-у, какой хитрый, сам 2 рубля заплатил, а с меня пятёрку требует…
Музыканты опять переглянулись — и полилась очередная «тематическая» песня:
                Мы едем, едем, едем
                в далёкие кра`я —
                хорошие соседи,
                весёлые друзья…
В оригинале у Сергея Владимировича Михалкова (Никитиного отца), кажется, не «весёлые», а «счастливые»? Но «артисты», похоже, решили сменить грустный минор разгульным мажором. Костина спутница (всё так же не показываясь в коридор) крикнула:
— Не эту, не эту!
Тогда они выдали:
                А поезд тихо ехал… на Воронеж,
                а поезд тихо ехал на Воронеж,
                а поезд тихо е-,
                а поезд тихо -хал,
                а поезд тихо ехал на Воронеж…
Она снова завопила:
— Да не эту!
Костя отозвался:
— Ну шо ты заладила — «не эту», «не эту»! Ребята должны твою пятёрку оправдать, а стараются на семь, а ты не понимаешь!!
Привлечённые звуками, повысовывались соседи из 1-го, 2-го, 3-го купе — с лицами, полными любопытства и ожидания. То есть: зрителями и слушателями оказались все 9 пассажиров — аншлаг! И ребята перестали прикалываться — с огоньком, энергично исполнили заявку тётки из 5-го:
                Эх, путь-дорожка,
                звени, моя гармошка…
В этой песне было всё: и мажор, и минор, и любовь, и разлука, и простота, и шарм, и улыбка Клавдии Ивановны Шульженко из далёких довоенных годов…
                *— * — * — * — *
«Гармошка», о которой мне сказала давеча Нина, была прекрасным аккордеоном размера 7/8 (семь восьмых) — сужу по количеству клавиш справа, их 37. У полноразмерной модели должна быть 41 клавиша. А слева — 120 кнопок. Этот (Сашин) инструмент — считай, не считай — обязан иметь 96. И он их имел! И нечёсаный рыжий Александр «имел» их как хотел — виртуозно, бегло, не экономя сил при нажиме.
Лёлина акустическая гитара выглядела вполне обычно: 7 металлических струн, чёрный гриф, симметричный тёмно-жёлтый кузов, очертаниями сходный с нормальной женской фигурой. Судя по мензуре и тембру — терц-гитара. Кварт-гитара меньше и звучание у неё более высокое. Рулетку к мензуре я не прикладывал, прикинул на глаз. (Мензура — если кто не знает — это длина рабочей ч`асти струн`ы от верхнего порожка до так называемой «подставки».) Управлялась Лёля со своим инструментом без натуги, легко, смело, свободно. Там, где требовалось, не только щипала стр`уны, но и пристукивала по деке в такт.
Гонорары собирались, конечно, не в шапку. Для них на левых рукавах «артистов» были аккуратно пришиты карманчики с изображением дважды перечёркнутой сверху донизу латинской буквы «S». Благодаря успехам перестройки все мы давно привыкли к этому значку — символу американского доллара как символу любых денег.
                *— * — * — * — *
От 5-го купе ребята передвинулись ко входу в моё. Я пригласил зайти, сесть. Отказались: стоя, дескать, удобнее, да и просторнее в коридоре.
Заказал старинный вальс «На сопках Маньчжурии» (со словами) и поинтересовался: который текст могут исполнить? Ответил Александр:
— По-нашему, все пять хороши! И все пять нам известны… Вас как звать-величать?
— Давайте без величания: Деда Туля.
— Очень приятно, будем знакомы. Вы сейчас до Воронежа едете?
— Да… да, мне тоже очень приятно это знакомство.
— Может, встретимся снова — при вашем возвращении…
— Не вижу препятствий, — произнёс я со смешком, пародируя важного начальника.
— Деда Туля, выбирайте из пяти, пожалуйста, сами.
Уподобляясь герою Высоцкого, я ещё хлебнул кваску и сказал:
— Тот классический (хотя все они — классические), который у Галича в стихотворении «Памяти Зощенко», знаете?
— Там, где гаолян навевает сны?
— Точно так!
Александр кивнул Лёле — и через несколько секунд полился требуемый вальс:
                Тихо вокруг…
                Сопки покрыты мглой…
                Вот из-за туч блеснула луна…
                Могилы хранят покой…
Поезд не мчался вперёд, а тёк неторопливо, словно равнинная река.
Я посмотрел в окно — за окном сверкнула молния. Вскоре — ещё одна. Въезжаем в грозу? Или она на нас наезжает? Да откуда взялась-то в эту п`ору г`ода?
Лёля проследила за моим взглядом — и стала сбиваться. Александр практически в одиночку дотянул куплет:
                Пусть гаолян
                вам навевает сны…
                Спите, герои, в далёкой земле,
                России родной сыны…
Досрочно сделал его финальным и попросил:
— Давайте опустим шторку. И занавески в коридоре задёрнем. Лёля моя панически боится и молний, и гр`ома. С детства. Готова забиться в любое укрытие, хоть под кровать, только б не слышать и не видеть.
Она тяжело дышала — и присела, стараясь очутиться ниже подоконников.
Я опустил шторку на окне в купе, после чего выскочил задёргивать занавески. Соседи поспешно делали то же самое в своих частях вагона.
Саша наклонился к партнёрше:
— Можем продолжать?
Она распрямилась и, кусая г`убы, кивнула.
— Деда Туля, ещё что-нибудь закажете?
— Эх, ребятки, у меня много заказов на языке теснится… Чтобы не во вред вашему здоровью было…
— Ничего, перетопчемся. Оглашайте!
— «Одинокая ветка сирени».
— Отличный выбор!
Спели. Я не унимался:
— А теперь — «В мансарде под крышей».
— Вам угоден польский вариант или русский?
— Русский.
— О-кей!
Спели. Я:
— А по-каковски вы знаете «Тум-балалайку»?
— Да по любасу! Хотите на идише?
И, не дожидаясь ответа:
                Штэйт а бохэр, ун эр трахт,
                трахт ун трахт а ганцэ нахт,
                вэмэн цу нэмэн
                ун нит фаршэмэн…
Я замахал руками:
— Нет, нет, это не то! Я разве похож на местечкового еврея? Дайте по-русски, пожалуйста!
— Извольте:
                Думает парень ночь напролёт,
                ту ли девчонку в жёны берёт?
                На ком жениться,
                чтоб не стыдиться?..
Я опять восстал:
— Хочу текст от Юлии Беломлинской. Не про парня, а про бедную девушку. «Девушке юной нечего жрать…», и она вынуждена продать себя в дом терпимости…
— О, да, теперь всё понятно! Только — пардон, Деда Туля, — не «жрать», а «ждать»?
— Прошу прощенья, сгоряча оговорился…
Пока бормотал эти извинения, ребята «ур`эзали»:
                Девушке бедной нечего ждать:
                тощей периной покрыта кровать,
                плоски подушки…
                Плачьте, подружки!..
Теперь заговорил сосед из 3-го купе:
— А я её как раз на идише хочу послушать…
Александр оборвал:
— Ждите, мужчина! Мы к вам обязательно подойдём!!
И воззрился на меня вопросительно. Я осведомился:
— Вы не устали? Утомил вас, небось, своенравный дед?
Ответ в два голоса (искренний ли?):
— Нет, нет!
— «Чистые пруды»?
— С удовольствием!!
Спели. Затем Лиля, стремясь развеять мои сомнения в искренности, сказала (не без намёка):
— Вы — щедрый заказчик и выбираете классные песни. Мы исполнили пять, шестую даём как бесплатный приз. Называйте, не стесняйтесь!
Я устремил свои очи в неведомую даль:
— В годы моей юности была популярна песенка «Возвращайся». Говорили, что якобы перевод с алжирского…
— А разве есть такой язык?
— Виноват, опять ляпнул второпях. Не с алжирского, а с арабского… или с берберского… В общем, родом она из Алжира…
— «…Много дней дует знойный сирокко…»?
— Совершенно, в д`ушу, верно!
— Лёля, нам понятно?
— Понятно!
И они спели своими лирико-драматическими голосами:
                Возвращайся!
                Я без тебя столько дней…
                Возвращайся!
                Трудно мне без любви твоей…
                Возвращайся,
                кто бы ни встретился на пути, —
                мимо счастья
                так легко пройти…
Всё безукоризненно знают, всё охотно и красиво поют. Их ничем нельзя смутить.
Без всякого колебания я сунул в Лёлин кармашек 20-рублёвый банкнот. Она сделала что-то вроде книксена… Или правильнее говорить «реверанс»?
                *— * — * — * — *
Ничем — кроме гроз`ы, разбушевавшейся за окнами.
Поезд плетётся еле-еле — и я, кажется, понимаю, отчего. Ветка Гомель—Брянск до сих пор не электрифицирована, тянет нас тепловоз. Опоры контактной с`ети, оснащённые мощными и надёжными заземляющими контурами (устройствами), здесь отсутствуют. Цельнометаллические пассажирские вагоны — лакомая мишень для атмосферного электричества. Они, бесспорно, тоже имеют заземление через колёсные п`ары и рельсы, но громоотводами отнюдь не являются. Над линиями электропередач навешивается специальный грозозащитный трос. А у нас тут какая грозозащита? — Да никакой, в общем-то. Вероятно, хотя бы минимум безопасности обеспечивает низкая скорость передвижения (ещё лучше было бы вообще остановиться под лесными кронами?). Поэтому машинист и не торопится.
Молнии всё бьют и бьют — практически каждую секунду. Гром не утихает. Возможно, мы въезжаем точно в «глаз» гроз`ы. Впрочем, принято говорить о «глазе», вкруг которого беснуется воздушный вихрь — ураган или тайфун. А у гроз`ы может ли быть «глаз»? Гроза же — это столкновение атмосферных фронтов. Оно происходит не в одной точке, а вдоль некой протяжённой линии. Тёплый воздух вытесняется холодным кверху (процесс именуется конвекцией), ввысь попад`ают запасы влаги — и вот, нате вам кучево-дождевое облако. Чем мощнее оно, тем сильнее чревато шквалами (внезапными резкими усилениями в`етра), а также осадками в виде града либо ливня.
Удивляет, что эта гроза — сухая. Не вижу дождевых капель на оконных стёклах.
А молнии всё бьют, бьют и бьют, и сопровождающие каждую в`олны грохота не замолкают.
Музыки из коридора почти не слышно. Как там сражается со своим неврозом девочка-певунья?
Я отправился посмотреть (а заодно и покурить), открыл дверь купе — и в этот момент молния, похоже, угодила-таки в наш вагон!
Повсеместно погасло освещение.
И не восстановилось.
И аварийное не включилось.
Сдох генератор?
Молнии, казалось, стали сверкать ещё ярче, а сопровождающие их звуки (отнюдь не музыкальные) — ещё громче, увесистей, раскатистей.
Закинув аккордеон себе на взгорбок, Саша вёл Лёлю навстречу мне — видимо, чтобы забраться в «своё» 6-ое и спрятаться в укромный угол.
Ну, а я?
                Если я чего решил —…
Уступил, как велит старинная патриотическая песня, молодым дорогу — и двинулся в сторону служебного помещения проводника. Точнее: проводницы. Блеск молний позволял различить: она «колдует» с переключателями на своём щите управления. Гром заглушал ругательства: похоже, задуманное не получалось.
Познаний у меня в вагонном щите — на оценку «ноль без палочки». Выкрикнул совет (совсем простой, но вроде бы как не совсем глупый): связаться с начальником поезда, пусть сам поможет или помощника подошлёт. Нина рявкнула:
— Св`язи тоже нет!
Я цокнул языком (кто услышал это цоканье?) и пробрался ощупью в рабочий тамбур, разминая сигаретку.

                К р а й    ч е т в ё р т о й    п а й е т к и

© Аффтар, 2019.

© Явные и неявные заимствования из текстов песен В.С.Высоцкого даны здесь с опорой на расшифровку магнитозаписей, датируемых 1964-ым, 1967-ым, 1969-ым и 1972-ым гг.