Концерт dead

Тесная комнатка, стул, стол, зеркало, дверь в коридор. Из зала доносятся звуки закольцованного вальса.
Викто́р уселся и посмотрел на своё усталое отражение: репья бороды в пол-лица, бездумные глаза с прищуром, лысина...
«Сколько там сегодня было людей? Ольга говорила о четырёхстах. Куплено билетов сто. Остальные – группа поддержки... Плохо работала клака, плохо!»
«Не удивительно...» – подумал внутренний голос.
Викто́р не среагировал: внутренний голос давно живёт сам по себе. Пододвинулся к зеркалу, оттянул нижнее веко, опустил голову, вглядываясь в яблоко.  Различил капилляры.
Самолёт завтра, надо отдохнуть...
«Фонд будет доволен: всё прошло по сценарию...» – подумал Викто́р.
«Фонд будет недоволен. Прибавилось ли баранов в стаде?»
Викто́р зло посмотрел в зеркало, оскалился и сказал:
«Гав!»
«Напугал! Ты сегодня опять просто тупо отработал номер. Куда девалась былая импровизация? Помню, что лет пять назад ты был убедительнее. А дикция, дикция! Набери в рот камней и читай свои вирши морю! Авось поможет».
Викто́р покраснел.
«Сегодня ты опять ушёл от вопросов из зала. И отшутился шаблонно Пушкиным. Это недопустимо!»
Викто́ру не возразил.
«Да ты вообще чуть не прокололся! Вспомни записку, что тебе сунули в руки. Помнишь, что там было?»
Пришлось вспомнить:
«Провокация врага! Что-то вроде: вопросы не задаю, ответы мне известны: во всём виноват Путин! А что ты без Путина? Пустое место!» – Викто́р был опять возмущён. Как тогда, в зале.
Внутренний голос отреагировал мгновенно:
«А ведь в точку! Неужели Фонд в тебе так ошибся? Впрочем, на твоём месте я бы прислушался. Ведь тебе это написал твой друг!»
«Что? Эту гадость?»
«Это сигнал: старые россказни уже не срабатывают. Ты своих туземцев пичкал старьём из девяностых. В качестве новых бус предложил стишок про Путина четырнадцатого года. А во втором отделении после типовых ответов на свои же записки читал анекдоты девятнадцатого века. Как пример: кто поверит, что в восьмидесятые Москва голодала, а ты ездил с концертами по деревням, чтоб заработать десяток яиц и тушку утки?»
– Это гипербола! – попробовал оправдаться Викто́р.
«Ты ухитрился объявить русских туземцами, которые продались за цацки, потом сообщил, что сама по себе их страна бл-дская... Разумеется, у зрителей появились вопросы: а что ты тут, в этой стране делаешь?»
Викто́р встал и, глядя на себя в зеркало, с пафосом громко продекламировал:
– Это моя родина!
«Что ж ты так её ненавидишь?»
– Её надо сделать достойнее, богаче, лучше! Нужна революция! Нужны умные правители!
«Судя по твоим пьескам, России никогда не везло на правителей: от Рюрика до Путина все были тупыми монстрами или пьяницами, которые беспокоились не о стране, а в своём кармане».
– Это – чистая правда!
«Ой, оставь эту реплику Ельцын-центру! Вывод, который сделали зрители: Россию не переделать! Никогда! Ты думаешь, поверили и завтра рванут?»
«Правильно! Пусть валят отсюда скорее!» – Викто́р сел.
«На Западе нищебродов и без твоих туземцев хватает! Зато они нужны Фонду здесь. Нужны злые, недовольные, готовые на всё люди! Так ты ещё одну глупость сморозил. Что тебе для бунта нужно двести тысяч... За что тебе Фонд платит деньги? Тебя зачем сюда прислали? Читал бы иммигрантам свои опусы в Тель-Авиве или Сан-Франциско! Мало платили? Разумеется! Ты – ведь неудачник! И не зря тебя гнали отовсюду ещё при советах! Вбей себе в голову: ты тут не потому, что тут твоя родина и могилы родственников, друзья и воспоминания... Ты тут живёшь, чтоб этой, как ты выразился, бл-дской страны больше не было!»
Викто́р позеленел от злости:
«Прекрати свои наставления! Кыш из моей головы! Изыди!» – и перекрестился.
Никогда ещё так с ним не говорил внутренний голос. И тут страшная мысль мелькнула в голове. Неужели ему в голову подсадили... Викто́р испугался, ожидая подтверждения. Но голос молчал.
Помогло!
Отпустило!
В комнату заглянула Ольга.
– Там зрители ждут. Хотят автограф на книги...
Викто́р встал, подумал, что сегодня пить не будет, прогонит Ольгу, сразу завалится спать, и молча последовал за администратором. Нужно перед этими тупицами поддерживать реноме борца за свободу.
«Улыбочку надень!» – противно подумал внутренний голос.