Таксидермия

  Соколов Сережа сидел в сквере. Если бы не конфликт с клиентом, то лучшего времени и места для бесцельного сидения было не найти: теплый вечер, солнце, запах осени. И этот островок покоя, обнесенный высокой, похожей на копья оградой: высокие березы и липы, дорожка со следами недавней метлы, не особо шумная детская площадка, удобная низкая скамейка и дом напротив скамьи.  Сталинский, мощный, с тяжелыми монументальными балконами. Сейчас закатно-розовый. В таких обитают счастливые и богатые люди.
Соколов не был ни счастливым, ни богатым: двухкомнатная квартирка с мамой, непредсказуемая, но скучная работа. Он ремонтировал холодильники. Очень редко неудачно - например, сегодня. А завтра будет жестокая разборка по поводу поступившей на него жалобы. Заслоняя вечерний сквер, вспомнился брызгающий слюной пузатый мужик, бегающий с мобильником вокруг развороченного агрегата:
- Кого вы мне прислали?! У вас что, нормальных специалистов нет?!
Также у Сережи Соколова имелся рюкзак с инструментами и старшая сестра, приезжающая к ним по воскресеньям со своим трехлетним бешеным сынулей. Поэтому детей Сережа не хотел. Да и жениться не стремился. Никуда не стремился, а просто сидел и смотрел на окна. Окна блестели вечной стеклопакетной новизной. И только одна квартира на четвертом этаже мрачно выделялась. Как раз посередине фасада. Отяжеленный слоновьими балясинами балкон дополнительно грузили витые кронштейны и колонны, связанные треугольником портика-козырька, в центре которого советская звезда. Балкон мертвенно пуст, рамы старые, деревянные. Четыре мутных окна; стало быть, квартира трехкомнатная. И если бы не открытая форточка, можно предположить, что она нежилая. И еще странное, похожее на солнечный зайчик пятнышко в левом, самом задрипанном окне.
Соколов представил себя там: выходной (или вообще работать не нужно), весна и тишина. Он отлично выспался, но еще зевая, еще в ленивой полудреме вылезает наружу и садится в кресло. У него на балконе будет кресло и столик. А мамы не будет, она останется на Гражданке. Чирикают скворцы, пробивается зелень, на детской площадке ни души, только осторожный, наводящий чистоту подметальщик. Он не мешает, потому что не виден, видны покрытые почками ветви берез и лип. В синем небе бледные остатки луны.  А все-таки интересно, кто в этой квартире живет?
- Надо же!
Рядом с Соколовым оказалась бабуля, севшая, пока он мечтал, передохнуть на скамейку. Отдыхала оттого, что тащила скребущую по гравию сумку.
- Надо же! – повторила бабушка, приглашая Сережу к сочувствию. – До дома осталось триста метров, а я дойти не могу. Чувствую, сил нет…
Она нагнулась и потрогала у сумки днище:
- Колесико отломалось…
И вздохнула. Так печально и с такой беззащитной, виноватой наивностью, что Сереже действительно стало бабушку жалко. Тем более, такая худенькая.
- Давайте я вам помогу.
- Вы?!
-  Я. Мне не трудно. Куда идти?
- Спасибо, молодой человек, не откажусь. А идти сюда.
Она кивнула на дом.
«Неплохо», - подумал Сережа. Встал, застегнул куртку, надел рюкзак с инструментами.
- А вам не будет тяжело? У вас у самого я вижу.
- Все нормально. Идемте.
Сумка была тяжелой и плотной. Что в ней несла эта бабушка, определить было невозможно. Также невозможно было предположить, откуда она возвращалась – светлый плащик, беретик с бантиком, лаковые «театральные» туфельки, крупная брошка, закалывающая шарфик. Явно, не из универсама «Народный». Они вышли из сквера, подлаживаясь под общий шаг, немного прошли по проспекту и свернули во двор, заставленный дорогими автомобилями. Бабушкин подъезд оказался посередине. Это Сережу почти не удивило. Удивился он, когда бабушка, прижав кнопку к домофону, словно извиняясь, произнесла:
- А вот лифт у нас не работает. Уже три дня. Мне на четвертый. Донесете?
- Донесу, не волнуйтесь.
- Как я вам благодарна! Вас как зовут?
- Сергей.
- Как я вам благодарна, Сереженька!
Дверь в квартиру также находилась по центральной оси.
Значит, та самая, - еще больше удивился Сережа.
Выглядела эта дверь не лучше запущенных окон – деревянная, местами облупившаяся, с единственной замочной скважиной под жестяной, обитой гвоздиками накладкой.
- Вот я и дотащилась, фу!
Бабуля радостно улыбнулась, приняла от Соколова сумку и запустила в нее свою худую ручку. Чем-то там щелкнув, вынула пятьсот рублей:
- Это вам, Сережа.
- Да вы что?
- За труды. Я видела, как вы напрягались. Держите. Или мало?
- Да что вы, в самом деле?! Я же просто помог.
- Как это чудесно! Ну тогда я вас без крепкого кофе не отпущу. И не сопротивляйтесь.
- А я и не сопротивляюсь.  – Сереже очень захотелось посмотреть, как живет старушка. Ну и кофе не помешал бы.
Вошли. И когда в прихожей вспыхнула люстра (похожие на колокольчики плафоны, граненый кристалл снизу) и мягко заблестел паркет, Сережа почувствовал, что квартира особенная. Словно вне времени – таким все было старомодно-старинным. Но в отличие от входной двери и окон, крепким, надежным и красивым. А он-то в квартирах бывал.
Бабушка предложила ему шлепанцы:
- Ногам будет легче. И сразу помойте руки.  Вот ванная, рядом туалет. Полотенце чистое.
- Как она! – Сережа мылил руки и смотрелся в идеально прозрачное, оплетенное керамическими цветками зеркало.
Потом он сидел в гостиной.  В той самой, с балконом со звездой. И рассматривал обстановку. Все больше и больше проникаясь подобием уважения к занятой на кухне Марии Николаевне – так она представилась, когда усаживала Сережу на мягкий, чрезвычайно удобный диван. Перед диваном, на маленьком коврике стоял низкий, инкрустированный столик. По углам изящные шкафчики. Одну стену занимал книжный стеллаж. На других висели картины и фотография строгого человека в военной форме. Были торшер и два кресла. Не было фикуса и столетника.
- Ну вот, - вошла Мария Николаевна. В темном платье (отчего стала еще суше), с подносом: кофейник, чашка, коробка шоколадных конфет, стаканчик с салфетками и темная бутылка.
Поднос лег на столик.
- Угощайтесь, Сережа, сами.
- А вы?
- А я просто посижу рядом. Вечером я кофе не пью. В бутылке ликер.
«Неплохо, - снова отметил Сережа. И налил себе кофе. Подумал… и добавил в него ликер. – Весьма неплохо живет бабуля»
Соколов жевал конфеты и прихлебывал, действительно, очень крепкий кофе, а она, невесомо устроившись в кресле, на него ласково смотрела. А тот даже воды не предложил.
- Устали?
- От сумки? Нет, конечно.
- Конечно, не от сумки. От работы.
- Почему вы так решили?
- Вид у вас несколько грустный.
- Да вышел сегодня казус. С одним знатоком. Я ведь мастер по холодильникам. У вас как холодильник, нормально работает? А то я посмотрю, если что.
- Спасибо, Сереженька, не надо. Он хоть и под стать всему старый, но исправен.
- Раньше делали на совесть.
И в этот момент Соколов поймал себя на странном ощущении – он никак не мог определить, сколько этой Марии Николаевне может быть лет. На улице казалась совершенной ветошью, а сейчас непонятно. И руки! – он заметил, что ногти на пальчиках бабули длинные и даже накрашенные. Аккуратные руки, не старушечьи. И не такая она уж и морщинистая.
Вопрос о возрасте хозяйки встал перед Соколовым естественным порядком – по всему видать, живет одна. Сколько еще протянет? А после? Кому этот весь этот антиквариат достанется? Кому бы ни досталось, а человеку повезло. Очень даже повезло. Здесь даже менять ничего не надо, почти музей. Только дверь сменить и окна. Интересно, как у нее на кухне и в других комнатах. Других комнат, как он понял, было еще две.
- Хорошо у вас.
- Да. И мне очень нравится. А ведь столько лет прошло, как мы сюда переехали. Квартирой папу наградили, он у меня был генералом. А дедушка ученым, я вам потом его коллекцию покажу.
- Угу. Это ваш папа? – Сережа кивнул на портрет военного.
- Да. Как мы сюда переехали, он сразу сказал – все! Больше мы никуда не дислоцируемся. – Мария Николаевна засмеялась.
И тогда Сережа увидел ее зубы белые и ровные. Как у молодой. Может быть, конечно, вставные.
- И как напророчествовал. Так я отсюда никуда и не дислоцировалась. И даже работала здесь рядом, в школе.
- Вы были учительницей?
- Да. Учила детей биологии и ботанике. Недавно подсчитала, сорок выпусков. А сама вот так и осталась бездетной. Это тоже судьба. Но и к лучшему. Потому что, когда появляются свои, чужие дети автоматически становятся плохими. А у вас детки есть?
- Нет. И даже не женат.
- И не торопитесь.
- Так значит, вы одна? – спросил Сережа и пожалел, что не сдержался.
- Почему одна? У меня много подруг, и Лерочка со мной живет. Племянница. Скоро должна прийти. Если вы не спешите, то дождетесь. Я почему-то хочу вас познакомить.
«Интересная бабушка, очень интересная! – подумал Сережа и поставил чашку на поднос.
- Сейчас я уберу и покажу вам дедушкину коллекцию, - Мария Николаевна проворно встала и вынесла поднос.
А Сережа подошел к балконной двери. Выглянул и увидел скамейку, на которой полчаса назад сидел. Глядя сюда.
- Надо же! Колесико сломалось… - он ухмыльнулся.
В комнате, находящейся рядом с гостиной жила Лера. Поэтому дверь в нее так и осталась прикрытой. А дальше, в торце коридора находилась комната с загадочной «коллекцией».
Коллекция (да и сама показавшаяся тесной комнатушка) Сережу поразила больше всего. Кроме стула, стола, заставленного банками, штативами, микроскопами и прочей атрибутикой никакой мебели не было. Пространство занимали полки с чучелами. Здесь были белки, кошки, собачки, зайцы… Как настоящие! Как будто они не набитые требухой шкуры, а живые. Только на секунду замерли. На ветке, на задних лапах, в иных, очень естественных позах. Стоит крикнуть или хлопнуть в ладоши, и зверье в испуге разбежится.
- Вот это да! – воскликнул Соколов.
- Нравится? – в голосе Марии Николаевны отчетливо послышалась гордость.
-  Пожалуй, да. Но как-то страшно. Но в любом случае великолепно! Это ваш дедушка делал?
- Начал он. Но кое-что принадлежит его ученикам.
- Как живые. Я восхищен.
- В этом весь секрет. Самому старому экспонату более ста лет.  Найдите.
- Не знаю.
- Вот этот! – довольная Мария Николаевна показала на лисицу, стоящую на особой подставке с золотой табличкой сбоку. Лисица держала в зубах котенка.
- Подобный дедушкин зверь имеется в Зоологическом музее. А еще один пудель в Лондоне.
- Да у вас здесь тоже музей. Можете водить экскурсии.
- И водила! Своих равнодушных к биологии школьников.
- Удивительно. Они в самом деле, как живые.
- Да. Приоткрою вам три секрета. Эффект создается позой животного, состоянием меха, который необходимо обрабатывать несколькими составами и глазами. Для их изготовления нужен особый материал, передающий живой блеск и нужное выражение. Но это дедушкина тайна.
- А где птицы? Почему нет птиц?
- Заметили? А потому, что другая специфика. И потом, птиц дедушка не любил.
- Никогда бы не подумал… - Соколов не договорил и неожиданно зевнул.
- Вы как ребенок! Те тоже от избытка впечатлений впадают в сонливость. Еще кофе?
- Охотно.
И Сережа вновь оказался в гостиной на диване. А Мария Николаевна исчезла на кухне. Вскоре там завизжала кофемолка.
Он позвонил маме и сказал, что задерживается. А потом решил от кофе отказаться – пора домой.
Может быть, племянница Лера пришла именно в это время – он не услышал. Но увидел, потому что новую порцию ему принесла молодая, очень приятная женщина. Его примерно лет, примерно около тридцати. Чем-то похожая на свою тетю: прямой нос, темные глаза. И умеренная худоба. И тоже в платье.
- Добрый вечер. Я Лера.
- А я Сергей. Очень приятно.
- Давайте пить кофе.
- Давайте. – вид Леры заставали Соколова забыть о намерении уйти. - А где Мария Николаевна?
- Тетя Маша прилегла отдохнуть. Она всегда волнуется, когда у нас гости. Правда, такое случается не часто.
- Так может, мне удалиться, чтобы не мешать? – Сережа удаляться не хотел - Лера ему понравилась.
- Не нужно. Тем более, что все готово – вот сахар, вот ликер, вот шоколад. Угощайтесь.
 Они пили кофе. Сережа без шоколада и сахара, но снова с ликером.
«Очень неплохо. – думал он, поглядывая на приятную женщину. А еще ему думалось, что было бы не плохо… Не сразу, конечно, быка за рога, а постепенно. И с симпатичной Лерой сойтись поближе. А там глядишь, и… И по воскресеньям восседать на балконе. Можно и не работать. Продать пару чучел, чтобы полноценно наслаждаться жизнью. Только без детей…»
Мысли были очень логичные. И кофе вкусен. Вот только спать очень хочется. Очень.
Желание заснуть стремительно нарастало – Соколову расхотелось вставать (на улице потемнело, уже давно пора уходить), прятать долгие зевки, шутить и осторожно флиртовать с Лерой. И мечтать о счастливой перспективе тоже не получалось. Просто, поправ приличия, завалиться на диван минут на двадцать.
Ему показалось, что так оно и произошло. Не совсем так – он, почти бессознательный, был поднят и с чьей-то помощью перемещен в полную темноту. Может быть, в комнату Леры. А может быть и нет - все путалось.
Все, кроме странных ощущений на шее. Что-то острое прогрызло кожу, ее начало жечь, но потом жжение, а вместе с ним Сережино помраченное сознание исчезли...
Очнулся он в полумраке и страшной вялости. Полумрак упирался в светлую плоскость, оказавшуюся окном. Без занавесок, с непонятным предметом на подоконнике. Но это не имело значения – предмет и окно, за которым начинался день. Важным было то, что Сережа не мог встать. Ноги не двигались, руки еле шевелились. Сам он лежал под одеялом. Раздетый догола. И было холодно.
Потом он заметил, что за стеной кто-то ходит. И понял, что находится в квартире у Марии Николаевны, в так называемой «Лериной комнате». Которая скорее медицинский кабинет, смешанный с химической лабораторией, а не комната. Бесчисленные полки с пробирками и банками, какой-то прибор, ящики, еще прибор, высокая порожняя капельница. В углу вчерашняя клетчатая сумка со сломанным колесом. То ли от нее, то ли нет исходил специфический аптечный запах.
К шее (он очень долго дотягивался слабой рукой до шеи) приклеена марлевая салфетка. Пластырем, крест-накрест. В том самом месте, где вчера жгло. Значит, это ему не казалось и не приснилось.
- Мария Николаевна, - шепотом позвал Сережа.
На шепот ушли все силы, и ему снова захотелось спать.
И он заснул. И неизвестно, когда вынырнул из густого сна опять. Рядом сидела Мария Николаевна. Может быть, и Лера, потому что бабушка заметно помолодела. Или состарилась Лера.
- Ну как вы, Сереженька?
- Не знаю. Что со мной?
- Вы готовитесь к переезду. Вы же хотели?
- Что?
- Здесь жить.
- Не знаю. Я очень хочу пить.
- От киселя не откажетесь? Питательный, натуральный.
- Воды бы просто. И маме позвонить. И на работу…
- Какая сейчас работа, Сережа?
- Не знаю.
- Вот именно. Ваша работа лежать и пить кисель. Я помогу.
Женщина вышла. А Сережа догадался, что подоконнике что-то оптическое, вроде телескопа.
- Это что? – спросил он, когда женщина вернулась с бутылкой.
- Это мой глаз, – она хихикнула. Соколову стало страшно.
Но потом, когда он был напоен (или накормлен) из соски тягучей сладковатой смесью, страх прошел. И больше не возвращался – как есть, так и есть. Что будет, то будет. И даже эти мудрые, но покорные слова исчезли, осталось притупленное безучастное внимание – просто смотреть. Или лежать с закрытыми глазами, пока за окном медленно темнеет. Пока из артерии жадно сосут кровь. Остатки.
 Нет, хватило еще на сутки, в течение которых… Не вспоминалось. Скорее всего, он спал. Там во сне, точно повторяющем лабораторию, в которой Сережа уснул, появился строгий человек.
- Значит, как всегда? Мозг, сердце и печень?
- Как обычно, - ответила Мария Николаевна.
- В обмен на кого?
- На рыжего кота. Пушистый, наглый, ленивый.
- Поза?
- Допустим, ловит муху. Левой лапой.
- Хорошо.  Ставьте чайник.
- Ну как? – обратился человек к Сереже.
Сережа не ответил и закрыл глаза. Перед окончательным исчезновением он услышал, как включился прибор и звякнула   банка. И даже успел учуять, что еще сильнее запахло аптекой.