Лунное Солнце. Глава 2. Королевский замок

      Дралония многим отличалась от родины Эмилии. Так сразу и не скажешь, что у Лормунии и этой страны, в которую она сегодня прибыла, общая история появления.

      Принцесса осторожно отодвинула бархатную занавеску маленького окна дверцы кареты и принялась с интересом разглядывать улицы Санрела. Все большие особняки и замки, видневшиеся вдалеке, обладали резкими очертаниями, остроконечными крышами, небольшими статуями, похожих на драконов абсолютно разных видов, и у всех этих зданий в цвете и дизайне стен преобладали чёрные или серые цвета, и если и были какие-либо другие цвета, то это всего лишь их тёмные оттенки. Мрачновато как-то, особенно по сравнению с белыми или серебряными замками Дралонии, где статуями были изображения животных или мифических существ, наподобие фей или эльфов, а вместо чёрных остроконечных башенок в родной стране Эмилии были белые колонны с красивой резьбой или вырезанными в них рисунками. Но всё-таки и в мрачных зданиях были красивые мелочи: балконы из тонких чёрных прутьев и стены многих зданий, которые были обвиты металлическими виноградными лозами, так как по преданиям драконы дралонского клана любили виноград. Именно поэтому Дралония всегда славилась лучшим вином на материке. Также Эмилия заметила, что домики обычных граждан, занимающихся вполне повседневными делами, то бишь различными ремеслами, выглядели почти так же, как и домики таких же людей в Лормунии — сделанные из древесины, аккуратные и с обычными треугольными крышами. Это приятно согрело сердце Эмилии, которое часто билось от волнения, и она с интересом разглядела поля и плантации, находившиеся за пределами столицы Дралонии. Видимо, это ещё одна вещь, к которой ей придётся привыкнуть (хотя в душе принцессы тлела надежда, что привыкать к чему-то дралонскому ей не придётся), ведь в её стране большую территорию занимали густые заросли лесов, а здесь — плодородные участки. Но, судя по всему, многим здешним жителям вполне комфортно жить и работать на таких плантациях: вдалеке виднелись маленькие хижины трудолюбивых жителей Дралонии.

      А вот сами дралонцы внешне немного отличались от лормунцев (благо, и тот, и другой народ говорили на одном и том же языке) — они были смуглее. Странно было видеть таких людей после лормунцев, которые с волнительным трепетом берегут свой почти белоснежный оттенок кожи, начиная с простых дворянинов до особ королевских кровей. Эмилия, конечно, тоже заботилась о своей коже и сейчас, поняв, что солнечные лучи в этой стране гораздо вредоноснее, чем в Лормунии, натянула на себя маленькую дамскую шляпку, хотя до ужаса не любила напяливать что-то на свою голову. С самого детства лормунские гувернантки всегда говорили ей: «Ваше Высочество, возьмите с собой зонтик! Веснушки на Вашей коже — это изъяны, показывающие пренебрежение леди к своему внешнему виду. Конечно, Эмилия всем своим видом показывала, как ей всё равно на такие мелочи, но воспитание и желание не расстраивать свою мать, первую леди королевства, брали верх в подобных ситуациях. А в таком возрасте жест «спрятаться от солнца» стал привычкой.

      Смуглые лица разглядывали кареты с изображением герба Лормунии, повозки, набитые какими-то вещами, и стражников в серебряных доспехах на конях. И вся эта свита лормунской королевы и её юной дочери-принцессы разъежала по главной королевской дороге, выложенной из камней.

      — Посмотрите, лормунцы едут!

      — Какой герб красивый!

      — Неужто сама королева?

      — Снова везут новую невесту королю?

      — Опять лормунская принцесса?

      — Ой, а какие доспехи-то у стражников!

      — Это едет наша новая королева?

      Эмилия видела лица, обращённые к ней, и все их обладатели смотрели на неё с совершенно разными выражениями: улыбки, радость, любопытство, подозрение, восторг, усталость, жалость и даже грусть. Но все они оценивали её как новую невесту Арилона и свою будущую правительницу, а сама она в свою очередь разглядывала всех тех, кто ей улыбался, кивал и махал ладонями, кто, совсем ещё не зная её, громко называл её королевой, и Эмилии вдруг стало стыдно и неудобно, что она косвенным образом предаст всех этих людей, возлагающих на неё надежды, если ей удастся избежать брака с Арилоном. Чтобы хоть как-то заглушить чувство вины, возникшее внутри неё, она улыбнулась людям и собралась помахать им рукой, но прямо над своим ухом услышала голос матери:

      — О, Всевышний! Эмилия! — Элоиза резко задёрнула штору и укоризненно взглянула на свою дочь. — Это же дурной тон! У тебя ещё будет предостаточно времени поприветствовать своих будущих поданных.

      «Надеюсь, что нет» — подумала Эмилия, замахав на себя кружевным веером — в карете была ужасная духота. Вслух же принцесса сказала:

      — Простите меня, мама.

      В общем, несмотря на мрачные очертания здешней архитектуры, город показался ей не очень ярким, но определённо живым. Дорогу прибывшему из другой страны шествию уступали множество наездников и повозок. Люди толпами сбегались к дороге, некоторые даже шли следом до тех пор, пока карета Элоизы и Эмилии Лормунийских не добралась до королевского замка, всегда производившего большое впечатление на всех прибывших.

      Высокое, громадное здание, сделанное из тёмно-серого камня Огненных Гор, было немногим больше замка лормунского короля, но оно сильно и морально влияло на любого человека, решившего взглянуть на него, и придавливало его личность своей ужасающей величественностью, вызывая страх и лёгкую дрожь. Множество остроконечных башен замка возвышались над народом, а алые флаги, совсем немного развивающиеся на лёгком ветру, нисколько не облегчали это чувство.

      Эмилия никак не могла понять — это влияние нанесено волшебством или нет? А влияет только на неё или на других тоже? «Какое жилище, таков и его хозяин» — так говорил ей граф Рейв, когда она бывала в его особняке. Но сейчас это внезапно возникшее воспоминание усугубило ситуацию. Мурашки мелкой дрожью пробежались по телу Эмилии, пока она разглядывала тёмные стены, металлические узоры виноградных лоз и фонтан с большим чёрным драконом из камня, находившегося посреди площади перед замком. На этой же площади собрались горожане, а на крыльце замка стояла знать Санрела, большей частью из которой являлись придворные дамы и господа.

      Когда прозвучали фанфары, и Элоизу с её дочерью объявили, Эмилия вслед за своей матерью вышла из кареты, рассматривая каждого джентльмена, стоящего на крыльце замка, и тем самым пытаясь взглядом отыскать короля. Шагая рядом с матерью, она придерживала тяжёлую юбку своего платья и улыбалась народу. Ей так и не удалось обнаружить у замка короля, поэтому Эмилия почти незаметно шепнула Элоизе:

      — А разве король не должен встречать нас вместе со всеми?

      Королева Лормунии, прикрывшись веером, ответила:

      — Должен, но в данной ситуации такое поведение допустимо. Член нашей семьи поступил как изменник, поэтому Арилон имеет полное право поступать так, как ему вздумается.

      Принцесса нахмурилась, опустив глаза в пол. Её задача ещё сильнее усложнялась. Раз Арилон их не встретил, то он либо очень зол, либо относится к её семье с холодным пренебрежением — и то, и другое ухудшало характер короля Дралонии в глазах Эмилии, и от цветка её надежды постепенно отпадали лепестки.

      Первым, кто должным образом поприветствовал её (то бишь снял шляпу и в лёгком поклоне поцеловал руку принцессы) оказался герцог Эстер Де Зелос, представившийся как личный советник Его Величества. И Элоиза, и Эмилия поняли, что именно этот молодой человек и выполняет множество важных обязанностей, часть из которых должен делать король. Пока герцог извинялся за отсутствие своего правителя и объяснял, что Арилон весь день очень занят и вернётся только к вечернему балу-приёму в честь приезда королевы Лормунии и будущей королевы Дралонии, Эмилия с едва заметным интересом разглядывала его лицо. Эстер был красив и обладал выразительными чертами лица, среди которых больше всего выделялись живые синие глаза — на них то и дело спадали тёмно-каштановые локоны. Но его лицо привлекало к себе внимание далеко не этими признаками, а огромным и в какой-то степени совсем непривлекательным шрамом, рассекавшим бледно-розоватой широкой полоской смуглую кожу герцога и простиравшегося от брови до подбородка по правой стороне лица. Эстер прекрасно знал, что этот уродливый шрам немало портит его внешность, но нисколько не стеснялся этого, поэтому смело встретил любопытный взгляд Эмилии, и та сразу же смущённо отвела взор.

      Принцесса пробежалась взглядом по другим господам и дамам, ни на ком не задерживаясь. Вся знать смотрела на неё либо с любопытством, либо с плохо скрываемой завистью или недоверием. Давно привыкнув к подобному роду внимания к своей персоне, Эмилия всего лишь лицемерно улыбнулась одновременно всем, хотя все понимали, что сделала она этот лишь из-за своих манер, и эта слащавая улыбка на бледноватом лице принцессы Лормунии не предназначалась кому-то отдельному или всей толпе. Единственная, на ком Эмилия задержала взгляд, оказалась девушка с длинными почти белыми волосами. Она стояла дальше всех, держа в руках зонтик в качестве защиты от беспощадных лучей солнца, но в отличие от тканевых и кружевных зонтиков других дам, её зонт был будто бы бумажным с изящными узорами и чёрными иероглифами. «Наверное, она — неаджейнка» — проходя вслед за герцогом и своей матерью в замок, подумала Эмилия, напоследок мимолётно рассмотрев иностранку и заметив, как узки её чёрные глаза, как белоснежна её кожа (даже светлее, чем у Софии) и как длинны рукава её кимоно. Принцесса не стала долго о ней думать, чувствуя сильную усталость после дороги. Ей не терпелось поскорее расслабиться в тёплой воде, пахнущей лавандовыми маслами, чтобы всё перестало так напряжённо ныть от долгого пути сюда.

      К огромной радости принцессы, её почти сразу же привели в новые покои (благо, пока Эмилия не стала женой короля, ей было положено спать отдельно от него), чтобы она готовилась к небольшому вечернему торжеству. Но вместо того, чтобы готовиться к балу, к встрече и предстоящему разговору с королём, Эмилия плюхнулась на мягкие перины кровати и зарылась головой в подушки. Ей совсем не хотелось ходить на какие-то там светские вечера, где будет куча людей с масками вместо лиц, или разговаривать с королём, который живёт в таком устрашающем замке. Охота было просто заснуть. Но теперь потребности принцессы вставали на второе место, ведь ей так нужно поговорить с королём или хотя бы договориться о личной беседе, потому что на балу, в окружении всех этих незнакомых ей людей, разговор вряд ли выйдет хорошим. Да, она поговорит с ним, ей точно удастся убедить его, и тогда Эмилия сможет избавиться от оков, которые на неё напялила сестрица, а потом она снова будет спокойненько жить, не думая о каких-то там королях и важных беседах. Дайте ей лишь только поговорить с королём и…

      Но спокойно подремать или хотя бы просто полежать на мягкой кровати ей не дали. В покои зашли три горничные, уже готовые купать и одевать свою новую госпожу, но, к их огромному удивлению, новая госпожа рассмеялась и сказала, что им совсем не нужно так её опекать, а то ведь привыкнут. У неё есть своя служанка и, если им действительно так уж неймётся позаботиться о «госпоже, к которой совсем не нужно привыкать», пусть во всём слушаются Зоу.

      Все трое немного удивлённо взглянули на светловолосую и молодую лормунскую служанку, которая разбирала вещи Эмилии и попросила их принести в вёдрах тёплой воды в ванну, стоящей в углу комнаты за белой ширмой.

      Только они покинули комнату, как Эмилия поднялась с кровати и, шагая по спальне, принялась рассматривать интерьер. Она испытала удивление и радость при этом, ведь всё было оформлено под стать её вкусу: аккуратно, комфортно, без вульгарных излишеств и в двух любимых принцессой цветах — в бежевом и зелёном. Александра точно не жила тут прежде, потому что любила более яркие и броские цвета. Но Эмилия чуть не потеряла дар речи, не сразу заметив из-за усталости, как много в этой спальне ваз с цветами. А каких только цветов тут не было: ромашки, астры, ландыши, гладиолусы, хризантемы и другие цветковые растения, названия которых принцесса даже не знала. И самое странное, что все они были исключительно белыми. Можно подумать, что в королевском саду Дралонии растут лишь белые цветы.

      — Обязательно также оформлю свои покои, когда вернусь домой, — тихо произнесла Эмилия, вдыхая душистый аромат цветов. — Как ты думаешь, — обратилась она к горничной, — откуда Арилон знает, что я люблю белые цветы?

      — Я не знаю, госпожа. Возможно, вы когда-то ему сказали об этом.

      — Нет, насколько я помню, мы с ним лично вообще не разговаривали.

      — Тогда это кто-нибудь другой.

      — Странно, — нахмурилась Эмилия. — Я об этом никому не говорила. О моём пристрастии к белым цветам знаешь только ты, Зоа, но ты ведь ни с кем, кроме меня, и не говоришь.

      Совсем скоро Эмилия оказалась в тёплой воде в небольшой медной ванночке за ширмой. Зоа натирала светло-коричневые волосы Эмилии ароматными маслами, которые пахли либо чем-то сладким, либо цветами. Принцесса каждый раз при такой процедуре закрывала глаза, представляя, что она находится в саду Лормунии и пьёт свой любимый чай из лепестков красной розы, вкушая всякие сладости. Ох, поскорее бы вернуться домой и снова сидеть в саду, беседуя о чём-то с лордом Рейвом. И где же он только пропадает?

      Чуть позже после долгого выбора на неё надели бальное платье, которое очень понравилось принцессе, но от волнения Эмилия часто дышала, и платье из-за этого было немного туго ей в области груди. Принцесса из-за такой раздражающей мелочи даже хотела переодеться в платье с открытой спиной, но передумала.

      Напоследок принцесса, сжимая в кулаке кулон своей бабушки, помолилась Создателю, чтобы он помог ей уговорить короля Дралонии, и, заранее натянув на лицо лицемерную улыбку, отправилась на бал, мысленно задавая себе важные вопросы. Почему с ней так поступили родители? Зачем и куда сбежала Александра? Где и почему так долго пропадает граф Рейв? И главное, верить ли слухам об Арилоне? Слишком много вопросов, но Эмилия не отчаивалась и уверенно шла вперёд, зная, что она найдёт ответы в любом случае.

***



      Пока юная принцесса направлялась на бал, пытаясь убедить себя в том, что всё, задуманное ею, получится, в самой дальней и самой высокой башне замка Его Величество Арилон Дралонийский пытался вытащить из одного пленника ответ на один очень важный для него вопрос. Герцог Эстер Де Зелос шагал по узким коридорам, освещённых горящими факелами, нижнего этажа башни, которую многие называли либо Туманной Башней за то, что её остроконечный верх всё время был скрыт туманом, либо Башней Страданий из-за того, что в ней часто пытали людей и устраивали различные жестокие состязания между пленными. Но, собственно, герцог в данный момент думал о другом и, поворачивая то направо, то налево, отыскал ту самую камеру, где и находился король Дралонии. Дверь была открыта, и Эстер незамедлительно зашёл в небольшую и плохо освещаемую комнатёнку, в которой пахло сыростью, плесенью, пылью и кровью. От резкого запаха последнего герцог невольно поморщился и, постепенно привыкая к сумраку в камере, оглядел её.

      Окон тут не было, стены были сделаны из того же камня, что и весь замок, а единственным источником света являлся огонь факелов из коридора. Посреди камеры стоял стул, к которому был привязан специальными противомагическими жгутами пленник. По обе стороны от него стояли палачи — особые слуги короля, задачей которых было мучить или убивать пленённых. Их лица, да и головы в целом, закрывали чёрные шлемы, а для того, чтобы дышать и смотреть, в лицевой части шлемов были вырезаны тонкие отверстия; для рта таких отверстий не было, потому что палачи, в основном, всегда хранили молчание. В руках у одного были плеть, с которой капала кровь, и что-то, похожее на металлический молот, а другой держал несколько других орудий пыток: ножи, какие-то щипцы и металлические острые палочки разной толщины. На полу лежали и другие приспособления, чтобы что-нибудь сдавливать, выдёргивать или растягивать. Король Дралонии стоял прямо напротив пленника с задумчивым видом.

      Хоть герцог ни раз видел, как кого-то пытают, но принялся рассматривать пленника, который, склонив голову, молча сидел на стуле. Его руки были привязаны к спинке деревянного стула, ровно как и ноги — к ножкам. Тёмные волосы были влажными от пота и крови и грязными прядями частично скрывали его лицо, хотя и без того было заметно, каким кровавым и опухшим было лицо заключённого, словно его долго били по нему. Изо рта капала кровь. Он был по пояс раздет, и Эстера удивило, что на теле у него было всего лишь два не слишком больших пореза, но герцог не сразу понял, что жгуты до крови натирали щиколотки и запястья пленника, а его спина больше напоминала кровавое месиво — совсем недавно его избивали плетью. И сейчас, сидя на стуле, он старался не соприкасаться спиной с его деревянными прутьями — каждое такое соприкосновение вызывало жгучую боль, искрами распространявшеюся по всей ране. Да и если пленник просто не двигался, то всё равно молча терпел острую боль, которой пульсировала вся его спина.

      — Ваше Величество, — Эстер негромко позвал короля, но тот даже не шелохнулся, хотя герцог знал, что Арилон его слышал, поэтому просто встал рядом, продолжая глядеть на пленника, — она уже прибыла. И ещё вот-вот начнётся бал, на котором Вы обязаны присутствовать.

      Только сейчас герцог заметил, что рукава у чёрной рубашки короля закатаны до локтей и оголяли почти что белые руки с немного выпирающими венами до локтевого сгиба, словно Его Величество не хотел испачкать кровью свои одеяния.

      — Кто приехал с ней? — тихо спросил Арилон, не отрывая задумчивого взгляда от стула и находившегося на нём человека.

      — Её мать, около пятидесяти лормунских стражников, несколько слуг и наш гонец, которого мы посылали в Лормунию. Он привёз ответное письмо от короля Лормунии. Там написано о согласии…

      — Я понял, — король жестом приказал Де Зелосу замолчать. — Можешь не продолжать. Совсем немного, и я подойду. Если хочешь, подожди здесь, — Арилон, подойдя к пленнику, присел напротив него, чтобы взглянуть ему в глаза, но они были закрыты. Словно почувствовав, что от него чего-то ожидают, пленник медленно открыл опухшие глаза, больше похожие на две тёмные щёлочки. Голос короля стал громче, когда он заговорил с заключённым. — Слышал? Мне уже пора идти. Так может, Ваше Сиятельство соизволит ответить на вопрос?

      — Иди… к чёрту… — прохрипел пленник. Было заметно, что каждое слово давалось ему с трудом.

      Арилон немного улыбнулся, словно его забавлял такой ответ, и взял у одного из палачей орудие пытки, тонкий кинжал. Пленник заметил, как засветились яркие глаза Арилона, придав ему сходство с кем-нибудь из семейства кошачьих.

      — Посмотри на этот кинжал, — держа названную вещь за рукоять, король покрутил ею перед глазами пленника. Лезвие кинжала слегка поблёскивало, что выглядело не очень естественно в почти тёмной камере. — Видишь, как сверкает? Это из-за яда белокожей змеи, самого болезненного яда, нанесённого на лезвие кинжала. Тебя это, конечно, не убьёт, — ведь ты у нас бессмертный — но больно будет. Поэтому даю тебе последний шанс. Где твой сын?

      — Зачем… он тебе?

      — Зачем? Хм… Дай-ка подумать, — король театрально задумался, а затем оглядел пленника холодным взглядом, но в глубине его глаз будто бы плескалась ненависть. — Потому что я хочу истребить весь твой клан точно так же, как твои предки истребляли драконов. Но Вы не виноваты, милорд, — насмешливо произнёс Арилон. — Не виноваты в том, что Ваш клан такой особенный. Народ иногда даже называет всех вас Убийцами Драконов. Замечательный повод для гордости — быть членом такого клана! И, кстати, о ваших особенностях: может, ты покажешь нам свои глазки? — он резким движением схватил пленника за подбородок и заглянул в его глаза, которые, естественно, нисколько не изменились вопреки издевательской просьбе короля. — Давай же, покажи! Мы ведь так много слышали о них. Правда, Эстер?

      — Вам уже пора идти, Ваше Величество, — не обращая внимания на вопрос, сказал герцог.

      — Иди пока что один. Я сам чуть позже подойду, — тихо сказал король, а затем вновь громко обратился к пленнику. — Ты видел, какой у него шрам на лице? Я ведь могу понаставить тебе таких же по всей твоей физиономии, — кинжалом он провёл по плоскому животу пленника, оставляя глубокую и кровавую царапину. Заключённый стиснул зубы и часто задышал, чувствуя, как щиплется новая рана, но не издал ни единого звука. — И никакая магия такие шрамы, как у герцога на лице, не исцелит.

      Герцог невольно сморщился, вспомнив, как получил этот шрам, и, к собственному облегчению, бесшумно покинул камеру, не видя и не слыша того, как пленник, превозмогая боль, шепнул:

      — Ублюдок…

      Поднявшись, Арилон выхватил у одного из палачей плеть и резко ударил ею пленника по лицу, отчего слегка брызнула кровь, испачкав и без того окровавленного заключённого. Удар плети затмил собой вырвавшийся стон пленника. Из новой раны струёй потекла кровь, и заключённый молча зажмурился, пытаясь свыкнуться с новой порцией боли и мечтая потерять сознание. Но молчал он недолго — началось действие яда, и он, чувствуя, как по жилам что-то растекается, словно расплавленный свинец, стонал сквозь стиснутые губы и начал лихорадочно дёргаться на стуле, ощущая, как болезненно отзывается спина на все эти действия.

      — Ещё раз скажешь что-то подобное, и я повторю то же самое, — Арилон демонстративно отбросил плеть, — только не с тобой, а с твоей возлюбленной.

      Боль была слишком сильна, чтобы сосредотачиваться на слухе, поэтому пленный лишь спустя некоторое время ответил, чувствуя, как пульсирует и словно горит израненная кожа лица от любого движения рта:

      — Не… смей…

      И он вдруг как-то странно зашипел от невыносимой боли, словно яд наказывал его за то, что он заговорил. Король нагнулся и взглянул в лицо пленнику.

      — Во избежании этого скажи мне, где твой сын.

      Молчание (точнее громкое сбивчивое дыхание пленника и возня на стуле) длилось несколько секунд, но заключённый всё-таки совсем тихо, еле слышно ответил:

      — Не… знаю…

      — Ну, хорошо, — резким движением Арилон вновь провёл остриём кинжала по торсу пленника и нервно зашагал по комнате — туда-сюда, слушая то, как сквозь плотно сжатые губы заключённого прорываются тихие стоны и какое-то странное кряхтение, словно пленник пытался противиться боли. — Раз ты не хочешь говорить, тогда я посмотрю сам.

      Король взглянул на одного из палачей, и тот, будто поняв негласную команду, ударил тяжёлым и металлическим молотом пленника по голове, но не слишком сильно, ведь проламывать ему череп никто не собирался. Голова пленённого тут же поникла. Глухие стоны, громкое и сбивчивое дыхание и кряхтение перестали звучать, так как заключённый потерял сознание. Арилон снова присел перед ним и коснулся его лба двумя пальцами. Пленник начал хмуриться и даже морщиться, чувствуя, как в его сознание забирается чёрная дымка тёмной магии Его Величества. Король мысленно рыскал в сознании заключённого — там царила полнейшая темнота, но отыскать воспоминания было возможно, что и удалось Арилону.

      Они нашлись почти сразу же, и, когда чёрная дымка коснулась их, в своих собственных мыслях Арилон видел всё то, что когда-то видел пленник. Всё сменяло друг друга с молниеносной скоростью, но нужной королю информации в сознании пленника так и не оказалось.

      Арилон замер, безразлично поглядев перед собой. Он не знал, что делать со всем этим дальше. Ему хотелось оставить заключённого, чтобы, как только он очнётся, его продолжали пытать палачи на этот раз за незнание местонахождения собственного сына, но после король решил, что магические способности пленника пригодятся ему, и поэтому неплохо бы было стереть некоторые воспоминания из разума заключённого и сделать его одним из своих подчинённых. И перед тем, как приступить к этому, Арилон подумал о том, что герцог Эстер Де Зелос наверняка не упустит возможности сказать королю, что у него есть более важные дела, чем пытка пленников, особенно когда в замок прибыла его будущая жена, Эмилия Лормунийская.