Студенческая рапсодия

Действующие лица

Сергей Петрович — преподаватель истории, старший группы, 30 лет.
Юрий Николаевич — пожилой человек, полковник в отставке, 60 лет.
Владимир Вернигора — студент-историк.
Иван Черевко — студент-историк.
Марина Гарбуз — студентка биофака, подруга Вернигоры.
Алёна Гармаш — студент-историк, подруга Черевко.
Проводница вагона, женщина средних лет.
Первый молодчик — высокий хлипкий парень лет 25-30.
Второй молодчик — плотный малый лет 25-30.
Группа студентов и студенток.

Действие происходит на вокзале и в поезде. Приглушённый перестук колёс, живо меняющиеся за окном вагона пейзажи символизируют быстро текущее время.

Действие первое
Картина первая
Май. Цветут каштаны, сирень. Вокзал. Группа студентов на перроне. Шум. Смех. На скамейке студент играет на гитаре, рядом бутылка пива.

Студент Вернигора. Артефакты я ищу, и по-черному грущу. Пять лопат я поломал, а удачи не поймал (Меняет тональность.) Дёрну лучше-ка пивка для удачного рывка.

Отхлёбывает из бутылки пиво. Появляется Марина.

Марина. Вот чмо! Вернигора, разуй глаза! Твоя удача рядом с тобой! (Вырывает у него бутылку, пьёт.) Я твой счастливый рывок! Заставлю тебя артефакты, как ищейка, носом из-под земли вынюхивать, а не казенный инструмент ломать!

Вернигора. Тоже мне, удача... Оставь!... (Пытается вырвать бутылку, не получается, морщит лоб, шепчет.) Удача-сдача-чача-кляча-дача. (Оживляется, бренчит.) Мне на базаре дали сдачу. Вот настоящая удача! Повеселимся с клячей у стариков на даче... Нет, лучше так: На сдачу выпьем чачи мы с клячею на даче.

Марина. Ах ты, алкаш-рифмоплёт! (Замахивается бутылкой.) Вечером в любви клялся, а утром я для тебя уже кляча?
Вернигора делает вид, что испугался, отбегает, бренчит на гитаре.

Вернигора. Ой, що там за шум учинився, що комар да на мусе оженився... Мариша, отскочи на полвареника! Не мешай моему песнетворчеству! (Поёт на мотив старой песенки.) Никто не знает, где живёт Марина. Она живёт в тропическом лесу...

Марина. Мой милый Вовик! Даже из тропиков я тебя достану. Буду тебе сниться, как кошмарный сон. (Допила пиво, отбросила бутылку.) А ну-ка, ударь по струнам!

 Вернигора бренчит, Марина задорно поет.

А я маленькая бяка,
А я маленькая гнусь.
Я учусь на биофаке,
Режу мышек и смеюсь.

Я такая забияка,
Обожаю крик и брань.
Ах, я маленькая бяка,
Ах, я маленькая дрянь!

                Целует Вернигору.

Вернигора. Прикольная ты, Мариша, подруга. Просто супер! Как... (Смотрит на кроссовки Марины.) как твои лабутены.
Бренчит на гитаре.
На лабутенах. Вах.
И в фантастических штанах!

Марина. Грубиян ты, Вовик, и темь несусветная! Не можешь отличить лабутены от кроссовок! И на мне брюки, а не штаны. (Кокетливо.) Бананы называются.

Вернигора (дурашливо). Банананчик ты наш. (Бренчит на гитаре.) Все бананы в Африке слопали гориллы, а горилл сожрали злые крокодилы.

Марина. Никак ревнуешь? Я в осадке. Не слопал меня вчера этот физкультприветливый. Вот уж настоящая горилла! А так засматривался... Но я не такая... У меня же есть ты!

                Обнимает Вернигору.

Вернигора (дурачится). Ах, извините, я не такая, я вся из мая. Не заморачивайся, Мариша. Он не хотел тебя обидеть. (В сторону.) Себе дороже, ты сама любого обидишь. (Громко.) Он хоть и студент дурфака, но отличный парень! (Бренчит на гитаре.) В кроссовках. Вах!..

Марина. Дались тебе мои кроссовки! Они красные, но пивка не просят, как твоя рожа после  загула.

Вернигора. Не обижай мой фейс, Мариша. Он тебе ещё пригодится. (Подначивает.) Знаешь, какое в старину было самое роскошное блюдо на княжеском столе? Это лебедь... Есть в тебе что-то от этой лебедушки жареной...

Марина. Тоже мне гурман-историк! Я не гастрономическое блюдо. Кто это меня, лебёдушку, жарил?.. (Дошло, что сморозила ересь.) У-у, безмозглая твоя башка! Сравнения твои хромают, как мой дед в своих старых хромовых сапогах.

Вернигора не обращает внимания на Марину, задумчиво перебирает струны.

Вернигора. Гм, хромовые сапоги, хромовые сапоги... (Радостно улыбается.) Хром, Мариша, активний метал. Неужели тебе не нравится твой активный друг?

                Поет на мотив «Ах, что это за девочка...»

А что это за дивчина и где она живёт?
Не любит гитариста, в компании не пьёт.
Активные друзья совсем ей не нужны...

Марина. Друг-активист... Лабух-трендофил ты, вот кто!.. А насчёт хрома, насколько я помню химию, это активный металл, вот только голубоватого цвета. (С подначкой.) Как это я раньше не догадывалась, что ты у нас такой особенный?

Вернигора. Это уже перебор, подружка!.. Неправильное у тебя цветовосприятие. Не тот голубой цвет видишь. (Шутливо замахивается на неё гитарой.) Ах, ты, маленькая бяка, до тебя я доберусь!
Марина делает вид, что испугалась, отбегает. Вернигора следом за ней

Картина вторая
Перрон вокзала. Куст сирени. На лавочке Иван и Алёна.

Алёна. Уезжаешь всего на неделю, а кажется, что на целую вечность. Я буду скучать.

Иван. На экскурсию едут только те, у кого нет хвостов. А ты не сдала экзамен по истории Украины. Да бог с ней, с этой историей. Ты для меня и без неё самая умная и красивая.

Алёна. Правда? Ты для меня тоже самый-пресамый на всём белом свете! (Целуются.)

Слышатся голоса Марины и Вернигоры

Марина. Да ну тебя, отстань! Да пусти же, больно!..

Вернигора. Не обижайся, Мариша, я же просто прикалываюсь...

Алёна. Не то, что этот Вернигора. И чего только Маринка за ним бегает?

Иван. У них любовь. Вот и вьётся возле него. Девка с прибамбасами, много выпендривается. Нарвётся когда-нибудь...
 
Алёна. Уже нарвалась. Этот лабух кинет её. Вот и вся морковка. А подруга няшная, парни на неё зенки свои так и пялят. Я тоже не слепая, видела, как ты на нее зыркаешь! Признавайся,  между вами что-то было?

Иван. Серьёзного ничего. (Срывает ветку сирени, дарит.) Смотри, как чудно цветёт. Поставь дома в вазу, ещё не успеет завянуть, как я вернусь.

Алёна берёт сирень, вдыхает аромат.

Алёна. Верю, что ничего у тебя с Маринкой не было. (Рассматривает соцветия.) Я загадала, если найду пять лепестков, все летние каникулы проведём вместе. Вот будет здорово!

Иван. А если не найдёшь, тогда что, всё лето не увидимся! Да я с ума сойду без твоего милого голоса и чудной твоей улыбки!

Алёна. Глупенький, как же я без тебя? Просто есть такое поверье, что пять лепестков — это на счастье. Потому и загадала. (Обрывает лепестки на веточке, огорчённо.) А вот и не нашла.

Иван. Дурацкое суеверие. Не нужно верить во всякий вздор! Только настроение портит!

Алёна. Да не расстраивайся ты так! Это всего лишь примета. На ней свет клином не сошелся.

Картина третья
Появляется преподаватель истории Сергей Петрович.

Сергей Петрович. Гармаш, иди учи историю, а не охмуряй Черевко!

Алёна. Во, появился!.. Зануда! Перед экзаменом мы скинулись на цветы. Сидел бы, нюхал свой букет. Так стал расхаживать по аудитории, вынюхивать шпоры. «Гармаш, шпору — на стол!» Заставил тянуть другой билет. А там о Крутах. Я ему, что Круты — это круто! Там зимой 1918 года погибли киевские студенты. Как 300 спартанцев. А он мне: «Кто возглавлял студенческий курень, кто ещё кроме них там погиб?» Я в ступоре... Тогда он: «Ваши знания тоже оцениваю круто»! И влепил неуд.

Иван. Зря дуешься. Сергей Петрович — клёвый препод. Просто не любит, когда лапшу на уши вешают.

Алёна. А ты зря заступаешься за него. Ладно, пошли уже... (Провожает к вагону.) Беспокоюсь я за тебя! Что-то сердце тревожно ёкает.

Иван! Не парься! Ничего со мной не случится!

                Сергей Петрович видит Вернигору и Марину.

Сергей Петрович. Молодые люди, хватит уже выяснять отношения. Живо в вагон!

Вернигора. Уже бежим... (Марине.) Мариша, перестань капризничать. Сегодня ты сама не своя. Грация в лабутенах!

Марина. Вот несносный, дались тебе мои кроссовки! А нервничать повод есть...

Вернигора. Кто точно сегодня нервничает, так это наш Сергей Петрович. Вон как суетится...  Ну да ладно, come-please, барышня. В вагоне расскажешь свои тревоги.

Вернигора зачехляет гитару, идёт с Мариной к вагону.



Картина четвёртая
У вагона.

Проводница. Да не рвитесь вы так. Ишь, налетели... А где билеты? Чему вас только учат? Прямо не студенты, а орда какая-то... Кто тут старший?

Сергей Петрович (пробирается среди студентов). Я за него. Вот наши билеты.

Проводница рассматривает билеты, потом возвращает.

Проводница. Счастливого пути! Только организуйте своих грачей! Ишь, разгалделись. Здесь не базар, а посадка на пассажирский поезд. Правила нужно соблюдать.

Вернигора (дурачится). Правильно говорите, тётя-кондуктор. Пассажир должен быть пассажирским — с билетом и без выбрыков.

Проводница. Ишь, умник! А билет на гитару у тебя есть? (Торжествующе.) А вот и нету! Не пущу!..

Вернигора (растерянно). Ну и шуточки у вас, тётенька!

Проводница. Я тоже шутить умею. Племянничек...

Марина (одёргивает Вернигору). Угомонись, кретин несносный!

Вернигора. Я ржу не могу! А что, кретины бывают сносными?

Проводница. Молодые люди, не задерживайте посадку. В купе разберётесь, какие бывают придурки.
Сергей Петрович. Живо в вагон! А с тобой, Вернигора, я ещё поговорю.

Картина пятая
Приглушённый перестук колёс. За окном вагона мелькают загородные пейзажи. Звучит музыка. В купе полковник в отставке Юрий Николаевич и преподаватель истории Сергей Петрович.

Юрий Николаевич. Может, по маленькой за знакомство? (Вынимает из сумки бутылку водки.)
Сергей Петрович. Признателен за приглашение, но я лучше чайком побалуюсь.

Выкладывает на столик бутерброды. Появляется проводница с чаем.

Проводница. Чаю желаете?

Сергей Петрович. Спасибо, вовремя! Стаканчик, пожалуйста!

Проводница ставит на столик стакан с чаем, замечает водку.

Проводница. Водка с чаем как-то не вяжется. Хотя у каждого свой вкус. Только чтобы не шумели, не беспокоили зря пассажиров  и меня.

Юрий Николаевич. Обижаете, любезная. Я человек военный, соображаю, как вести себя в обществе.

Проводница. Ох, люди вы мои человеки! Все сначала такие вежливые, а потом с осоловевшими зенками по вагону шастают, пассажиров пугают. Герои... Меры принимать приходится. (Улыбается.) Ну, думаю, это не о вас.

                Проводница уходит.

Юрий Николаевич (вдогонку). Правильно думаете, любезная. (Наливает себе в раскладной стаканчик.) У нас в армии сказывали, что не пьют только язвенники и трезвенники. Последних не жаловали, считали науходоносчиками.

Сергей Петрович. Науходоносчиков, как вы выразились, не любили во все времена. А воздержался я потому, что студентов везу на экскурсию.

Юрий Николаевич. Понимаю. Начальник — пример для подчинённых. Сам был таким. А теперь какой спрос с пенсионера?

Сергей Петрович. Вольному воля. Только хорошо, когда все в меру.
Юрий Николаевич (выпивает, кряхтит, закусывает). Насчёт меры у нас порядок. В этом вопросе я сторонник Джавахарлала Неру и оппонент Никиты Хрущёва.

Сергей Петрович. Не понимаю. Какая взаимосвязь между водкой, премьер-министром Индии и генсеком Советского Союза?

Юрий Николаевич. Эх, молодо-зелено... В наше время ходила шутка, что Джавахарлал Неру любил выпить в меру, а Никита Хрущёв не прочь был дерябнуть ещё.

Сергей Петрович. Ну разве что... Индию трудно назвать страной пьяниц, а в Советском Союзе любовь к оковитой процветала. Русские — народ запойный. Так что удивляться нечему.

Юрий Николаевич. Украинцы пьют не меньше. А всё потому, что ментальность одна, народы-то родственные. Два брата или две сестры. Понимайте, как хотите!

Сергей Петрович. Я понимаю так, что мы совсем два разных народа. У россиян больше от азиатов, у нас — от европейцев. Что же касается алкоголизма украинцев, так это инерция советского прошлого. Тяжело от неё избавляться. А вообще-то, каждый должен решать этот вопрос для себя сам. Как Гамлет: пить или не пить.

Юрий Николаевич. Так остро этот вопрос у меня никогда не стоял. Встряхнуть душу иногда можно и даже нужно. (Опять наливает.) Чокаться с вашим чаем не буду. Чокнутых в нашей стране без нас хватает! (Неторопливо пьет, смакует.) Хороша, чертовка!
               
Картина шестая
В купе студентов.

Вернигора. Мариша, помнишь, как мы с тобой бродили по Киеву? Всё в нём дышит историей. Высотные дома рядом со старенькими одно-двухэтажными домишками и особняками. Кругом гранит и булыжник. Крутые подъёмы и спуски. А сколько церквей! Солнечные блики отражаются в золоченных куполах и слепят, просто невозможно смотреть.

Зелёные днепровские кручи. Среди Днепра чудный островок с пляжем. Песок бронзовый от загоревших тел. По мосту через Днепр снуют электрички. А на левом берегу в дымке многоэтажки Дарницы. Какой простор, аж дух захватывает!

Марина. Когда мы с тобой гуляли по Киеву, ты мне нравился больше, чем Дарница в дымке. Только чего это тебя на лирику потянуло? Минуту назад мне пошлости говорил, а тут вдруг в ностальгию ударился.

Вернигора. Не понимаешь ты, Мариша, порывов моей души. По Киеву мы с тобой гуляли вольно, в обнимку, всё вокруг было любо и мило. Прелесть! А когда едешь на экскурсию в воспитательных целях, нудно становится. Не люблю казённых мероприятий!

Иван. Тебе лишь бы курить бамбук и на гитаре лабать. Силой ведь никто не тянул.

Вернигора. Не тянул... Тянут воз в гору или билет на экзамене. Поехал из-за Мариши, а так больно нужны мне эти Круты! Что оставили после себя эти парни? Памятник на могиле и сказку про 300 спартанцев?

Иван. Не морозь, а ещё студент исторического факультета! Тараканы у тебя в голове. В древней Греции триста спартанцев вместе с царём Леонидом не дрогнули перед персидской армадой. Подвиг их стал символом мужества и стойкости в борьбе с врагом. Грядущим поколениям они показали, как, презрев смерть, нужно бороться за свободу своей родины. Несмотря даже на то, что враг во сто крат сильнее. Киевская молодёжь под Крутами брала пример с них. А по-твоему, Украине следовало оставаться колонией российской империи, только уже большевистской?

Вернигора. У меня в роду были большевики, они искренне верили Ленину. И таких в то время насчитывалось немало по всей Украине. Но я сейчас не об этом. Этим студентам жить бы ещё и жить. Учиться и девчонок любить. Вот как я люблю свою Марину. (Тянется к ней.) А они не оставили после себя наследников.

Марина. Милый, неужели ты хочешь наследника? Очень разумно, а главное, вовремя заговорил ты об этом... Интересный ты парень, студент Владимир Вернигора. То я у тебя кляча, и тут же в любви признаешься! Где же ты настоящий?

Вернигора. Я настоящий там, где весело. А с тобой мне в кайф.

                Обнимает Марину.

Иван. Хватит уже тискаться. Морковка не еда, а кушать хочется всегда! Мне Алёна что-то тут передала. (Выкладывает из спортивной сумки бутерброды и пирожки.)

Марина. Заботливая твоя Алёна. У меня тоже есть вкусненькое. Но, ребятки, только давайте без политики. Меня от неё тошнит.

Иван внимательно оглядывает её фигуру.

Иван (негромко). А может, совсем от другого?

Марина услышала.

Марина. Не беспокойся! Не твоя это работа — не твоя это забота!

В купе звучит музыка.
Быстрая смена картины.

Картина седьмая
Разговор Юрия Николаевича и Сергея Петровича.

Юрий Николаевич (закусывает). Куда со студентами путь держите?

Сергей Петрович. На станцию Круты. К памятнику киевским студентам и гимназистам, павшим в борьбе с большевиками в январе 1918 года.

Юрий Николаевич. Слышал этот миф про Круты. Много там непонятного. Погибших на самом деле было гораздо меньше, чем говорят об этом сейчас. Как человек военный хочу спросить: почему наивных юнцов бросили на регулярные красноармейские части? За какую такую правду стоило их положить?

Сергей Петрович. За какую, говорите? За нашу украинскую правду, коли народ сам зможе собі сказати, хто він є і як хоче жити дале. Помните Тараса Шевченко?

Вставайте.
Кайдани порвіте
І вражою злою кров'ю
Волю окропіте.

Киевская молодёжь услышала слова нашего Кобзаря...

Юрий Николаевич. Шевченко видел Украину в семье вольных славянских народов вместе с Россией. В 1917 году многие украинцы так считали и пошли за большевиками. Украинцы Антонов-Овсеенко и Подвойский были активными участниками Октябрьской революции, руководили восстанием в Петрограде.

Сергей Петрович. Когда жил Шевченко, розовые мечты о братьях-россиянах убаюкивали сознание украинцев. Все воздушные замки рухнули в январе 1918 года, когда Центральная Рада своим 4-м Универсалом провозгласила Украину независимой. Среди тех, кто встретил его с радостью, была киевская молодёжь. А большевики приняли Универсал в штыки. К сожалению, среди них было много таких, как черниговцы Антонов-Овсеенко и Подвойский.

Юрий Николаевич. Крестьянство мечтало о земле, а Центральная Рада не торопилась отдавать её мужикам. Всё посулами кормила, вот соберём Учредительное собрание и решим этот вопрос. А большевики обещали, народ им поверил.

Сергей Петрович. Деятели Центральной Рады были патриотами без «костей»: не понимали, что никакой автономии в составе России не может быть, а потому жёстко не противостояли большевистской агитации. Когда же поняли, было уже поздно. Большевики подняли восстание в Киеве. На «Арсенале» они потерпели поражение. Но исход борьбы остался за ними. Это была трагедия украинства.

Юрий Николаевич. Вы как историк, должны быть знакомы с "Очерками русской смуты" Антона Деникина. Там есть такая фраза: «Украинство – эталон бахвальства и местечковой ограниченности, не видящей ничего дальше канавы своего хутора...». Так сказал про украинских политиков человек, который хорошо знал, что происходило на Украине после Октябрьской революции.

Сергей Петрович. Переворота, вы хотели сказать. Большевики узурпировали власть, разогнав Учредительное собрание. Ох уж этот матрос-партизан Железняк! А Деникин был российским генералом, как человек военный, неплохо разбирался в ситуации. Однако смотрел на Украину глазами великоросса, не хотел понимать надежды и чаяния украинского народа. Свободолюбивый дух украинцев ему был неведом. Такие как он, и ныне не могут уразуметь, почему студенты и гимназисты пошли под Круты.

Юрий Николаевич. С голым энтузиазмом на морячков, цвет революции? Это же клиника — бессознательное влечение к смерти. Неужели они думали, что вечны? В юном возрасте мечтают о любви, простом человеческом счастье. А их купили красивыми словами о свободе и независимости. Фразы политиков звенели, как медали на груди бравых фронтовиков. Таких много в то время ходило по Киеву, но большинство не поддерживало Центральную Раду. Вместо этих опытных вояк пошли умирать дети. Взрослые дяди столкнули их с красными, а сами в кусты, смотрели со стороны, как они умирают. Позор и предательство! Бросить юнцов — наивных мечтателей! — против матёрых бойцов армии Муравьёва.

Сергей Петрович. В те годы много было неразберихи. Центральная Рада не смогла преодолеть раскол в украинском обществе, наделала много ошибок. За них пришлось тяжело расплачиваться. Молодыми жизнями. Однако это не умаляет жертвенность киевских мальчишек. Совсем не зря их сравнивают со спартанцами царя Леонида. Бой под Крутами — это высокий слог украинской души, всегда мечтавшей о свободной и счастливой жизни в своём независимом государстве. Большевистская армия своим сапогом растоптала эту вольную украинскую песню.

Юрий Николаевич. На войне как на войне. Разговор пулемётов — это не светский разговор с дамами. Бойцы звереют, когда видят гибель своих товарищей. Остановить их невозможно.

Сергей Петрович. Не оправдывайте убийство мальчишек под Крутами! Этому прощения нет!

Юрий Николаевич. Война сама по себе — преступление. Она нарушает мирную жизнь, несёт беды и страдания простому народу по обе линии фронта. Не нужно искать в ней только одну преступную сторону. И потом, никто не видел, как погибли студенты, и заметьте, далеко не все, а только человек 30.
                Пауза.

Однако, тяжёлый у нас с вами разговор получается. Когда говорят эмоции, молчит истина. Каждый остается при своей правде.

Сергей Петрович. Ваша правда кровавого цвета. Такой не приемлю. А разговор наш действительно не из приятных. Лучше уж сменим тему. (По радио звучит «Ой, летели дики гуси».) Люблю эту песню. Когда слушаю, сердце щемит, даже не могу понять толком: почему?

Юрий Николаевич. Я человек русский, но служил на Украине, а когда вышел в отставку, стал проживать в Киеве. Мне нравятся украинские песни и танцы. В них — вся душа украинского народа. Задумчивая и печальная. Весёлая разве что в гопаке. А в русских народных песнях — сила и буйство удалой русской души.

Напевает: «Ну, дружней, звончей, бубенчики, заливные голоса! Эх ты, удаль молодецкая! Эх ты, девичья краса!

Сергей Петрович. Если бы только эта буйная русская душа не вмешивалась в наши украинские дела...
А вот я родился в Чернигове. Древний Вал, старые пушки грозно смотрят в сторону Киева. Вспоминают времена, когда Чернигов соперничал с Киевом за власть на Руси. Красавица Десна. С Болдиной горы чудесный вид на заливные деснянские луга. Знакомые, близкие до боли в груди места. Родная Черниговщина, милая сердцу сторона!

                Громче звучит «Ой, летели дики гуси...».

Картина восьмая.
Купе студентов. Звучит «Ой, летели дики гуси...»

Марина. Володя, включи громче!

Вернигора (прибавляет звук, бурчит). И что она услышала в этой гусино-перьевой романтике?

Иван. А что? Классно, берёт за душу. Хотя мне больше нравится эта песня в исполнении Антонины Матвиенко.

Вернигора. А мне в облом, что интересного вы в ней нашли? Ну, летели себе гуси-лебеди, так и пусть летят себе дальше.

Марина. Какой-то ты будничный, Вернигора, как земля под ногами. Нет в тебе ничего романтического. Ведь это про любовь.

Иван. Неразделённую любовь. Она его любит, а у него в душе другая. Зачем же сердце открывать этой?

Вернигора. Любовь — не пирог, на троих не разломаешь. В сердце своё всех не пустишь. На всех тепла не хватит.

Иван. Согласен. Нельзя жить обнажённым. На свете много таких, что тебя не поймут, а только посмеются над твоими мечтами, да ещё вытрут о них ноги.

Вернигора. «Молчи, скрывайся и таи и чувства и мечты свои...». Только глупцы изливают свою душу на всех перекрёстках, а потом удивляются, что их не поняли. Своё сердце нужно держать на замке!

Марина. Теперь мне понятно, Вовик, почему порой бывает так тяжело достучаться до тебя. Иногда ты бываешь искренним, открытым, простым и веселым. Таким ты мне нравишься. А другой раз весь какой-то дёрганный, злой, неуступчивый и язвительный. Такой ты мне неприятен.

Вернигора. Когда дверь в доме открыта — заходи, бери всё, что плохо лежит. Да ещё и нагадить можно... Моя матушка всегда говорила, что простота хуже воровства. Упаси боже быть простаком. Даже с близкими не всегда хочется говорить по душам!

Марина. А я с тобой всегда была откровенна. Оказывается, на свою беду.

Вернигора (напыщенно). Не расстраивайся так, солнышко. Для тебя моё сердце — огромный  храм Любви. Тебе здесь всегда рады. (Назидательно.) Но даже в святом месте есть потаённый уголок, куда солнечные лучи не проникают. В алтарь женщинам вход запрещён.

Марина. Женщина в храме Любви — Богиня! Ей дозволено всё! А ты своё сердце закрыл для чувств. Бронированный бункер какой-то. Как это далеко от истинной святости! Святой из тебя, как из твоей гитары рояль!

                Гневно.

Что же это получается? Я для тебя просто красивая кукла? Когда нужна, речи красивые и руки горячие! А наигрался всласть и забыл, закрыл свой храм Любви до следующей забавы? Так следует понимать?

               
Вернигора. Кто мрачно мыслит, тот мрачно излагает. Мариша, давай-ка лучше о чём-то весёлом. (Бренчит на гитаре, поёт.) «Где ты, где ты, ночная радость?»

Марина (раздражённо). Тоже мне, философ. Кто ясно мыслит, тот ясно излагает! Да ты просто шут гороховый! Может, хватит паясничать?! Давно уже пора поговорить нам серьёзно.

Иван (про себя). Началось... (Громко.) Вы тут разбирайтесь, а я схожу к Сергею Петровичу.

                Иван уходит.

Картина девятая
В купе Марина и Владимир.

Вернигора. Мариша, что ты хотела сказать мне?

Марина. Да уж не про ночную радость. За неё расплачиваться приходится нам, девочкам.

Вернигора. Приколы твои уже достали меня! Выражайся яснее. Развей туман в моей голове.

Марина. Сейчас развею. Скажи-ка, тебе не кажется, что наши отношения пора привести в надлежащий порядок?

Вернигора (растерянно). Лучше порядка может быть только хаос, только в нём истинная гармония миропорядка. И нашей души. Это когда ты вольный, над тобой не довлеют нудные моралисты, мол, это непристойно, а это хорошо. Делай вот так. Я поступаю так, как считаю нужным. А что твой «надлежащий порядок» имеет в виду?

Марина. Ишь, какой непонятливый... Мой надлежащий порядок шепчет: «Давай поженимся!»

Вернигора. Тыц, моя радость! С чего это вдруг? Наши отношения в свободном полёте. Это меня вполне устраивает. Не вижу причин менять свою жизнь. (Защипнул струны гитары, дурачится.)

Що таке кохання, не розумію,
Серце від жінок не завмирає,
Проміж ніг там щось обпадає,
Не бентежуся я, а навіщо?

Марина. Дурень! Если будешь так глупо прикалываться, твоё «там щось» между ног действительно завянет. Как лист осенний. И тогда ты не будешь нужен женщинам.

                Пытается вырвать у него гитару.

Вернигора. Ну, ладно, ладно, успокойся!

                Хватает её за руку.

Марина. Пусти, больно! Мужлан! (Вырывает руку, растирает.) Недотёпа! Беременная я!..

Вернигора (растерянно). Вот те на... Прилетели дикие гуси... Точнее, подзалетели... Как же так? Ты божилась, что предохранялась! Получается, обманула?

Марина. Підманула... Підвела... Получается так, как получается. Противозачаточные — это не 100 %-ная гарантия против беременности.

Вернигора. Ах, понимаю, виновата во всём медицина. Она же у нас недоразвитая.

Марина. А что это ты так сразу переполошился? Родим ребёночка. Будет в радость папе и маме.

Вернигора (себе под нос). Не чувствую себя папой. По мне лучше быть чайлдфри (свободным от детей). Тоже мне, большая радость коляску возить. (Громко.)

Знаешь, почему студент не должен жениться? Если он станет уделять много внимания жене, запустит учёбу. А если кинется только в учёбу, станет круторогим козлом. А если плотно займётся и женой, и учёбой, отбросит копыта. Это не про мою честь.

Марина (ядовито). Козлик ты мой безрогий! Вспомнил про свою честь. (Гневно.) Да ты просто сдрейфил! Любил в чужом огороде капусткой лакомиться, так полюби и колясочку возить.

Вернигора. Не передёргивай! Твой огородец для меня не чужой. А вот капустка твоя оказалась с сюрпризом. Не ожидал. Может, аборт сделаешь? Рано мне ещё деток заводить!

Марина. Эгоистичная ты натура, Вова. Только о себе думаешь. Врачи говорят, что после аборта можно бездетной остаться. Не хочу рисковать. Нет, дорогой, я буду рожать!

Вернигора. Мариша, может, всё ещё обойдётся? Как приедем, ложись в больницу, чем могу, тем помогу, деньжат подброшу. И почему раньше не сказала? Никуда бы мы с тобой не поехали...

Марина. Деньгами хочешь откупиться? Потому и не сказала, что не была уверена в тебе. Вижу, что оказалась права.

Вернигора. Эх, отвяжись худая жизнь, привяжись хорошая! Мариша, ребёнок в мои планы не входит. А может, это совсем и не мой? Я помню, как Иван на тебя засматривался. Вроде бы у вас там что-то было...

Марина. Ах ты подлец! (Даёт пощечину.) Да как у тебя язык повернулся такое сказать!? Ты прекрасно знаешь, что Иван здесь совсем ни при чём!

                Порывается уйти

Вернигора (потирает щеку). Мариша, ну извини, нечаянно вырвалось... (Пытается её остановить.) Остынь! Давай всё обсудим спокойно.

                Марина вырывается.

Марина. Да пошёл ты!.. Не о чём мне больше с тобой разговаривать! Не хочу тебя видеть!

В слезах выбегает из купе.

Вернигора. Да пошла ты!.. Думать нужно было, когда в постель ко мне прыгала. (Кричит.) Ты ещё вернёшься!

Достаёт из рюкзака бутылку пива, пьёт из горлышка, играет на гитаре.

Вернигора. Наше дело не рожать, тарабах-трах — и бежать!..



Второе действие
Действующие лица:

Мария Николаевна Закревская — учительница музыки, лет 45.
Александр Закревский — прапорщик, большевик, лет 20.
Николай Закревский — студент университета св. Владимира, сторонник Центральной Рады, 17 лет.
Оксана — подруга Николая Закревского, 16 лет, (Сторонница «ТУПа». Туповцы придерживались взгляда, что среди украинского народа необходимо вести просветительскую, культурно-национальную работу).
Вера — подруга Александра Закревского, 18 лет, большевичка.

Картина первая
Киев, 1918 год, квартира Закревских, за роялем Мария Закревская, звучит Valse brilliante  Лысенко. В комнате младший сын Закревской Николай в украинском национальном костюме и его девушка Оксана.

Оксана. Чудесно играет Мария Николаевна. Так бы и слушала, но беспокойно на сердце. В Киеве нынче стреляют. По улицам пройтись боязно. Что-то будет с нами?

Николай Закревский. Это Valse brilliante Лысенко. Жаль, не дожил Николай Витальевич до наших дней. Порадовался бы... Наконец-то проснулся украинский народ и заявил о себе во весь голос. Вот ты спрашиваешь, что будет с нами? Впереди у нас тяжёлая борьба. За  свободу Украины. За наше с тобой счастье.

                Обнимает Оксану

Оксана. Мне претит кровь. Когда украинцы будут по-европейски широко образованы, только тогда придёт к ним настоящее понимание свободы. Только просвещённый и культурный человек будет сознательно и весело трудиться на своей земле. А измученных войной селян опять призывают стрелять. От просвещения револьвером и пулемётом народ озверел. На улицу страшно выходить, каждый день убивают.

Николай Закревский. Украинцам отстоять своё национальное самосознание можно только вооружённой борьбой. В этом залог нашей победы! В Древнем Риме народ хотел хлеба и зрелищ. Залитая кровью арена приводила массы в восторг. Сражаться нужно было с реальным врагом, а не устраивать кровавые бои гладиаторов. И что из этого вышло? Жизнь некогда мощной империи захирела. Римская цивилизация пала под ударами варваров.

Оксана. Я вообще не понимаю, о какой римской цивилизации можно говорить? Крепкое государство — это союз нравственно здоровых личностей. Когда высшие слои общества аморальны, такое государство обречено. Этот «солдатский сапожок» Калигула был извращенцем, жил со своими сестрами. Между прочим, был дядей Нерона. А что вытворял этот Нерон? Устроил свою пышную свадьбу с евнухом, в другой такой показательной свадьбе выполнял роль жены. Многие римские императоры были гомосексуалистами. Безудержный разврат стал нормой жизни римского общества. Кризис личностных отношений привёл к кризису государства. Потому вполне закономерен конец Римской империи.

Николай Закревский. В нравственно здоровом обществе личности объединяет не только  мораль, люди должны сплотиться вокруг высокой гражданской идеи. Мы станем успешным народом только тогда, когда не будем с оглядкой распевать «Ще не вмерла Украина...». «Украинский клуб» Николая Лысенко царская охранка запретила. Вот и все его и твои мечты о народном просвещении. Не дали и не дадут... Ключ от нашего украинского счастья только в борьбе с врагом. А наш враг — большевики. Неужели ты этого не понимаешь?

Оксана. Николя, ты, как наши правители, всё о высоком. Вроде и правильно, но где же личное? Где мы с тобой во всей этой политической неразберихе и трескотне, что сегодня у нас в Киеве? Вот этого я не понимаю!..

                Обнимает.

Я хочу видеть тебя всегда рядом. Ты — моя Украина! Но ты оставляешь меня. Какая польза в окопах от студента университета святого Владимира?

Николай Закревский. Ксюша, уезжаю я не один, нас много. Киевские гимназисты присоединились к нашему куреню. Это уже сила, способная противостоять большевикам.
Я тебя очень, очень люблю! Но чтобы мы с тобой были счастливы, прежде нужно тщательно вымести свой дом. Сейчас не до европейской образованности. Сначала штык, а затем перо! Украинский народ долго мечтал о своей свободе, сегодня эти мечты стали явью.

Оксана. Блаженный, неужели ты действительно веришь, что студенты и гимназисты остановят армию Муравьёва? Но да хранит тебя Господь! Я буду ждать тебя!

                Крестит Николая.

Картина вторая
Разговор Марии Закревской с сыном.

Мария Закревская (перестала играть). Я тоже переживаю за тебя, Nicolas. Не студенческое это дело — стрелять. Воевать должны фронтовики. Твой отец с генералом Брусиловым бил австрийцев. А тебе ещё нужно учиться. Я уже потеряла своего мужа и твоего отца. А теперь вот ты рвёшься на фронт. Если что случится, я не переживу...

Николай Закревский. Не надо о грустном, маман. Фронтовикам война осточертела, они устали, воевать уже не хотят. Нужно влить молодую кровь в старые жилы. Мы, молодёжь,  вступаем в борьбу в эту трудную для Украины минуту.

Мария Закревская. Наслушался речей наших социалистов. Они вас, молодых, бросают на убой. Вы-то хоть понимаете, на что идёте? Политики ищут себе славы, а вам достанется  гробовая доска. Я боюсь потерять тебя, Николя. Если обо мне не думаешь, так подумай хоть об Оксане.

Оксана. Я ему говорила, Мария Николаевна, но он рвётся в бой! А сам-то и винтовку в руках на держал. Мне за него страшно!

Николай Закревский. Маман, и ты, Ксю, если вас слушать, так поплывёшь по течению, а оно несет в сторону красных. Усилиями таких социалистов, как Михаил Грушевский и Владимир Винниченко, был принят 4-й Универсал. Украина провозглашалась «самостійною, ні від кого не залежною, вільною, суверенною державою українського народу». За это им глубокий поклон.

Мария Закревская. Мои слёзы ещё не высохли после смерти мужа. А вот теперь ты уходишь.

Николай Закревский. Не буду оригинальным, если скажу, что если не мы, так кто же? Нельзя рукоплескать свободе, отсиживаясь в кустах. Настала пора молодым сказать свое веское слово. Наш курень Сечевых Стрельцов готов дать достойный отпор большевикам на подступах к Киеву!

Оксана. Милый, всё это прекраснодушные фразы. А если тебя убьют?

Николай Закревский. Не хороните меня преждевременно. Беду накличете. Успокойтесь. (Обнимает за плечи Оксану и мать.) Верьте, всё будет хорошо. Я обязательно вернусь!

                Звонок в двери.

Звонят. Пойду открою.

Мария Закревская. Тяжела доля украинской женщины — провожать на войну своих мужчин, чтобы потом с тревогой и надеждой ждать их возвращения.

Картина третья
В комнате появляется возбуждённый Александр Закревский с Верой. Он в военном кителе, на лацкане красный бант. У нее на голове красная косынка.

Александр Закревский. «Кипит наш разум возмущённый и в смертный бой вести готов!» Bonjour, maman! Мы с Верой только что из Коммерческого института. Киевские большевики приняли решение начать вооружённую борьбу с Центральной Радой! Меня избрали членом ревкома от Подольской сотни.

Мария Закревская (перекрестилась). Боже, что же это получается? Мой старший сын затеял войну с украинской властью, а младший — с большевиками. Брат пошёл на родного брата! Господи, вразуми безумных!

Александр Закревский. Maman, лучше вразумите Nicolas. Он не понимает, что буржуазная Центральная Рада не выражает интересы украинского народа. Мы, большевики, разгоним её. Долой Центральную Раду! Вся власть советам рабочих и крестьян! Она уже в Харькове и скоро придёт сюда. (Поёт.) «Весь мир насилия мы разрушим...». (Обращается к Николаю.) Одумайся, братец! Ещё не поздно, переходи к нам. Я переживаю за тебя, всё-таки родная кровь.

Николай Закревский. А я переживаю за тебя, Alexandre! Неужели ты не понимаешь, почему большевикам нужна Украина? Здесь хлеб, в Москве его нет. На украинский народ им глубоко наплевать! Пусть лучше куют своё красное счастье в России, а мы её имперской заботой сыты по горло!

Вера. Перестаньте браниться. А ты, Nicolas, скоро поймешь, что Alexandre прав. (Шутливо-назидательно.) Слушайся старшего брата. Он нюхал порох и хорошо понимает, что нужно простому народу, уставшему от войны.

Оксана. От войны устали повсюду: и в Киеве, и в Москве. А вы, братишки, вновь её разжигаете. Только по разную сторону баррикад. А если ненароком встретитесь в бою? Ведь кто-то убьёт... Это ужасно!

Вера. Тяжело осознавать, что нет согласия в украинском доме. Да его никогда и не было! Недаром на Украине ходила пословица, что на двух украинцев три гетмана. Все они были ещё те дядьки! Прикрывались красивыми фразами о неньке Украине, а сами смотрели, как бы ограбить народ. Да ещё заморских гостей наводили на украинские земли. Тот же Мазепа...

Александр Закревский. Мазепа всю жизнь бегал от одного покровителя к другому. Служил польскому королю, потом переметнулся к гетману Правобережной Украины Петру Дорошенко. От него побежал к левобережному гетману Самойловичу. Того продал Петру Первому, сам стал гетманом. Царя Петра заложил шведам, но тут вышла осечка... А теперь его последователи хотят отдать Украину немцам. Об этом уже идут переговоры украинской делегации в Брест-Литовске.

Николай Закревский. Гетман Мазепа за народ свой переживал. Не хотел, чтобы московское ярмо захлестнуло шею простого украинца. А если говорить о переговорах в Брест-Литовске, так мы надеемся, что мирный договор с Германией и Австро-Венгрией поможет вхождению Галичины и других исконно западных украинских земель в состав Украинской Народной Республики. Украина станет соборной державой. Собрать все земли в единое целое — вековечная мечта украинцев. Я верю, что это непременно произойдёт!

Александр Закревский. А я верю, что дни Центральной Рады сочтены. В «вагоне Центральная Рада, а под вагоном — вся её влада!» Ту-ту и до свидания! Скоро мы, большевики, помашем вам красным флагом на прощанье из Киева. Конечно, если будет, кому махать... Разбежитесь до нашего прихода.

Николай Закревский. Зря радуешься, Alexandre. Правда за нами. Она — в нашем чаянии жить свободно и независимо от москалей!

Мария Закревская. Молодёжь, хватит уже лаяться! Пора обедать. Может так статься, что это последний ваш мирный обед в родном доме. (Обращается к девушкам.) Девушки, займитесь кухней.

Оксана. Не беспокойтесь, Мария Николаевна, мы с Верой мигом.

Оксана и Марина уходят на кухню.

Мария Закревская. Да пусть пропадом пропадёт эта Центральная Рада вместе с Советом рабочих и крестьян! Кто вернет покой и счастье в мой дом?

Николай Закревский. Не вини, maman, Центральную Раду. Не всегда её деятели были правы. С землёй большевики опередили нас. Но ведь они за большую империю, только уже без царя. Им нужен наш украинский хлеб и сало, да в придачу уголь Донбасса. Опять хотят нами распоряжаться? Нет, пути-дороги у нас разные.

Александр Закревский. Ваша Рада — интеллигентишки чертовы! Добравшись до власти, они ограбили банки и стали миллионерами. А трудовому народу показали кукиш! Вот ваша власть! И вы хотите её удержать? Наивные!.. Когда уничтожим всех этих дармоедов, только тогда над Украиной поднимется истинное солнце свободы! Красное солнце свободы! Вся власть трудовому народу!

Николай Закревский. Опомнись, Alexandre! Новая украинская жизнь не должна полыхать красным рассветом! Рассвет нашей надежды сине-жёлтый. Как наши поля и небо над головой. Неужели московская власть для тебя ближе? Забыл ты свои корни.

Александр Закревский. Коленька, ты это серьёзно? Всё лелеешь мечты, что Центральная Рада — это манна небесная для украинцев? Так не было ни Христа, ни манны небесной. Это всё сказки для наивных душой. В вашей Раде сплошные зрадники! (Прислушивается к выстрелам на улице.) Слышишь, стреляют? Это большевики на Арсенале. Мне туда...

Мария Закревская. Ох, горе моё горькое! Сыновья — враги в собственном доме. Остыньте!  (Александру.) Успеешь ещё на свой Арсенал. Давайте лучше обедать.

Александр и Николай прекратили спор, помогают накрывать стол.

Картина четвёртая
Разговор на кухне Оксаны и Веры.

Вера. Вот скажи мне, в чём наше женское счастье? Неужели только чтобы спать с мужиком, родить от него, а потом всю жизнь заниматься пеленками и детьми? А когда они вырастут, мы, старенькие, станем ненужными. Тебя устраивает такая жизнь?

Оксана. Семья и дети — это большая радость! Но когда есть работа, которая доставляет тебе удовольствие, это тоже счастливая женская доля. Наша судьба не должна зависеть от косых взглядов мужской половины общества. Много ещё ограничений, которые мешают нам, женщинам, жить полноценной жизнью. А не заниматься  кухней, вот как сейчас мы с тобой. Это тоже нужно, но не считаю только такой женский удел правильным и счастливым.

Вера. Ты рассуждаешь о раскрепощённой женской душе. А ведь это невозможно без сексуальной свободы. По-настоящему раскрепощённой женщина может быть лишь только тогда, когда её чувственность никто и ничто не сдерживает. Долой все буржуазные предрассудки!

Оксана. По-твоему, свободные отношения с мужчиной лучше, чем брачный союз? Он и Она друг другу ничего не должны кроме постели? Так надо тебя понимать?

Вера. Брак — это формальность, которая только усложняет отношения между мужчиной и женщиной. Большевики за революционный слом не только старой государственной машины, но за революцию в нравственной сфере.

Оксана. Если партия большевиков пойдёт по такому пути, закончит плохо. Пример Древнего Рима, видимо, ничему не научил. Вот ты считаешь себя свободной женщиной. А как же твои отношения с Александром? Неужели во имя революционной целесообразности ты можешь ему изменять?

Вера. А что тут такого? Любой понравившийся мне мужчина должен быть моим. Только полное раскрепощение нравов приведёт к истинному равенству полов. Когда наша партия придет к власти, мы снимем все ограничения моралистов в интимной сфере.

Оксана. Даже на однополую любовь?

Вера. В Москве уже вышел декрет партии большевиков об отмене брака и наказания за гомосексуализм. Для победы социализма однополые браки полезны. Детей в таких семьях нет, некому будет плакать, если кто из однополой семьи умрёт на баррикадах за наше правое дело.

Оксана. Круто вы разогнались! Ты хочешь сказать, что старые семейные ценности уже не нужны, что свободная любовь — это свободная успешная нация?

Вера. Когда революция большевиков победоносно завершится и зашагает по всей планете, мы будем первой страной свободного секса! Брак уже у нас называется «сексуальный союз». Женщина, если пожелает, может не переходить на фамилию мужа, и совсем необязательно жить с ним под одной крышей. Встречи с мужчиной только для наслаждения, а надоело — пошёл к чёрту! Без излишних формальностей. И никакой ревности, глупых слезливых упрёков!

Оксана. Мне такая животная страсть претит. Я верю, что существует чистое светлое чувство. Как у Ромео и Джульетты или лесной дивчины Мавки. Надеюсь, читала Лесю Украинку? Иное дело, что условия жизни убивают любовь. Тогда это трагедия. Но настоящая любовь и верность всё же есть! Несмотря на все преграды между влюблёнными! А ты говоришь про грязь во взаимоотношениях между полами. Не завидую я твоему Alexandre.

Вера. Моего милашки не убудет. Мы придерживаемся одних взглядов, а потому не ревнуем друг друга. Нам легко и свободно, мы по-настоящему раскрепощены. Ты лучше о себе подумай. С Николя у тебя ничего серьезного не было. Кроме томных поцелуев. А если его убьют? Ты об этом подумала? Жизнь ведь всё равно возьмёт своё. Поплачешь и успокоишься. У тебя появится другой мужчина, но это уже будет не Николя.

Оксана. Не говори так. Я даже не хочу об этом думать! Да, близки мы ещё не были, но я верю, что у нас обязательно будет большая красивая свадьба, а потом — счастливые годы с детьми и внуками.

Вера. Глупенькая. Любовь — как стакан чистой воды. Женщина должна подавать его тому, кто попросит напиться, и сама не прочь испить из него, если уж очень захочется. Не стоит надеяться «на потом», когда совсем неизвестно что с нами будет сегодня.

Оксана. Со времен Гомера люди прославляли высокое чувство и верность. Пенелопа 20 лет ждала возвращения Одиссея. А ведь сколько женихов сваталось к ней! И таки дождалась.
Да, наверное, я глупая, потому что не иду на поводу похоти. Когда спариваются ради удовольствия — это грубая, низменная страсть. Древние греки называли её Афиной Пандемос — площадной любовью. Но ведь была же у них и Афина Урания — любовь возвышенная, небесная. Когда высокое чувство объединяло влюблённые сердца. А эту теорию «стакана чистой воды» я слышала. Только стакан может оказаться заражённым. Ты об этом подумала?

Вера. Идеалистка! Сегодня быть брезгливой и эгоисткой совсем не модно. Для кого ты себя бережёшь?

Оксана. Если для человека нет ничего святого, он копошится в душевной грязи. Она обязательно коснётся его детей. Как человек верующий, я не хочу, чтобы мои дети, внуки и правнуки аж до седьмого колена были несчастливы.

Вера. Вот ещё, и религию приплела... Попы морочат людям головы, и они верят в загробную жизнь, что где-то там (Взмахнуло рукой под потолок.) будет лучше. А жить нужно сейчас — вот здесь (Топнула ногой.), в этом времени! Жизнь коротка, так зачем её тратить на розовых слонов? Размазня ты, Ксюша. Трудно придётся тебе в жизни!

Оксана. А я думаю, что пропаганда половой распущенности вряд ли сделает тебя и Александра счастливыми. Жалко мне вас.

Слышится голос Николая Закревского.

Николай Закревский. Девушки, где вы там? Мы вас заждались.

Вера. Тоже мне, жалостница. Лучше себя пожалей! Пошли уж, твой Николя зовёт.

Вера с блюдом выходит из кухни ,встречается в дверях с Николаем, тот сторонится.

Николай Закревский. Mis;ricorde, je vous prie, mademoiselle V;ronique (Милости прошу, мадемуазель Вероника). Peut, aider? (Может, помочь?)

Вера. Merci, Nicolas, помоги лучше Оксане. (Негромко.) Ишь, барчук, галантный какой!

Картина пятая
Наши дни. Стучат колёса поезда, Мелькают пейзажи Полесья. В купе Сергей Петрович, Юрий Николаевич.

Юрий Николаевич. Всё стремительно меняется в нашей жизни. Вот как пейзаж за окном  вагона. Вроде бы только вчера было восемнадцать, учился в техникуме, призвали в армию. Службу начал в учебке в Горьковской области. В нашем взводе были русские, украинцы, татары, чуваши. Настоящий интернационал! И никакой вражды. Братьями мы себя не считали, однако не бычились, подлянку друг другу не делали. Нас объединяла одна большая страна. Мы учились её защищать и гордились этим.

Сергей Петрович. Я призывался в украинскую армию и присягал на верность украинскому народу. В нашей армии служить гораздо легче. На кухню в наряды не ходят, пищу готовят вольнонаёмные... И нет дедовщины, как в советской армии.

Юрий Николаевич. Неуставные отношения есть в любой армии. И в советской всякое случалось. Но в нашей части до рукоприкладства не доходило. «Старички» нас, молодых, гоняли. Конечно, маменькиным сынкам приходилось несладко. Служба была жёсткой, без сюсюканий. А разве это плохо? Всё как в настоящей жизни — выживает только сильнейший. Не столько физически, сколько по своим психологическим качествам. Кто-то сходил с армейской дистанции. У нас одного парня комиссовали, заработал язву желудка. Хотя многим солдатам жирная армейская каша пошла на пользу. В первые месяцы службы быстро прибавили в весе... Я после срочной остался в армии. Теперь вот полковник в отставке, имею ордена и медали. Никогда не любил носить их просто для показухи, однако, на 9 Мая всегда надеваю.

Сергей Петрович. Это ваше законное право. Стыдиться тут нечего. Нельзя сказать, что жизнь свою вы прожили зря. Однако трагедия вашего поколения в том, что служили совсем не той идее. Коммунизм оказался фикцией. Вместо сытой счастливой жизни народ получил нищету.

Юрий Николаевич. Обижаете! Миллионы таких, как я, уверены, что жили правильно. Нам не в чём винить себя. Испокон веку народ мечтал о всеобщем благоденствии. А пронырливые политики беззастенчиво воспользовались этой народной мечтой и нагородили бог знает что. И теперь народ обвиняет во всём коммунистическую идею. А виноваты конкретные люди, проводившие эту идею в жизнь. Первый опыт оказался неудачным. Но это совсем не значит, что коммунистическая идея мертва.

Сергей Петрович. Советский режим оказался преступным. Сталин стал единоличным правителем. Пыль с портретов его сдували, упаси боже, чтобы кто увидел пыльный лик друга рабочих и физкультурников. Потому и Церковь стали преследовать, чтобы Всевышний не затмевал его своим авторитетом. Вот ваша коммунистическая мораль — несогласных с ней — расстреливали. Украинское расстрелянное возрождение — это Лесь Курбас, Николай Кулиш, Матвей Яворский и много других украинских творцов, бесследно сгинувших в лагерях ГУЛАГа на непосильном, каторжном труде. (Пауза.) А многие советские люди действительно верили, что все они были «врагами народа».

Юрий Николаевич. Не сгущайте краски. Среди расстрелянных действительно были враги. Только и ждали момент, чтобы сковырнуть советскую власть, которую народ горячо принял. Достаточно посмотреть фильмы Александра Довженко про Арсенал, про строительство Днепрогэса, про красного командира Николая Щорса.
Был культ личности Сталина, но про него тогда мало что знали. Я, как коммунист, узнал о нём только из доклада Никиты Хрущёва на 20-м съезде компартии в 1956 году. Всё это вызвало гнетущее впечатление. Но даже после этого мы верили, что служим светлой идее, когда человек —центр Вселенной, и всё в стране делается во благо людям. И население после войны прирастало. А теперь кто здесь, на Украине помнит о людях? Население стремительно уменьшается. Не так уж давно всё уверяли, что нас 52 млн, а сейчас хорошо, если насчитается миллионов 40. И это, заметьте, без войны и Голодомора.

Сергей Петрович. Александр Довженко любил Украину, переживал за нее, но оказался вовлечённым в красную круговерть. Это сказалось на его фильмах. Но это не затрагивает его славу как режиссёра высокого уровня. Имя его по праву записано в скрижалях мирового кинематографа. А что касается Советского Союза... Во Второй мировой войне он понёс неисчислимые жертвы, одних только украинцев погибло 8 млн. Однако народ-победитель стал жить хуже, чем побеждённые. Забыли очереди за колбасой? И это вы называете «во благо людям»? Сегодня неурядиц у нас в Украине много, но это переходной период, мы его обязательно переживём, и тогда заживём лучше.

                В купе появляется Иван.

Иван. Пустите на огонёк?

Сергей Петрович. Заходи, не смущайся. Интересный тут у нас разговор. Не мешает послушать. (Сергею Петровичу.) Иван Черевко, краса и гордость нашего исторического факультета.

Юрий Николаевич. Приятно познакомиться. Полковник в отставке Юрий Николаевич. А скажите-ка, молодой человек, вот как вы относитесь к службе в армии?

Иван. Нормально. Свою страну нужно уметь защищать. Потому после учёбы пойду служить.

Юрий Николаевич. Похвально старому вояке слышать такие слова! Армейская служба  делает юношу мужчиной. Но сейчас стараются под любым предлогом уклониться от армии.

Сергей Петрович. Есть такие. Я называю их приживальщиками. Для себя они требуют от государства всех прав и свобод, а свои обязанности перед ним выполнять не желают.

Иван. В армию должны идти по контракту. Служить нужно по совести, а не по принуждению.

Сергей Петрович. Умная мысль. Обязательный воинский призыв нужно отменять. Кто идёт в армию по призыву, не обладает высоким моральным духом.

Юрий Николаевич. Вы хотите сказать, что лучше защищать родину за деньги, чем за идею?

Сергей Петрович. Одно другому не мешает. Военный должен иметь достаточное денежное довольствие и, безусловно, любить свою родину.

Юрий Николаевич. А что, есть резон в ваших словах. Защитник отечества рискует своей жизнью, всё может случиться. И как тогда быть семье? Детей нужно поднимать, дать им достойное образование. Хотя не всё решают деньги. В гражданскую войну полуголодная, раздетая и разутая Красная армия наголову разбила сытых и обмундированных западными странами белогвардейцев.

Сергей Петрович. Идея цементирует массы, без неё за что же тогда бороться? Зачем мы едем в Круты? Чтобы молодёжь почувствовала дух того непростого времени и поняла, почему необстрелянные киевские мальчишки встали на защиту свободы и независимости родной Украины.

Иван. Если говорить высоким слогом, Круты кроме политического и военного измерения имеют и другое — моральное. Это, пожалуй, главное, что нужно понимать, когда заходит разговор о киевских студентах, ушедших навстречу армии Муравьёва. Не стоит мусолить просчёты тех, кто туда их отправил.

                Помолчал и задумчиво.

А прикольно было бы знать, что там, в январе 1918 года, произошло на самом деле?..

Сергей Петрович. К великому сожалению, в те дни украинская политическая элита ходила в розовых очках. Была не готова к построению национального украинского государства. А всё через свою неорганизованность и неумение договариваться друг с другом. Большевики этим воспользовались. Только недавно мы стали по-настоящему независимы.

Юрий Николаевич. Ой ли? Думаю, что наши власти наступают на те же самые грабли, что и Центральная Рада в 1917 году.

Сергей Петрович. Если некоторые в нашей стране надеются на реставрацию советской власти, рекомендую им выбросить из головы такие мысли.

Иван. К красному прошлому возврата нет. Наш выбор — это по-европейски образованная, демократическая Украина. (Юрию Николаевичу.) Сложно вам было, мы вас понимаем, а потому не обвиняем. Но теперь наступило наше время. Мы построим по-настоящему счастливую украинскую жизнь. Я в это верю!

Юрий Николаевич. Идеалист! Но дельный парень. Хочется верить, что у таких всё получится.

Сергей Петрович. Ну, хватит уже разговоров! Скоро нам выходить. (Ивану.) Иди, поднимай команду, чтобы на станции все вышли без промедления. (Иван уходит, кричит ему вдогонку.) И чтобы ничего не оставили в поезде!

Картина шестая
Киев, 1918 год. Кухня квартиры Закревских. Оксана и Николай.

Николай Закревский. Что это ты грустная? Неужели поссорилась с Верой? Немудрено. Она  большевичка, резка в своих суждениях и поступках.

Оксана. Наша Вера совсем без веры… А вот скажи мне, что для тебя значит любовь?

Николай Закревский. Сентиментальной ты стала. (С пафосом.) «Любовь — над бурей поднятый маяк, что светит мне во мраке и тумане. Любовь — звезда, которою моряк определяет место в океане».

Оксана. Милый, ты немного переврал Шекспира. «Любовь — над бурей поднятый маяк, не меркнущий во мраке и тумане». Только я хотела услышать от тебя совсем не эти красивые слова. Мы ведь с тобой не на митинге. Хочу твоё личное, от сердца. Вот что для тебя значит любовь?

Николай Закревский. Теперь мне понятно. Вера проповедовала свои взгляды о свободной любви и вы поссорились.

Оксана. Разные взгляды, это не повод для ссоры. Зачем косо смотреть на человека, если он  думает совершенно иначе? Главное, чтобы своими поступками не гадил в душу. А всё-таки ты не ответил на мой вопрос: что значит для тебя любовь?

Николай Закревский (задумался). Любовь для меня... значит?.. (Воодушевлённо.) Это всегда быть с тобой. Когда ты рядом, у меня душа поёт, настроение радостное, появляется желание сделать что-то необычное, хорошее. Не только для тебя и близких, а для всех людей. Когда хочется обнять весь шар земной и громко крикнуть: «Я люблю её! Вы слышите? Люблю-у-у!» А когда тебя нет рядом, постоянно думаю о тебе с теплом, хочу поскорее тебя увидеть. Чтобы вот так крепко сжать в своих объятиях и расцеловать.

Николай обнимает Оксану и жарко целует, она шутливо отстраняется и пытливо смотрит ему в глаза.

Оксана. Это правда? Ты так сильно любишь меня? И никогда-никогда не побежишь за другой? Пусть она даже будет во сто раз красивее меня?

Николай Закревский. Святая истина! (Крестится.) Кроме тебя мне никто не нужен! Есть очень красивые женщины, смотришь на них, как на прекрасный цветок. А потом думаешь, что красота эта чужая. Не обдаёт жаром. Сердце совсем не ёкает, бьётся спокойно. Холодная пропасть отделяет от этой неземной красоты. Такими женщинами восхищаешься, а вот любить — нет! Ни во веки веков!

Оксана. Ты хочешь сказать, что никогда меня не разлюбишь?

Николай Закревский. Конечно нет! Истинная любовь, — это подарок Бога. С Небес спускается она к нам на Землю и глубоко волнует сердца влюблённых. Когда у Него все думы только о Ней — самой прекрасной на всём белом свете! А у Неё все мысли только о Нём — горячо любимом и желанном, одном-единственном во всём мире.
Только любовь к матери, которая дала тебе жизнь, может сравниться с этим высоким чувством. Но с любимой юноша испытывает сильное чувственное начало, именно оно делает его настоящим мужчиной. Он и Она, соединяя свои сердца, получают вечную жизнь в своих детях.

Оксана. Опять ты заговорил витиевато. Снова загоняешь свою душу в бронь высокопарных слов. Это меня настораживает. От души ли ты говоришь?.. Но я тебе верю, потому что тоже очень люблю тебя. Сердцу ведь не прикажешь. Верно ты заметил, что настоящая любовь вспыхивает по Божьему провидению и заставляет биться влюблённые сердца в унисон.

Николай Закревский. А наша Вера говорила с тобой о низменной страсти, рядящейся в тогу любви. Сегодня вседозволенность и разврат — популярная тема. Похотливых людей много, но в итоге оказывается, что все они несчастливы. Однако ведь они сами выбрали себе такую жизнь. А что в остатке? Страсти изжились, душа разбита. Таких не стоит жалеть, разве что посочувствовать...

Оксана. Не будем, Николя, больше о печальном. Лучше о нас с тобой. Я совсем мало знаю о твоих вкусах и привычках. Вот что ты ещё любишь в этой жизни? (Кокетливо.) Кроме меня?

Николай Закревский. Очень люблю весну — когда оживает природа и запевается новая жизнь. Люблю смотреть на диких гусей высоко в небе, когда они пролетают над нашим городом в родные края. Счастливые! Там им свободно и мило. Там у них родится свободное потомство. Так и взвился бы и полетел вместе с ними в эти вольные дали. (Пауза.) Но что толку мечтать о чужой вольнице, когда на родине не хватает глотка свежего воздуха? Душно!

                Рвёт ворот рубахи.

Оксана (огорчённо). Ну вот, милый, ты опять за политику. Быстро выдохлись твои горячие слова про любовь.

Николай Закревский. Прости, любимая! Завтра наш студенческий курень уезжает под Круты. Все мои мысли сейчас на том дальнем рубеже.

Оксана. Я обязательно приду провожать тебя, Николя. И буду ждать с нетерпением. Целым и невредимым. Да, Господи, любым, лишь бы только живым вернулся!

Оксана и Николай целуются.

Николай Закревский. Пойдём, маман с Александром и Верой, поди, заждались. Посидим с моим братцем мирно последний раз.

Оксана. Таких как Alexandre и Вера уже не переделаешь. Это большая трагедия. Не только ваша семейная, а всего украинского народа. Мы тут сегодня не можем разобраться со своей жизнью, а интересно, что подумают о нас и нашем времени этак лет через сто?

Картина седьмая
Наши дни. Поезд. В тамбуре плачет и курит Марина. Появляются два подвыпивших.

Первый молодчик (толкает напарника, шепчет). Глянь какая классная тёлка! Снимем? Присядь ей на уши, язык у тебя подвешен.

Второй молодчик. Привет, краля! А мы искали с кем подымить. (Видит, что девушка плачет.) О-о! Кто это тебя обидел? Покажи нам этого фраера, мигом вправим ему мозги. Нельзя таких красивых девочек обижать!

Марина (раздражённо). Никто меня не обидел. (Иронично.) Это от счастья я плачу. Не мешайте мне, мальчики. Проходите!

Первый молодчик. Поделилась бы с нами своим счастьем. Может, и мы с тобой поплачем от радости.

Марина. Фу-у, как прёт от вас перегаром! Парни, не приставайте, идите своей дорогой. Не тормозите! 

Первый молодчик. Ишь, какая коза гордая. Знакомиться она не хочет...

Второй молодчик. Сейчас захочет. (Хватает Марину за плечи.) Не кочевряжься, цыпочка,  таким парням, как мы, отвечать нужно вежливо... Пообщаемся, бутылочка у нас есть...

Первый молодчик достаёт из кармана бутылку. Девушка бьёт по рукам схватившего её за плечи, пытается вырваться.

Марина. Пьянь! Лапы свои убери!.. Укатывайтесь со своей бутылкой... На три весёлых буквы!..

Второй молодчик. Ах ты, стерва! За базар свой ответишь... (Заламывает ей руки, кричит напарнику.) Чо зыркаешь? Заткни ей пасть, шоб не орала, сука!

Первый молодчик пытается зажать девушке рот. Она вырывается, кричит.

Марина. Пустите, сволочи!

Второй молодчик. Впихивай её сюда! (Бьёт ногой по двери туалета.) Да крепче держи, чтоб не мычала! (Марине.) Сейчас, сучка, счастье тебе привалит... Мало не покажется!

Марина сопротивляется изо всех сил, кусает за руку длинновязого, тот отдёргивает руку.

Марина. Подонки! Пустите!.. Помогите!..

Первый молодчик. А-а-а! Укусила! (Бьёт Марину по лицу.) Змеюка! Не ори, никто не услышит!

Второй молодчик. Сюда... Быстрее... Заталкивай шмару…

Тянут девушку в туалет. Она громко кричит.

Картина восьмая

Иван. Вроде Марина кричит! Что-то случилось!

Иван бежит по вагону на голос, врывается в тамбур, видит насильников и Марину.

Иван. Сволочи, не трогайте девушку!

Второй молодчик. А шо это за кекс объявился? (Напарнику.) Крепче её держи! А я счас с этим тут побазарю! (Выхватывает из кармана складной нож, выкидывает лезвие.) Ну, фраерок, подходи, коль не боишься!

Иван. Ах ты, гадёныш! Брось нож! Кости переломаю!

Второй молодчик (размахивает ножом). Заступничек! Подь, подь сюды. Распишу твою рожу,  как пасхальное яйцо. Родная мать не узнает!

Иван старается уклониться от ножа, завязывается драка.
Затемнение.

Картина девятая
В комнате Алёна сидит за столом, читает. На заднике огненные всполохи, звуки стрельбы, грохот систем залпового огня. Алёна вскакивает из-за стола, испуганно кричит.

Алёна. Ох, беда с Иваном!

Схватилась за сердце, мечется по комнате, подскочила к окну, за ним всполохи зарева.
Быстрая смена картины в мигающем свете стробоскопа.

Картина десятая
Киев, 1918 год. По комнате беспокойно ходит Оксана. За окном слышны стрельба и крик «держи краснопузую сволочь!»

Оксана. Неспокойно на сердце. Николя, не оставляй меня!

За окном красные всполохи. Быстрая смена картины.


                Картина одиннадцатая
Наше время. Драка в поезде. Иван получает несколько ударов ножом, но перехватывает руку бандита и выбивает нож. Второй бандит бросает девушку, бьёт Ивана ногой, срывает стоп-кран. Марина кричит. Резкий визг тормозов, поезд остановился. Бандиты открывают дверь и выскакивают из поезда, убегают. Шум, крики. Прибегает Сергей Петрович. Прожектор высвечивает на середине сцены тело Ивана. Над ним склонился Сергей Петрович.

На заднике бесшумные взрывы реактивных снарядов, сполохи огня. Тихо звучит и становится громче песня «Ой, летели дики гуси» (поёт Антонина Матвиенко). При словах «впало пір'я на подвір'я, закотилось, як повір'я, у траву», на сцене медленно проступают силуэты полегших на поле боя солдат. По правому и левому краю сцены возле кулис и вглубь сцены клином к заднику актёры в скорбной позе со свечами.
                Продолжает звучать песня.

                Занавес