Чудо рыбалка

               
 
В июле1953 года Семён Баграмян отмечал два важных для него события: своё 26-летие и окончание  Харьковского Политехнического Института. Распределили Семёна на минский завод вычислительной техники, куда он вскоре и направился.                В один день с Семёном на этот завод прибыл и молодой специалист Борис Юнин, окончивший Ленинградский Политех. Обоих новичков зачислили в конструкторское бюро завода, где они познакомились и вскоре крепко подружились. Как говорят, рыбак рыбака видит издалека: Семён и Борис были заядлыми рыбаками и охотниками. Немного освоившись на работе и по месту жительства, друзья значительную часть своего свободного времени стали проводить на рыбалке. Для охоты не было у них ружей – свои не привезли, а покупать новые было ещё не по карману.  Семён был в восторге от обилия рек и озёр в Белоруссии, от огромного разнообразия рыбы в них и от его частых удачных рыбалок. Борис тоже без улова не оставался, но восторгов Семёна рыбалками не разделял, помалкивал. По характеру он был молчуном. Но как-то всё же высказался, не выдержав очередной бурной радости Семёна от пойманных  им щуки, десяти краснопёрок и ершей без счёта: «Не видел ты, Сеня, настоящей рыбалки. Не спорю, есть где немного развлечься рыбаку в Белоруссии, но по сравнению с рыбалкой на моей родине – это, Сеня, баловство, детская забава. Наловил ведро ершей и радуешься, как ребёнок». Борис был родом из вологодской глубинки, села имени Бабушкина. Сильно заинтриговал Борис Семёна чудом рыбалкой в его краях.  Поэтому он охотно откликнулся на предложение Бориса провести их второй трудовой отпуск в его селе. Первый свой отпуск они оставались в Минске и готовились к поступлению в заочную аспирантуру.               

         Были они 28-летними одногодками, рослыми, статными, симпатичными и лёгкими на подъём: решили – поехали. Рюкзаки на плечи, зачехлённые удочки в руки – и в путь.               

         С пересадкой в Москве добрались они поездом до Вологды, а дальше решили плыть пароходом по рекам Вологда и Сухона до посёлка Тотьма. Допотопный пароход шёл медленно и долго, шлёпая по воде лопастями огромных приводных колёс. Тогда, в 1955 году, такие реликвии ещё встречались на речных просторах России. Семёну всё было чрезвычайно интересно в этом речном путешествии, и настроение его было празднично-приподнятым. От Тотьмы до села имени Бабушкина ещё километров сорок по дремучим лесам, колдобинам и болотам, на маленьком старом автобусе, вытряхивающем потроха и мозги у бедных пассажиров. Пошатываясь, как после длительной и изнурительной морской качки, друзья поздним вечером вывалились из автобуса по месту назначения, где их уже ожидала Борина мама. Пообнимавшись с матерью, Борис представил ей Семёна:               
        – Мама, это Семён. Я тебе писал о нём.               
        – Ольга Павловна я, Борина мама. Я так рада, что вы приехали вместе. Вдвоём веселее будет, – скороговоркой, «окая» протараторила она и, как и Бориса, обняла и поцеловала Семёна. – Боренька, а у нас плохая новость – твой дядя в Архангельске умирает. Телеграмму сегодня получила. Он хочет видеть тебя. Ведь ты для него, как сын родной.  Боренька, надо ехать. Господи, горе-то какое, – огорошила Ольга Павловна Бориса да и Семёна тоже.               
        – Надо ехать, – сказал Борис. – Завтра утром и поеду. А ты,  Сеня, не огорчайся шибко. Осваивайся пока. Правда, хорошей рыбалки вокруг села нет, но развлечься сможешь. А когда я вернусь, мы отправимся на настоящую рыбалку километров за пятьдесят отсюда. Можешь пока на охоту сходить. Всё будет хорошо.               
        – Боря, ты не переживай из-за меня, я себе дело найду, –  спокойно ответил Семён.               

         В потёмках осторожно двинулись в путь. В окнах домов тускло мерцали огоньки керосиновых ламп и лучин. Дом Ольги Павловны был бревенчатым, большим и добротным, поднятым на сваях почти в рост человека. Под полом виднелись штабеля дров и хозяйственная утварь. В доме было чисто; дощатые полы надраены, как палуба на  корабле; постелены светлые домотканые дорожки; на столе пыхтел самовар; пахло рыбой, пирогами и ещё чем-то очень вкусным. «Детки, я баньку истопила, сходите. С дороги это надо. А я по-ка с ужином похлопочу», – суетилась Ольга Павловна.               
               
         После бани, за ужином, Семён объедался малосольными белыми груздями невероятной вкусности, пирогами с рыбой, пирогами с черникой и ватрушками с творогом. Потом пили чай: чинно, долго и много.               

         Ранним утром, проводив Бориса к автобусу, Семён решил совершить экскурсию по селу и его окрестностям. Село оказалось не очень большим, но несколько необычным. Когда-то, ещё в царские времена, в нём выпаривали соль из водных соляных источников. Из-за нерентабельности это уже давно не делают, но добротные постройки хорошо сохранились с тех пор. Дома в селе преимущественно деревянные из очень хорошего сруба. Село имеет статус районного центра. Электричества в селе нет, а имеются только локальныe дизель-генераторы для таких учреждений как больница, школа, колхоз … Через  село  протекает речка с плотиной в его центре. На каждом дворе виднелась банька. Некоторые улочки имели бревенча-тые настилы-тротуары.  Редкие прохожие настороженно, но вежливо отвечали на приветствия Семёна, а потом останавливались и долго провожали его взглядом. Похоже, что блуждающий по селу в такую рань незнакомец их явно смущал. «Не худой ли он человек? И что он тут спозаранку выискивает, принюхиваясь к каждому дому и к   каждому встречному?  По виду – из южных. Такие чернявые, носатые и глазастые сюда ещё не заглядывали.  Надо бы участкового предупредить», – так, наверное, рассуждали встречные, провожая Семёна взглядом. У сельмага виднелась внушительная толпа сельчан в ожидании его открытия. Распространяя изумительный аромат све-жеиспечённого хлеба, к магазину проследовала хлебная будка на конной тяге. Управлял ею молодой мужичок, жадно пожирающий каравай белого хлеба.  При этом он тревожно зыркал по сторонам, как бы боясь, что каравай у него отнимут.

         На окраине села Семён заметил мужчину, который стоял на берегу речки и что-то там вылавливал. Подойдя ближе, Семён поздоровался с ним и увидел, что тот на мелкую сетку ловит рыбёшку типа камсы. Рыбёшки этой в речке было уйма, кишмя кишела. Рядом с мужчиной стояла тележка с большим ведром, почти заполненным мелюзгой.               
        – И что вы делаете с этой мелочью? – спросил Семён.               
        – Много из неё не сделаешь – поросёнка кормлю и кошкам перепадает.               
        - А есть ли тут поблизости хорошие места для рыбалки?               
        - Возле села особо не разживёшься. На хорошую рыбалку надо подальше ехать.                Немного пообщавшись с рыбаком, Семён с километр прошёлся вдоль берега речки и повернул к дому.               

          После завтрака он долго беседовал с Ольгой Павловной на разные житейские темы, и оба они многое узнали о прошлой и настоя-щей жизни родных и близких друг друга. Семён обратил внимание, что при дневном свете Ольга Павловна выглядела несколько иначе, чем накануне ночью. Было ей за шестьдесят, маленького роста, средней упитанности, седая, круглолицая, симпатичная, с васильковыми глазами, аккуратная, деловитая, хлопотливая, говорливая и добрая. До пенсии работала учительницей начальных классов в селе. Муж её уже давно умер. Двум дочерям и сыну дала высшее образование и  осталась одна в большом доме. Молодёжь из села бежит, село стареет, пустеет и хиреет. Держала она две дойные козочки и козлика Димку, которого собиралась зарезать к приезду Бориса с Семёном. Но  козлику повезло, поскольку Борис  уехал, а  Семён  сильно воспротивился этому душегубству. Уж очень компанейским и ласковым был Димка. Вспомнив своё пастушечье детство, Семён вызвался попасти козье-козлиное поголовье Ольги Павловны, но она замахала руками и запротестовала:               
        – Нельзя этого делать, Сеня, ты  здесь  гость, приехал отдыхать, а не коз пасти. Ты, Сеня, никуда уже сегодня не ходи. Отдохни с дороги. И на рыбалку далеко не ходи. Приедет Боря, тогда и пойдёте. Он места хорошие знает. Если хочешь, сходи завтра на охоту, как  Боря советовал. Ружьё и потроны я тебе приготовила. Патроны с  дробью и пять с пулями – вдруг от  медведя придётся отбиваться. Но ты, Сеня, медведя не трогай. Тут опыт нужен, чтобы с ним справиться. Не забудь взять компас и манок на рябчика, может, пригодятся. Вот тут я тебе маршрут нацарапала. Одень Борины охотничьи сапоги – через болото идти надо. Вода там до коленок будет, но ты не бойся, иди. За болотом метку оставишь, откуда вышел. Другой дороги обратно я не знаю. Пройдёшь прямо по лесу, увидишь речку со старицей, вдоль речки широкий луг будет. Справа увидишь старую вырубку, а по краю вырубки густой малинник пойдёт. На вырубке и вокруг неё ты и охотиться будешь. Там рябчики водятся, тетерева и глу-хари попадаются, утки и гуси на старице кормятся. А ты-то охотился раньше, Сеня?               
        – Охотился, Ольга Павловна, только не в таких медвежьих дебрях. Не волнуйтесь, некоторый опыт в этом деле у меня имеется. Правда, охотился я всегда с собакой.               
        – Не знаю, Сеня, хорошо ли спрашивать у тебя, но я всё же спрошу: есть ли у Бори девушка там, в Минске? Он ничего мне не  пишет  об  этом.               
        – Есть у него девушка, Ольга Павловна. Очень симпатичная, серьёзная, светленькая и синеглазая. Но он сам вам о ней расскажет, не успел ещё.               
        – Ну, слава богу. Пора бы ему уже жениться. А ты, Сеня, почему так долго не женишься?               
        – К сожалению, пока не получается, Ольга Павловна.               

        Разворошила Ольга Павловна улей грустных мыслей Семёна разговорами о девушках. Вместо того, чтобы хорошенько выспаться перед охотой, он, может, в тысячный раз после расставания со своей девушкой вспоминал, обдумывал и анализировал каждый миг общения с ней, стараясь постичь мотивы разлуки, и не постигал их. Что-то  случилось за пределами его понимания. Расстались, даже не объяснившись. Зоя...Зоенька...Заинька... – сестра бывшего однокурсника Семёна по институту Аркадия Бойко. Такого же переростка на курсе, как и Семён. Друзьями они не были, но тесно и приятно общались в конструкторском бюро института. Темы их дипломных проектов оказались смежными, из-за чего периодически возникала необходимость совместной работы и согласования своих решений. Работали они у Аркадия дома. Жил он с родителями в Харькове, в их собственном добротном особнячке. Там Семён и познакомился с Зоей и их родителями – интеллигентными потомственными врачами. Аркадий говорил, что он первый в их роду нарушил профессиональную традицию, променяв медицину на электронику. Зоя в это время была студенткой последнего курса мединститута. Среднего роста, динамичная, изящная, женственная, с правильными чертами лица, с выразительными чёрными глазами, смуглолицая, общительная и улыбчивая брюнетка. Знакомясь с Семёном, она подала ему руку и с улыбкой произнесла:               
        – Ну-ка,  покажись, сынку. Так вот ты какой богатырь, оказывается, Семён Баграмян! По рассказам Аркадия я тебя представляла совсем другим: этаким щуплым очкариком, вечно  корпеющим над  формулами, чертежами и научными открытиями. Это правда, что у тебя уже имеется четыре авторских свидетельства на изобретения?               
        – Есть такой грех.               
        – Феноменально! Впервые знакомлюсь с изобретателем.               

         Рука её была нежной и чувственной; взгляд прямой, изучающий, лучистый, колдовской, со смешинкой. Она была так доброжелательна, непосредственна и проста в общении с Семёном, что сразу же расположила его к себе.                Обычно Семён приходил к Аркадию утром, когда его родителей дома уже не было, а Зоя суетилась, собираясь в институт. Уходил он  до прихода  родителей с  работы. Зоя иногда возвращалась домой до ухода Семёна, а иногда оставалась весь день дома, занимаясь своими делами и подкармливая «мальчиков». Семён и Зоя стали частенько   вести беседы на самые разные темы и находили, что их взгляды и предпочтения во многом совпадают. Постепенно беседы их удлинялись, а потребность в них становилась всё настойчивей и чаще. Семён обратил внимание на одну странность, что родители Зои и Аркадий почему-то откровенно противились её контактам с ним. Вскоре причина этой странности выяснилась.               
        – Сеня, я очень уважаю тебя, – начал свой «мужской» разговор Аркадий, – но ты оставь, пожалуйста, Зою в покое, не охмуряй её. И никаких театров, концертов и других походов с ней. Дело в том, Сеня, что у Зои есть жених. В будущем году у них свадьба будет. Сейчас он служит в армии и этой осенью возвращается домой. Совместную работу мы с тобой закончили, поэтому ты к нам больше не приходи, пожалуйста.               
        – Аркадий, ты же знаешь, что, в отличие от тебя, охмурять девушек я не мастер. Не скрою, Зоя мне очень нравится. Выходит, «хороша Маша, да не наша».                Перед уходом Семён зашёл к Зое в её комнату, чтобы попрощаться с ней. Поблагодарил её за  гостеприимство и душевное  отношение к нему; поздравил со статусом  невесты; высказал своё  восхищение ею; сожалел, что не он её жених; повздыхал и робко предложил ей как-нибудь встретиться бы, по-дружески пообщаться.               
        – Сеня, смелее и конкретнее: где, когда и во сколько? – с улыбкой ответила Зоя, явно потешаясь над смущением Семёна.               

         На свидании Зоя рассказала Семёну о её статусе невесты: «Сеня, это называется « без меня меня женили». Выходить замуж за  своего так  называемого «жениха» я не собираюсь. Тут длинная история. Когда мне было десять лет, а соседскому мальчику тринадцать, кому-то из моей и его родни взбрело в голову объявить нас женихом и невестой. С того времени и до сей поры нас так и называют, хотя я уже давно его невестой себя не считаю и все заинтересованные стороны уведомила об этом. «Жених» хороший парень, но как кандидат в мужья он меня совершенно не интересует. А я его интересую, и он будоражит меня и наши семьи. Многие из его и моей  родни его  поддерживают и постоянно капают мне на мозги. Особенно  Аркадий – они старые  друзья. Мне это давление не нравится, я протестую, что создаёт некоторое напряжение в нашей семье. С твоим появлением в нашем доме это напряжение несколько возросло. Аркадий заметил наше сближение, забил тревогу и решил отлучить  тебя от нашего  дома, а  меня от тебя. Наивный человек. Родители  мои  отнеслись к этому с  юмором,  однако Аркадию не возразили. Но пусть вся эта возня, Сенечка, тебя не волнует. Я легко всё это переживу, если ты будешь любить меня так же сильно, как я люблю тебя.» От такого неожиданного признания Семён был вне себя от счастья, обнял и поцеловал Зою и поклялся горячо любить её до конца дней своих.               
               

         За две недели до отъезда в Минск Семён сделал Зое предложение выйти за него замуж. Зоя ответила согласием, только попросила подождать годик, пока она не завершит интернатуру. После этого свидания Зоя исчезла. На очередное свидание не пришла, её домашний телефон не отвечал, а институт она уже не посещала. Нарушив запрет, пошёл Семён к ней домой. Встретил его Аркадий и не дав задать вопроса, холодно предложил ему: «Пойдём, Семён, отсюда. Я провожу тебя до трамвая и по дороге всё объясню. Оказывается, ты всё же тайком с Зоей встречался и сильно задурил ей голову. Подвёл ты меня, Семён. Вся родня на ушах стоит, стараясь образумить её. Короче, Зоя пообещала нам выйти замуж за своего жениха, а тебя, Семён, она видеть больше не хочет. Это её решение. Я тут ничем тебе помочь не могу». 
 
                               
        Семён подумал, что если бы это было не так, то Зоя не пряталась бы от него. Поверил он Аркадию. Разбитый, подавленный и униженный Семён медленно поплёлся к трамваю, попросив Аркадия больше не провожать его.               

         Вскоре Семён уехал в Минск. Через четыре месяца он получил письмо от своего друга из Харькова, где тот сообщал, ссылаясь на  Аркадия, что Зоя вышла замуж. Сильно переживал Семён разлуку с Зоей. Уже два года прошло с той поры, а жгучая  тоска по ней всё не покидала его. «Так и с ума сойти можно. Мне надо увидеть её. Что-то тут не так. Не могла она так поступить со мной. Ведь мы с ней всё обсудили, и никаких недомолвок между нами не оставалось. Здесь не «жених» причина, а что-то совсем другое. Похоже, что Аркадий наврал ей что-то очень ужасное обо мне, и она ему поверила. Мы с ней совершили одни и те же ошибки: поверили Аркадию, не пообщались перед моим отъездом и не попытались пообщаться после отъезда. Ошибки надо исправлять, если не поздно, конечно. Но во всех случаях нужна ясность. Так дальше продолжаться не может. Пожалуй, Бориса я ждать не буду, а на будущей неделе уеду в Харьков искать Зою», – с этим решением Семён и уснул в ночь перед охотой.               

         Рано утром, экипированный и проинструктированный Ольгой Павловной, Семён отправился на охоту. Болото оказалось не очень топким, было заросшее травой и усеяно частыми островками хилых деревьев и кустарника. Отовсюду доносилась активная разноголосица пернатых и других его обитателей. Обнаружив Семёна, остервенело застрекотали сороки, оповещая своих соседей о появлении незнакомого человека с ружьём. В кустах тревожно запищали какие-то птички. Усевшись на самой верхушке высокой ёлки, громко закаркала ворона. Видимо, не обнаружив в Семёне особой опасности, она протяжно каркнула и улетела. Сороки тоже от него отцепились.               

         За болотом Семён оставил метку, привязав белую тряпицу к сучку дерева. Прошёл метров пятьсот по бугристому, влажному и мшистому ельнику с частым буреломом и вывороченными с корнями елями, пока не показались речушка, луг и всё остальное по описанию Ольги Павловны. Вырубка уже заросла молодыми деревьями осины, берёзы, ели и сосны. За вырубкой золотистой стеной, подсвеченной утренним солнцем, взмывал в небо сосновый лес. Вокруг простирались плантации черники, повсюду виднелись грибы. Никаких тропинок и следов человеческой деятельности не было видно. «Если бы не вырубка, то могло показаться, что сюда ещё не ступала нога человеческая», – подумал Семён. Форсируя бурелом, Семён устал, пот лился с него ручьями, и он сел отдохнуть под огромной разлапистой елью. Сидит себе тихо, окрестности созерцает и от комаров отбивается. Вдруг у него за спиной кто-то захлопал, и на расстоянии вытянутой руки мимо него пробежал огромный гусь. Бежал он быстро, размахивая крыльями, как будто хотел взлететь, но почему-то не мог. Схватился было Семён за ружьё, но стрелять передумал: «Пусть себе бежит, раз так спешит». Над лугом и речкой нависала лёгкая дымка тумана. В старице копошились утки. На лугу мирно щипали травку гуси. В речке громко всплеснула рыба. Какие-то птички вдохновенно и красиво исполняли свою утреннюю песню. В осиннике бормотали тетерева. Всё вокруг выглядело первозданно, величественно, таинственно и невероятно красиво. «Господи, красота-то какая! – восхищался Семён. – Грех такую волшебную идиллию выстрелами разрушать. Но придётся... Не забавы ради...Райский уголок с птичником. Но жадничать я не буду. Пожалуй, возьму одного гуся, пару уток, одного глухаря или тетерева и несколько рябчиков – для разнообразия. Начну я, пожалуй, с гусей и уток. По открытому пространству на выстрел они меня не подпустят. Подкрадусь я к ним с фланга по вырубке и там учиню разбой».
           С этим стратегическим планом Семён направился к вырубке. Осторожно подойдя к малиннику, он услышал, что кто-то там орудует, но из-за куста ольхи не было видно кто. Раздвинув ветки куста, Семён нос к носу встретился с медведем, стоявшим на задних ногах, обхватив передними лапами куст малины. Какое-то мгновение Семён и медведь пристально таращились друг на друга, потом медведь тихо рявкнул, резко развернулся и, ломая кусты, дал дёру. Сразу испугаться Семён не успел, это противное чувство пришло к нему чуть позже, когда он осознал всю опасность случившегося. По мнению Семёна, это был совсем молодой медведь. Значит, где-то близко могли быть и его родители, что Семёну очень не нравилось. На медвежий переполох и появление Семёна неожиданно слетелась орава сорок и ворон и затеяли они ужасный шум и гам. Стратегический план Семёна по захвату утино-гусиной «фермы» врасплох рушился на глазах. Чтобы успокоить вороньё, Семён лёг навзничь под куст ольхи и затаился. Через какое-то время гвалт прекратился, и даже послышалось пение птичек. Семён собрался было выйти из укрытия, как заметил в метре от своего лица сороку, одним глазом внимательно изучающую его. Семён встал, и сорочье-воронья какофония возобновилась с новой силой. Когда в сопровождении этого «оркестра» он добрался до «птичника», то от уток и гусей там и след простыл. Только обильный их помёт и остался. Но Семён не унывал: «А чёрт с ними, гусями и утками, компенсируем глухарями». И в том же сорочье-вороньем сопровождении направился к осиннику. Но кроме комаров, пауков и жуков никакой другой живности в осиннике и вокруг него он не обнаружил. «Придётся компенсировать рябчиками, – не так уверенно подумал Семён.– Но их ещё как-то обдурить надо, приманить, заманить, облапошить».

         Вернулся он под свою утреннюю ёлку, сел и стал свистеть в манок. Долго свистел, но рябчики всё не появлялись. Совсем испортилось настроение у Семёна. Лицо и руки его горели от укусов комаров, ноги саднили, так как Борины сапоги оказались для него тесными, и решил он идти домой не солоно хлебавши. Слава богу, хоть вороны и сороки от него отстали. Только собрался Семён вставать, как рядом с ним послышалось: «Пр-…Пр.…Пр.…». На полянку с редким черничником опустилась стайка рябчиков. Они озирались по сторонам, как бы высматривая кого-то. «Меня ищут, – обрадовался Семён. – Серенькие вы мои с хохолочками, пришли, родимые, Семёна от позора спасать». Только он протянул руку к ружью, как рябчики фонтаном: «Фыр...Пыр...», отлетели и сели не так далеко. Семён осторожно подобрался к тому месту, искал их в траве, в кустах и на деревьях, но их нигде не было. Исчезли, провалились, но не улетели. Семён чувствовал, что сидят они где-то рядом, но где? Машинально он поднял голову и посмотрел на большую ёлку, что была метрах в тридцати от него. «Батюшки, – прошептал Семён, –  как куры на жёрдочке. Сидят и ехидно смотрят на меня». Не успел он вскинуть ружьё, как рябчики снова: «Фыр...Пыр...» и отлетели подальше. Раз пять они так поиздевались над ним, а потом совсем улетели. «Канальи! – громко обругал Семён рябчиков. – Пропадите вы пропадом! Всё. Хватит. Иду домой».
 
        Подойдя к болоту, он долго искал свою метку, но так и не нашёл  её. «Успокойся, Семён, сядь и хорошенько обдумай ситуацию», – дал он себе команду. Сидит, пьёт чай из термоса, думает. В это время метрах в сорока от него кусты закачались, и появился из них  огромный, мордатый, очень рогатый серый лось. Выйдя из кустов, он тут же помчался к болоту, выбрасывая вперёд свои длинные и сильные ноги. Было слышно, как он хлюпает по воде, а потом всё затихло. Подождав немного, пошёл Семён посмотреть, что делает лось на болоте, но лося там не оказалось, а только пузырилась вода, да видна была  примятая трава по его маршруту. «Значит, лось пошёл через болото в моём направлении. Попытаюсь и я»,–поразмыслил Семён и двинулся по его следу.               

         Болото он форсировал успешно, только вышел далеко не там, где заходил. До села оставалось не менее четырёх километров. После болота лес был смешанным и не очень густым, появилось много полян и прогалин, заросших перезревшей травой. Ноги Семёна нестерпимо саднили, и он сел в тени пушистой ёлки немного отдохнуть. «Позор. Вот тебе и «райский птичник». Дичи полно, а я иду с пустыми руками. Охотник хренов», – чехвостил он   себя. Сидит Семён, комаров веточкой отгоняет и бесцельно в манок посвистывет, пытаясь какую-то мелодию изобразить. И тут уже знакомое: «Пр…-Пр...Пр...». На противоположной от Семёна стороне поляны, на про-ложенной им в траве тропке показались рябчики. Выставили они свечкой головки с хохолками и настороженно всматриваются в его сторону, как бы спрашивая: «Кто это там зовёт нас? Покажись». За кустиком и в тени под ёлкой они его, похоже, не видели. «Идите вы отсюда к чертям собачьим. У меня уже сил нет за вами гоняться», – беззлобно проворчал Семён на рябчиков. Но они не уходили, а продолжали зачарованно слушать его «волшебную флейту».  Ружьё лежало у Семёна на коленях, и он, не делая резких движений, с колен выстрелил дуплетом. Поредевшая стайка взлетела и растворилась в густой кроне ближайшей ёлки. Семён снова выстрелил дуплетом наугад. С ёлки, как перезрелые плоды, упали на землю два рябчика. Остальные, не досчитавшись шести своих собратьев, улетели. Собрал Семён добычу и поспешил домой. Время было уже за полдень.                               

         За околицей села его ждала и сильно волновалась Ольга Павловна. «Дура я старая. Совсем из ума выжила. Послала неопытного парня одного в чужой лес. И медведь его задрать может, и в болоте утопнуть запросто, и заблудиться ничего не стоит», – корила она себя и чуть не плакала.
  А тут и Семён показался, высунув из кустов свой горбатый нос. Он вкратце рассказал Ольге Павловне о своих подвигах и объявил, что без Бориса он больше на охоту не пойдёт. Ольга Павловна не смогла скрыть своей радости и горячо поддержала его решение.

        - Схожу завтра утречком на рыбалку. Вчера я хорошее местечко присмотрел. Близко тут, вверх по течению. С километр будет, – сообщил Семён Ольге Павловне.
       - Сходи, Сеня, сходи. Хорошо, что близко. Далеко ходить не надо.
На следующее утро, с восходом солнца, Семён приступил к рыбалке. Сразу же на блесну он поймал щурёнка, а примерно через час попалась щука покрупнее. Когда Семён выуживал её, то почувствовал резкую боль в нижней правой части живота. Боль всё нарастала и стала такой сильной, что начало мутиться сознание. Воткнул Семён спиннинг в куст, не выудив щуки, и поспешил к дому. На полпути ноги стали плохо слушаться его, и он пополз по росистой траве на четвереньках, вмиг промокнув до нитки. Семён плохо помнил, как Ольга Павловна переодевала его в сухую одежду, а потом с помощью соседа повезла в больницу на хозяйственной тележке.
Было воскресенье, в больнице пациентов не было, весь персонал, кроме дежурной сестры и сторожа, отдыхал. Дежурная сестра, пожилая женщина, очень похожая на Ольгу Павловну, засуетилась, заохала и стала опрашивать и обследовать Семёна.
« Аппендикс у него сильно воспалился, Оленька. Нужна срочная операция», – поставила она диагноз. Сделала Семёну обезболивающий укол, уложила его в ванну с водой и стала звонить главврачу – он же хирург. А хирург уже второй день именины жены празднует. Часа через два он появился перед Семёном: лет сорока пяти сим-патяга с интеллигентной внешностью, энергичный и изрядно пьяный. Прочитав карточку, заполненную сестрой, чуть пошатываясь, он подошёл к ванне, где Семён всё ещё лежал, и скомандовал:
– Хватит купаться, вылезай! Приведи себя в порядок и ложись на кушетку. – Тамара Петровна, помоги ему, – обратился он к дежурной сестре.
После обследования хирург подтвердил диагноз Тамары Петровны и тут же дал ей указание:
– Будем оперировать. В восемь часов вечера. Соберите всех, кто нужен. И чтобы к восьми вечера всё было готово.
– Николай Иванович, а нельзя немного пораньше? – робко обратилась сестра к хирургу.
– Ты что, сама не видишь, что нельзя?! Я должен быть в норме! – рявкнул хирург в ответ.
– А может, его в Вологду отправить? Боюсь, как бы не поздно было.
– Это быстрее не будет. И дорога ему абсолютно противопоказана. В воде его больше не держи. Действуй.
Как и было приказано, к восьми вечера Семён лежал на операционном столе, привязанный за руки и ноги, побрит и продезинфицирован в нужном месте.
       Кроме дежурной сестры, появились ещё две женские фигуры в масках. Одна из них стала в изголовье Семёна, а вторая с левой стороны его. Была дана команда дяде Васе запускать электростанцию. За окном застучал дизель, и в операционной зажглись осветители. Ровно в восемь появился главнокомандующий: свежий, энергичный и деловой. Осмотрев личный состав, снаряжение и объект операции, скомандовал: «Наркоз».               

        Уснул Семён быстро. Просыпаясь, медленно приходил в себя, открыл глаза и ничего не увидел – стояла кромешная тьма. Вдруг какие-то смутные тени зашевелились перед его глазами. Ослеп, пришла страшная мысль Семёну, и ужас охватил его. Постепенно стала нарастать боль в животе. Он хотел что-то сказать, но язык не слушался его. Совсем рядом послышался голос хирурга:               
        – Суши! Суши быстрее! Не там! И осторожно, ты мою руку пинцетом уколола!               
        – Но я ничего не вижу! Принесите хотя бы керосиновую лампу кто-нибудь! – послышался плачущий женский голос.               
        – Нельзя лампу, – резко ответил хирург. – Где же ваши фонари, Тамара Петровна? И что делается у этого раздолбая Василия?               
        – Фонари уже принесли, – прозвучало из темноты, – а Василий сказал, что света не будет, всё у него поломалось.               

        Принесли два мощных электрических фонаря, которые Семён с Борисом привезли с собой. Ольга Павловна подсуетилась.               
        – Николай Иванович, он проснулся! – воскликнула сестричка у изголовья.               
        – Наркоз давать ему больше нельзя, сыпь какая-то пошла по телу. Боюсь, Семён, что у тебя аллергия на наркоз. Придётся тебе немного потерпеть, – сказал хирург.               

        Семён ничего не ответил. Боль всё нарастала, а потом стала и вовсе невыносимой. Казалось, что в живот ему заливают расплавленный свинец и от самого сердца тянут кишки наружу. Стиснув зубы и крепко вцепившись в каркас операционного стола, он изо всех сил старался не закричать. Сестричка у изголовья промокала пот со лба и лица Семёна, гладила его по голове, приговаривая: «Потерпи, Сеня, уже немного осталось. Ты молодчина, Сеня».               

        Действительно, вскоре Семён почувствовал, что его кишки заправлены на место, и ловкие руки зашивают живот. Боль стала терпимой. Кто-то принёс две керосиновые лампы, и операционная озарилась тусклым светом. Семёна отвязали.               
        - Операция закончена. Всем спасибо, – объявил хирург.
        – Извини, Семён, что так нескладно получилось со светом. И спасибо тебе, что мужественно выдержал операцию. Вот твой аппендикс...Сам видишь, готов был лопнуть в любой момент. Успели.               
        – Спасибо и вам, доктор. Всем спасибо, – слабым голосом ответил Семён. Потом он взял и поцеловал руку сестрички, всё ещё стоявшей у изголовья, со словами:               
        – Спасибо тебе, сестричка. Ты настоящая волшебница. Твои нежные руки помогли мне выдержать эту операцию. Спасибо.               
        – Семён, не разводи амуры на операционном столе. Потерпи немного. Катенькой зовут твою благодетельницу, – отреагировал хирург на жест благодарности Семёна.               

        Медичка, что ассистировала хирургу, стояла у ног Семёна и пристально смотрела на него. Семён тоже посмотрел на неё, и сердце его вздрогнуло: из просвета между маской и косынкой на него нежно и тревожно смотрели глаза его любимой Зои. «Плохо моё дело, – подумал Семён, – галлюцинации начались. Дождался. Свихнулся. Откуда Зое взяться в этой медвежьей берлоге». От грубоватого окрика хирурга Семён вздрогнул: «Зоя Борисовна, да очнись ты наконец! Что с тобой происходит сегодня?! И что ты уставилась на него? Понимаю, перенервничала, но всё уже позади. С ним всё будет в порядке. И сними уже маску». Зоя медленно сняла маску, продолжая молча смотреть на Семёна. Так, наверное, смотрит мать на своего почти потерянного, беспредельно любимого ребёнка, медленно возвращающегося к жизни после длительной комы.               
        – Знакомься, Семён, – Зоя Борисовна Бойко,  наш врач-терапевт.  Прошу любить и жаловать, – представил хирург Зою Семёну.               
        – Здравствуй, Зоя. Клянусь любить тебя и жаловать до конца дней моих, – тихо произнёс Семён клятву. Все почему-то засмеялись, кроме Зои. Она смущённо улыбнулась и еле слышно прошептала: «Сеня...».                «Митинг окончен, – объявил хирург. – Семёна в одиночную палату под строгий надзор Зои Борисовны и Катеньки».               

        После операции Семёну стало совсем плохо. Всё тело покрылось сыпью, кожа горела огнём, поднялась высокая температура, сильно затруднилось дыхание. Лежал он с закрытыми глазами и в полузабытьи, как заклинание, тихо повторял: «Заинька, я люблю тебя. Не уходи от меня больше».               
        – Зоя Борисовна, – забеспокоилась Катенька, – он начал бредить. Всё Заиньку какую-то зовёт.               
        – Я слышу, Катенька. Не отвлекайся. Смазывай его мазью хорошенько и иди отдыхать, а я с ним побуду. Если понадобишься, я тебя позову.               

        В больницу Зоя пришла перед самым началом операции. Семёна она узнала сразу же, как только стала рядом с ним. Сердце её куда-то провалилось, сознание помутилось, в руках появилась дрожь. Она чуть было не вскрикнула от неожиданности и волнения, но сдержала себя. «Господи, дай мне силы выдержать это испытание, помоги, сохрани и верни мне моего любимого», – горячо молила Зоя Бога. Всю ночь Зоя не отходила от Семёна, делая всё от неё зависящее, чтобы облегчить его страдания. К утру Семёну полегчало, и он стал засыпать. Зоя поглаживала его по голове и убаюкивала: «Засыпай, Сенечка, засыпай, мой любимый, тебе очень надо поспать, а я рядышком с тобой посижу».               

        После бессонной ночи, придя домой, Зоя никак не могла уснуть от свалившихся на неё потрясений. Неожиданная встреча с Сеней, кошмары операции в потёмках и его послеоперационные осложнения привели её на грань нервного срыва. Так и не уснув, она оделась, несколько раз осведомлялась по телефону, не проснулся ли Сеня, и попросила позвать её, как только он проснётся. Накопившаяся за время разлуки боль, радость от встречи, надежда и сомнения – всё перемешалось в душе Зои, и она с нетерпением ждала встречи с Сеней.         

        Спал Семён долго. Проснулся он от боли при попытке повернуться во сне со спины на бок. В палате никого не было, за окном светило солнце, было очень тихо. События вчерашних дня и ночи, как полузабытый сон, медленно восстанавливались в его памяти. Появилась сестричка, а за ней и главный. После осмотра он сообщил, что не всё так хорошо, как хотелось бы, но кризис миновал. Что вызвало у Семёна такую жуткую аллергию, он достоверно определить не может, и это сильно его озадачивает.               
        – Давно Зоя Борисовна у вас работает? – спросил Семён у главного.               
        – Чуть меньше года. Она здесь временно. Нам сильно повезло с ней. Замечательный специалист и хороший человек. Она ничего не рассказывает о себе, но чувствуется, что переживает серьёзную личную проблему. Очень одинока и вся в работе. Вчера у меня создалось впечатление, что вы уже были знакомы с ней раньше.               
        – Больше, чем просто знакомы, Николай Иванович. Кто-то хорошо потрудился, чтобы разлучить нас. Похоже, что мы выстояли. Иначе Зои здесь бы не было. Жду её с нетерпением. Этой ночью нам было не до беседы, а поговорить есть о чём.               
        – Теперь мне понятна причина её страданий. И почему у неё руки тряслись во время операции. И почему она так долго и любовно смотрела на тебя после операции. Сам факт и обстоятельства вашей встречи – явление на грани фантастики. Случай невероятный. Я очень рад за вас. Зоя – изумительная женщина. Поздравляю со встречей и пусть всё у вас будет хорошо. Она уже раз десять звонила, всё справлялась, не проснулся ли Сеня. Скоро прибежит сюда. Но ты, Семён, не шустри на радостях. Сегодня ты лежи и усиленно лечись. По шву у тебя есть проблемы и от последствий аллергии ты ещё не избавился.               
        – Спасибо, Николай Иванович, за добрые пожелания нам с Зоей.
        – Есть ко мне ещё вопросы, Семён?               
        – Есть, Николай Иванович. Как вы докатились до такого безобразия с освещением? Кто-то же должен отвечать за это преступное разгильдяйство.               
        – Не всё от разгильдяйства, Семён. Техника износилась, новой не дают, денег на ремонт не выделяют. К тому же вчера аварийное освещение вышло со строя. Неблагоприятное стечение обстоятельств. Через месяц обещают электричество в село подать. Разгильдяйство тоже имеет место. Будем делать выводы.               

        Главный ушёл, а Семён стал лихорадочно обдумывать его информацию о Зое и свои впечатления от встречи с ней. Впервые за два года разлуки тяжёлый камень на его душе зашевелился и начал потихоньку сползать.               

        Когда Зоя появилась в больнице, то главный торжественно поздравил её с чудесной встречей с Семёном, давая ей понять, что ему уже кое-что известно об их отношениях. Зоя не знала, что сказать и как реагировать на это поздравление. Поднимаясь на второй этаж в палату к Семёну, она ощущала растерянность и невероятную слабость. «Да, по паспорту он холост, но это ещё ничего не значит, – размышляла она. – А куда девались его жена и ребёнок? Может, просто попался, а потом развёлся. Но зачем надо было так жестоко обманывать меня. Нет, что-то тут не так. Ясно, что он всё ещё любит меня. В этом я уверена. А больше ничего не знаю. Кроме того, что я тоже очень люблю его».               

        Увидев Зою, Семён радостно заулыбался:               
        – Зоенька, неужели это не сон? Присядь ко мне ближе, радость и печаль моя. Дай мне подержать твои руки и на тебя посмотреть. Та-кая же красивая, родная и любимая. И руки твои такие же ласковые и общительные. А красивые глаза твои что-то не очень весёлые. Ну вот, Зоенька, только не это… Не плачь, пожалуйста. На тебя это не похоже.               
        – Сенечка, я стараюсь, но ничего не получается. Слишком много боли накопилось во мне за время нашей разлуки. Как ты, Сеня?               
        – Спасибо, Зоенька, ты хорошо меня лечила. Мне гораздо лучше. Ночью я чувствовал прикосновение твоих рук и голос твой слышал, но всё это было как во сне.               
        – А как твоя семья, сын?               
        - Так вот где была собака зарыта. Зоенька, ты вся дрожишь, успокойся, родная моя. Нет и не было у меня семьи и сына и быть без тебя не может. Однолюбом я оказался, радость моя. Зоя побледнела, стала нервно покусывать губы, гримаса страдания исказила её лицо. Семён даже испугался, глядя на неё:               
        - Зоенька, что с тобой?  Тебе плохо?               
        - Сенечка, как же они посмели так надругаться над нами? Нелюди…               
        - Аркадий?               
        - Он. И ещё парень, который жил с тобой в одной комнате в общежитии. Лупоглазый такой.               
        - Гришкой его зовут. Выходит, меня они «женили», а тебя «замуж выдали».За кого ты  «вышла замуж», я знаю, а на ком я «женился»?               
        - На красивой, стильной беременной блондинке.               
        - Всё ясно. Это Гришкина жена. Я присутствовал при регистрации их брака. Она была уже с довольно заметным животом тогда. Аркадий тоже там был. Выходит, что ты им поверила и стала избегать меня. А я подумал, раз ты от меня прячешься, значит, Аркадий правду говорит, что ты решила выйти замуж за своего жениха, а меня видеть не хочешь. Я ему поверил. Большего душевного потрясения я в своей жизни ещё не испытывал. Доверчивыми простофилями мы с тобой оказались, Зоенька. Впредь наши с тобой проблемы мы должны решать только вместе и только мы сами.               
        - Сенечка, прости меня, но я не могла  допустить мысли, что Аркадий, мой любимый брат, так подло поступает со мной. Мы всегда с ним прекрасно ладили и доверяли друг другу. Когда я сообщила дома, что собираюсь за тебя замуж, то он начал орать на меня, обозвал дурой и сообщил, что у тебя уже есть одна беременная дура, на которой ты собираешься жениться… Долго орал. Я была в шоке, но ещё допускала мысль, что это недоразумение, какая-то ошибка. Родители мои забеспокоились и поручили Аркадию не подпускать тебя ко мне, а мне строго запретили выходить из дома, пока ты не уедешь.Через два дня Аркадий привёл к нам вечером лупоглазого, и тот сказал, что утром того дня ты зарегистрировал  брак с блондинкой, а он был у тебя вроде шафера. И в подтверждение показал фотографии, где ты обнимаешься с ней и  принимаешь поздравления от присутствующих. В том числе и от лупоглазого. Как же тут не поверить, Сенечка? И выглядели они оба участливыми и искренними. Я им поверила. Земля разверзлась у меня под ногами, мир померк, и жить мне не хотелось. Через какое-то время Аркадий сообщил мне, что у тебя родился сын. Вернувшегося из армии «жениха» я видеть и слышать не хотела. Аркадий совсем распоясался, начал оскорблять меня, я влепила ему пощёчину, поругалась из-за него с родителями и ушла из дому. Приютила меня моя руководительница по интернатуре. Но и там мне не было ни дня покоя от «жениха» и ему сочувствующих. С родителями я вскоре помирилась, а с Аркадием мы окончательно разругались. Недавно он женился на сестре «жениха» и живёт отдельно от родителей. Когда я завершала интернатуру, моей руководительнице предложили возглавить медицинское ведомство в Вологде. Она одинокая, оттуда родом, и там  живут её родственники. Она согласилась и меня уговорила поехать с ней. Хотя нас и не распределяют в другие регионы, но ей как-то удалось увезти меня с собой. Я была рада уехать от дома подальше, да  и подружились мы с ней крепко. В это село я приехала в командировку. С кадрами здесь плохо, и меня попросили хотя бы временно поработать в больнице. Пообещали относительно благоустроенное жильё, хорошую зарплату, обеспечение продуктами и прочим по рангу высшего начальства, и я , получив разрешение шефини, согласилась на годик  остаться. Здесь поликлиника находится при больнице. Я возглавляю поликлинику и обслуживаю местное население. Это моя основная работа. Чтобы хоть немного заглушить тоску по тебе и отвлечься от тяжких мыслей, я очень напряжённо работала. Я миллионы раз обдумывала, Сенечка, что с нами произошло и, в конце концов, пришла к выводу, что здесь что-то не так. Не мог ты так поступить со мной. В этой глуши свою жизнь «там» видишь как бы со стороны, и многое предстаёт в ином свете. Я сильно усомнилась в  честности Аркадия. Через неделю я собиралась пойти в отпуск с единственной целью – увидеть тебя. Я всё ещё надеялась на Чудо. И вот Оно свершилось, любимый мой Сенечка.               
        - Да, Зоенька, это действительно Чудо, что мы выстояли и здесь встретились. Вот и не верь теперь в предназначение Свыше. Какой-то неведомой Силе было угодно привести меня сюда и наслать аппендицит, чтобы мы встретились и больше не страдали в разлуке. Правда, в потёмках вы чуть было меня не зарезали, но это, видать, тоже имеет какой-то смысл в программе предназначения. Зоенька, Аркадию и Гришке морды бить будем?               
        - Не надо, Сеня, пусть их совесть и ожидание расплаты всю жизнь мучают.               
        - Выходит, они знали о наших встречах и тщательно готовились к атаке на нас. Мотивы поступка Аркадия я ещё как-то могу объяснить, но что Гришку толкнуло на подлость, этого я понять не могу.               
        - Ревность, Сенечка. Блондинка влюблена в тебя, как кошка. Так страстно смотреть и обнимать тебя может только влюблённая женщина. Поверь мне.               
        -Зоенька, она же профессиональная актриса. И вела она себя так наигранно-эмоционально не только со мной. Правда, иногда при Гришке  она издевалась надо мной, вешалась мне на шею и говорила всякие любовные глупости. Все понимали, что это её игра, забава и ничего более. По крайней мере, мне так казалось.               
        - Вот и доигралась на наши с тобой головы. Два года я её в кошмарных снах вижу. И всё беременной. Но бог с нею, Сенечка. Сейчас я о маме и папе подумала. Жалко мне их. Они будут в шоке, когда узнают правду о поступке Аркадия. Они и так испереживались из-за меня, а теперь ещё и Аркадий добавится.               
        - Поступок Аркадия и Гришки для меня большая загадка, Зоенька. Сколько я их знал, в подлости они замечены не были. Но что случилось, то случилось. Прощать я их не собираюсь, но и злобы в душе своей носить не буду. Говорят, что злоба разъедает душу и мешает  любить, а я не хочу, чтобы нам с тобой что-то мешало. Не думаю, Зоенька, что мы должны разоблачать Аркадия перед родителями. Придётся всё валить на Гришку. Аркадий, конечно, поймёт, что мы выгораживаем его, щадя родителей, но это уже его проблема. Жить ему с этой подлой ношей будет не очень комфортно.               
        - Сенечка, спасибо тебе за твою доброту и хороший совет. Сегодня я позвоню маме и папе. Они очень обрадуются новости о нас.         

        До самого вечера Зоя не отходила от Семёна. Ухаживала, лечила, кормила, ласкалась к нему и нежилась в его ласках.               
        - Зоенька, ты очень устала. Больше суток не спала. Иди домой, родная, и выспись хорошенько,- ласково попросил Семён Зою.          
        - Сенечка, мне так не хочется от тебя уходить. Боюсь, что когда я уйду, то ты вдруг исчезнешь, и всё это окажется только сном.             
Зоя ушла, и сразу же появилась Ольга Павловна с причитаниями:               
        - Что ж это делается, Сеня! Безобразие! Всю ночь к тебе не пускали и весь день не пускают! Я уже не знала, что и думать. Но вижу, что ты улыбаешься, ну и слава богу. Как ты себя чувствуешь, Сеня?      
        - Спасибо, Ольга Павловна, мне гораздо лучше.  Спасибо вам за заботу обо мне и извините, что столько хлопот вам доставляю.             
        - Слава богу, Сеня, что всё обошлось благополучно. Случись это, не дай бог, на охоте, то совсем было бы худо. Сеня, здесь столько слухов ходит по селу о тебе и Зое Борисовне. Многие допытываются у меня, а я ничего не знаю. Даже редактор газеты приставал ко мне с расспросами.               

        И Семён поведал Ольге Павловне историю любви, разлуки и неожиданной чудесной встречи со своей невестой Зоей. Ольга Павловна, слушая его, поминутно взмахивала руками, охала и восклицала от восторга и волнения :               
        - Это же Чудо, Сеня! Бог испытывал вас, Он же вам и помогает. Будьте счастливы, Сеня. Вы очень хорошая пара. Зою Борисовну здесь все очень любят. А я тебе рыбный супчик сварила. Вчера сосед принёс с речки твои вещи  и две щуки. Маленькую я ему отдала, а себе большую оставила.               

        Окружённый заботой и вниманием Зои, Ольги Павловны и медперсонала, Семён быстро пошёл на поправку, и на третий день после операции его выписали из больницы. На прощание главный прочувственно произнёс:“Рад был познакомиться с тобой, Семён. Ты и Зоя мне очень нравитесь. А то, что ты, Семён, сотворил с Зоей                за эти три дня, иначе как Чудом не назовёшь. Светится от счастья, улыбка не сходит с её лица, шутит. Надо было видеть её раньше, чтобы в полной мере оценить произошедшие с ней изменения. Радуюсь за вас. Будьте счастливы и не забывайте нас”. Зоя тут же «похитила» Семёна и увела его в свой «замок».               
      
        В тот день, вечером, они посетили Ольгу Павловну. Она получила письмо от Бориса, где он сообщал, что задерживается. Приятно пообщавшись с Ольгой Павловной, наевшись всяких пирогов и выдув самовар чаю, Семён собрал свои пожитки, и отправились они с Зоей в её хоромы. По пути Зоя спросила у Семёна:               
        - Сеня, что вас объединяет с Борисом, кроме общего увлечения охотой и рыбалкой?               
        - Дружба, Зоенька. Крепкая мужская дружба.               
        - Странно. Некоторые его односельчане очень плохо отзываются о нём. Говорят, он грубый, нелюдимый, очень физически сильный и любит руки распускать. Одному моему пациенту он нос сломал. Ни за что. Шёл человек вечером с работы немного выпивши и песни распевал, а Борис вышел со двора и хрясь ему по морде. Мол, спать ему мешает. Они соседи.               
        - А этот пациент не тракторист?               
        - Тракторист. А ты откуда знаешь?               
        - Ольга Павловна рассказала мне об этом инциденте. Так вот: этот тракторист имел жену и двух малых детей и когда напивался, то начинал их избивать и из дома выгонять. Они убегали к Борису и ждали, пока их кормилец не утихомирится. В один из таких дебошей Борис и расплющил ему нос. Тракторист оказался злопамятным и во время охоты попытался убить Бориса, но промахнулся. Борис его помял хорошенько, одел ему на голову сетку от комаров, привязал к
дереву и оставил на ночь в лесу. Борис тоже остался в лесу на всякий случай, но тракторист об этом не знал. Утром Борис привел его домой. С той поры тракторист напиваться перестал, стал примерным семьянином, только начал немного заикаться, тревожно озираться и бояться ночи. Жена его молилась на Бориса, а тракторист помалкивал. Когда Борис уехал на учёбу, то он осмелел и стал активно распространять о нём всякие небылицы. Некоторые ему верят. Характер у Бориса действительно немного странный, но тому есть причина. Ольга Павловна рассказала мне, что её муж был крутого нрава, очень ревновал её и частенько избивал. Перед самой войной он избил её до крови. Борису было тогда 13 лет. Борис заступился за мать, а отец схватил его за волосы и потащил к колоде отрубать ему голову топо-ром. Мать, как хищный зверь, вцепилась мужу зубами в руку, и тот выронил топор. Борис подобрал его и процедил отцу, что если он ещё раз тронет мать, то он сам отрубит ему голову. После этого Борис исчез и месяц жил один в лесу. За это время отца призвали на фронт. Вернулся Борис домой исхудавшим, угрюмым и необщительным. Примерно таким он и остался. А со своей девушкой он разговорчивый, нежный и заботливый. Со мной он тоже ракрывается. Он умный, талантливый, предельно  честный и болезненно реагирует, когда обижают детей и женщин. Мне не раз приходилось удерживать его от самосуда над обидчиками. Вот такие пироги, Зоенька.
               
        - Я видела его фотографию у Ольги Павловны. Симпатичный, угрюмый блондин из рода викингов. Ольга Павловна тоже со странностями. Прошлой зимой она простудилась и прихватила воспаление лёгких. Живёт она одна, сама себя обслуживает, и присмотреть за ней было некому. Мы положили её в стационар, а за её хозяйством присматривала наша уборщица. На второй день в лютый мороз, по
сугробам, в больничном халате и в тапочках она ночью сбежала домой. Долечивала я её на дому. Даже два раза ночевала у неё. А что с отцом Бориса стало?               
        - Он прошёл всю войну, остался жив, но домой не вернулся. Через год после демобилизации он повесился.               
        - Жуткие истории ты мне рассказываешь, Сенечка, на ночь глядя.

        Не откладывая на потом, Семён и Зоя зарегистрировали свой брак в сельском ЗАГСе, весело отметили это событие и на санитарном самолёте покинули гостеприимное и счастливое для них село имени Бабушкина. По мнению Семёна, чудо рыбалка состоялась и превзошла самые фантастические его ожидания. Так он и отвечал любопытным, не вдаваясь в детали.               

                2012