Отдельная песня советской журналистики 2

         Из цикла "Невероятные приключения Расквасова и его друзей"



                СССР, ХХ век, начало 80-х







                « Тело является непременным условием             
                существования живого организма»
               
                Ф.Ф. Преображенский,
                профессор

После обеда, как  было заведено, Юрий позвонил домой и пообщался с трехлетней дочкой Галиной – очень умным, быстрым на слова и вопросы, проказы, плач и смех рыжим симпатичным существом. Вся в маму, одним словом.
 Общение было  приятным и познавательным. Юрий узнал, что рыба, которой мама на кухне ножом разрезала животик, почему-то не закричала: «ой, ой, ой»; что в мандаринках очень вкусный бульончик; что у соседей щенок замерз до того, что у него «полезли шопли», а носового платка у бедолаги нет, что в сказках обманывают малышей, так как она  три раза сказала: «По щучьему велению, по моему хотению - пусть мама даст мне 100 конфет!», однако  мама и не подумала это сделать…
Словом, было интересно и весело, как с  той многосерийной сказке, которую Савков рассказывал Галке больше года.  В сказке были очень милые и смешные персонажи, однако носили странные имена:
Серун-папа
Серунья –мама
Серуша –теща
Серунята –дети
Полусерушонок – новорожденный… И т.п.
Но тут   Савкову позвонили.
 - Юра! Это, я Трубилин. Ты зайди ко мне, тут у меня автор был один. Интересный. Которого ты,  якобы по-умному, послал...

 …Савков, кроме всего прочего, вел  знаменитую и обязательную для всех  газет с претензиями колонку: «Знаете ли вы?»
 Вести ее было приятно и не утомительно. Так как самые удивительные мировые факты рождались у Савкова в голове. Особенно перли подобные факты с похмелья. Именно тогда в печать и в свет выходили нетленные строки: «Знаете ли вы, что лягушки, когда прыгают, очень боятся высоты? Ученые  Верхне-Саксонского университета в ходе экспериментом выяснили, что…» или «Знаете ли вы, что Евгений Онегин страдал плоскостопием? Литературоведы-филологи Нижнетагильского университета,  внимательно изучив 2 главу поэмы, выяснили…»
Так безмятежно шла ежедневная  литературная работа. Однако, года два назад, по инициативе вечно мятущегося, туго набитого различными сумасшедшими идеями ответственного секретаря газеты Артема Трубилина, образовалось при редакции «Огни вех» литературное объединение. Естественно – «Парус». С перспективой издавать одноименный альманах.
Артем, нелепо жестикулируя и от торопливости (и по застарелой армейской привычке) говоря косноязычными фразами с матерными окончаниями на конце фраз, объяснил собравшимся после работы молодым журналистам, что: «писать надо всем, много, на различные темы и жанры, и, главное - каждый день «б****-** **й, а то б****-** **й из вас  никаких «золотых перьев» не получится, б****-**  **й! Будете как Кульманов или этот… Расквасов… б****-** **й,  за бутылку пива до пенсии информашки строчить, н** **й-б*****! »
И потребовал, чтобы каждый ежедневно приносил ему или стихи, или эссе или "даже – рассказ – б****-н** **й!"
 Но, слава богу, навязываемое извне начинание очень скоро приказало долго жить,  что было естественно  для всех творческих коллективов страны. Но стыд остался – для тех, кто все-таки принес свои литопыты. Юрию тоже было чего стыдиться  и даже содрогаться – например, вот этих стихов для детей, которых он  за один час написал в канун 1 июня.

СТИХИ О ДЕТСКОЙ СОВЕТСКОЙ ГОРДОСТИ

В лохмотьях и грязи вечно он
Горбатый и маленький Джон

И рад любой хлебной корке
Пятилетний испанец Хорхе

А каждое утро, будучи спьяна
Бьет хозяин ученика Хуана

Украден из кухни хлебца кусок?
Значит,  снова будет избита
Пятилетняя   бразильянка Пеппита

Нашел рыбий хвостик и себе сунул в рот
Радуется счастью  малазиец Камврот

В Париже мало добрых  парижан
Поэтому рыдает бездомный мальчик Жан

В Канаде индейцев выбили напрочь
И нету будущего  у сиушонка Наптлочь
 
 И каждым вечером,
 Утопив хозяина  ведро
Плачет в  ужасе  малыш ПедрО

Плохо живется детям на планете
Если не родились они в Стране Советов
Стяги взвейтесь и знамя выше!
Нашим детям не бывать в  Париже!

 Сейчас Савков (краснея даже ладонями) вспоминал как  Трубилин крутил головой и хмыкал над последней строчкой эпической оды, но все-таки засунул ее в Альманах:
  -  Про Париж... Вот это точно – залудил... не вырубишь топором, б****- н** **й!»
Сейчас Артем перебирал  знакомые фото с   чудовищными младенцами, и Савков понял, что  «аноним» добрался и до Трубилина. Теперь прямолинейный Артем не слезет с Савкова, пока тот не  напишет полномасштабное полотно о таинственном и необычном.

Вернувшись в кабинет, Юрий обнаружил  там Расквасова.
- Я в столовой не стал при всех светиться… Штаны возьмешь?
И  фарцовщик выволок из объемистой кожаной сумки синие штаны-мечту.
-  «Райфл»! Клешеные! Размер – твой! За сотню, как другу…
-  Гера, денег нет… А до зарплаты?..
- Ну, нет. На «нет» и штанов нет…
 И равнодушный Герасим упрятал бесценное синее сокровище в свой кожаный сезам.
- Музон, Юра… Дипы, Хипы, Флойды, Цепеллины, Слейды, Свиты, Крюки - чета надо? На покупку – на обмен?
- Я же говорю – только до зарплаты…  Может быть, сгоняешь, Гера, вместо меня… К изобретателю...Закрою как  отслеженный репортаж…
И Юрий выложил перед нештатным циником  фото и анонимку.
- Что за уроды? Жертвы напалма… Не, не катит… Трупы всякие… Я же этих  всяких  боюсь… Я же Юра - по торговой части… На кондитерку щас могу сбегать… Или на чаеразвеску… А?


- … Ну… как стемнеет – приходите… Часам к 9… - уверенно диктовал по телефону условия изобретатель Сухаревский. -  Только чтобы вас никто не видел! И никому ни слова о нашей встрече! Иначе – никаких интервью!..
Савков посмотрел на часы и понял, что, отпросившись-отовравшись от общередакционной летучки  успевает еще к герою будущего очерка, «прорабу пятилетки», директору огромного угледобывающего комплекса И. М. Чубу…
 

 Творческая командировка началась у выхода из телерадиокмитета, где Савков увидел стоявшую шашечную «Волгу» престарелого вида. Он открыл дверь ослиного скрипа, плюхнулся на заднее сиденье и  твердым голосом назвал адрес гигантской кожаной спине.
  Спина повернулась и Савков увидел огромное зареванное лицо.
 - Что ЕЩЕ случилось!?.. – пронзенный страшными предчувствиями, вскрикнул журналист.
 Гигант закусил губу, облился слезами, махнул рукой и отвернулся.
- С семьей что-то!?.. С детьми!?.. Рак!?
 Водитель всхлипнул и помотал отрицательно головой.
- Человека сбили!?.. - совсем расстроился журналист.
Таксист закашлялся слезами и протестующе швыркнул носом.
- Да что тогда?.. может гаишники… права отобрали?
  Плачущий молча показал в пространство залитый слезами кукиш невероятных размеров.
- Может - личное?..  Интимное?.. В таксопарке?.. Литературу, случайно… не любите?..
  Таксистский богатырь возмущенно взвыл и  ударил гигантской рукой в локтевой сгиб другой гигантской руки.
  Савков успокоился:
- Тогда, может, поедем?.. Потихоньку?... К шахте?..
  Машина дернулась и робкими рывками, плача и стеная всеми железными косточками и кишочками, завиляла по улице. Гигант открыл окно, высморкался ведром соплей на асфальт, и тяжко вздохнул. И вновь полились слезы.
  - Да… дела… - постепенно приходя в себя, произнес журналист. – Конечно, сейчас – что ни день – то проблема… Не жизнь – а сплошное чертово колесо!..
  Ехали медленно – на каждом светофоре рыдающий таксист, суша кулаками глаза от слез, пропускал все нужные сигналы. Сзади сигналили и кричали подорожные оскорбления. Савков продолжал развивать скорбную тему.
  - А деньги?.. А женщины? Сплошной обман!..  Вот у меня – тоже есть знакомый водитель такси. Некто… ну, допустим – Полузайцев...  Так он – таксует, а жена –сексует…  Это как? Знакомо?..
  Гигант по-детски прерывисто вздохнул и вновь отрицательно замотал головой.
  - Ну что мне с вами делать?.. Даже и не знаю…  Не могу я с таким ехать…
 Щас и сам расплачусь...Сдачи не надо…
   И не оборачиваясь на  зарыдавшего при  этих словах таксиста, Савков вылез на ближайшей трамвайной остановке.
Через полчаса утомительной езды в звенящем и лязгающем  трамвае, набитом злыми пенсионерами, плачущими детьми, фуфаечными женщинами, сумками с картошкой  и поддатыми мужиками всех возрастов (см. «Как в СССР огурцы солили»), Савков очутился у огромного бетонно-стеклянного здания-кирпича…
               
… Директор И.М. Чуб был самодовольно молод, огромно-кряжист,  красноморд и походил на комод, поставленный на поросячьи ножки.
Лауреат Государственной премии, орденоносец, член обкома партии, кандидат технических наук, мастер спорта по модному в области волейболу, хитрая, властолюбивая и недалекая скотина.
« Ванька?.. Чуб?.. Этот, у которого голова шахтерской тумбочкой?..» - говорили о нем недавние сокурсники: -   Да он же тупой!»
После ответов Ивана на экзаменах, некоторые преподаватели заводили специальные записные книжки, озаглавливая их: «Говорят студенты», а декан факультета, седой и суровый Совет Соломонович Сагидоолдан, однажды, печально глядя на наглого и сытого Чуба, процитировал Карла Маркса: « Самая неприступная крепость – это человеческий мозг…» .
Иван мило покраснел и загордился.
Однако шахтерская тумбочка, хоть и плохо соображала, зато пробивала любые препятствия, Вот почему, после окончания института дела у Чуба пошли хорошо. И не просто пошли хорошо, а побежали. Вверх.
Оказывается,  вокруг (и в комитете комсомола шахты, и в орготделе райкома комсомола, и в райкоме партии) было достаточно людей мягких, тактичных, переживающих.
А Иван совсем не переживал, а на слово «тактичный» реагировал так же как и на слово «голубой».
 Кого надо подсиживал, с кем надо – пил, веселился и развратничал, где надо – «горел», где не надо – не загорался и пер как танк. И главное – давил своей  волей всех, кто стоял справа и слева. Впереди и сзади.
И вверху.
 О тех, кто оказался в этот момент внизу – умолчим.
«У него советский стиль руководства. Настоящий, обкомовский!  – шептались за спиной. «Груб. Но дело –  знает!»
«Партия сказала: «надо»! Я ответил – «есть»! – любил к месту и не к месту вставлять в разговорах Чуб. Как и «тыкать» всем нижестоящим.
И, как-то неожиданно, окружение его сменилась – все мягкие, умненькие, худенькие и рассуждающие вдруг исчезли, а рядом с ним, молодым  коммунистом, директором огромной и передовой шахты Чубом, оказались люди как на подбор: огромные , мясные, рано огрузневшие, с зачесанными назад толстыми волосами одинаковых причесок и одинаково  брюзгливо отвисшими нижними губами.
 С рыкающими нутряными голосами.
Соратники по партии.
Руководители огромной страны, будущие демократы,  будущие либералы и, естественно – будущие олигархи.
Пробился Чуб в их легион.
И сейчас, вальяжный, с веселой туповатой хитрецой в глазах
(подсмотренной им у одного первого секретаря обкома партии, вечно пьяного любителя волейбола, тоже, естественно - высокого , массивного и рыкающего), Иван Чуб снисходительно пророкотал:
- Звать-то тебя как, журналист?.. Что ж штаны- то у тебя драные?..
 - Не в штанах счастье, Иван Михайлович!... – сразу подладился под руководство хитрый и многоопытный Савков, - а  в карманах!.. В карманах у меня пока, действительно пусто и зовут меня Юрий Савков.
Руководящий комод загрохотал смехом:
- Ну, деньжат-то мы тебе подбросим!.. А вот что за фамилии у вас за такие?... «Совков-Лопатов»!.. Вчера вроде с телевидения приходили – Расквасов, Кульманов и какой-то Пососайкин… до этого, на прошлой неделе – Босых с Загоруйко… Себе фамилии придумываете, что ли?.. ПсевдОнимы, что-ли?..
- Да вроде бы нет… от отца с матерью…
- Вижу, какие у вас отцы-матери – Босые, мать вашу!.. – вовсю веселился Иван Михайлович Чуб. – Ты вот что - ты не про шахту статью напиши, а про фамилии! Как фамилия звучит – так и человек, значит - ответственный, у руля… руководит или командует!
А не звучит  - и будет он, сосайкин-пососайкин, до самой смерти мышами командовать у себя в чулане!.. Хоть может он  и лучше всех всякие романы надрочился писать… Вот, например, мы – Чубы! И дед мой в гражданскую войну на пулеметы полки посылал, и отец, в Отечественную дивизией на штыках города брал с ходу,  и я… вот… тоже – уголек рубаю… А друзья мои, соратники – Петр Тимофеевич Горбань – область всю держит по торговле, первый секретарь наш – Чмых Глеб Никифорович – крепкий хозяйственник, Храп Илья Федорович – наша милиция родная… О! Фамилии! Все мужики, как на подбор!  Или вон, возьми – Беломорда Трофим Петрович – наш же, областной!... А сейчас где? Всю Россию по стойке «раком-смирно!» ставит!.. А ты, со своими – Пососайкин!.. – и Чуб захохотал.
- Да не Пососайкин я!.. Савков!..
- Один хрен!.. Все вы… Зельдовичи, шпуцеры и шнипельзоны! – сверкнул скрытым антисемитизмом Чуб. – Вот у тебя дед-прадед кем были?
- Мой дед был коммунистом-ленинцем! – с достоинством ответил Юрий Савков, - А прадед Александр – знаменитым революционным путешественником. Он с 1914 года ездил по России и поднимал ее народы на революцию! И даже в Канаду попал! Агитировал индейцев!
 – Ну ладно… Про прадеда – беру свои слова назад. Да хоть горшком назови, только дело сделай… я так мыслю… Давай, что там у тебя – про шахту…
Подготовленные вопросы Чуб даже читать не стал – позвонил и вызвал заместителя – молодого, но на глазах матереющего Дениса Грохота. Грандиозными, рвущими белую импортную рубаху плечами, тяжкими задом и брюхом,  валкой коротконогостью и хитрыми глазками,   тот напоминал  одновременно не только Чуба и комод, но и циркового медведя, только что сожравшего укротителя.
- Давай, Денис, помоги корреспонденту… - приказал Иван Чуб. – Напишите там про нас… покажи ему  че попросит… ну и паек шахтерский дай…
 - Первой категории паек, Ванмихалыч? - – поинтересовался заместитель.
- Не… третьей  хватит… - махнул рукой директор Чуб. – Чай, не Москва…