Глава двенадцатая. Гадалка

   Приятного чтения)


   

   Идя с тяжёлыми думами под проливным дождём, Ронэмил решил по пути наведаться к любимым, взяв с собой за компанию Модуна, который отнекивался, хотел было переждать около дома. Взяв за руку щитоносца, одноглазый со счастливой улыбкой взошёл на веранду и застучал кулаком в дверь.

   Приоткрытая дверь явила сонную Катрону в облегающей белой сорочке, которая моментально узнала своего любимого и бросилась обниматься с радостными восклицаниями. Картина целующихся, обнимающихся влюблённых задела Модуна за живое; он засмущался, даже покраснел, силясь отвлечься взглядом на посторонние предметы прихожей.

   Чуть погодя с верхних этажей каменного дома выбежали на первый этаж дети, дочка и сын, принялись обнимать Ронэмила, кружиться вокруг него волчком, живо расспрашивать о том, где он отсутствовал. Увиденное счастье одноглазого сердечно, искренне заставило щитоносца улыбнуться.

   Войдя в дом, Модун заметил неоконченных холст картины на подставке. Подойдя ближе, он рассмотрел запечатлённую на полотне сидящую в кресле Катрону в малиновом платье и рядом гордо стоящего Ронэмила, державшего одной рукой копьё, а другой обнимая рядом приютившихся детей.

   Оглядевшись в скромной мастерской, Модун подметил баночки с красками, разведённую в деревянной миске светло-малиновую палитру, грубые наброски рисунков. Улыбнувшись счастливым ликам на картине, щитоносец оторвал взгляд от полотна и обернулся на державшихся за руку влюблённых; Ронэмил только сейчас заметил картину и некоторое время взирал на неё с нескрываемым любопытством, силясь рассмотреть многочисленные детали, которые хранил ещё не законченный труд.

   Модун первым проронил слово:
   – Замечательная выйдет картина. Отчётливо видна любовь и родственное единение…

   – Да, что надо, постаралась, голубушка, на славу! – Ронэмил с силой впился в губы Катроны, да так, что Модун поёжился от зависти и отвернулся.

   – А кто этот молодой черноволосый парень? – прищурившись, спросила Катрона, – Кого-то мне напоминает…

   – Это сын Вельмола, Модун, – буркнул одноглазый, хлопнув щитоносца по плечу.

   – А где сам отец? Почему он не с вами? – спросила женщина, встревоженно заметив дрогнувший подбородок Модуна.

   – Он не вернулся домой. Его настиг меч короля Бадцэра… – выдавил щитоносец, пряча взгляд.

   – О, боги, – Катрона поднесла ко рту руку, – Я его плохо знала, но чувствовала по добрым словам и тому, что он помог нашей семье – что он хороший человек. Я скорблю вместе с тобой Модун. Нам правда жаль такого добропорядочного друга моего мужа.

   – Спасибо вам, – глухо отозвался щитоносец.

   Искоса глядя на Ронэмила, который поймал его взгляд, Модун намекнул одноглазому, что пора бы уже закругляться; тот понял и, откашлявшись, увёл жену на кухню.

   Какое-то время Модун находился один на один с перешёптывающимися детьми, которые искоса поглядывали на него с улыбкой, переговариваясь тайком на ушко, тихонько посмеивались над ним, показывая на его лицо, чем ненароком заставили того улыбнуться. Щитоносец очень захотел знать, что заставило их серебристо рассмеяться, но с кухни уверенно вышел Ронэмил, а за ним тут же Катрона, которая била его тряпкой не в полную силу, скорее, чтобы показать характер. Одноглазый ойкал и уклонялся, улыбался от пропущенных ударов, ловил тряпку на лету и вновь получал по заслугам.

   Катрона покраснела. Отдышавшись от подступивших эмоций, она высказалась:
   – Дети, марш наверх!

   Сын повёл дочь к лестнице, которая всё же упрямилась, держась за косяки дверей, тайком поглядывая то на отца, то на щитоносца. Когда они ушли и послышалась запертая дверь, Катрона напустила на себя храбрый, даже воинственный вид; набрав в грудь воздуха, она прикрикнула на мужа:
   – Да как ты смеешь опять нас покидать?!

   – Вельмол перед смертью попросил нас о небольшой просьбе… – промямлил Ронэмил не вовремя ослабшим голосом.

   – А ты, что скажешь? – спросила Катрона у Модуна, грозно указав на него пальцем.

   – По доброй памяти о Вельмоле и о том, что он помог вашей семье, думаю, он заслуживает, чтобы его последняя просьба была выполнена. Мы оба не хотим, чтобы на нас с того света гневался Вельмол за несдержанное мною слово…

   – Вот значит как? – притопнула ногой Катрона, – И вас, как я вижу, не отговорить? Что вы задумали, в чём заключается просьба?

   – Да там ничего сложного, – вновь промямлил Ронэмил, пряча глаза, – Мы быстро, наверное, управимся. Должен же я, всё-таки, присмотреть за старшим сыном Вельмола, да?

   Катрона глубоко вздохнула и плавно села на кресло рядом с незаконченной картиной. Разбавляя краски, она какое-то время молчала, обдумывая сказанное. Это молчание длилось долго. Катрона взялась за кисть и начала плавными взмахами рисовать светло-голубыми красками небо за окном. Модун вновь взглянул на Ронэмила и, поиграв бровями, намекнул, что нужно действовать уверенно. Одноглазый глубоко вздохнул и кинулся к Катроне в ноги, принялся шептать нежные слова, задевающие слух Модуна, обещал в скором времени при первой же возможности вернуться обратно домой и больше не оставлять семью надолго.

   Это, по-видимому, сработало. Катрона перевела взгляд с картины на супруга и, обняв его, нехотя, через силу дала добро.

   Многозначительно посмотрев на Модуна, она указала на него пальцем и уверенно проговорила:
   – Я не знаю, что вы задумали, но, думаю, предсмертная просьба Вельмол – дело очень важное, и потому я не стану лезть в чужие дела. Модун, дай слово, что ничего плохого не случиться!

   И вновь щитоносцу нужно было дать слово. Он был в неведении того, что будет дальше, и толком-то и не знал, как действовать, и всё же, глубоко выдохнув, он закивал и прошептал:
   – Даю слово…

   – Не слышу!

   – Даю слово. – твёрдо ответил Модун, – Всё будет хорошо.

   – Ладно, идите уже. Чем скорее закончите с просьбой, тем скорее вернётесь.

   Сердечно распрощавшись с женой, Ронэмил погладил каждого из детей по голове; заметив их недовольные лица, он обещал вернуться не с пустыми руками, чем несколько приподнял их настроение. В глубине души одноглазый понимал, что покидать семью в третий раз очень некрасиво и уж тем более неправильно, потому как они завсегда его ждут, и всё же, он чувствовал, что его помощь будет необходима сыну Вельмола. 

   Дождь наконец кончился, оставив после себя бодрящую сырость в воздухе и многочисленные лужи. Ронэмил и Модун отправились в Горбри с настроем приободрённым, чуть ли не боевым.

-----------------------------------

   Обходя глубокие лужи, перепрыгивая их и временами поскальзываясь на сырой грязи, Модун уже издалека видел претерпевший изменения некогда родной город. Горбри начал расти ввысь, появились новые, правда местами ещё грубые каменные ворота из тёмно-матового камня; приблизившись ближе к городу, Ронэмил заметил, как началась постройка новых каменных домов из небольших, ровных прямоугольных камней.

   Попав Деревянный квартал, Модун с трудом узнавал запомнившиеся очертания города. Он видел до боли знакомые деревянные дома в трущобах, многие из которых снесли, и их место заняли новостроящиеся каменные строения. Трудяги работали не покладая рук, трудились даже женщины, а присмотревшись, можно было заметить и детей, что заставилось задуматься щитоносца – а не насильно ли их заставляют работать?

   Видя высящиеся над деревянными хибарами высокие, но незаконченные здания, Ронэмил нахмурился, думая:
   «И для кого же такая честь?»

   Одноглазый спросил у одного из надзирателя над рабочими, кому будут выданы комнаты в таких домах, на что получил уверенный ответ, что в скором времени в Горбри, если хватит королевской казны, каждый из выходцев трущоб, правда работящий, сможет жить в подобных квартирах.

   Этот ответ поднял настроение Ронэмила, да так, что он очень пожалел, что рядом с ним нет Вельмола, который бы порадовался, что более беднякам не придётся ошиваться где попало, пропадать и мёрзнуть, а то хуже погибать на улицах мрачного города.

   Модун вырвал одноглазого из раздумий, указав вглубь Деревянного квартала. Они миновали стройплощадку и проникли на рынок, от чего щитоносец невольно поморщился, не веря своим глазам.

   А взволновало щитоносца следующая картина: он никогда в жизни не видел столь огромное столпотворение торгующихся людей. Ему не доводилось видеть Горбри во всём своём купеческом возвышении, – он заметил многочисленные, новые торговые ряды с мясом все сортов, палатки с фруктами, навесы с рыбой, за которыми в основном стояли улыбчивые, приветливые торговки. Облокотившись на стену, отдышавшись от переизбытка чувств и смешивающихся ароматов яств, Модун вместе с Ронэмилом, который был ничуть не меньше впечатлён новизной рынка, принялись оглядываться по сторонам.

   Торговля шла полным ходом, люди живо перекрикивались, сбивали цену в то время, как купцы, закусывая губы, нехотя соглашались на сделку. Модун видел, как носильщики тащили на спинах свиные тушки, бочки с орехами, кур в плетёных корзинах; прослеживая за ними взглядом, он смотрел, как всё это добро несут в новые склады, – тайком нагнав носильщиков, щитоносец увидел, что там происходило взвешивание товара и проверка его качества. После этого всё съестное доставлялось прямиком на прилавки, которые быстро пустели под натиском оголодавших горожан, которых уж очень заманили новые, приятные цены.

   Никогда ещё Модун не видел столько радости на лицах простых людей с трущоб Деревянного квартала, которые с детства запомнились ему несчастными, больными и оголодавшими. Прослеживая взглядом за товаром, за бряцающими монетами, за выпиской квитанций и новых цен, Ронэмил и сам дивился тому, как быстро пустели полки со съестным, и как быстро их заполняли всё новыми, будто бы не собирающимися кончаться товарами.

   Модун мог долго смотреть на всю эту картину, но он твёрдо помнил – дело не может ждать. Идёт война, и люди гибнут. Пройдя дальше по рынку, углубившись в его чрево, щитоносец заметил торговцев разноцветных пряностей, которые приятно пощипывали нос.

   Так же он не мог не заметить длиннобородых купцов, торгующих коврами с живописными рисунками, и приятного вида старушку-торговку, которая подмигнув одноглазому, предложила купить у неё, как она выразилась «пряные травы к супчику».

   Обходя каждый навес и торговый ряд, ни щитоносец, ни одноглазый не заметили Гапдумола, которого за длинный путь Ронэмил успел в подробностях описать. Спрашивая ту или иную торговку о кудеснике, многие качали головой и тут же дальше продолжали голосить, предлагая свой товар.

   Спросив о кудеснике возрастного рыжеусого купца глиняных поделок, тот призадумался, оглядел свой товар и помрачнел, пробурчав:
   – Я помню его. Хороший был человек. Неделю назад его нашли всё так же за своим хиленьким прилавком. Он обещал всем и каждому предсказание, но редко кто к нему заходил. Умер он. Я лично нашёл его сидящим на коврике со взором, поднятым к небу. Как сейчас помню – над ним кружились птицы...

   – Грустно... – прошептал Модун.

   – Вы не подскажите, где его прилавок? – ледяным тоном произнёс Ронэмил.

   Купец отвёл их на самый край рынка, туда, где шла нелегальная торговля мелочёвкой. В основном то были начинающие выходцы из трущоб, зачастую воры, желающие поскорее сбыть краденное. Между многочисленными хиленькими деревянными, сколоченными как попало прилавками нашлась единственная выделяющаяся какая-никакая лавка, которую заполоняли оккультные предметы, благовонии, склянки с разноцветным содержимым, амулеты, и редкие потрёпанные книги.

   Когда рыжеволосый купец проводил их и удалился, Модун покрутил головой и не заметил хозяина этой лавки. Ронэмил улыбнулся ему, перелез через прилавок и начал всё поспешно складывать в сумки кудесника. Щитоносцу не понравилось такое пренебрежение к вещам мёртвого, которого, правда, тут не было.

   Он нахмурился и зло прошептал:
   – Может не стоит так делать? Да и зачем?

   – Нам остаётся обратиться только к Кричесе. Я не знаю, что она за человек и как найти к ней подход, но думаю, что она оценит эти побрякушки. Не беспокойся, мёртвым вещи не нужны. – заулыбался одноглазый.

   Заполнив сумки до краёв мистическими предметами, Ронэмил передал вторую сумку Модуну. Вернувшись к рыжеусому купцу, щитоносец с уважением спросил об Кричесе и о том, где она может быть. Покрутив отблёскивающие на солнце усы, завив их, купец звучно щёлкнул пальцем и радостно проговорил:
   – Я однажды был у неё, она мне посоветовала не опускать рук и предсказала славную торговлю. И знаете, что? Пока что всё идёт более чем лучше, товар расходится за один день подчистую.

   – Это замечательно, – отозвался Модун с лёгкой улыбкой, – Вы не могли бы подсказать нам, где она находится?

   – Она работает гадалкой с восточной стороны рынка. У неё свой весьма уютный прилавок, весь в странных иероглифах. Наверное, людям нравится неизвестное и красивое.

   – Благодарю вас за помощь, – ответил щитоносец.

   Не сложно было отыскать восточную сторону рынка, и уж тем более единственный деревянный прилавок, расписанный по дереву таинственными волнообразными иероглифами, за которым восседала женщина лет тридцати с взглядом уверенным, чуть холодным. Ронэмил впился в её лицо своим единственным глазом и подметил для себя, что лик у неё весьма надменный, даже гордый. В эту дневную пору она обслуживала возрастную женщину, которая ловила на лету каждое её слово. Водя руками по стеклянному шару, внутри которого переливался молочный туман, Кричеса не моргала, сосредоточенно вглядываясь в завесу будущего. Она как будто бы с трудом выдавливала из себя предсказания, меняя голос с возвышенного на предупредительный, а под конец на встревоженный, низкий.

  Дождавшись окончания действа, Модун видел как пожилая женщина раскланялась перед гадалкой, заплатила и удалилась, оставив всех троих наедине. Кричеса с любопытством оглядела одноглазого высокого человека с кинжалом за поясом, державшего сумку и с насмешкой глядящего на неё. Переведя взгляд в сторону, она увидела черноволосого молодого человека с лёгкой щетиной; за его спиной красовался стальной щит, на поясе в ножнах висел одноручный меч.

   – Что-то мне подсказывает, что вы не погадать ко мне пришли... – начала разговор Кричеса, встав из-за стола.

   Щитоносец краем глаза оглядел темноволосую женщину в корсете, который так хорошо подчёркивает её безукоризненные формы. Взглянув получше, он рассмотрел её ухоженное лицо и прелестного видя янтарное платье с лёгким вырезом ниже шеи.

   – Моё имя Модун, – начал тот, – Моего друга зовут Ронэмил. Я сын Вельмола, с которым вы, наверное, были знакомы...

   – Погоди-ка, Вельмол? – Кричеса нахмурилась, постучала по губам пальцем, – Ах да, помню. Он мне однажды здорово помог. С чем пришли?

   – Я не могу о таком говорить на людях, но дело очень серьёзное и не требует отлагательств.

   Пошептавшись с Ронэмилом, Модун первым сложил на стол увесистую сумку, раскрыл её, и явил зачарованной Кричесе нескромное подношение. Женщина с охотой раскрыла сумку, наклонилась, и стала не спеша рассматривать книги, трогать амулеты и вкушать тонкий аромат благовоний.

   Модун не удержался и посмотрел на выпирающие груди под корсетом склонившейся женщины; ему казалось, что он лишь на мгновение окинул её взглядом, но на деле же он впился и неотрывно смотрел гораздо больше, чем нужно. Это заметила Кричеса. Она краем рта улыбнулась, продолжая дальше рассматривать содержимое сумки.

   – Хорошо, я готова вас выслушать и быть может даже помочь, – отозвалась женщина. – Помогите мне собраться. После же переговорим о деле у меня дома.

   Модун и Ронэмил помогли наскоро, но аккуратно сложить вещи гадалки по сумкам. Они же и помогли всё дотащить до той части Деревянного квартала, где они не заметили уже построенный пятиэтажный дом из светло-коричневых камней-близнецов.

   Войдя внутрь здания, они почувствовали, будто бы попали в особняк, правда по бокам стен все двери были невысокими, одинаковыми и закрытыми. Поднявшись на четвёртый этаж по каменной лестнице, Модун обратил внимание на резной стальной поручень; он до сих пор с трудом верил, что именно такие дома угодливо предоставлены тем, кто не столь давно пропадал в трущобах Деревянного квартала. Впрочем, щитоносец опомнился, вспомнив, что лишь работящие люди имеют право на комнату в подобных домах. Медленно идя по ступеням, держа в руках обе сумки, Модун видел впереди себя идущих Ронэмила и Кричесу, у которой походка была плавной, чуть покачивающейся, будто бы игривой, дразнящей.

   Хозяйка отпёрла свою квартиру и пригласила войти внутрь; Ронэмил прошёл вперёд первым со смешком, Модун, протискиваясь через Кричесу и встретившись с ней близко, покраснел и мигом прошмыгнул в прихожую. Положив сумки на пол, щитоносец оглядел квартиру и легонько улыбнулся. Он заметил, что нижняя половина стен этой квартиры были сплошь обиты деревянными лакированными панелями, на верхней же части располагались светлые обои с растительными узорами. Оглядевшись, он заметил редкую резную мебель, которую уж вряд ли предоставляют всем и каждому, – скорее всего хозяйка купила её на свои заработанные деньги, – так подумал Модун.

   Пройдя вместе с Ронэмилом дальше, он вошёл в зал и увидел в центре комнаты дубовый стол, на котором находилось нагромождение книг, записок, свитков. Одноглазый подошёл к столу, раскрыл наугад первую книгу, почитал какое-то время и, поморщившись, положил обратно со словами:
   – А вы, что, умная? Читать любите?

   – Ну, уж точно не глупая, – отозвалась Кричеса из кухни, – Если хочешь научиться чему-то новому – книга твой верный друг; правда, хорошую книгу нужно ещё поискать...

   – Да, согласен, – буркнул Ронэмил.

   Модун не спеша проходился по залу, вглядывался в картины с цветами, туалетный столик с неубранными драгоценностями; дойдя до окна, с которого рынок виднелся как на ладони, он усмехнулся тому, как повезло этой гадалке с квартирой. 

   Чуть погодя из кухни вышла Кричеса и вложила каждому в руку кружку с горячим шоколадом, чему немало обрадовала Ронэмила, который хоть и обжёг губы, но одобрительно закивал, как бы поблагодарив. Модун отпил самую малость горячего, чуть горького напитка и почувствовал, как всё его нутро мало-помалу взбодрилось. Да и самому ему стало как-то легче, стеснительность перед этой незнакомой, но, несомненно, красивой женщиной на время будто бы пропала.

   Кричеса сделала глоток горячего шоколада, улыбнулась, добавила молока и спросила:
   – Итак, мы здесь и можем поговорить о ваших серьёзных делах.

   – Нам нужно расправиться с тремя духами. – уверенно высказался Ронэмил так, будто бы сказал о чём-то обыденном.

   Гадалка поперхнулась, утёрла рот платком и, сузив глаза, перевела вопросительный взгляд на Модуна, который закивал и дополнил слова одноглазого:
   – Мой отец перед смертью сказал, что война Лериля и нейтралитета навязана духами для того, чтобы они впитали в себя энергию невинно погибших людей. Правда, нам кое-как удалось сократить потери крестьян, но сейчас не об этом. Вельмол думал, и я с ним скорее согласен, что духи даруют за послушание и поддержку свою силу наблюдателям и ещё...

   – Да! – прервал одноглазый, – Я сам был в их подземелье и видел, как три духа из странного шара излучают некий радужный свет, который те охотно впитывают. Мой погибший друг ненавидел наблюдателей, и это оправдано, есть за что. Он считал, что от их ордена одни лишь проблемы для всех трёх держав, и новая война тому пример.

   Женщина поморщилась, чуть было не рассмеялась, но опомнилась, видя решительные лица обоих, на которых не было и доли намёка на шутки.

   Кричеса потеребила длинно-вьющиеся тёмные, пышные волосы и, нахмурившись, спросила:
   – И настрой ваш, как я понимаю, решителен?

   – Мы не можем подвести Вельмола, – уверенно проговорил Модун, – Помогите нам, и получите всё имущество кудесника Гапдумола.

   – Так это всё вещи самого старика? – спохватилась Кричеса, – Ох, я благодарна вам, но прекратить «жизнь» духов не так-то просто. Можно даже сказать, что я не имею и понятия, как это сделать… Правда, вот если...

   – Что? – спросил одноглазый, упёршись взглядом в книгу.

   – Опишите мне духов.

   Ронэмил привстал из-за стола, склонил голову набок, закрыл глаза, углубился в прошлое и, припоминая их внешний вид, медленно начал выговаривать:
   – Ох, это всё будет глупо звучать, но я всё это видел вживую, это не могло быть бредом... – промямлил одноглазый.

   – Я тебе верю, – ответила она, – Говори, я записываю.

   – У одного было три рога и клювообразный нос... Был ещё дух без губ и носа, с могучими бровями. А самое мерзкое из них было похоже на толстого, волосатого червя. У него был один глаз на морде, из которого изливался багровый свет. Вы не смеётесь?

   – Нет. – в один голос ответили Модун с Кричесой.

   Гадалка с пониманием кивнула одноглазому, который принялся дальше, откинувшись на спинку кресла, вчитываться в книгу. Убрав ноги Ронэмила со стола, Кричеса рыскала по комнате в поисках нужной книги. Она проверяла записанные сны на бумагах, перелистывала книги, раскрывала свитки, читала, сверялась с описанием духов и, хмуря брови, продолжала дальше искать.

   Долгое время Модун стоял к окну спиной, упёршись в подоконник, думая о будущем, которое было для него неведомо. Одним глазком он следил за Кричесой, чьи плавные, чисто женские движения радовали глаз. Он видел, как она придирчиво вглядывалась книги, как тонким пальцем с нежностью, бережно, перелистывала страницы. Он всем телом с восторгом чувствовал её нежные касания к старинным свиткам. Случайно встретившись с ней взглядом, он заволновался и, отвернувшись, посмотрел на резную тумбочку с фарфоровыми статуэтками.

   Убирая неугодные книги в сторону, берясь за новые рукописи и упорно продолжая искать упоминание о духах, она как бы мимолётом спросила:
   – У тебя есть девушка?

   Вопрос повис в воздухе. Ронэмил нахмурился, но видя, что женщина искоса смотрит на Модуна, успокоился. Модун и не знал, что ответить, вопрос такого рода застал его врасплох. Ему стало крайне неуютно и всё же, набравшись храбрости, он сказал:
   – У меня...

   – Хотя по  прыщичкам вижу, что нет!

   Кричеса залилась от серебристого смеха, который мгновенно подхватил Ронэмил, ударяя себя по колену и неистово смеясь. Надрывно кашляя, он хватал ртом воздух и продолжал дальше гоготать, не обращая внимания на крайне смутившегося, надувшегося Модуна, который сам того не понимая покраснел.

   Щитоносец разочарованно выдохнул и громко проговорил:
   – Да вы издеваетесь, да? Сговорились?

   – Ничего, всё у него наладится, – запоздало вступился одноглазый, – Кричеса, ты нашла что-нибудь? Ничего, что я на ты?

   Прекратив рыскать по книгам и бумагам, гадалка выложила на стол одну единственную книгу, и, устало присев на кресло, пробурчала:
   – Сойдёт. Я нашла лишь одно упоминание из сновидений великого кудесника Анфолиуса. Ему несколько раз снилось существо без губ и носа в ином мире. Этим можно воспользоваться, правда...

   – Что? – гаркнул Ронэмил.

   – Вам придётся подождать. Я постараюсь настроить себя на вещий сон, обману время и увижу, если получится, наше будущее, чтобы не ломать голову и не терять время. В этой комнате слишком много книг...

   – Вы и на такое способны? – спросил щитоносец, вскинув брови ко лбу.

   – Милый Модун, я на многие таинства способна...

   Встав с кожаного кресла, Кричеса какое-то время вчитывалась в сновидения Анфолиуса. Захлопнув книгу, запоминая и представляя с закрытыми глазами всё прочитанное, гадалка, или точнее колдунья, легка на кровать и, спустя какое-то время, заснула в тишине. Модун видел, как грудь под корсетом медленно вздымалась и опускалась; он слышал её мягкое дыхание, он даже с далека чувствовал аромат её тонких, нежных духов.

   Модун, бродя на цыпочках по комнате, силясь не разбудить колдунью, искал наиболее интересную книгу чтобы скоротать время. В это время Ронэмил ложкой вычерпывал уже застывший шоколад. Какое-то время они перешёптывались, тихо поругивались о том, что им придётся связаться с неизвестным.

   Щитоносец напустил на себя грозный вид и тихо прошептал:
   – Это предсмертная просьба Вельмола, мы не вправе отказать ему, понимаешь?

   – Да, да, хорошо, – махнул рукой Ронэмил, – Ты прав. Я навсегда его запомнил, как целеустремлённого человека добивающегося своего. Почему бы и нам не поднажать и просто не справиться с делом?

   – Я так же думаю, правда, вряд ли мы сможем запросто разобраться с духами...

   Спустя пару часов Кричеса открыла глаза, и, тут же встав, начала что-то писать на первом попавшемся листке. Колдунья зевнула, размяла руку и принялась дальше что-то рисовать. Закончив, женщина с улыбкой посмотрела на Модуна, который мгновенно смутился её уверенному лику. Затем она безразлично оглядела Ронэмила и радостно высказалась:
   – Я видела иной мир и храм тех самых существ. Место это странное и непонятное, но, думаю, вы не станете отступаться, так?

   – Не станем. – уверенно ответил Модун.

   – В таком случае нам придётся попасть в это самое место, а я не знаю как. Во снах Анфолиуса лишь намёки на три камня и больше ничего.

   – Камни? – Ронэмил будто только сейчас начал слушать, – Несомненно, они нужны для тумана. Я дважды ступал в завесу тумана и оказывался в разных местах. Как сейчас помню, камни нужно измельчить в пыль, заговорить и высыпать в кипячёную воду...

   – Да, да! Я тоже однажды ступила за Вельмолом в завесу тумана и оказалась в этих землях. Правда, насколько я помню, нужно ещё начертить в воздухе какое-то созвездие. Дайте-ка вспомнить...

   Кричеса углубилась разумом в давно минувшее время, в прошлые времена земель Хогари. На её лбу и висках вздулись вены от усердия, что заставило забеспокоиться Модуна. Колдунья вспоминала то, как её увозили из замка принца в таверну «Славное местечко», она припоминала, как чернобородый повёл её за руку на кухню, закрылся и, дав в руки светоч, позволил прочитать текст. Сосредоточившись, женщина с закрытыми глазами как наяву видела открытую книгу. На левой странице, написанной багровыми красками, значилось созвездие весов, и были нарисованы те самые неприятные головы трёх духов.

   Увиденное заставило её улыбнуться, но, не сбиваясь с воспоминания, она начала не торопясь писать неизвестные ей слова из стиха «синих».

   Открыв глаза и мотнув головой, Кричеса прогнала воспоминание и принялась вглядываться в написанный текст. Чуть погодя она встала, закивала одноглазому и щитоносцу и, открыв в туалетном столике шкафчик, достала драгоценную шкатулку. Вывалив на столик всё немалое что есть, она плавными, чисто женскими движениями со вздохом отложила в сторону бусы с сиреневым аметистом, с нахмуренными бровями взяла и грустно оглядела небольшое, тонкое кольцо со светлым ониксом и, что-то нехорошее пробурчав себе под нос, с закрытыми глазами убрала в сторону серёжки со светло-изумрудным нефритом, несомненно самые любимые.

   Несколько обиженно встав, дуя щёки, Кричеса нехотя вложила в лапищу Модуна свои драгоценности и зубило. Щитоносец понял, что к чему и, пока женщина прятала свои оставшиеся драгоценности, принялся выковыривать драгоценности, доставая их из золота и серебра.

   Далее щитоносец принялся упорно измельчать камни; кроша их в пыль, он повторял однотонные движения сотни раз. Его руки уж давно вспотели и буквально горели, но, когда ничего кроме пыли не осталось, он улыбнулся Ронэмилу, а затем и Кричесе, которая, довольно кивнув, строго сказала:
   – Идёмте за мной.

   Пройдя на опрятно-строгую кухню без излишеств, Модун сердечно улыбнулся вновь увидев очередную чистую комнату. Ронэмил заметил чугунную печку, резной стол с тремя стульями и окно, открывающее вид на цитадель императора. Кричеса разожгла огонь в печке, налила из ведра в стальной чан воды и, не медля, расположила рядом с собой мужчин.

   Запоминая текст на неизвестном языке, колдунья не желала неожиданностей, не зная, как может обернуться неправильно произнесённое заклятье. Добавив в чан драгоценной пыли, она за руку довела взволнованного Модуна до печки и, показав как надо начертить созвездие, отстранилась.

   Они в единый сливающийся голос начали напевать неизвестные слова. Щитоносец зажал большим пальцем мизинец, безымянный и средние пальцы, начертил в воздухе перед кипячёной водой указательным созвездие весов, не сильно надеясь, что задуманное сработает.

   Повторяя в третий раз стих «синих», все подметили изменившуюся в цвете воду, из которой мало-помалу начала образовываться багровая, пугающий дымка.

   Закончив читать стих, все в один голос произнесли:
   – Уну, ди-ла, га-а-т!

   Чуть погодя лёгкий туман закрепился, приобрёл переливчатые белоснежно-апельсиновые краски с примесью кровавых оттенков. Кричесе не понравился мрачный цвет дымки: она, нахмурив брови, хотела было отказаться от всей этой затеи, но увидев, как в туман первым шагнул Ронэмил, глубоко выдохнула и спросила:
   – Вы подумали об обратном пути?

   – У моего отца остались смеси драгоценных камней. Я прихватил их из его сумки. – отозвался Модун, нехотя входя в туман.

   Как только щитоносец прикоснулся рукой к туману, тот его поглотил, буквально всосав в себя. Колдунья поморщилась от нехорошего холодка по спине и сказала самой себе:
   – Надеюсь только, что всё это быстро закончится...

   Кричеса с закрытыми глазами вошла в туман, который чуть погодя рассосался. В её апартаментах царило безмолвное спокойствие. Все трое бесследно исчезли вместе с завесой тумана.


       Лебединский Вячеслав Игоревич. 1992. 05.09.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите в мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)