Русская Одиссея продолжения глав 14

                Вторая глава
                НАКАНУНЕ

      Русским, после успешной погрузки судов, милостью Торгула дали день отдыха. Ближе к вечеру, когда ослепительно-жёлтое солнце висело на небосклоне ещё высоко, Алексеевич созвал сотников. Они вышли на край ростовского стана, поближе к заветному берегу. Воеводы, чтобы не маячить перед проходящими нукерами, присели на срубленную для костровища иву. Иван, не отрывая взгляда от желанной бухты, заявил им:

- Поднимемся энтой ночью, — ветер с полдневной стороны, ждать больше нечего. Скоро подует от заката, и табунщики объявят посадку на корабли. Торгул говорил мне, что место наших двух судов в середине морского каравана.

      Никонор аж присвистнул:
- Бежим, мешкать нельзя! Дальше Япония, оттуда ещё труднее улизнуть, да и не все живы будут после первых боёв с самураями.

- Выход один — нынче ночью, — подытожил вожак и, повернувшись к Фёдору, отдал приказ: — Бери кумыс, пройди до корейских рыбаков и тащи их сюда, болтай, что хочешь...

      Его закадычный друг долго себя ждать не заставил, ещё солнце бросало последние свои косые лучи, а Книга привёл одного местного жителя. Звали корейца Ли Сан Ми, был он из рода потомственных рыбаков. Небольшого роста, щуплый, черноголовый азиат, лет пятидесяти, как-то располагал к себе, простецки улыбаясь. Был он одет в поношенную синюю куртку и короткие заплатанные штаны. В жилистых руках Ли Сан Ми держал сети. Алексеевич недовольно спросил Книгу:

- Отчего пришёл токмо один?
      Толмач, пожав худыми плечами, объяснил:

- И энтого-то удалось с трудом провести через мунгальскую стражу.

      Во время ужина в юрте велась доверительная беседа с корейцем. Он стал жаловаться на притеснения завоевателей. Поведал, как его дочь и жену вместе с другими женщинами посёлка насиловали захватчики. Ли Сан Ми пил предложенную арзу, стараясь заглушить своё горе и готов был, кажется, на всё, чтобы отомстить поганым надругателям. Подвыпившего союзника отправили спать в соседнюю палатку. Солнце давно ушло за горизонт, и в ростовском стане повсюду пылали костры, возле которых кучками собирались земляки, негромко о чём-то переговариваясь. Спать никто не хотел. Но предводители настояли, чтобы дружина укладывалась на ночлег. Лагерные огни славяне притушили. А в юрте воевод продолжили обсуждать возможный ход предстоящего восстания.

- Две сотни табунщиков, что сторожат корабли, жгут десятки костров на берегу, — говорил наблюдательный Никонор Новгородец. — Одни сидят у огня, а другие болтаются на судах. Мимо того костра, за коим стоят на якорях наши джонки, нам не пройти.

- Ядрёна Матрёна! — вздохнул молчавший ранее Семён Огонёк. — Кораблики-то русские в серёдке флота, трудно будет выбраться.

- Попытаем! Лишь бы прорваться! — воскликнул Иван Алексеевич. — На судах много смолы и нефти. Я тут незаметно от стражи пронёс китайские огненные смеси. Полетят горящие стрелы на все джонки вокруг. Мы такого красного петуха мунгалам пустим, что им будет особо и не до нас.

- Ныне в дружине шесть луков с колчанами, — задумчиво молвил Гаврила Молчун. — Зато на обоих кораблях по сотне мощных луков и стрелы в избытке.
- Мои парни неустанно постигают искусство стрельбы — горделиво заверил Фёдор. — Им и нужно заняться поджогом флота.

- Верно! — поддержал друга Иван. — Твоим отрокам в бой не вступать — молоды ещё и в сече кровавой не были. Жгите суда, до которых стрела достанет. Еще мы корейца нашего вам поручим, берегите его.

- Костры сторожевые использовать можно, — ввернул Огонёк: — Одними головешками закидывать соседние корабли, а другими — зажигать стрелы с горючей смесью.
- Какая сотня пойдёт первой? — спросил Никита вожака, и тот немедля изложил свой замысел:

- Первыми начнут Никоноровы воины: у половины из них — настоящее оружие, остальные с острыми кольями, всё не с пустыми руками. Как токмо они пробьют проход к нашим джонкам, туда устремятся другие сотни. Удальцам Гаврилы и Семёна нужно занять по кораблю и сесть за вёсла. Люди Никиты, знакомые с морским или речным делом, разбиваются надвое, особо энто касаемо морских волков с новгородских земель — Пахома и Еремея. Обоим непременно быть на разных судах. Вестимо, расходятся молодцы Фёдора. Что им делать — уже известно. Я присоединюсь к Никоноровой сотне, мы станем отбивать наскоки мунгал, пока все наши не поднимутся на борт.

- Как токмо окажетесь на джонках, — добавил Никонор, обращаясь к Гавриле и Семёну, — немедля спускайте вязанками оружие: мечи, копья и щиты. Иначе моей сотне не защитить посадку дружины.

- Может статься, кому-то из нас суждено будет отбиваться до своего конца, — молвил тихо Никита.

- Что ты, что ты вещаешь! — возмутился не на шутку его брат близнец.
- На всё воля Божия, — строго сказал Фёдор. — Всего не угадаешь, как дело сложится.

- Значит, порешили! — подытожил Иван. — Ещё не забрезжит утро, как мы должны быть на берегу. Передайте всем землякам, чтобы шли в ночи тихо, без шума…


                Третья глава
                ВОССТАНИЕ СМЕРТНИКОВ

      Мало кто из русских спал этой ночью. Юрты и палатки их были всего в пятистах локтей от кромки моря. И справа, и слева размещались сотни и тысячи воинов из разных степных племён. Они относились к славянам отчуждённо и не общались с ними, считая их изгоями в лагере завоевателей Азии.

      Было далеко за полночь. Луна и звёзды из-за набегавших облаков излучали таинственный, тусклый свет. Многолюдный стан давно успокоился, только костры выдавали его присутствие, да стража перекликалась между собой.

      Иван Алексеевич с Фёдором Книгой так и не сомкнули глаз. Июньские ночи столь коротки, что друзья, забеспокоившись, стали будить ближних товарищей. Предводители осторожно готовили к выступлению свои сотни. Никонор и Иван молча, без шума раздали передовым воинам немногочисленное стальное оружие. Фёдора с молодой сотней и корейским рыбаком поместили в центре мятежной дружины. Ли Сан Ми, ещё не протрезвевший, стоял, покачиваясь. Книга ему нашёптывал по-корейски:
- Друг, ты не вздумай крикнуть. Ты хотел отомстить мунгалам — так вот, — час пробил.

     Старый рыбак, отродясь не участвовавший в войнах и сражениях, задрожал, когда разглядел в тревожной полутьме тесные ряды высоких мужчин, медленно двинувшихся к заливу. Фёдор, подхватив под локоть Ли Сан Ми, тихо добавил:
- Мы, русские, больше года ждали энтого мятежа — теперь назад дороги нет...

     Чтобы скрыть ночные передвижения, свои костры славяне заблаговременно потушили. Но уже с востока, у морского горизонта, стала проступать в темноте светлая полоска зари, которая пока скромно обозначала, что зарождается новый день.

     Передняя боевая сотня во главе с Алексеевичем осторожно шагала в сторону своих кораблей. Наиболее опытные воины, крепко сжимая оружие, приблизились к сторожевому костру, преграждавшему путь к их джонкам. В этот момент предательски хрустнула ветка под ногой одного из ростовчан. Двое сидевших у огня монгол встрепенулись и растолкали нескольких спящих соплеменников. Оторопевшие степняки увидели перед собой живую стену набегающих воинов, которые, как злые мангусы, казались неодолимыми. Кто-то у костра успел выхватить меч или выставить копьё, а кто-то смог лишь вскрикнуть перед смертью. Кочевники были перебиты мечами и топорами, а восставшие, без промедления, лавиной хлынули в воду к своим кораблям.

    У соседних ночных костров начался переполох, доносились призывные крики и лязг оружия. А на двух судах, предназначенных для русских, уже слышался залихватский свист и громкие возгласы сотников, спешно отдававших команды к отплытию:

- Спускать трапы, лестницы, канаты!
- Поднять якоря! Вёсла на воду!

     Десятки мечей, копий и щитов охапками передавались на сушу для Никоноровой сотни. С мятежных джонок лучники Фёдора Книги устроили настоящий фейерверк. Зажигательные стрелы маленькими огненными кометами пронзали утренние сумерки над бухтой. Споро загорались деревянные суда.

     Иван Алексеевич подгонял свои сотни к быстрейшей погрузке, одновременно организовывая с Никонором Новгородцем и его воинами временную оборону на клочке побережья. Отблеск начинающегося пожара отражался на броне ростовского богатыря, а с лезвия его боевого топора уже капала кровь завоевателей.

- Скорей! Скорей, браты! — гремел над берегом его голос.
     Во время стремительной утренней погрузки на корабли люди лихорадочно взбирались по трапам, верёвкам, крюкам и лестницам. А из лагеря, раскинувшегося вокруг бухты, доносился яростный клёкот монгол и пронзительные звуки рожков. К завязавшемуся бою между сотней Никонора и охраной присоединялось целое войско проснувшихся азиатов. Тысячи разъярённых всадников поднимались в сёдла и, погоняя храпевших коней, мчались на помощь своим соплеменникам и на тушение разрастающегося пожара. Огонь, раздуваемый зловещим ветром, охватил десятки гружёных джонок. У кромки воды витала смерть.

     Со стороны разбуженного берега на русских людей летели свистящие стрелы кочевников, которые нередко находили свои жертвы. При обстреле одним из первых на корабле был ранен в бок Никита Новгородец. Перед выступлением он отдал кольчугу простому воину из передовой сотни. Теперь раненый, сознавая, что его земной путь вскоре оборвётся, с трудом спустился обратно в воду по грудь и повернул к берегу. Никита, задыхаясь от боли, выбрался на сушу, опираясь на свой длинный меч. Он старался отыскать глазами Алексеевича и родного брата. Рослых витязей трудно было не заметить. Они сражались плечом к плечу, богатырь — боевым топором, а сотник — большим прямым мечом. Под их разящими ударами уже полегли десятки врагов.
     С восставших джонок стали отчаянно звать:

- На суда! Уходим!
     Никита, подойдя сзади, крикнул двум воителям сквозь гул неравного боя:
- Плывите, пока не поздно! Я с двумя десятками прикрою вашу посадку и отход...
- Ты что, Никитушка, очумел?! — задыхаясь в горячке сечи, откликнулся Никонор. — Вместе уплывём! Я тебя выхожу!

- Нет! — продолжал раненый близнец и, обратившись к Ивану, настаивал: — Уводи дружину. Спасайтесь! Мы ляжем костьми!

- Иван! Пора! — истошно изо всех сил призывали с корабля Фёдор и его удальцы.
- Эх! Никита! — огорчённо рокотал Иван, и, видя, что Никонор тоже решил испить с братом смертную чашу, приказал воинам: — Тащите силой вашего сотника!

     Теперь на береговой кромке уже разносился отчаянный голос Никиты:
- Ратники — задержим ворога! Братья, будем биться до славной смерти!

     Оба судна с восставшими ростовчанами стали медленно отчаливать в то время, как последние воины ещё спешили забраться на борт. Их раненые товарищи, истекая кровью, бились на кромке суши.

     Никонор Новгородец, стоя у борта, неотрывно смотрел на уходящий берег, где ещё сражался его брат.

- Пойми, друг! — уговаривал горевавшего сотника вожак. — Русь так далеко, мало ли, что со мной случится. Кто поведёт дружину? Токмо ты, да я искусство ратное разумеем и боем руководить можем. Бери десяток своих людей и немедля на лодке — к другому кораблю.

     На песке у воды ещё держались из последних сил славяне. Они препятствовали монголам с близкого расстояния стрелять из луков по двум уплывающим джонкам. Удаляясь на середину бухты, русские на кораблях с болью глядели на последние мгновения борьбы Никиты и его соратников. Те гибли под кривыми мечами кочевников, отдавая во благо друзей свои жизни. Вскоре толпа диких степняков поглотила горстку отважных.

     Порывы южного ветра, не стихавшие ни ночью, ни наступившим утром, стали роковыми для монгол. Стихия охватила всепожирающим пламенем суда, стоявшие севернее русских кораблей. Это была удручающая для завоевателей картина.

     Фёдор Книга, оценивая на глаз, нанесённый противнику ущерб, воскликнул с гордостью за земляков:

- Победа! Япония спасена! Мы порушили замыслы табунщиков! Они лишились более половины флота, скарба и немалого числа воинов...


                Четвёртая глава
                МОРСКАЯ ПОГОНЯ

     Восставшие, выплывая из пылающей бухты, готовились к новым испытаниям. Неприятности поджидали теперь у выхода в открытое море. Гудящие толпы кочевников сгрудились на обоих берегах узкой горловины бухты. Правда, из-за отсутствия в этом месте монгольских судов, у степняков почти не было возможностей остановить русских. Имелось лишь несколько рыбачьих лодок и масса зажигательных стрел.

     Ростовчане смело ринулись, загребая тяжёлыми вёслами к последнему барьеру, отделявшему их от моря свободы. Алексеевич призывно кричал своим:

- На вёслах налечь! Укрыться щитами! Поливай борта водой! Лучники, к бою!
     На выходе к морю в беглые корабли устремились тучи зажигательных стрел, будто разверзлась геенна огненная. К счастью, не всё адово зелье долетало до цели. Мятежники держались подальше от берегов, и промежуток тот был не меньше половины поприща. Большую опасность представляли монголы, выплывающие наперерез в рыбачьих лодках. Но тут и Фёдоровы лучники показали свою выучку - убийственно поражая врагов. И всё же потери среди русских росли. Им приходилось тушить начавшиеся пожары, невольно подставляя себя под губительный поток стрел.

     Когда суда, наконец, вышли на морской простор, они были похожи на двух огромных ежей, утыканных железными колючками. Миновав расстояние, предельное для дальнобойных монгольских луков, славяне облегчённо вздохнули, и, не помня себя от радости, закричали:

- Мы вырвались!
- Воля! Ура-а-а!

     На пылающем берегу бесновался Торгул. С пеной у рта, топая в бессильной ярости ногами, отдавал он свои приказы:

- Немедля готовить десять кораблей в погоню! Первые пять — сейчас же за урусами! Остальные пусть идут вдоль берега, Большой Иван обязательно повернёт к земле. Куда им ещё деваться!

     Темник со стоном и ужасом вглядывался в ряд догорающих джонок и вопрошал к застывшим в ожидании указов тысячникам:

- Чего не хватало этим собакам, проклятым изгоям? Они заброшены далеко от Родины на другой конец мира! На что урусы надеются? Их ждёт неминуемая гибель от наших мечей или смерть в бездонной морской пучине!

     Пять судов, управляемых китайцами, устремились вслед за восставшими. Обуреваемые местью, тысяча монгол безжалостно подгоняли кнутами моряков.

     К тому времени русские, оправившись от первых восторгов и переведя дух, занялись делом: перевязывали многочисленных раненых, по морскому обычаю хоронили убитых. Поставили на мачтах кораблей по три прямоугольных паруса, благо, дул попутный ветер. Иван Алексеевич обошёл своё судно и, встретив на корме Фёдора Книгу, скорбно сообщил:

- Никонор недавно кричал и знаками передавал с первой джонки — пяти десятков ростовчан лишились они. Да у нас с полсотни убиенных.
- Выходит, до сотни удальцов погибли за нашу вольность, — с тоской подытожил Фёдор.

- Ежели бы токмо! — заволновался вдруг Иван, показывая рукой назад: — Погоня! Рано радовались!

     Из покрытой клубами чёрного дыма бухты стали появляться одна за другой всё новые и новые джонки. Иван побежал по кораблю, крича успокоившимся было соратникам:

- Погоня! За вёсла, други! Что есть мочи грести!
     Встревоженный народ заметался по судну. Первыми сели за длинные вёсла крестьяне Семёна — по двое на одно. Огонёк, срывая голос, подбадривал мужиков:
- Дружней, земляки! Не то из нас табунщики ежей сделают!
    Данила Ухват, налегая на весло, подхватил призыв сотника:

- Уж стрел не пожалеют, энтого добра у них хоть отбавляй. А ну, навались, родимые!

     Пока монголы метались по горящему берегу, грузились и готовились к отплытию, а затем выбирались в открытое море, прошло немало драгоценного времени. Расстояние между соперниками составило более десяти поприщ. Степняки чувствовали себя при сильной качке на чуждых им просторах очень неуверенно. Тысячник Банши, возглавивший погоню, не без страха спросил одного из корейских проводников:
- Куда же плывут проклятые урусы?

    Тот, поёживаясь под колючим взглядом военачальника, ответил:
- Если бы они шли на восток, то попали бы в Японию, а на запад — в Корею. Теперь же беглецы идут на большой скорости, не зная моря, куда-то на полночь. Там ничего и никого нет, только холод и край света.

    Банши, скрежеща зубами, всё же процедил окружающим его нукерам:
- Продолжать погоню за безумными собаками!

    Обозлённые кочевники подгоняли проклятиями и плётками китайцев и корейцев, заставляя увеличивать скорость их кораблей. Гонка судов шла до темноты, но преследователям не удалось сократить расстояние до мятежных джонок. Ветер свободы дул в паруса и души ростовчан, удваивая их силы.

    Усталое закатное солнце уже готово было погрузиться в бескрайнее море, и тогда корабли Алексеевича и Новгородца сблизились. Величавые суда плыли вровень друг с другом. Вожак призвал к себе Книгу, Ли Сан Ми и Ере-мея Студёного.
- Как оторваться от иродов? — с надеждой вопрошал их Иван.

    Дельную мысль подал бывалый моряк Еремей. Он, поглаживая окладистую бороду, с хитрецой подсказал:

- Надобно направить корабли немного в другую сторону, как стемнеет. Запутаем ворога, сильно отклоняться не будем, а с полночной стороны свернём малость к восходу солнца.

- Голова, Студёный! — восхитился такой, простой, но мудрой мыслью Фёдор. — К заре мы, глядишь, и вовсе разойдёмся с погоней.

- Пусть так, — устало согласился Иван, — дело за малым: оповестить Никонора...

    Южный ветер к ночи стал стихать, но гребля на двух восставших судах продолжалась до рассвета. Люди работали, не покладая рук. Упорство монгол в достижении цели знали все, и призраки преследователей казались в темноте вполне осязаемыми. В полночь при пересменке на вёслах обе команды, заранее условившись, замерли, не двигаясь и вслушиваясь в звуки невидимого моря. Шум погони не доносился до слуха славян. Только паруса хлопали над головами, да журчала вода за высоким бортом.

    Монголы, преследовавшие до глубокой ночи, и далее плыли на север, не видя, что русские уходят в сторону. Темнота всё больше и больше разделяла непримиримых противников...

    Иван Алексеевич со своим давним другом в предутренний час вёл негромкий разговор. Фёдор Книга поведал о том, что сообщил ему старый корейский рыбак:

         - Он убеждал меня плыть дней шесть-семь сначала на полночь. Затем уже повернуть на закат, к тому времени мы минуем Корею, ежели по-прежнему будет дуть полдневой ветер. Выйдем к побережью на дикие, необитаемые места, там и решим, пойти по суше иль повременить и плыть покуда морем.

- Пожалуй, так и сделаем, — согласился Иван, — в стране утренней свежести нам быть не с руки. Будем обходить все открытые и обжитые земли.

     Стало постепенно светать над спящим Японским морем. Заря на востоке, наконец, победила ночную темноту. Ростовчане, с напряжением ожидавшие рассвета, разразились криками, увидев, что они одни в этой части безбрежного водного пространства:

- Слава тебе, Господи!
- Воля!
- Идём на Русь!