Лучик

    Мерзкий май уже третью неделю к ряду мучил нас невыносимой духотой, а тополя, ожившие раньше времени, засыпали все улицы своим пухом. Я никогда не понимал, за что люди любят весну? Ведь когда мы учились-наступала самая пора экзаменов и контрольных, а ещё эта мерзкая грязь тут и там, всплывающие собачьи радости и подснежники из мусора-красота неописуемая. Добавьте сюда воющих котов и неопределённость температуры-готово: вы собрали весну!
    И это весной всё было также. Я всё также спасался от моря грязи, прорываясь на «любимую» работу. Водители всё также неслись по лужам, окатывая пешеходов водой. А люди, несмотря на духоту, всё также выбирали между лёгким кардиганом и пальто. Добравшись до рабочего места, я заметил сигнал оставленного сообщения на автоответчике. «Опять выговор или внеплановый отчёт. Господи, за что?!». Я нажал на кнопку «воспроизвести» и приготовился к тирадам гнева и недовольства.

-Здравствуй, это тётя Сато. Извини, что беспокоим тебя на работе, но на домашний ты не отвечаешь...
«Точно, третью неделю забываю заплатить за городской номер»
-Перейду сразу к делу — у меня плохие новости. Прошлой ночью твоя сестра с семьёй возвращались из отпуска в Асахигаве. Они попали в аварию, выжила только дочь. Похороны в понедельник. Будь добор, вернись домой.
«Что? Азуми...разбилась? Этого не может быть. Как? Почему?»

    Еле доработав этот день, я договорился о недельном отгуле и взял билет «туда-обратно» с открытой датой до Тибы. Домой я пришел не сразу, не хотелось. Много разных мыслей давили и разрывали изнутри. Все окружающие предметы заставляли меня вспоминать о ней. Вспоминать об Азуми. Как мы играли на детской площадке, как я качал её на качелях и ломал куличи в песочнице. Потом, как она впервые пошла в школу, и я целый день ныл, что тоже хочу туда. В средней школе сестрёнка перебирала кружки один за другим.

-Почему ты постоянно меняешь клубы? Разве тебе не интересно?
-Неа, совершенно скучно. Болтают каждый о своем, а потом собираются и зудят об одном.
-А зачем тогда ходишь в них?
-Тебе честно?
-Конечно.
-Потому что мама хочет, чтобы я тебя провожала. Не замечал, что занятия в кружке так удачно заканчивались вместе с твоими занятиями?
-Я. Я даже и не думал об этом...
-Только не загоняйся. Я считаю, что ты вполне взрослый, но мама нас съест.
-Спасибо. За это и за то, что всё время ждала.
-Ооооо, иди я тебя обниму!

    После этого, я сказал маме, что записался на кружок дзюдо (а на самом деле это был кружок живописи) и хочу ходить один, а то засмеют. На удивление, это сработало, и сестра стала свободной. В старшей школе мы стали пересекаться только за завтраком и в очереди перед душем. Мы отдалились. У сестры были свои друзья, а у меня свои. Да и в конце концов, старшая школа. Розовая пора любви и всё такое. Это было весёлое время, но довольно быстрое. Азуми была старше меня на год, потому и закончила раньше. Когда она уезжала учиться в Токио — я был готов зарыдать. Непонятное чувство грусти переполняло меня до верху.

-Эй, ну чего ты? Такой взрослый парень, а слёзки пускаешь. Я же не в другой мир переезжаю. Буду навещать вас с мамой время от времени.
-Угу.
-Ну перестань, я сама сейчас расплачусь, и тогда весь макияж поплывёт. Ты этого хочешь? – она улыбалась, из последних сил сдерживая подкатившие слезы.
-Хорошо, сестра.
-Вот и умничка. Ты тут заканчивай поскорее, а я пока там всё разведаю.

    Я не был глупцом, но и знаниями не блистал. Потому Токио для меня было скорее мечтой, а не целью. Легче было бы сдаться и попробовать что-то поближе и полегче, но Азуми так не думала. «Ты справишься, надо лишь немножко поднажать». Последние месяцы до вступительных стали настоящим адом. Бессонные ночи и море букв с океаном символов. Тем не менее, я поступил. Не самый лучший колледж, но в Токио! Еще и не заключительное место. Когда я сообщил эту новость сестре, то она радовалась, кажется, ещё больше моего. «В награду за твои старания, я приеду на церемонию выпуска. Жди!». И действительно приехала! А еще непонятно зачем забрала мою пуговицу с пиджака. Собирая вещи к переезду, я нашел её выпускную фотографию и решил сравнить со своей. На первой она выше и аккуратнее, а я какой-то нелепый. На второй уже повыше я, но всё такой же нелепый в сравнении с сестрой.

-Алло, ну что? Вещи собрал?
-Да, всё по коробкам, основное в сумку.
-А еду положил?
-И еду, и воду, и сладкое. Давай не как мама!
-Ахахах. Хорошо, хорошо. Мы будем ждать тебя на станции, только не потеряйся по пути.
-Кто это «мы»?
-Увидишь.

    Меня пугала такая скрытность сестры. Еще начиная с малых лет, мы могли откровенно разговаривать о личной жизни друг друга. Конечно без широких подробностей, но точно обо всём и обо всех. На станции Азуми действительно стояла не одна. С ней рядом был какой-то стройный высокий юноша, примерно её возраста с очень выдающимся взглядом. Он первый начал диалог:

-Здравствуй, Тэкэхиро (так звали меня). Давно не виделись.
-А мы разве знакомы?
-Не узнаешь? Я Тоичи Эйджиро.
-Ты — Эйджи??? Тот самый дохляк, который встречался с сестрой ещё с начальной школы???
-Ахахах, ага, тот самый.

    Тут сестра не сдержалась и вставила своё слово:

-Тэкэхиро, кто так здоровается?!
-Оставь его, Азу. В конце концов он прав. Всю школу я выглядел так себе.
-Сестра, скажи честно. Ты всё время знала, что так выйдет — потому и встречалась с ним?
-Не неси ерунды! Я что тебе ведьма какая-то?
-Тебе честно?

    Лёгкий удар в плечо от сестры и громогласный смех Эйджи закончили эту сцену, и мы направились к ним. Они снимали несколько квадратных метров недалеко от линии Гиндза. Я должен был прожить с ними неделю до открытия общежития — с тем расчётом, чтобы заехать вместе со всеми вещами. После того, как Эйджи открыл дверь, я увидел маленькое, но очень уютное помещение. Смешные именные кружки, никуда не вписывающие коврики на стульях. Там и тут фотографии их довольных лиц, среди которых две самые заметные: его семьи и нашей. Сестра, не переставая, рассказывала о всяких дешёвых кофейнях, книжных магазинах, библиотеках и скидках для студентов. А её бойфренд в этом время нашёптывал мне название каких-то баров и женские имена с краткой характеристикой их владелиц. От объявленного Азу списка на посещение мест у мужской половины комнаты отпали челюсти. Мы бы хотели что-то возразить ей. Но понимали — нам с ней не справиться. Это у неё от мамы. Однако Эйджиро всё равно шкодничал, и то и дело приписывал в конце списка названия баров. В один из дней Азуми ушла на встречу с подругами, и оставила меня на него. А тот, недолго думая, предложил сходить в его любимый бар. Там у нас состоялся наверно один из самых странных наших разговоров.

-Слушай, давно хотел спросить. А что ты обо мне думаешь? А, Тэкэхиро?
-По срезу последних дней-что ты тот еще алкоголик.
-Ай-яй, прям на больное.
-Шутка. Я даже не знаю. Вижу тебя с сестрой с самого детства. Думаю, будь ты плохим, вы бы столько не протянули.
-И то верно.
-А почему ты спрашиваешь?
-Хочу сделать её предложение после выпуска. Знаю, что до него еще как минимум три года, но я уже давно об этом думаю.
-А сможешь потянуть? Азуми довольно непростая девушка.
-Ахах. И не говори.
-Ну. Если ты не потеряешь к тому времени этот настрой, то я поддержу тебя.
-Вот как. Спасибо.

    Надо отметить, что слов он на ветер не бросал. Почти ровно через три года, я, вместо отца, вёл Азуми к алтарю. Не знаю как, но даже свадьбу — нечто пафосное и праздничное, они умудрились сделать тихой и по-своему уютной. Через год они переехали обратно в Тибу, и тогда же у них родилась дочь: Рин, прекрасная девочка. На этом моменте наше общение сошло практически на нет. Сестра вся в делах, а я пытался добиться от жизни хоть каких-то благ. Тогда мне это казалось это нормой, а сейчас чувствую себя последним идиотом.

***

    Всю дорогу до Тибы, а смотрел в окно. Постепенно мир в моих глазах начинал терять окрас. Чем ближе к дому — тем больше выцветала картинка. За считанные минуты до приезда она и вовсе потеряла цвета. Черный и белый, словно природа вторила моему траурному туалету. В доме, где проходила церемония, было много незнакомых лиц. Вероятно, это были родственники почившего мужа. Как бы отвратительно это не звучало, но всё прошло как обычно. Молитвы и слёзы родственников, причитания и припозднившиеся советы в никуда. Кажется, всем было что сказать кроме нас с Мамой. Мы молчали, неспособные проронить ни слова. На следующий день людей стало поменьше. Все люди, приехавшие ради приличия и ради дани традициям — со спокойной душой вернулись в свои дома. Я бы поступил также, но осталась одна важная деталь: Рин. В тот момент, когда я услышал, что она жива — на душе стало чуть полегче. Но теперь, когда я вижу эту картину, эти дебаты пропитанных опытом умов и серьёзные лица — мне становится жаль её. Разменивали ребёнка как товар. Уверяю, если бы всё наследство этой семьи не было сосредоточенно в руках маленькой Рин, то о её судьбе бы никто особо и не задумывался. «Девочке уже 7 лет. Она всё понимает и не сможет считать других людей родителями». «Вон, Дядя Рюноске вырос в детском доме. И что? Стал таким же прекрасным человеком!». «Имущество надо продать, а деньги разделить между семьями. Я думаю, что это самое верное решение». Дикое желание уйти от этих людей гасилось матерью, что сидела рядом и всем своим видом говорила о том, как необходимо находиться здесь. Запутавшись в мыслях, я не заметил, как все замолчали. Боковая дверь открылась, и в комнату вошла Рин.

-Рин, девочка моя. Мы очень соболезнуем тебе. Азуми и Эйджиро были прекрасными людьми и, несомненно, прекрасными родителями. Поэтому мы рассчитываем на твою благоразумность. Никто не может взять тебя к себе, так что тебе придется отправиться в детский дом.
-Хорошо. — Её лицо не выражало ничего. Кажется, она давно смирилась с этим исходом и ничего неожиданного сейчас не произошло.

    Мы вернулись с мамой домой без лиц. Никакие эмоции не смогли бы описать пережитое за эти два дня. Не сказать, что мы никогда не знали о таком, но всё же это больно — просто наблюдать. После ужина, мама дала мне ключи от комнаты сестры, попросила перебрать вещи и убраться там. У неё на это не осталось сил. Я всё понимал, а потому молча согласился. За открытой дверью меня ожидали лишь клубы пыли. Азуми была аккуратна до самого конца, и потому в комнате царил абсолютный порядок. Все вещи выглядели так, будто их давно не трогали, кроме письменного стола. На нём стояла коробка не больше той, в которой обычно продают обувь. «Для Тэкэхиро».  Хотелось в ту же секунду вскрыть её, но совесть не позволила. «Думаю, Азуми бы это не оценила. Надо сначала убраться». Примерно через полчаса я спустился с коробкой в гостиную. Мама сказала, что сестра хотела отправить мне её до отъезда, но не успела. Внутри коробки лежал конверт и что-то в непрозрачном пакете.

«Привет, братик. Ты уже в третий раз забываешь забрать своё фото с Рин. Так что я решила отправить тебе её почтой, а бонусом — тёплый шарф. Я недавно начала вязать, и решила сшить вам с Эйджи по одному, чтоб не замерзали. Он обиделся, когда узнал, что первый достанется тебе, так что носи с гордостью победителя! Люблю тебя, твоя милая сестрёнка Азуми».

    Сперва я открыл пакет. Длинный и теплый шарф ярко-красного цвета. «Ну ты даешь, сестрёнка. Я таких ярких вещей уже вечность не ношу». Следом я вытащил фото из конверта. Там Рин ещё совсем маленькая. Ей, кажется, тогда исполнился год, и Азуми настояла, чтобы я взял племяшу на руки. А сама исподтишка сфотографировала. У Рин были мамины глаза. Такие же красивые.

-Мамуль, я хочу забрать её к себе.
-Кого? Рин?
-Да.
-Ты уверен? Растить ребёнка — это большая ответственность.
-Пусть так, но я не хочу оставлять всё вот так.
-Ну раз хочешь, то иди и забирай её. Остальное оставь на меня.
-Спасибо.

    Ровно через 12 часов я и маленькая копия своей матери сидели в поезде до Токио.
    Это оказалось сложнее, чем я думал. Школа, питание, одежда... Я вообще ничего не понимал в том, что такое быть родителем. Мне пришлось обратиться к коллегам, и те, на удивление, с радостью согласились помочь. «Ты молодец, Тэкэхиро. Правильно поступил». «У меня такие миленькие платьица остались. Поносили всего раз-два и всё». Кажется, что я впервые по-настоящему разговаривал с коллегами. Но это ещё не всё. Я узнал, как зовут моих соседей, что в ближайшем торговом центре есть детская зона и что неподалёку стоит довольно приличная школа. Домашний бардак сменился порядком и чистотой. Я стал реже курить и почти полностью бросил пить. Даже перестал заказывать такси от работы до дома. Теперь я забирал Рин после кружков, и мы шли за продуктами. Женская часть офиса надавала кучу всяких рецептов, а мужская — какие пластыри лучше держаться, и где лучше брать лекарства. Только вот одна вещь мучила меня: мы не могли заговорить. Нет, мы конечно же общались между собой. Но это скорее был обязательный бытовой диалог, без которого не обойтись. Я пробовал разные подходы и часто спрашивал у мамы совета. В конце концов мы решили, что девочке нужно время отойти от этой травмы. А всё, что пока мог я — не переставать заботиться о ней. В таком темпе мы прожили бок о бок почти полгода. Как-то раз мы с Рин проспали, и кое-как, наскоро, собирались каждый по своим делам. Я уже стоял в прихожей и завязывал туфли, как вдруг вокруг моей шеи обернули нечто тёплое ярко-красного цвета.

-Рин, солнышко, где ты его взяла?
-Нашла в кладовке и подумала, что сейчас самое время для него. Мне то ты шарфик купил, а сам с голой шеей ходишь. Так и простыть не долго!
-И то верно.
-А что? Что-то не так? Мне нельзя было его трогать?
-Нет, что ты. Всё хорошо, спасибо.

    Когда мы вышли на улицу — средь туч и облаков на нас упал тонкий луч осеннего солнца. Рин робко взяла меня за руку и спросила:

-Можно я буду называть тебя МаПа?
-Конечно. Я буду очень рад. Кстати, бабушка тебе не говорила, что у тебя мамины глаза?
-Говорила. А что, красивые?
-Самые прекрасные.