Коммуналка

Мы долгое время жили в коммунальной квартире, в которой моим родителям принадлежало 2 довольно больших смежных комнаты. В маленькой комнате была родительская спальня, проходная была моей - я там делала уроки, спала на раскладном диване, смотрела телевизор.

Соседи менялись постоянно, потому что две остальных комнаты в четырехкомнатной квартире принадлежали цементному заводу, они были как бы семейным общежитием, временным жильем для рабочих цементного завода. Цементный завод строил дома для своих работников, так что люди в нашей квартире не задерживались. Получив отдельную квартиру, они уходили. Сначала, когда мы туда только въехали, нашими соседями была семья с тремя детьми, а потом, когда они получили трехкомнатную квартиру и ушли, в эти две комнаты вселились сразу две семьи: Кротовы, Тоня с Колей и четырехлетним Вовкой, и Козловы, Леша с Галей и двухлетней Иришкой.

Коля Кротов работал на заводе слесарем, был смирный, дружелюбный, но не дурак выпить, причем Тоня каждый раз удивлялась - где он берет деньги на выпивку, ведь она в день аванса и зарплаты встречала его у проходной и всё, до копейки, отбирала. Но, как видно, находились дружки, что поили его по доброте душевной. А может, кто-то из заводских дружков помогал ему прятать деньги от Тони. Тоня работала поварихой в детском саду, была патологически аккуратна - завела обычай мыть окна на кухне каждую неделю (до нее их мыли раз в месяц), а газовые конфорки плиты доводить до зеркального блеска (без всяких моющих средств, только с помощью песка и елочной мишуры). Зарабатывала она мало, из-за вечной нехватки денег была зла на весь белый свет. В дни, когда Коля приходил пьяненьким, Тоня превращалась в настоящую фурию, била бедного Колю чем попало. Коля истошно кричал: "Тонечка, только не по лицу, прошу тебя!" , "Тонечка, не бей, больше никогда, клянусь!" , "Только не мокрым полотенцем!"

Лёша Козлов работал механиком, был женат второй раз, с первой женой разошелся, она с дочкой осталась в Ленинграде, а он приехал в наш город в надежде получить квартиру. В Ленинграде ему ничего не светило, там у него была только комната в коммуналке, которую он при разводе оставил жене. Вторая жена Галя была моложе него лет на десять и с советской точки зрения ленива до безобразия. Она никогда не работала - Лёша женился на ней, как только она школу закончила. Она сразу забеременела, родила Иришку и только ею и занималась. И помощница у неё была - баба Стеша, высокая, невероятно худая старуха, которая приходила периодически нянчить Иришку и наводить порядок в их комнате и в местах общего пользования, когда была очередь Козловых делать уборку. Чистюля Тоня только головой качала: вот ведь, прости господи, лентяйка, посуду за собой не уберет, пол не помоет, всё за неё прислуга должна делать! Но баба Стеша её всегда осаживала. Была она уже старенькая, а пенсии не заработала, потому как в колхозе всю жизнь прожила, а там - какие пенсии? Переехала из деревни в город дочке помогать - детей растить, дети выросли, теперь она зятю с дочкой обуза, куском хлеба попрекают. Гале с Лёшей она была благодарна - и делом занята, и дома не сидит, глаза никому не мозолит, и сыта, и деньги, хоть и маленькие, платят. Помню, как баба Стеша на нашей кухне пряла пряжу с помощью веретена - больше такого никогда и нигде не видела. Из этой пряжи она вязала носочки на продажу, это был её второй источник дохода.

Кротовы с Козловыми тоже не задержались надолго в нашей многострадальной квартире. Цементный завод построил очередной дом, и там они получили по отдельной квартире. А у нас опять появились новые соседи: литовец Ромуальдас (в обиходе Ромка) Кимтис с женой Светкой и годовалым Валериком и латыш (по маме) Франц Кривенко с женой Клавдией, на тот момент без детей.

Светка с Ромкой были очень красивой парой. Оба высокие стройные блондины, одетые с иголочки (тетка у Светки работала в Центральном универмаге), они прекрасно смотрелись вместе. Но брак их никак нельзя было назвать счастливым. Светка играла в нашем городском народном театре, прекрасно пела, танцевала - была примой. Ромка её страшно ревновал, напившись, бил смертным боем. До какого-то момента Светка придерживалась философии: ревнует - значит любит, потом - а куда денешься, квартиры-то нет, уходит некуда, надо сначала квартиру получить. Так и жила, терпела, родила со временем еще одного мальчика - Сашеньку. Дети были тихие, запуганные, - боялись отца как огня. В гневе он бывал страшен, мог не только Светку избить, но и детей, если они попадались ему под руку. Поэтому Светка, чувствуя приближение очередного скандала, обычно выпихивала их из комнаты, от греха подальше. Мы с мамой очень их жалели, отводили к себе, чтобы они могли в тишине переждать очередную семейную бурю. Как-то в период откровенности Светка призналась мне, что она ненавидит Ромку. Ромка не был ее первым мужчиной, но до первой брачной ночи она никогда с ним любовью не занималась, а после этой ночи у нее выработалось стойкое отвращение к сексу вообще и с Ромкой в частности. Никакие ромкины попытки что-либо изменить к лучшему ни к чему не привели, отвращение не проходило. Потому Ромка так бесновался - считал, что у Светки кто-то есть на стороне. Может, так оно и было, не знаю, об этом Светка ничего не рассказывала, а я не спрашивала. Мне было только 16, я жалела Светку, а Ромку не выносила. Мужчина, избивающий слабую женщину и собственных детей, - такому никаких оправданий не было, что бы там Светка ни сделала. Со временем, когда они наконец получили квартиру, Светка с Ромкой развелись, там была потом скверная история с дележкой детей и квартиры, но это было уже потом, подробностей я не знаю.

Франц Кривенко был ещё красивее Ромки. Тоже блондин, но потемнее, с очень выразительными глазами в густых черных ресницах, да ростом был пониже Ромки и поплотнее. В семействе Кривенко верховодила Клавдия. Была она страшна как смертный грех: жиденькие волосы, широкое лицо, маленькие глазки, курносый носик, а рот - длинная щель, почти от уха до уха. Фигуру имела топорную, а голос - резкий и визгливый. Как ей удалось женить на себе красавчика Франца, долго оставалось для меня загадкой. Она полностью поработила Франца, он ей слово против боялся сказать. Однако как-то раз я все же набралась смелости и спросила:

- Франц, почему ты на Клавке женился, неужели лучше девушки не нашлось?

- По глупости. Вот смотрел-смотрел на Ромку со Светкой, как они грызутся, как кошка с собакой, как Ромка Светку ревнует, да и решил - женюсь на некрасивой, которая никому нужна не будет, зато будет меня любить, холить-лелеять, и ревновать не придется.

"Бред какой-то", - подумала я тогда. Вряд ли это была истинная причина для женитьбы, Франц, скорей всего, просто пошутил, но в тот момент я ему почему-то поверила.

Работали они все в одной бригаде - и Ромка, и Франц, и Клавка, причем со временем Клавдия вступила в партию и стала у них бригадиром. Между делом родила сына Игоря, как две капли воды похожего на Франца, с которым в основном Франц и возился. С Францем мы были друзья по кухне: оба были книгочеи, часто засиживались с книжкой допоздна. Мама, обнаружив часа в два ночи, что меня нет в постели, обычно выходила и загоняла меня спать - мне ведь было к восьми в школу. То же самое делала и Клавдия, громким шепотом крича "Франц, домой!"

Моя кроткая мама ее боялась - Клавка умела и любила закатывать скандалы по поводу и без повода. Со временем, когда я поступила в институт и уехала, мама вообще перестала выходить на кухню, когда она там хозяйничала.

Домой я приезжала нечасто - раз в месяц от силы, не хватало времени, ну и в сессию - готовиться к экзаменам дома было намного удобнее, чем в общежитии. В один из таких моих приездов мама попросила у меня совета. Она случайно познакомилась с одной женщиной, они с ней разговорились, пожаловались друг другу на жизнь. У женщины, совсем молодой, было трое детей. Сначала родился один ребенок, потом двойня. А жили они в однокомнатной квартире, стояли в очереди на расширение, конечно, но когда это будет. Мама рассказала женщине свою историю: что они живут с мужем в двух больших смежных комнатах, но в четырехкомнатной коммуналке, все бы ничего, но соседка ужасная, совсем от неё жизни нет. Пока еще дочка (то есть я) жила с ними, она как-то сдерживалась, а теперь совсем их затерроризировала. И эта случайная знакомая предложила маме обмен, сказала - соседки ей не страшны, она сама со своими тремя малышами устрашит кого хочешь, а лишняя комната ей просто как воздух нужна.

И мама хотела знать, не буду ли я против такого обмена - ведь я лишусь своей комнаты.

- О чем ты думаешь, мама, конечно, соглашайся, от Клавки избавишься, ты так мечтала пожить в отдельной квартире, не думай ты обо мне, я с вами жить не собираюсь, - сказала я.

И мои мама с папой наконец-то ушли из проклятой коммуналки.