Евангелие от Остапа и топор отца Федора

Но зачат я был ночью порочно…
В. Высоцкий

1.
Валентин Катаев так описал появление на свет Остапа Бендера:
«Тогда я носился со своей теорией движущегося героя, без которого не может обойтись ни один увлекательный роман: он дает возможность переноситься в пространстве и включать в себя множество происшествий, что так любят читатели….увлекаясь гоголевским Чичиковым, я считал, что сила “Мертвых душ” заключается в том, что Гоголю удалось найти движущегося героя…Поиски бриллиантов, спрятанных в одном из двенадцати стульев, разбросанных революцией по стране, давало, по моим соображениям, возможность нарисовать сатирическую галерею современных типов времен нэпа. Все это я изложил моему другу и моему брату, которых решил превратить по примеру Дюма-пера в своих литературных негров: я предлагаю тему, пружину, они эту тему разрабатывают, облекают в плоть и кровь сатирического романа. Я прохожусь по их писанию рукой мастера. И получается забавный плутовской роман».  Вскоре,  свидетельствует Катаев,  «передо мною предстали мои соавторы… Один из них вынул из папки аккуратную рукопись, а другой стал читать ее вслух. Уже через десять минут мне стало ясно, что мои рабы выполнили все заданные им бесхитростные сюжетные ходы и отлично изобразили подсказанный мною портрет Воробьянинова, но, кроме того, ввели совершенно новый, ими изобретенный великолепный персонаж – Остапа Бендера, имя которого ныне стало нарицательным, как, например, Ноздрев. Теперь именно Остап Бендер, как они его назвали – великий комбинатор, стал главным действующим лицом романа, самой сильной его пружиной. Я получил громадное удовольствие и сказал им приблизительно следующее:
— Вот что, братцы. Отныне вы оба единственный автор будущего романа. Я устраняюсь. Ваш Остап Бендер меня доконал» (В.Катаев. «Алмазный мой венец»).

Исходя из того, в какой общественной атмосфере происходили описанные события (см., к примеру: Михаил Одесский, Дмитрий Фельдман. «Троцкий , Бухарин и 12 стульев»,  альманах Лебедь, Бостон, 2011), рискнем предположить, что опытный и осторожный Валентин Катаев отказался от авторства не только из благородных побуждений. Созданный Ильфом и Петровым герой явно выламывался из первоначальной идеологической задачи романа – «нарисовать сатирическую галерею современных типов времен нэпа». И доконал  Катаева он, скорее всего, своей невероятной свободой в  отношении к окружающей действительности. 
Недаром Постановление Секретариата Союза Советских Писателей СССР по поводу переиздания книги И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» по серии «Избранных произведений советской литературы»
от 15 ноября 1948 r.  осудило   «буржуазно-интеллигентский скептицизм и нигилизм по отношению ко многим сторонам и явлениям советской жизни, дорогим и священным для советского человека… в духе издевки и зубоскальства по отношению к историческому материализму, к учителям марксизма, известным советским деятелям, советским учреждениям».
Присущий Остапу Бендеру дух свободы отметили практически все, кто писал о нем в пост-советское время. Но выделяется он в этом отношении не только на фоне зарегламентированного  советского социума. Достаточно сравнить Остапа с тем же Чичиковым, чтобы, как говорится, почувствовать разницу. Да ведь и советское общество «Двенадцати стульев» настолько же советское, насколько и буржуазное, нэпманское. Нет, Остап Бендер – это герой на все времена.

Откуда же пришел в романы Ильфа и Петрова этот свободный герой?
Давно уже широко известен  герой литературы и истории, который характеризуется как раз невероятной свободой своего поведения. Это Иисус Христос. У Ильфа и Петрова присутствуют совершенно явные указания на связь двух героев:
«– Мне тридцать три года, – поспешно сказал Остап, – возраст Иисуса Христа. А что я сделал до сих пор? Учения я не создал, учеников разбазарил, мертвого Паниковского не воскресил…»;  «- Ксендз! Перестаньте трепаться! -  строго сказал великий комбинатор. - Я сам творил чудеса. Не далее как четыре года назад мне пришлось в одном городишке несколько дней пробыть Иисусом Христом. И все было б в порядке. Я даже накормил пятью хлебами несколько тысяч верующих. Накормить-то я их накормил, но какая была давка!»*.
Эта связь не укрылась от внимательных читателей. К примеру, священник Яков Кротов так и озаглавил свой пост в Живом Журнале  (25.04. 2010): «Остап Бендер как образ Христа».
Яков Кротов пишет именно о свободе: «Восторг, который испытывает читатель при чтении романа, есть не восторг перед остроумной сатирой, а восторг перед главным героем – явлением свободы в абсолютно несвободном мире. Глоток свободы, – вот за что обожали “Двенадцать стульев”».
 Говоря  о «евангельском характере сатиры Ильфа и Петрова», Кротов расшифровывает этот характер следующим образом: «Двенадцать стульев» не над «бывшими» смеялись, а над «залипшими». Иногда кнопки залипают – перестают откликаться нажатию. Люди залипают чаще. Грехопадение есть общее залипание. Какая-то пружинка перестаёт подбрасывать человека вверх, лишает его способности откликнуться на Божие нажатие. Бендер, конечно, тоже не откликается, но ему доверено большее – он представляет Того, Кто нажимает. Он жмёт, жмёт неустанно, в постоянной надежде, что кто-то, в конце концов, откликнется адекватно, а откликаются – жадно, глупо, агрессивно. Вокруг- залипшие».
По существу, речь идет о евангельской миссии Остапа Бендера.
В самом деле, странствуя по городам и  весям и околпачивая советских обывателей, Остап выводит наружу их грехи:
- воровство  Альхена,
- использование  служебного положения в личных целях Варфоломея Коробейникова,
- желание усидеть сразу на двух стульях членов «Меча и орала»,
- тщеславие Эллочки-Людоедки и шахматистов из Васюков...
Как правило, эти малосимпатичные персонажи демонстрируют и изрядную долю лицемерия:
«Застенчивый Альхен потупился еще больше.
– Кредитов отпускают в недостаточном количестве»;
«Все может произойти… Кинутся тогда люди искать свои мебеля, а где они, мебеля? Вот они где! Здесь они! В шкафу. А кто сохранил, кто уберег? Коробейников. Вот господа спасибо и скажут старичку, помогут на старости лет… А мне много не нужно – по десяточке за ордерок подадут – и на том спасибо… А то иди, попробуй, ищи ветра в поле»;
«Первым чувством владельца «Быстроупака» было желание как можно скорее убежать из заговорщицкой квартиры. Он считал свою фирму слишком солидной, чтобы вступать в рискованное дело. Но, оглядев ловкую фигуру Остапа, он поколебался и стал размышлять:
«А вдруг!.. Впрочем, все зависит от того, под каким соусом все это будет подано»…Владелец «Быстроупака» был чрезвычайно доволен. «Красиво составлено, – решил он, – под таким соусом и деньги дать можно. В случае удачи – почет! Не вышло – мое дело шестнадцатое. Помогал детям, и дело с концом».

Но ведь и евангельский Иисус ведет жизнь странствующего проповедника, изгоняя бесов из одержимых и обличая грехи.
Причем в первую очередь, пожалуй, грех лицемерия:
«Горе вам, книжники и фарисеем, лицемеры, что поедаете дОмы вдов и лицемерно долго молитесь» (Мф, 23:14).
(Евангельское «поедаете дОмы» вдов»  практически совпадает с обворовыванием Альхеном одиноких старух).
Проповедь свою Христос, как Остап свои проделки, обращает в первую очередь к грешникам: «Приближались к Нему все мытари и грешники слушать Его» (Лк, 15:1); «Я пришел призывать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф, 9:13); «Потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат и не разумеют» (Мф, 13:13).
Конечно, романное сопоставление Остапа Бендера и Иисуса Христа – пародийное. Но к  пародии мы в данном случае применим определение, которое дал Юрий Тынянов в  работе «О пародии»: «Все методы пародирования, без изъятия, состоят в изменении литературного произведения, или момента, объединяющего ряд произведений (автор, журнал, альманах), или ряда литературных произведений (жанр) — как системы, в переводе их в другую систему».
Мы постараемся определить какую систему в какую переводят Ильф  и Петров в романах об Остапе Бендере. Проще говоря, постараемся ответить на вопрос, что же Ильф и Петров  пародируют. Мы полагаем, что смысл пародийного сопоставления Остапа Бендера с Иисусом Христом вовсе не в насмешке над Иисусом.
Но прежде  покажем, что пародийные аналогии между Остапом    и Христом не случайны и насквозь  проходят через оба романа об Остапе Бендере, по существу составляя их каркас.
Для начала отметим, что в Евангелиях поиски Небесного Царства сравниваются с поисками сокровищ (чем, напомним,  в романе занимается Остап Бендер):
«Еще подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, найдя, человек утаил, и от радости о нем идет и продает все, что имеет, и покупает поле то.  Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее. Еще подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода» (Мф;13.44–52). 

- Но ведь Остап – мошенник! – может возразить читатель. – Какой уж тут евангельский дух!
С одной стороны, Остап никогда не  наживается за счет нуждающихся. С другой, Евангелие от Луки содержит притчу о догадливом управителе (Лк, 16). Это история, как управитель господина вступал в сговор с должниками этого господина,  уменьшая размер долга в расчете на их будущую благодарность: «И похвалил господин управителя неверного… ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде… И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным» (Лк, 16:8, 9).
 Эти слова, собственно, и характеризуют намерения «сына века» Остапа Бендера: приобретать себе друзей  (и свободу) богатством неправедным.
Однако, повторим, Остап сопоставляется в романах вовсе не с евангельским догадливым управителем, а с Иисусом Христом.
Вот первое появление Остапа:
«В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми. За ним бежал беспризорный.
– Дядя! – весело кричал он. – Дай десять копеек!
Молодой человек вынул из кармана налитое яблоко и подал его беспризорному, но тот не отставал. Тогда пешеход остановился, иронически посмотрел на мальчика и воскликнул:
– Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?
Зарвавшийся беспризорный понял всю беспочвенность своих претензий и немедленно отстал».
Нам это напоминает вход Иисуса в Иерусалим со стороны Виффагии.  Остап одаривает  мальчика и словом вразумляет его.
Иисус сразу после входа в Иерусалим идет  изгонять торгующих из Храма. Остап, как говорится, с точностью до наоборот,  отправляется  на рынок продавать астролябию.
А вот Иисус призывает первых апостолов:
«Он увидел двух братьев… И говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Мф, 4:18,19).
В «Золотом теленке» первыми «апостолами» Остапа Бендера становятся «молочные братья» «дети лейтенанта Шмидта» Балаганов и Паниковский.
Иисус спасает учеников во время бури на море: « И когда вошел Он в лодку, за Ним последовали ученики Его. И вот, сделалось великое волнение на море, так что лодка покрывалась волнами; а Он спал.  Тогда ученики Его, подойдя к Нему, разбудили Его и сказали: Господи! спаси нас, погибаем. И говорит им: что вы так боязливы, маловерные? Потом, встав, запретил ветрам и морю, и сделалась великая тишина»  (Мф, 8:23-27).
Бендер и Воробьянинов также переживают чудесное спасение на воде, причем Воробьянинов выказывает малодушие, как и ученики Иисуса:  «Остап бухнулся на скамейку и яростно стал выгребать от берега…Преследователи… погрузились в большую лодку и с криками выгребли на середину реки. В лодку набилось человек тридцать. Всем хотелось принять личное участие в расправе с гроссмейстером… Ипполит Матвеевич маялся… Концессионеров ждала плачевная участь. Радость на барке была так велика, что все шахматисты перешли на правый борт, чтобы, поравнявшись с лодочкой, превосходными силами обрушиться на злодея-гроссмейстера. – Берегите пенсне, Киса, – в отчаянии крикнул Остап, бросая весла, – сейчас начнется!
– Господа! – воскликнул вдруг Ипполит Матвеевич петушиным голосом. – Неужели вы будете нас бить?!
– Еще как! – загремели васюкинские любители, собираясь прыгать в лодку….Слишком много любителей скопилось на правом борту васюкинского дредноута. Переменив центр тяжести, барка не стала колебаться и в полном соответствии с законами физики перевернулась. Общий вопль нарушил спокойствие реки».
Остап читает преследователям небольшую проповедь и дарует им жизнь: «Остап описал вокруг потерпевших крушение круг. «– Вы же понимаете, васюкинские индивидуумы, что я мог бы вас поодиночке утопить, но я дарую вам жизнь. Живите, граждане! Только, ради создателя, не играйте в шахматы! Вы же просто не умеете играть! Эх вы, пижоны, пижоны!..»
До этого, впервые явившись васюкинским шахматистам,  Бендер в речи о Нью-Васюках нарисовал им картину наступления шахматного Царства Божьего на земле: «Ослепительные перспективы развернулись перед васюкинскими любителями. Пределы комнаты расширились. Гнилые стены коннозаводского гнезда рухнули, и вместо них в голубое небо ушел стеклянный тридцатитрехэтажный дворец шахматной мысли… Два с половиной миллиона человек в одном воодушевленном порыве запели…».
(В скобках заметим, что путешествие Бендера и Воробьянинова на пароходе пародийно сопоставляется с плаванием Ноева  ковчега, о чем свидетельствует название соответствующей главы: «Нечистая пара»).

Еще одно пародийное сопоставление в "Золотом теленке" Иисус спасает от расправы совершившую прелюбодеяние женщину, а Остап - пойманного на краже Паниковского.
В обоих случаях герой метким словом рассеивает толпу жаждущих расправы.
Иисус:
" Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив её посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его... Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на неё камень... Они же, услышав [то] и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди".
Остап:
"Когда великий комбинатор прибыл к месту происшествия, Корейко уже не было, но вокруг Паниковского колыхалась великая толпа, перегородившая улицу...
Решительно вздохнув, Бендер втиснулся в толпу.
— Пардон, — говорил он, — еще пардон! Простите, мадам, это не вы потеряли на углу талон на повидло, скорей бегите, он еще там лежит! Пропустите экспертов, вы, мужчина. Пусти, тебе говорят, лишенец!
Применяя таким образом политику кнута и пряника, Остап пробрался к центру, где томился Паниковский...
— Вот этот? — сухо спросил Остап, толкая Паниковского в спину.
— Этот самый!— радостно подтвердили многочисленные правдолюбцы. — Своими глазами видели.
Остап призвал граждан к спокойствию, вынул из кармана записную книжку и, посмотрев на Паниковского, властно произнес:
— Попрошу свидетелей указать фамилии и адреса. Свидетели! Записывайтесь! Казалось бы, граждане, проявившие такую активность в поимке Паниковского, не замедлят уличить преступника своими показаниями. На самом же деле при слове «свидетели» все правдолюбцы как-то поскучнели, глупо засуетились и стали пятиться. В толпе образовались промоины и воронки. Она стала разваливаться на глазах.
— Где же свидетели? — повторил Остап. Началась паника. Работая локтями, свидетели выбирались прочь, и в минуту улица приняла свой обычный вид".


А вот похороны Паниковского:
«Остап снял свою капитанскую фуражку и сказал:
— Я часто был несправедлив к покойному. Но был ли покойный нравственным человеком? Нет, он не был нравственным человеком. Это был бывший слепой, самозванец и гусекрад. Все свои силы он положил на то, чтобы жить за счет общества. Но общество не хотело, чтобы он жил за его счет. А вынести этого противоречия во взглядах Михаил Самуэлевич не мог, потому что имел вспыльчивый характер. И поэтому он умер. Все!
Козлевич и Балаганов остались недовольны надгробным словом Остапа. Они сочли бы более уместным, если бы великий комбинатор распространился о благодеяниях, оказанных покойным обществу, о помощи его бедным, о чуткой душе покойного, о его любви к детям, а также обо всем том, что приписывается любому покойнику. Балаганов даже подступил к могиле, чтоб высказать все это самому, но командор уже надел фуражку и удалялся быстрыми шагами».
Сопоставим эту сцену со следующим местом Евангелия:
«А другому сказал: следуй за Мною. Тот сказал: Господи! Позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царство Божие»  (Лк, 9:59,60).
Иисус совершает чудеса. Бендер показывает карточные фокусы: «Переночевали в бедном духане бесплатно и даже получили по стакану молока, прельстив хозяина и его гостей карточными фокусами».

Но вот своего рода чудо - Бендер спасает инженера Щукина:
«– Так вы не можете войти в квартиру? Но это же так просто!
Стараясь не запачкаться о голого, Остап подошел к двери, сунул в щель американского замка длинный желтый ноготь большого пальца и осторожно стал поворачивать его справа налево и сверху вниз. Дверь бесшумно отворилась, и голый с радостным воем вбежал в затопленную квартиру…. – Вы меня просто спасли! – возбужденно кричал он».
Сопоставим эту сцену с воскрешением Лазаря: «Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком» (Ин, 11:43,44).
Сходство с погребальными пеленами Лазаря обеспечивают белые мыльные лишаи Щукина:
«У двери щукинской квартиры, спиной к нему, сидел голый человек, покрытый белыми лишаями. Он сидел прямо на кафельных плитках, держась за голову и раскачиваясь».
Иисус вступал в дискуссии с фарисеями, а также предостерегал от послушания им: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хоть одного; и когда это случится, делаете его сыном геены, вдвое худшим вас» (Мф, 23:15).
Этим «хоть одним» в «Золотом теленке» становится Адам Козлевич, которого «охмуряют» ксендзы. Чтобы освободить Козлевича от их влияния, Бендер вступает с ксендзами в диспут: «И началась великая борьба за бессмертную душу шофера.
- Эй вы, херувимы и серафимы! - сказал Остап, вызывая врагов на диспут. - Бога нет!
- Нет, есть, - возразил ксендз Алоизий Морошек, заслоняя своим телом Козлевича.
- Это просто хулиганство, - забормотал ксендз Кушаковский.
-  Нету, нету, - продолжал великий комбинатор, - и никогда не было. Это медицинский факт».

Есть в «Двенадцати стулья» своя Тайная вечеря – заседание общества «Меча и орала». Причем,  так же, как после распятия Христа  между апостолами возникли конфликты, после отъезда Бендера дрязги возникают между членами «Меча и орала».
Христа предает апостол Иуда. Бендеру перерезает горло  его компаньон Воробьянинов, который  «постепенно становился подхалимом. Когда он смотрел на Остапа, глаза его приобретали голубой жандармский оттенок».
Роман «Двенадцать стульев» завершается своего рода Преображением и Вознесением:
«Бриллианты превратились в сплошные фасадные стекла и железобетонные перекрытия, прохладные гимнастические залы были сделаны из жемчуга. Алмазная диадема превратилась в театральный зал с вертящейся сценой, рубиновые подвески разрослись в целые люстры, золотые змеиные браслетки с изумрудами обернулись прекрасной библиотекой, а фермуар перевоплотился в детские ясли, планерную мастерскую, шахматный клуб и биллиардную.  Сокровище осталось, оно было сохранено и даже увеличилось. Его можно было потрогать руками, но его нельзя было унести».
В «Золотом теленке» перед финальной катастрофой, лишившей Бендера миллиона, Остап испытывает колебания – идти ли ему до конца путем миллионера. Пытаясь избавиться от денег, он отправляет их по почте Народному комиссару финансов, но затем, передумав, забирает  посылку обратно.
Иисус просит Господа избавить его от крестного пути: «И Сам …преклонив колени, молился, говоря: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк, 22: 42,43).

Таким образом, романы об Остапе Бендере, наряду с общим пародийным сходством деятельности Бендера с евангельской миссией,  содержат многочисленные параллели с евангельскими сюжетами.
Все это, несомненно, нельзя признать случайным совпадением.
Поэтому повторим вопрос: что же является объектом пародии в романах о Бендере? Или, пользуясь определением Ю.Тынянова, какая система пародируется Ильфом и Петровым?
Ответ подскажут  нам отец Федор и Федор Достоевский.

2.
Романы Достоевского и он сам – еще один источник для пародий  Ильфа и Петрова.
Достоевский, что называется, переночевал в финале «Двенадцати стульев». Подмечено  сходство эпизода самоубийства Свидригайлова из «Преступления и наказания»  с  последними приключениями  убившего Бендера  Воробьянинова   (см. Майя Каганская и Зеев Бар-Селла, «Мастер Гамбс и Маргарита», Тель-Авив, 1984).
Совпадают  общий стиль описания  и детали: ночной туман, пьяный на улице, разговор со сторожем
Достоевский: «Он злобно приподнялся, чувствуя, что весь разбит; кости его болели. На дворе совершенно густой туман и ничего разглядеть нельзя. Час пятый в исходе; проспал! Он встал и надел свою жакетку и пальто, еще сырые. Нащупав в кармане револьвер, он вынул его и поправил капсюль…
Молочный, густой туман лежал над городом. Свидригайлов пошел по скользкой, грязной деревянной мостовой, по направлению к Малой Неве… Какой-то мертво-пьяный в шинели, лицом вниз, лежал поперек тротуара. Он поглядел на него и пошел далее….
У запертых больших ворот дома стоял, прислонясь к ним плечом, небольшой человечек, закутанный в серое солдатское пальто и в медной ахиллесовской каске….– А-зе, сто-зе вам и здеся на-а-до? – проговорил он, все еще не шевелясь и не изменяя своего положения.
– Да ничего, брат, здравствуй! – ответил Свидригайлов…
Свидригайлов спустил курок».
Ильф и Петров: «Ипполит Матвеевич вышел на улицу. Он был полон отчаяния и злобы. Луна прыгала по облачным кочкам. Мокрые решетки особняков жирно блестели. Газовые фонари, окруженные веночками водяной пыли, тревожно светились. Из пивной «Орел» вытолкнули пьяного. Пьяный заорал. Ипполит Матвеевич поморщился и твердо пошел назад. У него было одно желание: поскорее все кончить…
Свет погас, но комната оказалась слегка освещенной голубоватым аквариумным светом уличного фонаря…
– Ходют тут, ходют всякие, – услышал Воробьянинов над своим ухом. Он увидел сторожа в брезентовой спецодеждой в холодных сапогах. Сторож был очень стар и, как видно, добр…
Ипполит Матвеевич потрогал руками гранитную облицовку. Холод камня передался в самое его сердце. И он закричал.
Крик его, бешеный, страстный и дикий, – крик простреленной навылет волчицы, – вылетел на середину площади, мотнулся под мост и, отталкиваемый отовсюду звуками просыпающегося большого города, стал глохнуть и в минуту зачах».
Явная параллель  со сценой из романа «Идиот», в которой Настасья Филипповна бросает деньги Рогожина в камин,  содержится в «Золотом теленке»: «Что ж теперь делать? — размышлял он. - Как распорядиться проклятым кушем, который обогащает меня только моральными муками? Сжечь его, что ли?»
На этой мысли великий комбинатор остановился с удовольствием.
«Как раз в моем номере есть камин. Сжечь в камине! Это величественно! Поступок Клеопатры! В огонь! Пачка за пачкой! Чего мне с ними возиться? Хотя нет, глупо. Жечь деньги — пижонство! Гусарство!»
Пародировалась  и сама фигура  Федора  Михайловича:
«когда Ильф и Петров работали над "Двенадцатью стульями", на книжных прилавках появилась еще одна новинка: "Письма Ф.М. Достоевского к жене" (Центрархив: Гос. изд-во, 1926). Читая ее (именно это издание), я обратил внимание на то, что одно из писем Федора Михайловича к Анне Григорьевне подписано "Твой вечный муж Достоевский". Естественно, я сразу вспомнил комическую подпись под письмом отца Федора к жене: "Твой вечно муж Федя".
Совпадение не могло быть случайным. Перечитывая письма Достоевского под таким - не скрою, совершенно новым для меня - углом зрения, я без труда установил, что сходство на этом отнюдь не кончается. Постоянный лейтмотив писем отца Федора ("Вышли денег...", "Продай пальто брата твоего булочника и срочно вышли...", "Продай все, что можешь, и немедленно вышли!..") почти дословно совпадает с постоянными просьбами Достоевского к жене. Совсем как Достоевский, отец Федор в своих письмах то и дело жалуется на дороговизну, сообщает, сколько приходится платить за номер в гостинице, как удается ему экономить буквально на каждой мелочи»  (Б.Сарнов, «Конспирологические домыслы Ивана Толстого», Альманах Лебедь,  Бостон, № 675, 17 марта 2013 г.)
Но более серьезным заимствованием  «из Достоевского» является, на наш взгляд, топор отца Федора, которым он крушит обманувшие его стулья: «Нетерпение охватывало отца Федора. Под полою у него за витой шнурок был заткнут топорик.  …словно лунатик, подошел к третьему стулу и зверски ударил топориком по спинке. Стул опрокинулся, не повредившись.
– Ага! – крикнул отец Федор. – Я т-тебе покажу!
И он бросился на стул, как на живую тварь».  Тут сразу вспоминается Раскольников с его топором в петле из тесьмы  и «тварь дрожащая».
Что же такое топор у Достоевского?
«Почему Раскольников убил старуху топором?
Дворницкий топор очень неудобная вещь для убийства. Его трудно пронести на место убийства. Топор трудно унести.
У Раскольникова своего топора нет. Он рассчитывает на квартирный топор и находит топор у дворника.
Почему же топор надо выбирать орудием? Ведь старуху можно убить гирей и любым куском железа.
Потому, что топор того времени – это символ.
О топорах писали в прокламациях. О топоре говорил Герцену Н. Г. Чернышевский: “К топору зовите Русь!”» (В. Шкловский, «Достоевский»).

Вот что добавляет к этому современный исследователь:
«1 марта 1861 года в журнале А. И. Герцена "Колокол" была опубликована статья "Письмо из провинции", в которой появился впервые лозунг "К топору зовите Русь!". С тех пор образ топора стал символом "нового поколения" русской интеллигенции и его миссии в России: очистить страну от крепостного права, самодержавия, царя, церкви; символом упорного желания изменить общественный строй путем радикальных реформ» (Алехандро Ариэль Гонсалес, «По поводу одного эпизода в повести Ф. М. Достоевского "Записки из подполья"», Газета "Петрозаводский университет", 23.06.2006).

Топор появляется у Достоевского и в «Братьях Карамазовых» в разговоре Ивана с чертом: «– А там может случиться топор? – рассеянно и гадливо перебил вдруг Иван Федорович. Он сопротивлялся изо всех сил, чтобы не поверить своему бреду и не впасть в безумие окончательно.
– Топор? – переспросил гость в удивлении.
– Ну да, что станется там с топором? – с каким-то свирепым и настойчивым упорством вдруг вскрикнул Иван Федорович.
– Что станется в пространстве с топором? Если куда попадет подальше, то примется, я думаю, летать вокруг земли, сам не зная зачем, в виде спутника».

Виктор Шкловский так пишет о  соответствующих мотивах Достоевского:
«Он призывал мстителя.
Достоевский очень сложно относился к миру, в котором он жил, и к собственной своей бедности, к обидам и удачам, в которые он не верил, и к суду грозного будущего.
Он знал, что этот мир надо преодолеть, а как – не знал» (там же).

Что же сталось с этим символом  освобождения народа и мщения   у Ильфа и Петрова?
 Отец Федор хочет с его помощью вынуть  из стульев драгоценности, которые должны были «доставить ему основной и оборотный капиталы для покупки давно присмотренного в Самаре (свечного) заводика». Пародируется духовный мир русской интеллигенции в преддверии Октябрьской революции.  Ко времени НЭПа все  ее высокие мечты свелись, по мысли Ильфа и Петрова, к  личному обогащению, к свечному  заводику в Самаре.
А вот во что преобразовались в «Двенадцати стульях» нравственные искания Достоевского: «Он схватил Ипполита Матвеевича за тощий кадык и, сжимая пальцы, закричал охрипшим голосом: – Куда девал сокровища убиенной тобой тещи?...– Говори! – приказывал отец Федор. – Покайся, грешник!»… На третий день отец Федор стал проповедовать птицам. Он почему-то склонял их к лютеранству. – Птицы, – говорил он им звучным голосом, – покайтесь в своих грехах публично!... Хохочущего священника на пожарной лестнице увезли в психиатрическую лечебницу».
Еще острее  пародируется дореволюционная русская интеллигенция в «Золотом теленке». Глава XIII романа носит название: «Васисуалий Лоханкин и его роль в русской революции».
(Здесь, явно,  обыгрывается  название статьи Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции». На Льва Толстого с его непротивлением злу насилием   явно указывает и  эпизод порки Лоханкина – см. ниже. Напомним, что  «Ф. Толстоевский» - это псевдоним, под которым Ильф и Петров в середине 20-х печатались в сатирических журналах). 
Роль Лоханкина в революции в России (России в романе соответствует Воронья слободка) сводится к тому, что остальные слои населения высекли его за расточительство:   он забывал выключать свет в общей уборной. Сама революция совершенно очевидно отождествляется с поджогом Вороньей слободки ее жителями, желавшими заработать на пожаре.
«Дом был обречен. Он не мог не сгореть. И действительно, в двенадцать часов ночи он запылал, подожженный сразу с шести концов».
Показательна фраза Лоханкина: «- Уж дома нет, - сказал Васисуалий, продолжая дрожать. - Сгорел до основанья». Тут нельзя не вспомнить строки Интернационала: «Весь мир насилья (то есть старый мир – А.П.) мы разрушим до основанья…».
 Однако, революция и последующие события, поместившие Лоханкина  в коммунальную квартиру, мало повлияли на его умонастроения: Лоханкин по-прежнему утешает себя  мыслями об «очищении страданием», в духе «Преступления и наказания» Достоевского.
Получив  порку, « - Ах, - сказал Лоханкин проникновенно, - ведь в конце концов кто знает? Может быть, так надо. Может быть, именно в этом великая сермяжная правда».

В связи с уходом жены  «Лоханкин …страдал открыто, величаво, он хлестал свое горе чайными стаканами, он упивался им. Великая скорбь давала ему возможность лишний раз поразмыслить о значении русской интеллигенции, а равно о трагедии русского либерализма.
«А может быть, так надо, — думал он, — может быть, это искупление, и я выйду из него очищенным? Не такова ли судьба всех стоящих выше толпы людей с тонкой конституцией? Галилей, Милюков, А.Ф. Кони. Да, да, Варвара права, так надо!»
Душевная депрессия не помешала ему, однако, дать в газету объявление о сдаче внаем второй комнаты. «Это все-таки материально поддержит меня на первых порах», — решил Васисуалий. И снова погрузился в туманные соображения о страданиях плоти и значении души как источника прекрасного».
А вот его слова после пожара: «А я думаю, что, может, так надо, — сказал Васисуалий, приканчивая хозяйский ужин, — может быть, я выйду из пламени преобразившимся, а?»
  Итак, суть пародии Ильфа и Петрова заключается в переводе системы умонастроений  дореволюционной интеллигенции в систему умонастроений  российской интеллигенции рубежа 20-30 гг. XX века.
Эпоха Революции, Гражданской войны и разрухи продемонстрировала несостоятельность всех прежних идеологий  этой  интеллигенции, прежде всего народничества и марксизма.
 Народ-богоносец Достоевского принял участие в братоубийственной Гражданской войне, а затем погрузился в мелкобуржуазную стихию НЭПа.
Стала очевидна в послереволюционные годы и несостоятельность марксистских надежд на  отмирание государства, денежных отношений, всемирную революцию, преобладание классовых интересов над национальными, построение общества всеобщего благоденствия  и т.д. и т.п.
Наступившие «новые времена» не имели ничего общего с дореволюционными ожиданиями. Вот это несоответствие, повторим, и есть объект пародии в романах об Остапа Бендере.
Подтверждением нашего тезиса служит, конечно,    «Рассказ о гусаре-схимнике» из «Двенадцати стульев», пародирующий «Отца Сергия» Льва Толстого. Уже было достигшего просветления схимника вдруг заели клопы. «Жизнь так же, как и двадцать пять лет тому назад, была темна и загадочна. Уйти от мирской тревоги не удалось. Жить телом на земле, а душою на небесах оказалось невозможным».
Показателен конец истории: «Тогда старец встал и проворно вышел из землянки. Он стоял среди темного зеленого леса. Была ранняя сухая осень. У самой землянки выперлось из-под земли целое семейство белых грибов-толстобрюшек. Неведомая птаха сидела на ветке и пела solo. Послышался шум проходящего поезда. Земля задрожала. Жизнь была прекрасна. Старец, не оглядываясь, пошел вперед.  Сейчас он служит кучером конной базы Московского коммунального хозяйства».
Жизнь (в виде клопов) оказалась сильнее двадцатипятилетних  духовных исканий и направила графа-схимника на путь истинный.
Но как же сопрягается с этой пародией на русскую интеллигенцию аналогия между Остапом  Бендером  и  Иисусом Христом?

3
 После Революции в России рухнула еще одна идеология – христианская.  Рухнула она и в Западной Европе. Достаточно вспомнить о позиции христианских Церквей во время Первой Мировой войны. «Церкви… одобряли войну и становились подразделениями правительства или проводниками политики правительства. Влиятельное духовенство благословляло штык как инструмент, посредством которого можно восстановить Царство Божие. Церкви направляли капелланов в формировавшиеся армии» (Эрл Кернс, «Дорогами христианства», Протестант, 1992, 1. Церкви во время мировых войн и революций).
Кернс пишет об Американских Церквях, но так же вели себя и все остальные христианские Церкви в воюющих странах. Поэтому европейские народы относились к своим Церквям так же, как к властям, что гнали их на убийственную войну.  Более того, рухнули три европейские империи – Российская, Германская и Австро-Венгерская, которые оказывали религии государственную поддержку. В Советской России, вдобавок,  религия, согласно Жан-Жаку Руссо и Карлу Марксу, была объявлена «опиумом для народа». Эту  фразу иронически преобразует  Остап Бендер, спрашивая отца Федора: «Почем опиум для народа?»  Суть иронии  состоит в том, что, отделенный от государства отец Федор превращается в предпринимателя, движимого меркантильными интересами. Теми же интересами руководствуются и польские ксендзы, охмуряющие Козлевича.
Остап Бендер так характеризует корпорацию священнослужителей:
«- Я сам склонен к обману и шантажу, - говорил он, - сейчас, например, я занимаюсь выманиванием крупной суммы у одного упрямого гражданина. Но я не сопровождаю своих сомнительных действий ни песнопениями, ни ревом органа, ни глупыми заклинаниями на латинском или церковнославянском языке. И вообще, в этих бюрократических домах божьих непомерно раздуты штаты. Я предпочитаю работать без ладана и астральных колокольчиков»
(Заметим, что Бендер в очередной раз  проводит параллель между своей деятельностью и религией).
Есть ли в романах о Бендере, вообще,  люди, затронутые христианским духом?
Но сначала следовало бы ответить на вопрос, что такой христианский дух?
Мы склонны понимать под этим поиск истины. Ибо сказано:
«Ищите же прежде Царства Божьего и правды его и это все приложится вам» (Мф, 6:33); «Ищите, и найдете…ибо… всякий ищущий находит» (Мф, 7:7,8 и Лк, 11:9,10); «Познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин, 8:32).
Итак, можно ли кого-нибудь из персонажей романов о Бендере назвать христианином?
О том, что Васисуалий Лоханкин – это пародия на духовные поиски, мы писали выше.
Среди героев «Двенадцати стульев» лишь некоторые могут быть заподозрены в духовной жизни. Но подозрения эти, как правило,  не оправдываются.
Муж Эллочки-людоедки  инженер завода «Электролюстра» Эрнест Павлович Щукин,  «лелеявший мечту о покупке новой чертежной доски», несмотря на внутреннюю порядочность  в духовных поисках не замечен.
Вегетарианство Коли Калачева вызвано не нравственными принципами, а стремлением к экономии.
Не отмечены  духовными поисками и выведенные в романе деятели искусств и журналисты.
К области духовной жизни (каким бы странным  на первый взгляд  это ни показалось) мы бы отнесли строительство трамвая в Старгороде в «Двенадцати стульях». Старгородский трамвай – это миссия инженера Треухова, которую он несет на протяжении десятка лет. Миссию эту  Треухов  воплощает в жизнь в союзе с заведующим  Старкомхозом Гаврилиным, который создает для ее реализации акционерное общество.
Вот Треухова и Гаврилина вполне можно назвать духовными персонажами в противовес  пародийному Лоханкину.
С одной оговоркой. Иисус говорил: «Царство мое не от мира сего» (Ин., 18:36). Трамвай, как и Восточная Магистраль из «Золотого теленка», принадлежит сему миру. Не от мира сего в романах только Остап Бендер.
– Позвольте, - может снова сказать читатель, - как это «не от мира сего»? Он же озабочен добычей денег.
Напомним, Иисус говорил о земных сокровищах,  как о метафоре Царства Небесного. Остап хочет по-своему реализовать эту метафору, за счет денег прорвавшись в Царство Свободы.
«-  Так дела не делают, - сказал Корейко с купеческой улыбкой.-  Может быть, - вздохнул Остап, - но я, знаете, не финансист. Я - свободный художник и холодный философ».
Повторим, деньги нужны  Остапу, чтобы обеспечить чувство свободы, в этом, собственно, его философия: «- Есть места? - повторил Остап, хватая пилота за руку. - Пассажиров не берем, - сказал пилот, берясь за лестничный поручень. - Это специальный рейс. - Я покупаю самолет! - поспешно сказал великий комбинатор. - Заверните в бумажку».
Сам  Бендер внутренне  понимает, что мечта его не от мира сего, формулируя  это в самом начале «Золотого теленка»:« - Рио-де-Жанейро - это хрустальная мечта моего детства, - строго ответил великий комбинатор,  - не касайтесь ее своими лапами».
Рио-де-Жанейро Бендера – это град не земной, а Небесный.
Но что же конкретно мешает прорыву разбогатевшего в «Золотом теленке»  Бендера в Царство Свободы?
Воплотившееся в СССР к моменту написания романа Царство Бюрократов.  «Золотой теленок» был завершен авторами в 1931 году. 11 октября этого же года вышло постановление о полном запрете частной торговли в СССР (кроме колхозных рынков), которое ознаменовало конец эпохи НЭПа.
Свершился «Великий перелом» и все рычаги, управляющие жизнью страны, попали в руки бюрократического аппарата.  В его введение переходили  также все разрешенные духовные поиски: 23 апреля 1932 г. вышло  Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций».  Сразу же после Постановления в 1932 году был образован  Союз композиторов СССР. А  в 1934 году появился  Союз писателей СССР, который ставил своей целью «создание произведений высокого художественного значения …  отражающих великую мудрость и героизм коммунистической партии», то есть тех же бюрократов.
В эту бюрократическую реальность страны с первых страниц погружает нас «Золотой теленок». Нэпманов, которых Бендер облапошивал в «Двенадцати стульях» уже не осталось: «Однако частновладельческого сектора в городе не оказалось, и братья пообедали в летнем кооперативном саду «Искра», где особые плакаты извещали граждан о последнем арбатовском нововведении в области народного питания: Пиво отпускается только членам профсоюза». Поэтому раздобывать деньги Остап отправляется к  «председателю исполкома» горсовета.
Прибыв в Черноморск и поняв, что операция по отъему денег у Корейко займет продолжительное время, Остап вынужден  замаскироваться в толпах бюрократов и открыть контору «Рога и копыта»:  «нам нужна легальность. Нужно смешаться с бодрой массой служащих. Все это дает контора. Меня давно влечет к административной деятельности. В душе я бюрократ и головотяп».
С бюрократами имеет дело Остап, собирая компромат на Корейко.
Подпольный миллионер Корейко в двадцатые годы  чередовал воровство на государственной службе с воровством от лица частных компаний, но затем понял, «что открытая борьба за обогащение в советской стране немыслима. И с улыбкой превосходства он глядел на жалкие остатки нэпманов… Корейко понял, что сейчас возможна только подземная торговля, основанная на строжайшей тайне».  «Подземную торговлю» Корейко проворачивает в  «подчиненной  непосредственно центру» конторе «Геркулес», куда устраивается на мелкую должность в финсчетный отдел. Причем в махинациях непосредственно участвует начальник «Геркулеса» Полыхаев. То есть свои деньги Корейко заработал в тесном сотрудничестве с советским бюрократическим аппаратом.
(Заметим, что подобная  коррупционная деятельность не была для советской системы чем-то случайным. К примеру, т.н. цеховики  дожили до самого конца советской власти).

Итак,   странствующий философ Бендер с группой учеников вступает в состязание с бюрократической машиной.   Как известно,  странствующий проповедник Иисус также вступил в спор с современной ему бюрократической машиной, в том числе религиозной. Напомним, что фарисеи обвиняли Его в нарушении запрета деятельности в субботний день, в частности, в исцелениях в субботу. Остап, вспомним,  также называл  церковь бюрократической организацией: «в этих бюрократических домах божьих непомерно раздуты штаты».

Для Иисуса столкновение с бюрократической машиной окончилось распятием.  Бендер, вырвав деньги у сросшегося с бюрократами Корейко,  сталкивается с невозможностью купить  чувство свободы.
«На тротуаре, рядом с Антилопой, стоял великий комбинатор. Облокотившись о борт машины, он говорил:
- Я обманул вас, Адам. Я не могу подарить вам ни «Изотто-Фраскини», ни «Линкольна», ни «Бьюика», ни даже «Форда». Я не могу купить новой машины. Государство не считает меня покупателем. Я частное лицо».
(Сравним это «частное лицо» с евангельским «се человек»: «Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им Пилат: «се, Человек!» (Ин.19:5)).
В Царстве Бюрократов повсюду реализован лозунг «Пиво отпускается только членам профсоюза».  Но хуже другое – из жизни уходит любая свобода, а не только та, которую можно купить за деньги.

«Кай Юлий Старохамский пошел в сумасшедший дом по высоким идейным соображениям. - В Советской России, - говорил он, драпируясь в одеяло, - сумасшедший дом - это единственное место, где может жить нормальный человек … с большевиками я жить не могу. Уж лучше поживу здесь, рядом с обыкновенными сумасшедшими. Эти по крайней мере не строят социализма... Здесь у меня, наконец, есть личная свобода. Свобода совести. Свобода слова…»
(Заметим, что хамство в изначальном значении слова – это обнажение того, что предпочитают скрывать).
«У меня с советской властью возникли за последний год серьезнейшие разногласия», - вторя Старохамскому, говорит Остап, «Она хочет строить социализм, а я не хочу. Мне скучно строить социализм. Что я, каменщик в фартуке белом…».
Каменщик в фартуке белом, согласно стихотворению Валерия Брюсова, строит тюрьму.
Бендер решает бежать из этой тюрьма. Однако, как говаривал принц Гамлет, весь мир -  тюрьма.
Встретив румынских пограничников, Остап пытается объяснить им, что он, говоря более поздним языком, выбрал свободу: «Да здравствует великая Румыния!  - повторил Остап по-русски. - Я старый профессор, бежавший из полуподвалов московской чека ! Ей-богу, еле вырвался! Приветствую в вашем лице…»
Что приветствует Остап, мы так и не узнаем. Скорее всего, все свободное человечество. Но румынские пограничники не  дают  договорить, отбирая все его  ценности.
«Через десять минут на советский берег вышел странный человек без шапки и в одном сапоге. Ни к кому не обращаясь, он громко сказал: - Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы!»
Заметим, что граф Монте-Кристо не просто внезапно разбогатевший человек, это человек, который осуществляет миссию мести. «Графа Монте-Кристо из меня не вышло» в случае Остапа означает, что его миссия провалена и  Царство Свободы осталось для него недосягаемым. Будущее в СССР принадлежит бюрократам – «управдомам».

Выражаясь бюрократическим языком литературоведения, можно сказать, что пародийная аналогия Остап Бендер – Иисус Христос сочетается в романах Ильфа и Петрова с пародией на русскую интеллигенцию и ее духовные поиски. Результатом этих поисков стало пришествие Царства Бюрократов.
Отчего же история Остапа Бендера не вызывает у нас мрачных чувств? Вероятно,  оттого, что мы чувствуем -  дух свободы неистребим  И поиск истины – собственно, и есть сама истина. В этом непреходящее духовное значение Остапа Бендера.
  * - Цитаты из  романов даются по изданиям: И.Ильф, Е.Петров, «Двенадцать стульев». Полная версия романа. Москва, Вагриус, 2017 и И.Ильф, Е.Петров, «Золотой теленок». Полная версия. Русская книга, 1994.


Рецензии
Спасибо! Замечательно! А как Вам версия, что эти романы написал Булгаков?

Елена Шувалова   07.06.2022 22:42     Заявить о нарушении
Спасибо! Убедительно.

Елена Шувалова   09.06.2022 16:04   Заявить о нарушении
Вот ещё что хочу заметить:1.Давно замечено, что между Воландом и Бендером обнаружены параллели. Исследования нужно проводить в этом направлении. 2. Бросается в глаза параллель пары Бендер - Воробьянинов и Милославский - Бунша. Это явно не случайно!

Станислав Бахрушин 2   14.05.2023 16:04   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.