Том Крузь как ось Берлин - Токио

     - Ну ты и подонок, - снова тырчкала мне в гудящий от дум невеселых среди мечущихся пискариками малыми и толстопузыми вальяжными налимами размышлений о судьбах демократии и борьбе с коррупцией лоб наманикюренным пальчиком матерая и блистательная Дита фон Тиз, к которой уже традиционно после сноса предыдущего цикла сказочек я забуриваюсь буром, как командировочный, стоная и плачась, указуя на неадекватность сучки Потупчик и прочих недобросовестных, ложусь на фальшивую душистую грудь, рассказывая скушным, как омлет, голосом разные истории, а потом сбегаю на более чоткую и приемлемую мужчине - натуралу грудь моей Богини Бэйли Джей, - настоящий гад. Пошто с ума маленькую сводишь ?!
     Она визжала психованной кошкой, почему - то алчно хватая меня за шевелящийся достойно и мудро член, при одной мысли о Бэйли восставший из небытия, куда ( в небытие ) его загнала скудоумием нашистская крыса рунета, убитая той самой маленькой, о которой вопияла Дитушка, накануне и напрочь, вот просто вышла на тринадцать секунд и укормила говнецом всех Потупчиков с включенными в ассортимент иными теннисерками, то понтующимися конфетками, а то и морщинистыми мамками Бушарками, глядя на которых я мечтаю об обретении китайского бульдозера. Вот сядешь в кабину бульдозера, рванешь рычаги и песню про горящие планиды, рванешь и закопаешь паскуд на песчаном бережку нашего Крыма, где с барыг получают кадыровцы строго и быром. И получается так, что если Крым - наш, то мы все чечены из Цинтаройского клана, чисто такая ботва расписная, как грузин из балабановского кина, изображавший дикого вайнаха из Овцеводной долины О Генри.
     - Птицон Джексон, - зашептал я придурковато, подступая к Дите, - из Долины Шелудивого Осла. Приуготовляет блинчики с кленовым сиропом, ходит по диагонали, зовется Мартой.
     - Ой, - испугалась маленько Дитушка, так и не привыкнув к факту аннексии, не оформленному никак, просто никак, в чем, видимо, таилась мудрость отцов, обманувших Гитлера в сорок втором под Бобруйском.
     - Подходит маршал победы к солдатику шершавому и глупому, прямо скажем, Дита, говенному и в обмотках, - запугивал я музу и возлюбленную далее, переходя историзмом в канонические территории православного Мединского, откупившего откупа у кадыровцев окучивать невозбранно рыхлые умом поля историцких наук с культур - мультур, но без пидорских певцов, раздражающих мужественные уши, покрытые диким волосом, - и видит, что тот, сука рваная, не вшу бьет, не тушенку канадскую жрет, напевая о скромных платочках, а плетет какую - то херню из палок - веток, думая при этом о неправоте Интернационала. Ну, Жуков сразу.
    Я закурил пару сигарет и одну протянул Дитушке. Затем продолжил.
    - Подскакивает к солдатику и кричит : " Это какой такой закон устава имеется, чтобы говенные солдаты об Интернационалах думали молча, вводя в заблуждение дебильными ухмылками на мордовских рожах будущих победителей ?! " Особисты набежали, Михалков с лопатой, Бернес еврей, Гердт еврей, Зельдин еврей, Нина Ургант, все евреи, все с Ашхабадского фронта. И ковыляет за ними дедушка Потупчик. Тоже еврей.
    - Суки, - прошипела вообще - то толерантная Дитушка, гася окурок в вазе с фикусом.
    - Обступили солдатика, требуют уважения, а он хер ложил на всю их шоблу, грит, что дальше фронта не пошлют, тяжелей расстрела не придумают, срал он и ссал, как Генрих Иваныч Штаубе, на все блокады и трофейный хлеб в валенках крошками. Между прочим, - немного отвлекся я, - с этой книжкой как раз декоративная крыса рунета славно обосралась, когда была моложе и говеннее, эти фуфловые нацики тогда боролись и превозмогали литературу на Руси, найдя рост поширше в кальсонах Пелевина.
    - Господи, - вздохнула Дита, расстегивая платье, - ну и говно у вас страна.
    - Страна ништяк, - тактицки - патриотично противоречил я, тоже сымая шкеры махом, - народ - сволочь. Говно народ, Дита, а страна вуматину. Выйдешь в поле и видишь, что до горизонта кучки говна лежат, готовятся оборотиться в гумус на следующую весну. А она придет лет через сто, когда фюрер крысы кони двинет. Или через пятьсот, - задумался я, уже забыв, когда этого гада не было.
    - Да хер на него, - заверещала Дитушка, приуготовляясь к сексу немножко, пока ее воздыхатель не свалил к Бэйли, - рассказывай, чо там солдатик тот.
    - Красные наступление готовили, - залезая на Диту торопился закончить историю я, умный и веселый, любимый нежно той маленькой, о которой речь вверху шла, - сквозь болота и прочие буераки, дорог, как всегда, не было, нет и не будет на этой земле мудаков и дебилов. Ну, солдатик и говорит Жукову, что сплетешь мокроступы из веток - палок и хвороста всякого сраного, подобранного по разнарядке политрука в лесу - чащобе, привинтишь на саморезы к копытам и херачишь в любую сторону. Маршал победы заинтересовался, наступление же, как танки по болоту вести ? Вот он и стырил у солдатика мокроступы, обул в их танковую армию Рыбалки и взял в итоге Берлин.
    Я застонал, кончая прямо в Диту. На, сука ! В матку тебе, лошадь. Может, родишь еще одного русского татарина и одним дураком на планете станет больше.
    Дита похрапывала, ублаготворенная моими белковыми субстанциями, а я надевал китайские кроссовки, олимпийку и очки. Бэйли ждет. По - любому ждет где - нибудь, если и не в Твиттере своем, так на порносайте всяко.