Психопатические свойства характера

      1.  Андэр – имя чисто еврейское, ибо на языке близком идишу это имя означает «другой». Его контакты с языком идиш продолжались до шестилетнего возраста. В доме говорили между собой только на языке идиш. А потом, вдруг, отец и мать стали говорить только на русском языке. И когда он начал по этому поводу возмущаться, они стали убеждать его, что языка идиш они не знают и слышат о таком языке первый раз. Теперь он понимал, что в связи со сталинской послевоенной политикой, за разговор на языке идиш можно было загреметь в тюрьму. Так оно время от времени и случалось. Его тетка, ее звали Ривкой, царство ей небесное, на те времена молодая девушка, не являвшаяся преступницей и не нарушавшая государственных законов, загремела в тюрьму на два года. Знать бы по какой статье. Весьма вероятно, что ее преступление имело отношение не к языку идиш, а к опозданию на работу в военное время. И еще один штришок из далекого прошлого. Поскольку Андэр относился, с точки зрения органов госбезопасности, к неуправляемым, он состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Его борьба с этими недоумками закончилась вроде бы в его пользу, но с диагнозом, как ему помнится, «психопатические свойства характера».  Однако, при этом он продолжал работать в одном из конструкторских бюро. Работа было ответственная – авторский надзор: в случае несостыковок выдача технических решений и финансирование проектных изменений. Никаких шизоидного типа срывов он за собой не замечал. Когда ему удалось добиться выезда в Андэрузию, его начальник, белорус по национальности, с которым он был в приятельских отношениях, всплакнул и, вытирая тыльной стороной ладони  слезы, сказал с укоризной – на кого же ты нас, андэрузская морда, покидаешь?

       После полученного разрешения на выезд, он покинул места своего отеческого пребывания и в итоге оказался в небольшом андэрузском поселке, именовавшимся Андэр-Яковым. С момента прибытия ему сразу же предоставили место постоянного жительства. Достаточно просторное. На количество квадратных метров он не жаловался. Почти впритык к дому, в котором он жил, располагался на огромном участке апельсиновый сад. Но росли в этом райском месте и другие цитрусовые – лимоны, мандарины, грейпфруты. Водились змеи. Но Бог миловал. Ни одна из них его ни разу не укусила. Он бы и не вспоминал такие подробности, но этот сад кому-то из владельцев явно не давал покоя, потому что площадь, на которой сад находился, была немалая, а значит имела большую материальную ценность.  А на садовые деревья владельцу в общем-то было наплевать. Но быстро продать весомый кусок земли у него не получалось и в процессе этого его тянуло на новшества по подсказке сообщества знающих садоводов. И в одно прекрасное утро Андэр проснувшись увидел за окнами своей квартиры уничтоженные деревья, срезанные под корень. Через неделю на всей территории сада вместо варварски срезанных деревьев были пробуравлены ямки, в которых появились саженцы. С какой целью непонятно. Для того, чтобы эти саженцы превратись в плодоносящие деревья требовался не один год.

       2.  Поселок Андэр-Яков ничем особенным не выделялся. В центре поселка возвышалась кучка четырехэтажных зданий. С транспортом у местных проблем не было. Жили они явно не бедно.

       Поселок Андэр-Яков занимал значительную площадь. Расстояния от одного андэр-яковского участка до другого были заметно ощутимыми и в основном пустовали, зарастая в летний сезон дикорастущими травами. На исходе лета травы высыхали и сквозь этот сухостой пеши пробиться было невозможно, разве что в кровь исцарапав ноги.

       Андэр, с его стремлением к отшельнической жизни, приучил себя к внутреннему диалогу со своим воображаемым собеседником и казалось бы не скучал. Приветствовал с доброжелательной улыбкой андэрузцев, с которыми он уже успел познакомится. И те приветственно кивали ему в ответ (если это были женщины), а если мужчины – приподнимали широкополые фетровые шляпы, которые они не снимали в любую жару. И правильно делали, потому что если бы они эти шляпы снимали, то андэрузское солнце немедленно высушило бы их мозги, оставив на огненных андэр-яковских улицах одни лишь черно-фетровые шляпы, похожие на приземлившиеся миниатюрные НЛО.

       Ах, да – вспомнилось! – Андэр когда-то (лет десять тому назад) приютил собачонку, понимавшую каждый его жест и каждое слово. Он дал ей имя Пипса. Но постарела Пипса – подошла к своему преклонному возрасту. Бывало лежит на подстилке, положив морду на лапы и смотрит опечаленно на Андэра, словно желая ему что-то сказать на прощание. Однажды, ранним утром проснувшийся Андэр обнаружил, что Пипса не подбежала к нему, чтобы пожелать ласковым тявканием доброго утра. Умерла Пипса. А сосед, случайно заглянувший к нему в эти ранние часы, глянув на Пипсу и склонившегося над ней Андэра, сказал: «Она сдохла!». Андэр решил было закопать Пипсу в бывшем апельсиновом саду, но оголенный от прежних деревьев сад, казался Андэру слишком уж открытым для любопытствующих. Андэру было почему-то неприятно хоронить своего друга рядом с соседними домами, вплотную подступающими к апельсиновому саду – бывшему саду, изуродованному вырубкой прежних деревьев. После недолгого раздумья, Андэр завернул трупик Пипсы в целлофан и, прихватив лопату, отнес на соседний пустырный пригорок. Пустынный когда-то. Вскоре районе того участка, где Андэр похоронил Пипсу, началось строительство и буквально на глазах вознесся огромный супермаркет.      
          
       3. Когда апельсиновый сад еще существовал в своем изначальном виде, Андэр выбирал маршруты прогулок, выискивая нехоженые тропинки. Обычно это были какие-то развалины, в которых ютились в непомерных количествах ящерицы и змеи. Ядовитые или нет, об этом Андэр не имел никакого представления. Ему в этом отношении повезло, потому что ни одна ядовитая тварь его еще не укусила. Андэр задавался вопросом самому себе, почему так, но ответа не находил. Однако со временем пришел к выводу, что проживающие в развалинах, змеи, ящерицы и даже насекомые привыкли к его безобидным прогулкам и принимают его за диковинную миролюбивую живность, не приносящую им никакого вреда. Андэр догадывался об этом, потому что вороны, обжившие все эти развалины, встречали Андэра каким-то особенным, смягченно-дружелюбным карканьем. «Если не учитывать присутствия на свалках весомого количества металлических отбросов, – говорил Андэр самому себе, – то невольно возникает вопрос, откуда появились в этих местах развалины? – вроде бы ни от одного из старожилов о каких-либо боях в районах Андэрузии он не слыхал». Вопрос Андэра был вполне закономерным. Но, вероятнее всего, что продолжительность жизни людей, населявших Андэрузию, была на несколько порядков выше, в сравнении с прерывистой продолжительность случавшихся исторических событий. В связи с этим жители не придавали значения кратковременности местных трагедий, иногда случавшихся даже в таком убогом месте, как Андэрузия. Никаких учебников по истории Андэрузии не существовало. В общем-то, можно считать, что Андэрузия своей истории не имела, но жизнь при этом продолжала катиться, как факт, вне какой-либо исторической значимости. Андэрузские ученые считали, что любая попытка, описать историческое событие и зафиксировать какую-либо конкретную дату, является заведомо ложной. 

       В Андэр-Якове было вполне достаточно разного рода торговых точек. В одной из таких трудились два брата. Старший имел дело с денежной кассой. Младший, будучи физически более сильным, выполнял погрузочно-разгрузочные работы. И оба брата были равноправными владельцами одного и того же продуктового магазина и оба были коренными жителями Андэр-Якова. Младший заприметил Андэра и любил над ним подшучивать, хотя Андэр никаким образом на все его подначки не реагировал, ибо шуточки, отпускаемые в его адрес, умными назвать было невозможно, юмора в них никакого не было, а если начать отвечать, то такое отношение ставило бы Андэра на один уровень с постоянно задевающим его дебилом. Но случилось невероятное.  Младший ехал на своей легковушке на работу. Остановился на перекрестке, но так и остался там стоять. Оказывается у него в этом момент остановилось сердце. Следует заметить, что в Андэрузии случаи внезапной и беспричинной остановки сердца у местных жителей происходят довольно регулярно и с какой-то чуть ли не мистической последовательностью.   

       4. Ох уж эти «психопатические свойства характера». Они имели свойство бесконечного растяжения и следуя за Андэром неотступно перекочевали из мест его бывшей Родины в Андэрузию и далее в Андэр-Яков, чтобы здесь приобрести окончательную неуничтожимость. Кто-то из андэрузской администрации, вероятно, бережно хранил дело Андэра. И это отражалось на его судьбе. Как ни старался он устроится на работу по своей специальности у него ничего не получалось. А одна из женщин, работавшая в отделе кадров, предупредила его напрямик о том, что высококвалифицированной работы он не найдет. «С такой характеристикой, как у вас, – сказала она, просверливая его своим безапелляционным взглядом, – вам придется работать только с метлой». «Как это с метлой?!» – переспросил Андэр с возмущением. «Подметать улицы!» – уточнила она, показав интонацией, что разговор окончен.

       И что же? Эта женщина оказалась абсолютно права. Покрутился он некоторое время в организациях, где судя по объявлениям имелась работа, но безрезультатно – на работу его нигде не принимали. И в итоге нашел Андэр в Андэр-Якове три десятиэтажных дома и приступил к работе, взяв в руки метлу, ведро для воды и швабру.

       Добавочно следует заметить, что прервать свое чернорабочее действо он не мог. Простуду и все прочие случавшиеся болезни вынужден был переносить на ногах. За любым перерывом в работе, тут же появлялись коренные андэлузсцы, готовые подметать улицы и мыть подъезды.

      На работу ездил на велосипеде, который скрипел под ним, словно ржавая пружина. И возвращался на нем же. Спал на полу, бросив на пол матрас. Просыпаясь, читал до полуночи, если было что читать. Утром снова работа – метла, ведро и швабра. Двери трех домов то и дело открывались и жильцы расползались, словно тараканы, кто куда – в основном по убогим андэр-яковским учреждениям. Возвращаясь в очередной раз домой, Андэр заметил выброшенное компьютерное кресло. Оно было протертым в нескольких местах и с вырванными кусками поролона. «Отремонтирую», – решил Андэр и, когда стемнело, приволок кресло домой. С момента истории с найденным компьютерным креслом прошло более 20-ти лет. Давно можно было приобрести новое, но Андэр, привыкая к вещам, не любил их менять и с упрямством ремонтировал, не имея желания что-либо менять.

      Стены дома, в котором жил Андэр, соприкасались с наружной стороны с пространством бывшего апельсинового сада. В листве этих деревьев, окружавших плотным кольцом ближайшие здания, обитали самые разнообразные насекомые, среди которых встречались и ядовитые. Местные жители привыкли к такому соседству и не придавали этому значения – вполне возможно потому, что выработали противоядие. В один из дней Андэр бросил на пол матрас и уснул, как обычно. Проснулся от боли, пронзившей ногу. С трудом дотянулся до выключателя и нажал кнопку. Меж пальцами его ноги извивалась огромная сколопендра. Андэр, оторвал кусок туалетной бумаги, накрыл ею ядовитую тварь и выбросил за окно. Боль в ноге не утихала. На улице полночь. Куда с такой ногой бежать? Кому звонить? У кого просить помощи? «Пусть идет, как идет», – подумал Андэр и заставил себя прижаться спиной к матрасу, будто там таилось какая-то спасительная сила. И правда, боль быстро утихла и Андэр уснул. Утром он глянул на место укуса, но каких-либо изменений не обнаружил. «Наверное я адаптировался к ядам, – подумал он и добавил мысленно, – как и все местные жители». 

       5. Андэр, как об этом уже говорилось, занимался уборкой многоэтажек. Но это было не всегда так. С момента получения жилплощади в Андэр-Якове, ему пришлось зарабатывать себе на жизнь и в других местах. Подвязался он слесарничать в местной мастерской. Место захламленное. По всей площади мастерской металлическая обрезь, разбросанная в хаотическом беспорядке. Человек, которому он подчинялся и сам слесарничал в той же мастерской. Техника безопасности не соблюдалась и, к слову сказать, что она такое эта безопасность никакого понятия не имелось. С захламленностью боролись периодической уборкой помещения, которой хватало ровно на один день, ибо на следующий день хламьё самовосстанавливалось. В мастерской изготовлялись сейфы. Продув вентиляторный и никакой вытяжки. Сейфы, как правило, были двойными с использованием теплоизоляционного материала – стекловаты, микроскопические пылинки которой витали по всей мастерской. Этот погибельный воздух приходилось вдыхать невольно – пылинки впивались своими микроиглами в легкие и оставались там навсегда. Андэр проработал в этой мастерской не больше двух месяцев. Сбежал вовремя. А его напарник через два года после этого врезал дуба, оставив на память андэр-яковцам пятерых своих детей – мал мала меньше.

       И еще одна достопримечательность Андэр-Якова, вернее, не самого поселения, а ближайшего андэрузского базара.

      Придется сделать небольшое отступление, ибо сходу не объяснишь.

      Скажем так, что не все андэр-яковцы были зажиточными. Некоторые перебивались со дня на день, но визуально эта бедность не отличалась от тех, кто ни в чем не нуждался. Можно со стопроцентной уверенностью утверждать, что голодающих в Андэр-Якове не было. Объяснялось это довольно просто. Центральный базар находился в Андэрузии. Последний рабочий день недели считался неимущими наиболее рентабельным. В конце недели торговцы выбрасывали, как мусор, массу продуктов, которую не успели продать. В этом мусоре рылись и копались те андэр-яковцы, у которых, кроме прожиточного минимума ни одной лишней копейки не было за душой. А в базарных отбросах можно было найти и бурак, и капусту, и морковь и прочие фрукты и овощи вполне годные к употреблению. И рылись в этих отбросах не только немощные старики и старухи, но и вполне здоровые амбалы, ибо основной принцип жизни всех тех, кто питался этими отбросами, заключался в том, что «деньги не пахнут».

       6. В Андэр-Якове так же, как и в Андэрузии национальный состав населения был довольно пестрым. Выход при такой разнородности был единственным – все, в обязательном порядке должны были изучать андэрузский язык. Надо признаться, что постижение основ этого языка давалось Андэру с большим трудом. Особенно отталкивающий негатив вызывало в этом языке то, что Андэр называл пшеканием, делавшим этот язык похожим на блатной жаргон. Здесь, если сравнивать по аналогии, вместо «что» говорили «шо». С грехом пополам к шипящему звуку Андэр все же привык и мало мальски андэрузский язык освоил. После этого у него появилась возможность не только общаться с окружающими, но и быть изредка приглашенным на какие-то мероприятия – скажем, на чью либо свадьбу или на чей-либо день рождения. К такого рода общению он не стремился, но знание того, что он может быть полноправным участником таких мероприятий, давало ему ощущение внутренней свободы.

       На глазах у Андэра подрастало и взрослело очередное поколение андэрузсцев. И он, конечно же, со многими андер-яковцами был знаком. Относился к ним дружелюбно и они, как ему казалось, ответно. Как-то обратилась к Андэру женщина из ближайшего дома помочь ее дочке по математике, а объяснить материал было некому. Откуда у окружающих сложилось мнение, что Андэр человек знающий, для него оставалось загадкой. Прошло несколько лет. Девочка повзрослела, у нее появился парень и был назначен день свадьбы, на которую пригласили Андэра.
       Приглашенные сами по себе кучковались за столиками в определенном порядке с учетом круга знакомств. Ходивший между столиками свадебный распорядитель предложил Андэру место за столиком рядом с жильцами того же подъезда, в котором жил и сам Андэр. На столе обычная закуска. В центре стола две бутылки – газированной воды и крепленного вина. К вину Андэр не притронулся, а водки почему-то под рукой не оказалось. Соседка, которую Андэр знал по первому этажу, внимательно следила за тем, как он орудует вилкой. Особенность состояла в том, что все приглашенные держали вилку наподобие столовой ложки. Андэр привык пользоваться вилкой несколько иначе и это было тут же замечено его глазастой соседкой. Она, на виду у Андэра стала попробовала держать вилку подобно Андэру, но у нее получалось неуклюже и она начала пользоваться вилкой так, как привыкла – наподобие ложки. Но самым интересным Андэру показался тот момент, что за тем, как он ест и как пользуется столовыми приборами осуждающе наблюдают знакомые ему жильцы.

       Наконец Андэр с облегчением заметил, что приглашенные начали расходиться и места за столиками редеть. Он тоже решил уйти. Но, как только он поднялся со своего места, тут же вместе с ним, как по команде, поднялись и знакомые ему жильцы. Некоторые из них, в том числе и женщины были пьяны. Они направились к выходу пошатываясь. Благо, что всей этой честной компании, находящейся подшофе, добираться домой было недалеко. Дом Андэра и его спутников находился сразу же за металлическими мусорными баками. Как раз в этот период в этом районе заканчивалось строительство нескольких высотных домов и вокруг мусорных баков был разбросан строительный щебень в виде дробленных булыжников.

       И тут Андэр стал свидетелем неадекватности жителей Андэр-Якова. Одна из женщин, проходя мимо мусорного бака, подняла булыжник и совершенно мужским движением, залихватски размахнувшись, запустила его в металлический бак. Раздавшийся грохот вызвал у нее эйфорическое состояние и она сопроводила ударное эхо металлическим хохотом. После этого она, злобно глянув на Андэра, показывая этим, что её неадекватность имеет к нему прямое отношение, подняла еще один булыжник и запустила его в соседний металлический бак с такой же расчетливостью.

       Надо признаться, что Андэр вернулся домой вполне благополучно. Правда, поднимаясь по лестнице, он не переставал ощупывать голову. А вдруг бросок его соседки по дому достиг своей убийственной цели?!..