Круговерть Глава 21

     Теперь нужно как-то обставить встречу Валентины с супругом. Если бы она вернулась вовремя, то Андрей ничего бы и не заметил. Да она бы ничего ему и не сказала, потому как не смогла бы что-то вразумительно объяснить, поскольку сама ничего не понимала. Но нам-то нужно, чтобы он как раз заметил. Да и предположим, что и судьбе было нужно именно так…

     И так, вот она приезжает домой, своим ключом открывает дверь и входит в их квартиру. И всё вроде так же, и вроде как всё не так. И от этого сердце замирает в груди. Положим, муж оказывается дома, выходит ей навстречу и с деланым изумлением смотрит на неё вопрошающим взором.

     — А я тебе телеграмму ведь посылала, — говорит она, — а ты, по всему видать, её не получил, вот так так.

     Он поворачивается и уходит в комнаты.

     — Андрюша, — говорит она ему вслед, — я думала, раз тебя нет, то чего мне тут одной.

     Весь остаток дня они молчат, изредка перебрасываясь незначительными фразами. И уже в кровати он её спрашивает:

     — Чего ты там застряла-то? Соседка чего-то говорила.

     А она посмотрела на него такими глазами, какими смотрят, когда укоряют за задаваемый вопрос. Смотрела, пока не сморгнула, — и отвернулась. Она давала понять, что корит его за нечуткость. И он понял, что с ней действительно что-то произошло и что она отчего-то не хочет ему сказать, что именно. Для него вообще стало откровением, что происходить может что-то не только с ним, но и с ней тоже. Она всегда как-то воспринималась величиной постоянной и неизменной. Есть вещи, которые по отношению к себе кажутся естественными, а если попробовать соотнести их с другим человеком, то эти же вещи представляются совершенно неправдоподобными. Она для него — это одно, а она сама для себя — это совсем другое. Так очевидно и просто и так до невозможности сложно. Он не сразу нашёлся, что и сказать:

     — Я ведь уезжаю, чтобы подзаработать чего-то, деньги-то нам, сама знаешь, какие платят. Я ведь не для себя.

     И он ей чего-то там говорил, говорил, говорил. А она молчала в ответ. Но он-то сам тоже не рассказывал ей, что с ним все последние годы происходило. Да и как бы он ей рассказал, ведь это словами и не выскажешь. И она точно так же не смогла бы ему ничего толкового объяснить про себя. Она только несколько раз произнесла фразу, которая врезалась ему в память: «Мне так там было хорошо». Ей там было хорошо. Отчего хорошо, почему хорошо — толком ничего от неё добиться было нельзя. А прямой вопрос о вере он почему-то побоялся ей задать. «Блажь это всё, — подумал он. — Не может человек ни с того, ни с сего удариться вдруг в религию. В одночасье. Блажь. Пройдёт, как наваждение. Ну, а если и не пройдёт, то что с того. Ей ведь тоже предстоит стариться и глаза в глаза встретиться… с ней, со смертью. И ей тоже нужно как-то определять своё отношение к… вечному».

     Непонятно только было, зачем ездить так далеко, ведь церкви были и поближе. Разве не очевидно, что тут, практически, у каждого мужчины возникли бы опасения, не влюбилась ли жена? Дети уже почти взрослые, возраст опасный, так все говорят — сорок пять лет всё-таки, да и время какое: рамки общественной морали размываются день ото дня, как сугробы по весне истаивают талой водой. Он где-то слышал о последних закатных всплесках женского начала, но к Валентине это вообще было как-то неприложимо. У неё вообще не бывало никаких всплесков, всё как-то штилем да мелкой рябью. Смущало только, что она в моменты близости стала какой-то отчужденной и холодной. А на его прямой вопрос, что с ней, она отвечала, мол, уже не молодые, уже вроде как и стыдно всё это… И произносила она это с такой интонацией в голосе, что он ей верил, не мог не верить. И на самом деле, если немного отстраненно на это посмотреть, становилось как-то где-то и неловко.

     Причём, разговаривать с ней об этом было бесполезно, потому как у нее всё это происходило на чувственном уровне, у него же — на разумном. «Неужели она способна абстрагироваться от женского в себе?» Это казалось невероятным. «Всё, связанное с размножением, даёт очень наполненное ощущение жизни. Это поначалу. А потом? Потом это ощущение ослабевает. И ничего не остаётся: ни сейчас, ни впереди». Вывод напрашивался сам собой. Она будет искать либо новую влюблённость, либо какую-то этому замену. Он не верил, что она сможет решить этот вопрос на рациональном уровне, подобно ему. Лучше уж тогда церковь, чем с мужиком каким-нибудь свяжется: и оскорбительно, и перед детьми стыдно. Это была не мысль у него, но предчувствие мысли, а подумать так он не захотел и не подумал. Правда, смысл всё равно остался.
 
     Приблизительно через полгода Валя ему прямо сказала, что поверила в бога и только этим и живёт. И всё бы было ничего, но верила она с каждым месяцем всё более истово, и в глазах её он всё чаще замечал застывшее упорство блаженного фанатизма. Он пробовал её увещевать, пробовал и посмеяться над ей, сначала не зло, затем пробовал и зло, но всё это каждый раз пресекалось остановившимся взглядом, который никого в себя не впускал.

     «Ну, хорошо, — говорил он ей, — веришь ты в бога — и замечательно, верь себе на здоровье. Пусть бог есть, но в церковь-то зачем ходить? Неужели ты всерьёз думаешь, что если построить какое-то специальное здание, повесить там особенные картины, петь там особые песни, проговаривать всё время какие-то нарочно придуманные слова, — то бог тебя заметит? Неужели ты думаешь, так к богу ближе?»

     «Да, — отвечала она, — ближе, и я это чувствую».

     И спорить было нельзя, против чувства не поспоришь. Его она обращать в свою веру никогда не пыталась, только как-то раз подарила ему Евангелие на именины. Он и не знал, когда у него именины. Оказалось, у него есть именины. Что он мог обо всем этом думать? Думал, наверное:

     — Ну да, ну да, как-то я тут упустил момент, просмотрел всё кругом.

     А ведь этого можно было ожидать, тогда все неверующие вдруг обратились в верующих. Андрей был из тех людей, кто думал, что внешняя религия это дань традиции, и раз уж она прервалась когда-то, она уже вряд ли восстановится. Но оказался не прав. Жизнь это наглядно доказывала на практике. Возвращалась и вера, а вместе с верой и суеверия. Однако Андрей был уверен, что сможет отвратить супругу от суеверий. Ему казалось даже, что сделать это будет совсем не трудно.



Продолжение: http://www.proza.ru/2019/09/19/889