Плагиатор

В тот день Александр Юрьевич Скоробогатов, главный редактор областной газеты «Вечерний вестник», конечно, не мог предугадать, какие неприятные последствия  будет иметь его знакомство с очередным посетителем редакции, неким Весниным. Уже потом, много времени спустя, он думал иногда, что сама их встреча была результатом редкого стечения обстоятельств, из разряда тех случайностей, которые принято называть роковыми.

Во-первых, Веснин каким-то образом беспрепятственно прошел в здание мимо вахтера Николая Валерьяныча, который каждого гостя «с улицы» вежливо, но настойчиво тормозил у турникета, подробно расспрашивая – «куда, к кому, зачем». Некоторых, случалось, и не пропускал, зато давал дельные советы: с жалобой на плохую доставку газет обратиться на почту, а о протекающих трубах рассказать не журналистам, а в первую очередь коммунальщикам. Впоследствии Валерьяныч клятвенно заверял, что вообще не видел Веснина, когда тот  приходил в редакцию, и в этом было нечто мистическое.

Во-вторых, Веснин самостоятельно, никого не спрашивая, отыскал главного редактора, который в тот день сидел не в своем кабинете, где начался ремонт, а временно расположился в помещении двумя этажами выше, где были редакционные  архивы и нечто вроде библиотеки.

В-третьих, Веснин сразу же заявил, что кто-то посоветовал ему обратиться  именно к редактору «Вестника» (при этом он забавно переврал фамилию Александра Юрьевича, назвав его Богатеевым). Впоследствии так и не удалось выяснить, что за доброхоты направили Веснина в редакцию «Вечернего вестника», с наказом: «Найдите там Главного, и он наверняка подскажет, как решить эту проблему» (конец цитаты).

«Проблема» заключалась в старой, потрепанной общей тетради в клетку. Веснин сочинял стихи. Писать он начал давно, еще в школьном возрасте, но никогда и нигде не печатался, даже не показывал свои творения родным и друзьям. Теперь же, по его словам, стихов накопилось достаточно, чтобы издать книгу. Как это делается, Веснин не знал, но надеялся, что в  редакции ему помогут советом, а если повезет, то и деньгами.

Скоробогатов из вежливости заглянул в тетрадку, пробежал глазами несколько первых  строчек... Дочитал до конца и перевернул страницу, потом еще одну, и еще... Стихи ему понравились. Было в них нечто серьезное, заставлявшее задуматься, и в то же время – необъяснимая легкость, когда слова складываются в предложения, вроде бы, единственно возможным образом, и каждая фраза естественно вытекает из предыдущей, а метафоры, хоть иногда и удивляют новизной, но не кажутся искусственными, и у читающего невольно рождается мысль: «Как верно написано! Как четко подмечено... Действительно, по-другому ведь – и не скажешь!»

Так или примерно так думал Александр Юрьевич, перелистав несколько страниц старой тетради в коричневом коленкоровом переплете. Несомненно, этот Веснин был настоящий поэт, в отличие от иных плодовитых графоманов, которые, при полном отсутствии таланта, обладают другими качествами, необходимыми сегодня, чтобы засветиться на поэтическом небосклоне: пробивным характером, нужными знакомствами и связями, наконец, деньгами для издания собственных стихотворных сборников. Веснин, как уже было понятно, не имел ни того, ни другого, но если за финансовой помощью он обратился в редакцию явно не по адресу, то кое в чем другом Скоробогатов действительно мог ему помочь.

Воистину, в тот день множество случайностей благоприятствовали Веснину. Пару часов назад, на утренней редакционной планерке стало известно, что «слетел» один из материалов, заявленный для нового, почти полностью сверстанного номера. Районный журналист, обещавший прислать фоторепортаж о фольклорном празднике, в последний момент сообщил, что мероприятие перенесли на другое число, и как раз перед приходом Веснина редактор думал, что поставить на освободившуюся полосу. Получалось, что недостающий материал буквально с неба свалился.

Александр Юрьевич тут же отметил несколько стихотворений в коричневой тетрадке, предложив опубликовать их под рубрикой «Открываем новые имена». Не прошло и часа, как недоделанная  полоса была сверстана и смотрелась весьма прилично: столбики четверостиший дополнили несколько рисунков из редакционного архива, подходящие по настроению – заснеженная улица старого города, женский силуэт в окне.

Фотографию автора стихов пришлось переснять из паспорта Веснина. Выглядел он там серьезным и чуть-чуть напряженным, впрочем, как и во все время, пока он общался с редактором. Немного оживился Веснин, лишь когда ему показали распечатанную на принтере «белку» – лист с готовым макетом газетной полосы, на которой будет его первая публикация. Это был первый и последний раз, когда Александр Юрьевич видел, как Веснин улыбается. Улыбка у него была хорошая, искренняя, какая-то детская, как у школьника, получившего долгожданную пятерку. Расстались они в хорошем настроении, вполне довольные друг другом.
 
Неприятности начались чуть позже, через пару дней после выхода из типографии свежего номера «Вечернего вестника». Рано утром Скоробогатов встретил в коридоре редакции Костю Петрова, своего приятеля, однокашника по университету и, уже много лет – коллегу-сослуживца. Петров пришел на работу в «Вестник» лет на пять раньше, чем он, и, хотя не сделал большой карьеры, дослужившись лишь до начальника отдела, во многих вопросах производства газеты разбирался не хуже редактора.

Привычно пожав ему руку со словами «Доброе утро», Скоробогатов услышал в ответ – «Да не такое  уж оно и доброе...», и улыбка слетела с его лица.
– Что случилось?
– Случилось, – как эхо, отозвался Петров. – Слушай, Юрьич, а кто тебе порекомендовал этого поэта?
– Никто не рекомендовал, – ответил Александр Юрьевич. – Он сам пришел.
Некстати  вспомнилось начало этой крылатой цитаты: «Не виноватая я!» Хотя впоследствии, размышляя о случившемся, он вынужден был честно признаться себе, что в неприятностях, возникших в результате публикации Веснина, виноват более всех именно он, Скоробогатов.
 
Случилось же – вот что. В редакцию пришло письмо от Игоря Олеговича Фунфалова, человека известного, хотя и в узких кругах. Да и сама известность его была, можно сказать, скандальная. О давнем прошлом Фунфалова ходили разные слухи. Кто говорил, что  Игорь Олегович был парторгом в каком-то засекреченном институте, другие уверяли, что Фунфалов служил «в органах», и в память об этом у него на кухне до сих пор висит большой портрет «железного Феликса», который Фунфалов, увольняясь, реквизировал из своего служебного кабинета. Десяток лет назад, в постперестроечные годы, Фунфалов (к тому времени вышедший на пенсию), попытался пробиться в писатели или, на худой конец, в журналисты, однако на этом поприще не преуспел. Сочинения Фунфалова отличались безграмотностью и тяжеловесным слогом. А самое главное, в них, как говорится, невооруженным глазом видно было желание автора свести какие-то личные  счеты с теми, кому случилось «попасть к нему на кончик пера» (одно из любимых выражений Фунфалова). Недоброжелателей у Игоря Олеговича было много, и он легко и охотно наживал себе новых. Пытался он когда-то пробиться и в журналистские штаты «Вечернего вестника», но получил решительный отказ, еще от прежнего редактора. С тех пор Фунфалов стал одним из самых внимательных читателей газеты, и не упускал случая раскритиковать какую-нибудь публикацию «Вестника», если находил для этого хоть малейший повод. На этот раз повод был, действительно, серьезный.
 
«Вполне понятно желание руководства областной газеты, – писал Фунфалов, – напечатать кого-то из своих приятелей, родственников или, скажем так, щедрых рифмоплетов, которые потом отблагодарят «борзыми щенками» или как-нибудь еще. Однако вызывает недоумение тот факт, когда редакция, объявив, что на своей литературной страничке открывает какие-то «новые имена», решила «попотчевать» читателей  сочинениями автора, который большинству культурных людей известен уже не один десяток лет, правда под именем поэта N-ского. Что это? Вопиющая безграмотность руководителей газеты, говорящая об их, как минимум, профессиональной непригодности, или желание правдами и неправдами протащить в ряды писательско-поэтического сообщества беспардонного графомана и наглого плагиатора? Думаю, что ответ на этот вопрос дадут соответствующие компетентные органы».

Это была лишь одна из четырех страниц Фунфаловского письма, которое он, не доверяя почте, собственноручно принес вчера вечером в редакцию. И, видимо, не только туда. На первом листе письма, написанного от руки (Фунфалов не признавал компьютера или печатной машинки), после слов «Редактору областной газеты «Вечерний вестник» Скоробогатову А.Ю.», была приписка: «Копии – в областное Министерство информации и массовых коммуникаций, региональное отделение Союза писателей и редакцию газеты  «Городской бульвар».

– Что за бред... – произнес редактор, дочитав письмо. – Какие, к черту, «органы», какие «щенки»?!.
– Да, ладно, не бери в голову, – ответил Петров. – На вот, «на закуску», посмотри, кого на самом деле напечатал, – и он протянул Скоробогатову маленький коричневый томик, со знакомой фамилией на обложке. – Ты что, давно не читал N-ского?
 – Ну, читал, конечно... Забыл просто.
 
Александру Юрьевичу стыдно было признаться, что этого поэта он знал действительно плохо. И в молодости, и сейчас его больше интересовала история и краеведение. И, хотя имя N-ского гремело когда-то, вместе с именами поэтов-«шестидесятников», Скоробогатов помнил лишь пару-тройку его стихов, да и то лишь потому, что они были текстами популярных песен.

– Не бери в голову, – снова повторил Петров. – Отобьемся… В следующем номере принесем извинения: мол,  готовили статью про N-ского –  он ведь жил когда-то в нашем городе – и перепутали материалы при верстке.

Скандал действительно удалось замять. В потоке писем,  приходивших в министерство, послание  И.О.Фунфалова, похоже, потерялось, главе местного писательского сообщества ситуацию объяснил Петров, который был с ним в приятельских отношениях. А молодые журналисты из «Бульвара», хотя, наверное, и посмеялись в своем кругу над промашкой областных коллег, публично злорадствовать по этому поводу не стали. Скорее всего, с Фунфаловым у них тоже были какие-то свои счеты.

Однако напрасно  Скоробогатов думал, что на  этом история с плагиатором  закончилась.
 
Веснин неожиданно снова напомнил о себе. Он сам пришел в «Вечерний вестник» и попросил встречи с редактором. Услышав эту новость по телефону, Скоробогатов  едва не крикнул в трубку вахтеру: «Гоните его в шею!». Потом, чертыхаясь, закрыл кабинет и спустился вниз. С собой он захватил коричневый томик стихов.
Веснин ждал его на улице, у входа. Редактор едва успел раскрыть рот, чтобы сказать Веснину все, что о нем думает,  но тот неожиданно прервал его, вежливо, но твердо предложив:
 
– Александр Юрьевич, давайте отойдем куда-нибудь, здесь неудобно. Мне необходимо объясниться...
 
Они перешли через дорогу в маленький скверик.
 
– Ну, и в чем же вы намеревались объясниться?.. – иронично поинтересовался Скоробогатов. – Не стесняйтесь, говорите!

 Веснин действительно казался растерянным. Выглядел он так же, как при первой встрече. Темный костюм, уже не новый,  местами слишком плотно обтягивал фигуру Веснина, склонного к излишней полноте. Густые волосы, хоть и были  недавно подстрижены, как-то неряшливо торчали, а бледное, одутловатое лицо украшали очки в толстой черной оправе. «Ему бы еще шляпу и потертый портфель в руки, – подумал Скоробогатов, – и был бы готовый типаж: интеллигент-неудачник из старого советского фильма. Такие разве пишут стихи!»

– Вы знаете, – серьезно начал Веснин, – дело в том, что стихи написал действительно я!
 – Прекрасно! – ответил редактор. Разговор складывался так нелепо, что ему стало почти весело. – Я и не знал, что прежде вы творили под псевдонимом N-ский.
– Почему N-ский?
– Ну, как же! Вот, взять хотя бы это…

И Скоробогатов вынул из коричневого томика стихов сложенный в несколько раз газетный лист, вырванный им собственноручно из редакционной подшивки. Ту самую злосчастную страничку – «Открываем новые имена»...
– Вот, послушайте:

В ту ночь на город падал снег,
И был красив необычайно
К земле полёт его печальный...

Он хотел зачитать только начало, но, сам не зная, почему, продолжил дальше, до конца:

Казалось, это все навек –
И ночь, и снег, и город спящий,
Во сне как будто бы летящий
Навстречу снегу. Шумный бег
Часы, секунды и минуты
Остановили почему-то
И было тихо. В тишине,
Установившейся повсюду,
Таилось ожиданье чуда.
Светился снег, как в детском сне,
Вокруг сиянье разливая.
Душа усталая, живая,
Покой желанный обрела,
А ночь еще не истекла...
И мы, счастливые, молчали,
Не понимая в этот час,
Что нет у сказки продолженья,
И выраженья лиц и глаз,
Как снег, летящий мимо нас,
Как мыслей легкое скольженье
В себе не спрячешь про запас,
И к нам судьба добрей не стала,
И до утра осталось мало...
А снежный свет уже угас!

Закончив читать, он выжидательно посмотрел на Веснина. После долгой паузы тот нерешительно спросил:
 
– Вам не понравилось?
– Да хорошие, хорошие стихи!.. – почти крикнул редактор. Проходившая мимо  женщина недоуменно-опасливо глянула в их сторону. – Только ведь – не ваши!.. Вот, полюбуйтесь, – и он раскрыл перед Весниным коричневый томик на заранее заложенной странице. – Все, как у вас, слово в слово. А теперь посмотрите внизу год написания – тысяча девятьсот ... какой?..
 
Щурясь через очки, Веснин долго вглядывался в книжную страницу.
 
– Да, – наконец ответил он. – Все сходится. Снова – то же самое... Не знаю, как вас убедить, что это стихотворение действительно написал я.

«Час от часу не легче!» – подумал Скоробогатов. – «Да ему – хоть кол на голове теши!»

 – Не написали, а пе-ре-пи-сали!.. – терпеливо, как неразумному, возразил он. – Сколько вам в том году было лет?
– Тринадцать.
– Ну, вот! Скажите, многие ли в детстве сочиняют ТАКИЕ стихи?
– Самое смешное, – словно не слыша его, произнес Веснин, – что я даже сейчас помню, как это было.
 
Он снял очки и принялся их протирать носовым платком, добытым из заднего кармана брюк. Платок был не первой свежести.

– Мы тогда уже жили в Ушатове, на самой окраине, в панельных пятиэтажках. Отец работал на заводе в третью смену, и мама часто ждала его, не могла заснуть. Сидела на кухне, делала что-нибудь по хозяйству, или просто смотрела в окно, как в ту ночь. От остановки к нашему дому вела тропинка, и над ней горел одинокий фонарь. Снежинки попадали в его свет, и сверкали, как холодные искорки... Очень красиво... Отец тогда часто задерживался, приходил только под утро, говорил, что на заводе аврал. Мы только через год узнали, что у него есть другая семья – когда он ушел совсем.
 
«Зачем он мне это рассказывает?» – думал Александр Юрьевич. – «На жалость давит»? Или действительно хочет убедить меня... Но – в чем?»

– Послушайте! – сказал он Веснину. – Давайте поставим точку в нашем разговоре, и договоримся, что следующего – не будет. Вы меня очень сильно подвели... почти подвели. Поэтому... не усугубляйте! В то, что автор стихов N-ского – не N-ский, я все равно не поверю.
– Да я этого и не утверждаю!
– Вот и прекрасно. И еще один совет: хотите сочинять – сочиняйте, но только сами. Плагиат – это то же воровство, только интеллектуальное. Почитайте на досуге Уголовный кодекс. У вас, кстати, какое образование?
 – Строительное. Преподаю в Ушатовском техникуме.
 – Ну, вот, можно сказать – интеллигентный человек, преподаватель... А списываете, как последний двоечник. Признайтесь честно, одному только мне – зачем вы это делаете?

Веснин посмотрел на него как-то странно, словно решая про себя: говорить или нет. И, видимо, решился:
 
– Меня тоже занимает вопрос: откуда берутся мои стихи? Почему вообще так бывает: одни люди проживают целую жизнь, ни разу не сложив в уме даже пары зарифмованных строчек, а другие  сочиняют много и легко, как будто дышат? Подождите! Знаю, что вы хотите сказать: мол, не я первый, кто завидует плодовитым, прославленным поэтам.
 
Скоробогатов хмыкнул, поскольку что-то подобное действительно пришло ему на ум.
 
– Дело не в зависти. Я просто пытаюсь понять: почему в какой-то момент обычные, обыденные слова, которые окружают нас, словно мусор, не имеющий никакой цены, вдруг складываются в строчки, из которых вырастает СТИХ – как прекрасный  дворец из невзрачных серых кирпичей!
 
«Как излагает! – подумал Скоробогатов. – Ему бы не сопромат в техникуме, а литературу в школе преподавать».

– Рождение стихов, – продолжал Веснин, – великое таинство. В прошлом поэтов даже считали посредниками между Богом и людьми. Помните, как у Пушкина: «Когда божественный глагол до слуха чуткого коснется, душа поэта встрепенется...»
– «Как пробудившийся орел», – закончил Скоробогатов. – Помню, знаю, читал в школе.

Веснин рассеянно глянул на него, и продолжал:

– Это очень странное ощущение. Нужные слова приходят будто бы ниоткуда: еще мгновение назад стихов не было, и вдруг – как озарение... Часто бывает, что записанные наспех строчки, пришедшие в голову, действительно, кажутся чужими. Как будто читал это, или слышал, когда-то давно... Понимаете?.

Веснин говорил увлеченно, чувствовалось, что ему хочется выговориться, возможно, сбросить с души какой-то груз. Скоробогатов слушал его, что называется, в пол-уха, этот человек был ему уже неинтересен. Поэтому, когда в кармане завибрировал мобильный, он жестом остановил Веснина на  полуслове (тот как раз начал рассказывать о стихах, которые у него годами лежат в черновиках) и отошел в сторону, чтобы ответить на звонок.

Звонили из редакции. Скоробогатова предупредили, что совещание в Областной администрации, где он планировал быть, начнется на час раньше. Времени на разговоры с Весниным практически не оставалось. Но когда Александр Юрьевич повернулся к своему собеседнику, чтобы распрощаться с ним (как он искренне надеялся, раз и навсегда), оказалось, что скамейка, где полминуты назад  сидел  Веснин, уже пуста.

Больше этот странный человек ему никогда  не встречался. Однако вспомнить Веснина редактору  «Вечернего вестника» все-таки пришлось, и не раз, а, как минимум, дважды.
 
Недели две спустя, в воскресенье вечером, Скоробогатов сидел дома перед телевизором и рассеянно просматривал газеты, пока жена Тамара щелкала кнопками пульта, в поисках сериала, который старалась не пропускать. Неожиданно Александр Юрьевич услышал знакомое имя и сразу отложил газету.

– Тамара, подожди! Не переключай. Что это за передача?
– Встреча с поэтом N-ским на канале «Культура». Кажется, прямой эфир.

В полутемной студии, декорированной бутафорскими книжными полками,  беседовали двое: молодой ведущий в строгом костюме и знаменитый поэт – в сером свитере грубой вязки и больших дымчатых очках, седовласый, вальяжный. Собственно, говорил один N-ский,  а ведущий почтительно слушал и кивал с заинтересованным видом, изредка задавая вопросы.
 
– Вот вы спросили меня, – продолжал N-ский, – как рождаются мои стихи... Поверите или нет, но я и сам не знаю ответа. Момент рождения поэтических строчек неуловим, это – как озарение, как голос свыше, недаром в древности поэтов считали посредниками между людьми и богами.
– Где-то я это уже слышал... – задумчиво проговорил Скоробогатов.
– Так ведь мысль не новая, расхожая, – заметила Тамара. – Наверняка и этот наш плагиатор из Ушатова говорил тебе что-нибудь подобное.

Тамара тоже работала  в редакции, в отделе верстки, и была в курсе всех перипетий, связанных с публикацией стихов, которые принес Веснин.

– Выходит, что древние  считали поэтов не творцами, а, скорее, собирателями некоего «божественного глагола»? – улыбнувшись, спросил ведущий.
 –Хороший вопрос! – благосклонно кивнул N-ский. – Я даже готов допустить, что этот самый «божественный глагол» слышат многие люди, но только избранные способны правильно распорядиться чудесным даром. И так называемая «искра божия», сиречь талант, тут абсолютно не при чем! Трудолюбие, усидчивость и, конечно же, удачное стечение обстоятельств – вот что возносит на вершину поэтического небосклона тех, кого толпа нарекает потом гордым именем – Поэт.
– Следуя этой логике, можно предположить, – подхватил ведущий, – что если бы Пушкин, к примеру, умер в младенчестве или раньше времени погиб на дуэли, то кто-то  другой все равно написал бы  «Я помню чудное мгновенье...» и даже «Евгения Онегина»?..

N-ский, улыбнувшись, развел руками:
– А почему бы и нет?.. Как говорится, свято место пусто не бывает...
– ...а в каждой шутке есть доля правды, – продолжил молодой ведущий. – И все же, давайте вернемся к главной теме нашего разговора – к вашим новым стихам. Чем поэт N-ский в ближайшее время порадует своих читателей?
– Как говорится, новое – это хорошо забытое старое... – многозначительно произнес поэт. – В моих черновиках есть немало зарифмованных строчек, которые годами ждали своего часа, чтобы превратиться в стихи. Некоторые из них – дождались. Остальные пока остаются некими заготовками, конструкциями из кирпичиков-слов, которым не хватает некоторых элементов, чтобы превратиться в законченные здания, которые радуют совершенством формы.
 
Скоробогатов усмехнулся:

– Надо же, и этот сравнивает стихосложение со строительством здания, как Веснин!
– Они же оба – строители, в каком-то смысле, – ответила Тамара. – N-ский закончил Архитектурный в Москве. И вообще в их биографиях много общего.
– Откуда ты знаешь?

Жена пожала плечами:
 
– Ну, про N-ского я раньше читала. А Веснин о себе  рассказал немного нашим девочкам, пока они верстали полосу со стихами. В самом деле, странно – столько совпадений... Оба выросли без отцов, оба служили в армии неполный срок, только N-ского комиссовали по ранению, а Веснина после болезни. И тот, и другой сейчас холостяки, но дважды были женаты, ты представляешь!
 
Скоробогатов не ответил: он внимательно слушал поэта.
 
– Я могу привести совсем свежий пример, – говорил N-ский, – как стихотворение, написанное мною достаточно давно и никогда ранее не публиковавшееся, приобрело новый, законченный смысл, стоило прибавить к нему несколько строчек. Это случилось недавно, около месяца назад, а сегодня я хочу впервые прочитать его в вашей программе.
– Спасибо за такой подарок нашим зрителям! – благодарно улыбнулся телеведущий. – Итак, сейчас  – премьера нового  стихотворения  широко известного и любимого многими поэта – Николая N-ского!

... Он хорошо читал свои стихи – выразительно, артистично, смакуя каждое слово, каждую фразу. Слушать его было одно удовольствие, но Скоробогатов, сидевший перед телевизором, отчего-то чувствовал себя неуютно. Он не мог угадать причину этого беспокойства, однако был убежден: что-то происходит НЕПРАВИЛЬНО, либо это «неправильное» уже произошло, и он, Александр Скоробогатов, главный редактор газеты «Вечерний вестник», оказался к этому лично причастен. Такое же ощущение было у него около месяца назад, когда чуть не обернулась позором публикация в его газете стихов из коричневой тетрадки Веснина.

Да,  дело было в этой самой тетрадке! Что-то привлекло его внимание, когда он листал ее пожелтевшие страницы, что-то отложилось в памяти... Как жаль, что нельзя заглянуть в тетрадь Веснина еще раз!

Причина его беспокойства стала понятна редактору  на следующий день. Оказалось, что несколько страниц  той тетради девушки из отдела верстки отсканировали. Так  иногда делалось, чтобы корректоры могли сравнить набранный текст с оригиналом, если автор не оставил рукопись. Тамара нашла в архивах нужные файлы, которые, к счастью, не успели удалить, и теперь Скоробогатов снова видел на экране монитора знакомые строчки, написанные старательным, округлым почерком – строчки того самого стихотворения, которое поэт N-ский вчера прочитал в прямом эфире:

Опять в безумной скачке лет
Мелькают месяцы и числа,               
И жизнь бежит, теряя след               
Давно утраченного смысла,               
Бежит, как будто бы спеша               
Достичь последнего предела,               
Где отделяется душа               
От опостылевшего тела,               
И ни исправить, ни понять               
Судьбы неряшливые строчки,               
Когда исписана тетрадь,               
Или рассказ дошел до точки.

Следующее, заключительное четверостишие было написано той же рукой, только более размашисто и жирно, словно писавший пользовался фломастером:
 
Но молча милосердный Бог               
На нас взирает днем и ночью,               
И точка в окончанье строк               
Опять дробится - в многоточье.

Скоробогатов перечитал стихотворение еще раз. И – еще... Если верить N-скому, прежде этот текст лежал в его черновиках, никогда не публиковался, поэтому Веснин не мог его переписать. А он не только переписал, но еще добавил это заключительное четверостишие, которое явно было вписано позже: места, оставшегося на странице, едва хватило. Вполне возможно, что он дописал  стихотворение незадолго до своего прихода в редакцию. А было это около месяца назад, как раз в то время, когда N-ский, по его словам, закончил стихотворение, много лет лежавшее в его черновиках...

Мысли его словно бежали по замкнутому кругу, и кругом шла голова от невероятных догадок. Конечно, можно раскопать где-нибудь в старых сборниках или журналах малоизвестные стихи ныне знаменитого поэта, и выдать их за свои. Можно даже сочинять стихотворные подделки в стиле другого автора, при некотором литературном таланте такая мистификация возможна.
 
Но можно ли ПОДДЕЛАТЬ СОБСТВЕННУЮ СУДЬБУ так, чтобы она оказалась во множестве мелочей почти точным подобием судьбы другого человека?!.
 
Скоробогатов сравнивал различные эпизоды из жизни N-ского и Веснина – то немногое, что о последнем удалось узнать.
 
И тот и другой родились в октябре, но с разницей в 13 лет. Отец N-ского был репрессирован незадолго до войны, после лагерей остался на поселении, где женился второй раз; связей с первой женой и сыном практически не поддерживал. Отец Веснина, как известно, тоже ушел из семьи. После школы и N-ский, и Веснин работали на стройке, затем оба недолго послужили в армии: будущий знаменитый поэт получил тяжёлое ранение на учебных стрельбах и был комиссован, а Веснин перенес грипп в тяжелой форме и заработал кучу осложнений, став «ограниченно годным» к службе. Затем Веснин учился на инженера-строителя, как и N-ский, но ни тот, ни другой почти не работали по специальности. Слухи о неудачной семейной жизни N-ского и Веснина также не были преувеличены, хотя знаменитый поэт всегда пользовался успехом у женщин, чего нельзя было сказать о Веснине. Его биография вообще казалась упрощенным вариантом жизненного пути N-ского, и совпадения в их судьбах были, так  сказать, неодинакового масштаба. К примеру, в первый раз N-ский был женат на артистке кино – а первой женой Веснина была молодая учительница, руководившая школьным драмкружком, тоже игравшая в самодеятельных спектаклях. Первый поэтический сборник N-ского назывался «Молодые зодчие». Веснин, оказывается,  однажды также написал книгу – если можно так назвать учебную брошюру для студентов техникума, размноженную на ксероксе в количестве двух десятков экземпляров. Брошюра называлась «Справочник молодого строителя»...
 
Единственное, что у знаменитого поэта и безвестного сочинителя из маленького районного городка совпадало полностью, буквально слово в слово – это тексты стихов. Александр Юрьевич задавал себе вопрос: а мог ли Веснин ни разу в жизни не прочитать ни одного стихотворения N-ского? Вряд ли такое было возможно. Скорее всего, Веснин знал о существовании своего поэтического двойника, но старался смириться с этим. Можно представить, как он был когда-то ошеломлен,  впервые увидев  стихотворение, которое совершенно искренне считал своим, опубликованным под чужим, знаменитым именем! Посчитал ли он случившееся редким, почти невероятным совпадением? Или заподозрил самого N-ского в плагиате? А может, поспешил обвинить самого себя в нечаянном повторении чужих строчек, которые он прочитал когда-то и неосознанно отложил в памяти?.. Не потому ли Веснин во время их последней встречи  так убежденно толковал ему о том, что сам не может объяснить, как складываются в его голове тексты стихов?.. И, кстати, об этом же вслух размышлял в телевизионной студии поэт N-ский...

Скоробогатов  выключил компьютер, встал и прошелся по кабинету.

Он пытался рассуждать логически: «Ну, хорошо, предположим,  что стихи – это  действительно  некие «послания свыше»… Мистика, конечно, но – допустим. Если это  так, то  «рассылки» делаются вполне рационально: сообщения дублируются и посылаются сразу нескольким адресатам. Или, как в случае с N-ским и Весниным – хотя бы двум. Чтобы так называемый  «божественный глагол»  не потерялся  при пересылке, и был распространен среди людей наверняка. Вот только непонятно, кто в этом случае должен считаться автором стихотворных строчек, а кто – плагиатором: знаменитый  N-ский? Безвестный Веснин?
Или – сразу  оба?..»
               
*        *       *

Полгода спустя Скоробогатов летел в командировку на Международный журналистский форум. До посадки на рейс в Шанхай оставалось чуть меньше часа.  Сидя в зале аэропорта Шереметьево, он задумчиво прихлебывал ароматный кофе и, за неимением других развлечений, слушал новости одного из центральных телеканалов. На большом экране над барной стойкой сменялись кадры зарубежной хроники, мелькали картинки из далекой чужой жизни, среди которых неожиданно появилось знакомое лицо. Седовласый человек в больших дымчатых очках даже на официальной фотографии  выглядел  артистично и эффектно.


– Известный российский поэт Николай N-ский, – бесстрастно сообщал голос диктора за кадром, –перенес операцию на сердце в одной из клиник Германии. Поэт находился в этой стране по приглашению университета Констанца, где он выступал перед студентами с курсом лекций о русской и советской поэзии. Острый сердечный приступ случился с ним во время одного из таких выступлений. Как сообщают германские средства массовой информации, операция прошла успешно, состояние больного стабильное. По мнению лечащих врачей,  уже в ближайшее время Николай N-ский пойдет на поправку.
 
Скоробогатов облизнул пересохшие губы и залпом допил остывший кофе. «Вот, значит, какие дела...» – вертелась в его голове бессмысленная фраза. – «Вот какие дела...»

Он достал телефон и набрал номер Кости Петрова. На время отъезда Скоробогатова тот исполнял обязанности редактора, и они договорились постоянно поддерживать связь. После обмена приветствиями и короткого рассказа о текущих газетных делах, Скоробогатов перешел к тому, ради чего, собственно, и решил позвонить:
 
– Слушай, Костя, ты ведь вчера по районам ездил...
– Ну, да. Обычный пресс-тур, по заводам и фермам. Сейчас сижу, материалы разгребаю.
– Вы, вроде бы, и в Ушатов заезжали?
– Были в Ушатове, верно. Они там новый спорткомплекс открыли, при строительном техникуме.
– Не встретился тебе там наш общий знакомый? Ну, этот... лже-N-ский?
 Петров ответил не сразу:
– Так ты еще не знаешь...
– Чего не знаю? – переспросил Скоробогатов, уже понимая, что его догадка оказалась верна.
– Умер Веснин. Скоропостижно скончался. Как раз сегодня там похороны.
– Отчего умер? – Скоробогатов невольно понизил голос. Словно боялся потревожить покойного.
– Инфаркт, Юрьич. У него, оказывается, давно мотор барахлил. А прихватило его, когда в какой-то сельской школе выступал, пригласили на литературный вечер. Он ведь в Ушатове знатоком поэзии считается... считался. Такие вот дела.
 – Да... – вздохнул Скоробогатов. – Печально. Я, собственно, почему его вспомнил... – начал он, но в этот момент объявили посадку, и Скоробогатов, торопливо попрощавшись, выключил телефон и пошел к выходу.
 
Он не успел спросить Петрова, знает ли он, что с поэтом N-ским недавно произошел очень похожий случай, который, по счастью, не закончился столь  трагически.

Александр Юрьевич тогда еще не знал, что все случившееся не пройдёт бесследно и для знаменитого поэта. Спустя положенное время N-ский был выписан из германской клиники и вернулся на Родину. Друзья говорили, что лечение пошло ему на пользу: поэт снова был энергичен, полон сил, он по-прежнему охотно давал интервью, выступал в телепередачах, читал свои старые стихи на встречах с читателями.

Лишь в одном изменился   Николай  N-ский: новых стихов он больше не писал. Собирал материалы для книги воспоминаний, баловался публицистикой, поговаривал о том, что когда-нибудь удивит читающую публику своим исследованием творчества поэтов «серебряного века».

Но собственных стихов он больше не сочинил ни строчки. Как отрубило.

...В ту минуту, когда белоснежный авиалайнер, среди пассажиров которого был и  редактор «Вечернего вестника», оторвавшись от взлетной полосы, плавно набирал высоту, гроб с телом Веснина выносили из больничного морга. На похоронах народу было немного: коллеги, соседи по дому, несколько  приятелей и знакомых. Мать Веснина умерла уже давно, о других родственниках ничего известно не было. Те, кто провожали его в последний путь, вспоминали потом, что покойный выглядел неплохо. Смерть немного подправила черты его лица, прежде невыразительного, одутловатого, прочертив мужественные складки в углах рта и заострив нос. Некоторым даже казалось, что перед тем, как умереть,  Веснин улыбался. Как будто знал, уходя из этого мира: он сделал в своей жизни то главное, ради чего родился на свет.

 Сделал так, как должно. А дальше – будь, что будет!