О моей любви к морю

                Море


Я родился в приморском городе и, наверно именно поэтому, любовь к морю у меня в крови.
Я стою на берегу и смотрю на горизонт, где синие морские воды неуловимо переходят в столь же синее и совсем не метафорически безбрежное небо.
Я смотрю на слившиеся в единое целое небо и море, и понимаю, что море - и у моих ног, и у меня над головой.
Я смотрю на ставшие одним море и небо, и понимаю, что небо - и надо мной простёрто, и предо мной лежит.
На них - море с небом - можно смотреть целую вечность и глаза никогда не пресытятся ими.
Я всегда буду помнить шёпот моря.
Он может быть нежным и ласковым.
Или загадочным, убаюкивающим.
А может - мудрым, предостерегающим.
У моря немало голосов и все они - одно. Голос моря, как голос матери: незабываем.
Говорят, все мы вышли из моря. Я бы хотел, чтобы это было правдой.
Волны, одна за другой набегающие на берег, неутомимо перекатывают до блеска отшлифованную гальку.
Раз за разом волна, каждый раз новая и всякий раз - прежняя, устремляется вверх по камням, словно море, любопытствуя, желает разузнать, что же лежит за пределами его вотчины. Правда, энтузиазм волны быстро слабеет и её карабканье по камням-лежебокам сначала замедляется, а потом и вовсе сходит на нет - и она уползает по хорошо знакомому пути назад и вниз.
Однако море и не думает сдаваться, и не смущают его ни поражение только что отступившей волны, ни проигрыши всех прочих, бесчисленных и тоже не справившихся, волн.
И вот уже очередная волна упорно взбирается по успевшим частично обсохнуть камням.
  Пробуждается ветер; он налетает порывами, так, что и не предугадать, когда придёт черёд следующего.
Ветер бывает игривым, а бывает и суровым, но сегодня, похоже, он утомлён и к забавам не расположен. Всё, на что его хватает сейчас, это на будничное срывание барашков, топчущихся на больших и малых холках волн.
Ветер треплет пенное руно до тех пор - времени на это уходит совсем немного, - пока ни клочка не остаётся.
  Неподалёку от меня, метрах в десяти, далеко в море вдаётся волнорез - огромные и словно срощенные каменные плиты, из-за водорослей осклизлые и не дающие верной опоры решившему прогуляться по ним.
Моё зрение - не орлиное, но сейчас оно и не нужно: я и так знаю волнорез до последней выемки, и всё, что вокруг него и на нём происходит.
Бока волнореза, кроме мест, относительно высоко вознесённых над водой, густо обсажены чёрными мидиями, любимым лакомством местной ребятни.
Сквозь прозрачную воду видны и другие мидии, светло-бурые и тёмно-рыжие, - этим, ещё не подросшим, только предстоит сменить окрас на более тёмный.
Все знают, что мидию можно размозжить камнем или раздавить каблуком, но вот развести плотно схлопнувшиеся створки с помощью одних лишь пальцев, без подручных средств... кто-то скажет, что возможно всё, и я, пожалуй, с ним соглашусь, но сделать возможным всё доступно не каждому.
То тут, то там между щётками мидий проскальзывают крабы - мелкие, с пару фаланг на мизинце взрослого мужчины. Разглядеть их в подробностях сложно, но это и ни к чему: за свою жизнь я повидал их немало.
Крабы взбегают по волнорезу с той же лёгкостью, с какой мы, люди, ходим по земле; они перебегают с одной грозди ракушек на другую, скользят вниз, словно по льду, иногда - и всегда без последствий - срываются. В общем, суетятся.
Суета - это жизнь всех существ, разумных и не очень.
Она бывает осознаваемой и потому особо раздражающей, но это почему-то не помогает людям искоренить её.
Она бывает и другой, давно превратившейся в привычку, и оттого человеком не замечаемой.
Суета - это бельма, не дающие нам видеть настоящую жизнь. А жизнь - это море и небо.
Я люблю море.
Ведь я родился в приморском городе.

                Ахобадзе Андрей