В погоне за волчонком
Вот и сегодня, когда стрелки часов приблизились к заветной цифре, Ника матёрой хищницей замерла у входа в пещеру. За те месяцы, в течение которых она пыталась поймать волчонка, ритуал охоты был выучен наизусть. Сначала мелькнёт хитрая остроносая мордочка, затем длинное тельце с упитанным пузиком, а под конец — лохматый с чёрной кисточкой хвост. Вот его и надо хватать. Иначе волчонок вырвется и умчится в бесконечную даль.
Ухватить у Ники получалось, удержать — нет. Отчаянно лягаясь лапами, зверёк вырывался и убегал прочь. И так происходило каждый раз. Но девочка не теряла надежды и ежедневно ожидала волчонка у входа в пещеру. У неё просто не было другого выхода. Потому что когда-то она потеряла волчонка в Стране сказок и теперь без него не могла.
В Страну сказок Ника забрела случайно. В надежде научиться слагать красивые легенды она отправилась странствовать по извилистым дорогам, пока однажды не набрела на необычную пещеру. Любопытства ради она сунула туда свой нос, затем сделала несмелый шажок, и, подхваченная неожиданным порывом ветра, перенеслась в Волшебную страну, где всё и вся сочиняло и рассказывало сказки.
Страна встретила Нику многоголосым гимном волшебных повествований. Могучие вековые деревья складывали песни о славных победах и подвигах. Нежные изящные цветы, смущаясь, шептали истории о романтических чувствах. Сказания уютных ив обволакивали тонким пониманием жизни. А недосягаемые облака, паря высоко над землей и тем самым сохраняя свою обостренную чувственность, слагали до замирания сердца проникновенные легенды. И даже горный хрустальный водопад рассыпался брызгами смешных историй — таких проницательных, но совершенно безобидных.
Не веря своему счастью, Ника в восторге скакала по зелёным лужайкам. Внимала каждому волшебному слову, и даже сама пыталась рассказывать сказки. Опьяненная счастьем она пела свои песни и была просто зачарована звуком собственного голоса. Гимны её, разносясь над бескрайними просторами лугов и тенистых лесов, долетали до самых звёзд. Ощущая радость быть услышанной, она горланила во всю мощь молодого голоса. И жалела только об одном, что у нее нет рупора или на худой конец горна. Неважно, лишь бы только с их помощью выпустить на свободу все переполняющие её чувства.
Увлекшись, она даже не заметила, что голос её звучит одиноким соло, а на небе собрались грозовые тучи. И даже бельчата уже не высовываются из своих убежищ, а трава прижалась к земле. В недоумении Ника бродила по замеревшей стране. И тогда мудрая бесстрашная сова поведала ей историю о глупой маленькой девочке, которая своим шумом разгневала Богов. Ника с сомнением взглянула на небо и попробовала спеть ещё несколько неуверенных куплетов. Прогремели первые раскаты грома.
Ей не очень хотелось домой. Ещё не веря, что красивая сказка может так нелепо закончиться, она попробовала рассказать хотя бы стишок. И тут терпение Божества иссякло. Небеса разверзлись, и оно обрушило на непослушную девчонку весь накопившийся гнев. Сверкнули разящие молнии, задул ураганный срывающий одежду ветер и заспорил с застилающим глаза проливным дождем. И вот тогда Ника бросилась бежать. Она побежала через опустевшие парки и сиротливые сады. Её преследовали сверкающие молнии. Но могучие деревья прикрывали своими кронами, цветники распахивали калитки, ивы указывали дорогу и даже горный водопад, выйдя из берегов, изо всех сил пытался ослабить порывы ветра.
Под ударами молний с треском ломались ветки могучих деревьев, срывались бутоны нераскрывшихся цветов. Сильный ветер беспощадно гнул к земле беззащитные ивы и разносил в пыль искрящийся водопад. Этого Ника уже никак не могла перенести. Всё что угодно, только не это. Пусть она упадет замертво, пораженная молнией, но лишь бы остались целыми и невредимыми жители прекрасной страны.
Она бросилась напрямик через открытое поле прочь от спасительного убежища деревьев. Бежала стремглав. Падала, разбивая коленки, поднималась и снова бежала. Буря перешла в настоящий ураган, и сильный порыв ветра вырвал из её руки маленький чемоданчик с нехитрым барахлишком. И по какой дурости она притащила его с собой? Вихрь закружил её ношу в безумном танце, а затем со всей силы швырнул на землю. Чемоданчик как будто только этого и ждал. Щёлкнули хилые замочки, и он с удовольствием избавился от давно томившего его содержимого. Рассыпались в беспорядке никчемные безделушки, черновики и карандаши. И (о ужас!) стайка белых кружевных панталончиков, подхваченная ветром, порхнула в сумрачное плачущее дождем небо и, сделав размашистый круг, осела на ближайшем дереве. Какой стыд! И даже те — самые старые линялые, кружево которых изрядно поистрепалось, и было наскоро залатано руками покойной бабушки, гордым знаменем затрепетали на самой высокой ветке. Ника их не выкидывала — хранила как память о бабушкином рукоделии. Но даже сама себе боялась признаться, что они у нее есть. А теперь они насмешливо радовали глаза окружающих. Какой позор! Неужели это происходит с ней? Прочь, скорее прочь. Вон отсюда. Где же эта чертова пещера?
Обезумев от ужаса, она пересекла открытое поле и почти добежала до спасительного туннеля. Но тут сверкнула яркая молния, наверное, ещё ярче, чем все предыдущие и свалила беглянку с ног. Почувствовав сильную боль и не веря в происходящее, Ника осмотрела себя. Молния ударила ее прямо в грудь, да так сильно, что платье в месте удара разошлось обуглившейся по краям дырой. Но это было не самое страшное. Самое страшное было то, что на груди начал расти огромный бугор. Он рос и рос, пока не лопнула растянувшаяся кожа. Из образовавшейся пустоты показались острые треугольные уши, а затем и обладатель этих ушей — волчонок. Самый настоящий серый волчонок, с топорщащимися усиками и хитрыми глазками. Ника подумала, что сходит с ума.
Нет, она, конечно, слышала необычайно красивую легенду о том, что в человеке живут подобные зверушки. Но и представить не могла, что в ней есть что-то подобное. Она протянула руку, чтобы дотронуться до зверька. Не мираж ли? Но волчонок не дал возможности это проверить. Извернувшись, он выпрыгнул вон и, помахав лапкой скрылся в бушующем урагане. Ника застонала. Чего ещё ей ожидать от сегодняшнего дня? В следующую секунду полыхнула очередная молния и осветила вход в пещеру. Собрав последние силы, девчонка заползла в спасительную темноту и отключилась.
Сколько минут, часов или даже дней она оставалась в пещере девочка не помнила. Помнила лишь, как, очнувшись, ползла на яркий дневной свет. Как дождавшись вечера, украдкой, закрывая руками разодранное на груди платье, пробиралась по городу. Помнила, как по приходу домой внимательно осматривала себя в зеркало. Проводила рукой по волосам. Что искала? Седину? Дурочка! К удивлению, на груди не осталось даже шрама. Но как же сильно болело внутри.
Шли дни. Жизнь предлагала запрячься в свои поводья. Мудрая она штука. Но, к сожалению, как следует запрячься не получалось. Что-то было не так. И не просто по-другому. А совершенно не так. Боль внутри стала превращаться в пустоту. Не в отсутствие чего-либо, а в пустоту, которая обезличивает. По типу чёрной дыры. Сжирает всё вокруг и ничего не рождает взамен.
Ника пыталась заполнить эту прореху, как могла: сказками голубого экрана, историями из старых потрёпанных книжек и даже байками всемирной паутины. Но пустота была, как бездонная бочка. Её невозможно было наполнить или утолить. Несмотря на это, девчонка решалась сочинять сказки. Доставала заветный карандашик и милый сердцу блокнотик. Мучилась. Но не могла выдавить из себя ни строчки. Чёрная дыра могла только брать и ничего не хотела отдавать взамен.
Наконец ей надоели бесполезные попытки, и непослушный карандаш нашёл своё пристанище в мусорном контейнере с дурно пахнущей помойкой. Блокнот к нему присоединился. Всё! Ника безнадёжно отчаялась.
Но, оказывается, не совсем безнадежно. Оказывается, можно ещё безнадёжнее. В какой-то момент чёрная дыра принялась сосать энергию из всего, что окружало Нику. Все, к чему девочка так или иначе прикасалась, начинало терять свои живительные соки. И даже раскидистый фикус — тот, что стоял на самом солнечном месте у окна, — почернел и сбросил листья. Из огромного дерева, занимавшего раньше полкомнаты, он превратился в засохший скрюченный сорняк. Ника часто сидела, обняв остатки дерева, и горько рыдала, жалея и себя, и фикус и всех на свете.
И вот тогда-то в её жизни стал появляться волчонок, как будто почувствовал, что цепляться Нике больше не за что. Она замечала его везде, куда бы не приходила. Волчонок имел своим долгом привлечь её внимание, а затем немедленно испарялся. Не в том смысле, что растворялся в воздухе, а в том, что убегал.
В моменты, когда он находился неподалеку, девочка чувствовала, что чёрная дыра теряет свою силу. На ум начинали приходить какие-то фантазии, образы, складываться новые строчки и рифмы. Чувствуя это, она стала искать встречи с волчонком сама. Бродила по пустынным улицам, заглядывала в самые глухие лесные парки. Дошло до того, что она начала видеть его там, где волчонка и в помине не было: в сказках голубого экрана, в книжках, пахнущих свежей типографской краской и даже на рекламных щитах. Это начинало походить на помешательство. Но это помешательство рождало в ней какие-то ощущения, отдаленно напоминающие прежние чувства. Поэтому она была готова и дальше продолжать сходить с ума.
Однажды в магазине Ника безразлично выкладывала из корзинки покупки на медленно двигающуюся ленту. За кассой восседала дородная тётка. Ника безотчётно побаивалась таких теток. Они платили ей лютой нелюбовью. Кассирша хищно выхватывала покупки с проезжающей мимо ленты и гордо нажимала нужные кнопки на кассе. Делала это с таким видом, будто производила все расчёты не иначе, как в уме. Её выкрашенные белым сильно залакированные волосы были похожи на глыбу льда, а плотно сжатые губы на запирающий лицо замок.
Подошла очередь Ники. Тётка окатила девочку волной ледяного презрения. Покупки девочки почему-то вызвали на лице продавщицы выражение брезгливости. Как будто Ника покупала не овсяные хлопья, а уже несколько раз использованные памперсы. Непонятно за что, но ей стало стыдно.
В былые времена девчонка обязательно придумала какие-нибудь ехидненькие стишочки. С ними она чувствовала себя защищенной. Это было её оружие. Но это раньше. Сейчас, продуваемая всеми ветрами, она покорно замерзала в омуте тёткиного осуждения. Радовалась только, что кассирша уже заканчивает возиться с её покупками. Неожиданно в её голове вдруг возникли строчки:
Не видишь, я айсберг,
Хоть моря не знаю,
Я солнце собой затмеваю.
А мимо меня корабли проплывают
На кассе я их пробиваю.
Ника взглянула на кассиршу и украдкой хихикнула. Ехидненькие, нескладненькие, но её. Стоп! Неужели у нее что-то сложилось? Или? Ника оглянулась по сторонам в поисках волчонка. Ну конечно! Он преспокойно сидел в корзинке с продуктами на пачке с какао.
— Де-е-е-ву-у-ушка! — голосом оперной примадонны взвыла кассирша. — Вы совсем ополоумели, что ли? Вы зачем животное в магазин притащили? — И как талантливо выступающий актёр она громкоголосо обратилась к очереди: – Нет, ну представляете, живого волчонка в магазин принесла!
Тётке повезло. Сегодня собралась её публика. Брюзгливый дедок затрясся в овациях:
— Во-о-о-оттт, народ! Разведут дома для забавы всякой дряни, а честные граждане мясо на обед кушають только раз в неделю.
Время. Время сейчас было дорого Нике. Ведь уйдёт же волчонок. Ох, уйдёт.
Она дрожащей рукой положила на прилавок энную купюру и как в популярных фильмах (с ума сойти!) бросила: «Сдачи не надо». Подхватила корзинку и поспешила к выходу. Позади неё взревела обезумевшая от фантастической премьеры очередь. Аншлаг тётке был обеспечен на несколько недель вперёд.
Ника успела сделать только несколько торопливых шажков. Волчонок (неужели?) подмигнул ей. Выскочил из корзинки и бросился к выходу. Швырнув ношу с продуктами на пол, а вместе с ней и все приличия, Ника кинулась следом. Из разных концов магазина на неё градом посыпались фразы:
— Эй, девушка, а продукты-то?
— Может, украла что?
— Может, охрану вызвать?
Матерь божья! Как же она потом сюда вернётся-то? Да что же это такое? Ещё одно заколдованное место на её голову.
Тем временем волчонок выскочил из магазина. Ника решила ни за что не отставать.
С этого момента начались их ежедневные соревновательные забеги. Лохматая бестия никогда не проигрывала и даже тогда, когда Ника её уже почти настигала, она неминуемо исчезала в волшебной пещере. А туда Ника запретила заходить себе строго-настрого.
Через какое-то время, устав от бесконечных преследований, она решила подкараулить зверька у самого входа в тоннель. И пока что ни одна из её попыток не увенчалась успехом. Но Ника не теряла надежды. Вот и сегодня, как исправный солдат, под страхом трибунала не бросающий пост, она сидела на берегу реки и ожидала нужного часа. День выдался жарким. Разморенная Ника прилегла на мягкую траву и принялась разглядывать облака в солнечном небе.
Вот было бы здорово, если бы небо обрушилось на старушку земную твердь. И раскатало бы здесь все в тонкий блин с пикантной начинкой из неё, из Ники. А потом взять бы этот блин, свернуть в трубочку и насильно накормить давящегося им волчонка. Нет, лучше сразу продавщицу из магазина. Заставить жевать и наблюдать, как сыплются из её громкоголосого рта золочёные коронки, не в силах перемолоть уцелевшие Никины косточки. Господи, да что же такое с ней происходит? Она ведь начинает ненавидеть весь белый свет. Этого просто не может быть. Как же она докатилась-то до этого чувства? Нет, как она умудрилась до него докатиться? Как же противно.
— Эй! Чего разлеглась?
От неожиданного окрика Ника подскочила. Глаза, долго смотревшие на яркое солнце, не сразу смогли разглядеть говорящего.
— Тьфу ты! А я уж подумал, померла, что ли. Лежишь тут уже целый час, не шевелишься.
В следующую секунду в нескольких шагах от себя Ника разглядела Волчонка.
— Чего на земле разлеглась, спрашиваю, — повторил он свой вопрос и уселся на небольшой камень около дерева. Устроился удобно — прислонился спиной к стволу и расправил фалды чёрного в ёлочку пиджачка. Надо же прибарахлился.
— Ты что, умеешь разговаривать? — Ника понимала всю абсурдность данного вопроса (ведь он с ней действительно говорил), но не задать его просто не могла.
— А ты? — спросил Волчонок.
— Не поняла, что я?
— Ты тоже, что ли, умеешь разговаривать?
Беседа, как и все происходящее, стали казаться слишком запутанными. Ника поморщилась, пытаясь уловить логику.
— Ладно, не напрягайся так, — сжалился Волчонок. — Давай по-другому поставим вопрос. Почему ты решила, что ты умеешь говорить, а я нет?
— Ну, потому что ты волчонок, а я девочка…
— Ника, это очень опасно судить обо всем, исходя только из своих представлений. В твоём понимании волчата не умеют говорить. А природа, между прочим, не терпит однозначности. — Он снисходительно взглянул на нее, даже уничтожающе снисходительно. — И если этой однозначностью увлечься, то, как в насмешку, в жизни обязательно начнут появляться вот такие вот существа. — Он ткнул себя лапой в грудь.
— Ты что, выбрался из своей пещеры, чтобы почитать мне морали? — разозлилась Ника. — Иди ты со своей философией, знаешь, куда?
— Я, конечно, могу и уйти. Но думаю, завтра ты снова начнёшь за мной гоняться.
А ведь беспощадно прав. Да это же не волчонок! Это настоящий зверь!
— Возможно, начну, — с грустью согласилась Ника. — Кстати, а почему ты всё время убегаешь? — неожиданно спросила она.
— Потому что ты всё время догоняешь, — лаконично ответил Волчонок.
— Я догоняю только потому, что ты убегаешь, — разговор снова зашёл в тупик. — Ладно, — сдалась Ника. — Я догоняю, потому что не могу без тебя… не могу сочинять сказки. Оказывается, из нас двоих это можешь делать только ты. — Она посмотрела на Волчонка ищущим сочувствия взглядом. Даже немного переборщила с чувством. — Может, вернешься, а?
— Ника, я бы рад. Но, увы, не имею такой возможности. — Волчонок в извинении развёл лапами. – По крайней мере, не в этом мире. — Для наглядности он похлопал лапкой облюбованное дерево, как будто весь окружающий мир умещался только в его стволе. — Чтобы осуществить, так сказать, наше с тобой соединение, необходимо вернуться в Сказочную страну. Я и убегал-то только для того, чтобы ты туда за мной последовала.
— Вернуться? Ты с ума сошел! Зачем нам возвращаться?
— Ну помнишь. Молния… там… гром. Ты разгневала Божество, и в наказание оно нас с тобой разъединило. Теперь по законам жанра только оно и сможет соединить обратно. А для этого необходимо вернуться.
— Ты точно рехнулся! Я не вернусь! Никогда! Ни за что! Не уговаривай. Даже на секундочку не загляну. Лохматая твоя голова, знаешь ли ты, что такое ужас, выворачивающий на изнанку, что такое паника, которая разрывает изнутри? Знаешь ли ты… — Она осеклась, потупилась. А вдруг и в правду знает? И знает, и чувствует. Ведь говорить-то умеет.
Ушастая сволочь не преминула воспользоваться замешательством.
— Ника, у тебя просто нет выбора. Что остается? Мечтать, чтобы тебя раскатали в кондитерский блин?
Ещё и мысли читает. Вот гад!
Ника спрятала лицо в ладошках. Ну кончится ли когда-нибудь эта пытка?
— Понимаешь, — она нашла в себе силы убрать руки от лица и прямо взглянуть на Волчонка, — я боюсь. Я просто боюсь доломать всё окончательно и себе, и другим.
— Ника, повторяю, у тебя нет выбора! — беспощадно заметил Волчонок. –— Да и потом, чего тебе бояться? Ведь я же с тобой, — он картинно закинул ногу на ногу и гордо приосанился.
Ещё тот ковбой. Но ведь, как всегда, прав. Терять-то, действительно, нечего.
— Ну хорошо. Допустим, мы туда пойдём. Но как мы найдём Божество? Как мы передадим ему нашу просьбу?
— Как раз здесь нет ничего сложного. — Волчонок подскочил, понимая, что дело сделано. — Нужно забраться на самый высокий холм и до заката солнца подать прошение. Так все делают, я видел.
Ника понуро кивнула. У неё действительно не было другого выхода.
Они двинулись в путь и через некоторое время оказались в Сказочной стране. Сердце девочки бешено заколотилось. Сколько же она не была здесь? Примерно три месяца. Лукавила! Она знала точное количество дней.
В залитой солнцем долине всё было по-прежнему. Как и раньше трава, цветы, деревья и луга складывали причудливый узор переплетающихся между собой сказок. Ника смотрела, как завороженная.
Перехватив её взгляд, Волчонок ткнул лапой в небо:
— Нам лучше сначала к нему.
Они двинулись по ухабистой грунтовой дороге, которая вела к далёкому холму. Вдоль пути то тут, то там стояли огромные валуны с наваленными на них скрученными в трубочки пергаментами. На таких пергаментах в Стране записывались сказки. Не в силах сдержать любопытство Ника остановилась у одного из камней и взяла первый попавшийся свиток. Начала читать выведенный затейливыми вензельками текст. Но, быстро откинув, с беспокойством схватила следующий, развернула, пробежала глазами. Потом ещё. И ещё один. В панике она начала выхватывать пергаменты пачками.
— Ну что опять случилось? — спросил подошедший Волчонок.
— Понимаешь, я не знала, что сказки о том кошмарном дне до сих пор слагают. Разные сказки. Я не знала, что будет столько сказок про меня. — Ника начала тереть глаза кулачком, чтобы не дать хлынуть подступившим слезам. — Я надеялась, что, когда я уйду, весь этот кошмар испариться вместе со мной.
— Ну а чего сырость-то разводить, — спросил Волчонок. — Ну подумаешь, я про тебя могу миллион сказок насочинять. И что?
— Да сочиняй ты, что хочешь. Как же не можешь понять, волосатая твоя морда, что эти сказки сложены про мою доблесть, а я этого совершенно не заслуживаю. Я не заслуживаю ни защиты своих друзей, ни даже нападения врагов. — Ника уже не могла сдерживать слёзы. Они капали на пергамент, а она краем рукава вытирала священные тексты, чтобы, не дай бог, не поплыли витиеватые буквы. — Понимаешь, если бы они узнали, какая я маленькая, тщедушная и наивная, то ни за что, слышишь, ни за что не стали бы так сильно защищать меня! — Ника разрыдалась в голос. Слёзы градом хлынули из её глаз и их потоку не было конца.
— Ника, ну зачем так убиваться. — Волчонок попытался в утешение похлопать её по плечу. — Знаешь, я думаю, что они защищали бы тебя в любом случае. Дело не в том, какая ты, дело в том, какие они. — Он достал из нагрудного кармана белоснежный накрахмаленный платок, немного подумал и протянул Нике. — Ну и потом, ты не допускаешь мысли, что оказалась всего лишь поводом? — осторожно спросил он.
— Тем более! — выкрикнула Ника. — Я не достойна быть даже этим поводом. Понимаешь ты или нет? К тому же я не хочу быть причиной распрей. — Она высморкалась в платок, в сердцах взмахнула им и, к великому огорчению Волчонка, швырнула на землю.
— Если это тебя утешит, то как раз сейчас у тебя появится шанс доказать, как ты повзрослела и поумнела. — Волчонок деликатно кашлянул.
Ника с надеждой уставилась на него. А ведь верно.
— И наконец-то сможешь стать достойным поводом, — ехидно оскалившись, добавил он.
Сволочь! Издевается. Ничего святого.
Но тем не менее плакать Ника перестала.
Не прошло и часа, как они достигли заветного холма. Девочка в нетерпении взбежала на его вершину. Волчонок, устало отдуваясь, тащился следом.
— И что теперь? — спросила она.
— Теперь надо как-то обратиться к Божеству.
— А как?
— Ну, Ника, подключи фантазию. Или ты думаешь, что я буду вечно за тебя всё сочинять? — Он нервно дернул носом.
Ника задумалась. Как можно обратиться к неизвестному Божеству? Попробовать почитать молитвы? Хм… А если они разговаривают с Божеством на разных языках? Вдруг не поймёт. Загадать про себя желание? А читает ли оно мысли? Неизвестно. Бить поклоны оземь? А вдруг Божество будет смотреть сзади? Может обидеться.
— Ушастый, я придумала! Мы сочиним с тобой сказку. Доставай карандаш.
Волчонок одобрительно кивнул. Достал карандаш и не только его. А ещё маленькую позолоченную точилку на длинной цепочке, ластик и очки в толстой роговой оправе. А под конец, пошарив во внутренних карманах, исписанный пергамент. Похоже прихваченный с валуна. Пройдоха! Перевернув пергамент чистой стороной, он протянул всё это богатство Нике. Нет, не всё. Очки нацепил сам.
Они сочиняли сказку. Смеялись и плакали. Хлопали друг друга по плечу, Волчонок от удовольствия даже катался по траве. А иногда они просто сидели бок о бок и молчали.
Поставив точку, Ника внимательно посмотрела на Волчонка и спросила:
— Слушай, Волчонок, а почему ты так упорно пытаешься соединиться со мной? Ну вот зачем я тебе? Жил бы себе в удовольствие в Волшебной стране. Сочинял сказки. Вон как мы тут с тобой нагородили.
— Понимаешь… — Волчонок виновато сморщил морду и отвёл в сторону глаза. — На самом деле я не умею ничего сочинять.
— То есть как? — Ника недоумённо на него посмотрела. — А это что? — Она ткнула карандашом в плотно исписанный пергамент.
— Ну, это сказка, которую ты сочинила сама. Видишь ли, — его морда совершенно поникла. — Я всего лишь твоё вдохновение. Типа муз-з-з. А сам я сочинять ничего не умею. Надеюсь, без обид? — Он заискивающе заглянул ей в глаза.
— Без обид, — пролепетала ошеломленная Ника.
Неожиданно ей стало смешно и очень сильно захотелось обнять Волчонка. Она даже сделала попытку, но тот в ужасе отшатнулся:
— Ой, ну вот только не надо этих нежностей, — выпалил он и, увидев сентиментальный блеск в её глазах, насмешливо добавил: — Ещё неизвестно, чем все это закончится, и я бы на твоем месте хорошенько подумал прежде, чем лезть обниматься.
Неисправим. Но Ника была готова простить ему всё на свете.
В завершение они соорудили из пергамента кораблик и доверили своё прошение течению бурной реки.
И как во многих подобных историях солнце в этот момент неумолимо клонилось к закату. Последние вспышки его багряного пламени гасли в недрах глубокой реки, уносящей куда-то далеко бумажное послание. Возможно туда, где решаются судьбы.
Свидетельство о публикации №219092001736
С уважением, Вячеслав.
Вячеслав Воейков 04.03.2024 19:14 Заявить о нарушении
Марина Нугманова 03.03.2024 16:45 Заявить о нарушении