Невыносимая легкость

К тому, что происходило со мной сейчас наиболее точно подошло бы определение «невыносимая легкость бытия», это был мой любимый фильм с Леной Олин, хотя я никогда не понимал, даже прочтя роман Кучеры, почему «легкость бытия» - у меня после просмотра осталось чувство невыносимой грусти – да и сейчас было не бытие, а мгновение, возможно затянувшееся, настолько, насколько может затянуться мгновение. А началось оно с того, что наши голые тела вжались друг в дружку и я увидел ее немного раскосые глаза так близко, как никогда не видел доселе, а ее тонкогубый рот, всегда выглядевший иронично улыбчивым, оказался доступен моим губам и я поспешил воспользоваться этим, мои губы стали передвигаться по ее лицу, касаясь его с такой нежностью, с какой я раньше никого не целовал и достигнув ее ушей, слегка приоткрылись, выпустив мой язык, прикосновение которого вызвало у нее легкую дрожь во всем теле, а я уже скользил вниз по ее темной от загара коже. Соски у нее были необычно длинны, таких я раньше не встречал ни у одной женщины, с которой был близок, я заглатывал их, они касались моего неба и это прикосновение, очевидно, было особенно чувствительным, потому что вызывало у нее легкий стон; я вдавил свое лицо в ее живот, мне захотелось остаться в таком положении навсегда, но меня манила к себе ее вагина.

 - Твой муж не услышит? – спросил я.

 - Не беспокойся, он спит.

 - Почему это происходит сейчас, почему не раньше? Почему ты не впускала меня? Столько времени потеряно. 

 - Войди, - выдохнула она в ответ.

 В глубине дома послышалась какая-то возня, это заставило ее вскочить, накинуть рубашку и выскользнуть из спальни. Я услышал голоса, ее и мужа Пети и понял, что «невыносимость» принимает другой, довольно печальный оборот, при котором мне полагается одеться и где-то спрятаться, и я выбрал самое банальное для этого место – гардину, стал за ней лицом к окну, за которым под уличным фонарем застыл довольно рогатый олень, смотревший прямо на меня.

 - Развелось вас тут по нашим паркам, - прошептал ему я и почувствовал сзади чье-то легкое прикосновение, а затем крик «Папа, тут кто-то есть», который заставил меня выйти из моего убежища. Предо мной стоял мальчик лет шести, я его раньше не видел, у них была уже взрослая дочь, однако в любом случае далее пребывать в этом доме уже было огромной наглостью и я направился к двери. В коридоре из стенного шкафа выглядывали стопы моего лучшего друга Пети, он сидел внутри на голом полу и плакал. Я потянулся к дверной ручки, страстно желая наконец-то покинуть эту обитель, но кто-то довольно бесцеремонно толкнул меня в плечо.

 - Вставай быстрее, ты меня слышишь? – прозвучал над моим ухом хриплый, явно испорченный дешевыми сигаретами голос.

 - Какого черта! – закричал я и обернулся.

 Я лежал рядом с голой женщиной, от ее пухлого, несвежего лица, вплотную приблизившегося ко мне, несло пивом. Она быстро поднялась с расположенного прямо на полу матраса, на котором мы, очевидно, провели ночь. От этого движения ее большая грудь взлетела вверх и шлепнулась обратно на вздутый живот.

 - Кто ты? - простонал я. – Как тебя зовут?

 Она назвала свое имя неразборчиво и закричала, что мы познакомились вчера в баре, но это не имеет никакого значения сейчас, потому что ее бойфренд уже подъехал к дому и через минуту войдет сюда, поэтому мне надо немедленно прятаться, улизнуть я уже не успею. Схватив свою одежду я юркнул за пластиковую штору над скользящей, ведущей наружу застекленной дверью и сделал это как раз вовремя: за спиной зазвучал суровый мужской голос, послышался шум, брошенного на пол тяжелого тела и острый край оленьего рога, раздвинув пластины шторы, застыл в сантиметре от моей пятки. Любовник оказался охотником и довольно удачливым. Мне ничего не оставалось, как замереть, прижавшись лицом и всем своим обнаженным телом к стеклу. Мое дыхание покрыло его легкой испариной и все что было снаружи стало невидимым. Я осторожно убрал ладонью влагу. С той стороны на меня смотрели слегка раскосые глаза, а тонкие губы под ними растягивала ироничная улыбка.