Глава 3. Чёрная дыра

Первые дни нового президентского срока Клыкова ознаменовались страшным пожаром в торговом центре, в котором погибло несколько десятков человеков. Центр тот изначально не соответствовал требованиям пожарной безопасности, но из-за взятки инспекторы закрывали на это глаза. Запасной выход был заперт, и поэтому дети, которые играли в торговом центре, не смогли выбежать на улицу, когда началось возгорание.
Хотя пожар был не в Майском, а в одном западно-сибирском городе, акции в поддержку пострадавших и их родственников проходили по всей стране. В том городе, где случилась трагедия, собрался стихийный митинг, возглавленный родственниками погибших. Губернатор области цинично назвал людей, вышедших на митинг, бунтовщиками и баламутами.
В Майском порту сегодня в шесть часов планировалась акция памяти. Люди должны были собраться на площади и отпустить в небо белые воздушные шарики. Жора решил, что просто шариков недостаточно, и предложил прийти к назначенному времени на площадь с одиночными пикетами, чтобы напомнить людям, по чьей вине стала возможной такая трагедия. По вине моральных уродов, которые двадцать лет культивируют в стране коррупцию, и хотят продолжать делать то же самое ещё минимум шесть лет.
Захар по привычке отметился в чате среди тех, кто пойдёт. Время приближалось к шести вечера, и нужно было выходить, но тут понял, что ему плохо, и он не может сделать ни шага. В груди как будто появилась чёрная дыра, которая высасывала все силы, и у него не было ни капли энергии, чтобы сопротивляться. Хотелось заплакать, но он забыл, как это делать. Захар лёг на пол и подумал, что хорошо бы сейчас выброситься из окна. Квартира на девятом этаже, и скорее всего, он разобьётся сразу насмерть, без мучений. В свете последних событий, это будет выглядеть логичной и оправданной развязкой.
Он не сопереживал людям, погибшим при пожаре. Он слишком много сопереживал до этого – людям, убитым на Донбассе российскими наёмниками, Немцову, Политковской, людям, убиваемым в Чечне и в Сирии, так что теперь настал момент, когда переживалка сломалась. В конце концов, объективно, несколько десятков человек – ничто по сравнению с десятью тысячами. Захар не испытывал жалости к погибшим, из-за чего чувствовал себя каким-то неправильным, ненормальным, бесчеловечным что ли, и в то же время чувствовал моральную ответственность за эти смерти, и на него давил груз вины. Если бы он смог помешать Клыкову раньше, возможно, этой трагедии бы не случилось.
В общем, он был не в том состоянии, чтобы вообще выходить из дома. Изнутри грызла всепожирающая пустота. «Ладно, – сказал он себе. – Конечно, я сейчас встану и пойду на пикет. От того, что я буду лежать и умирать, реальность лучше не станет».
– Тебе какой плакат? – спросил его Жора, когда Захар приволокся на площадь, и по пути ему немного полегчало. – Тут есть один прям вообще жёсткий, может потянуть на статью «призывы к сепаратизму». Его даже Митя Гуляев отказался брать...
Захар взял упомянутый плакат (распечатанный на принтере на обычном листе А4, так как пикеты готовились в спешке) и прочёл: «Чечня, Крым, Донбасс, Сирия... а теперь и «Зимняя вишня»? Вова, сколько ещё смертей нужно?!»
– То, что доктор прописал, – сказал Захар, взял этот плакат и встал на самое видное место.
Хотя полицейские подходили к другим пикетчикам и спрашивали документы, к Захару ни один легавый так и не подошёл, как будто он стал для них невидимым. Зато на него обращали внимание случайные прохожие, некоторые даже просились сфотографироваться. Один мужик очень брутального вида, настоящий мустанг, подошёл и попросил объяснить, что Захар хочет сказать этим плакатом.
– Ты хочешь сказать, что Клыков виноват в том, что случился пожар? – серьёзно спросил мужлан. – Но разве он хоть как-то может быть причастен к этому?
– Мне восемнадцать лет, Клыков правит с двухтысячного года, то есть, практически с того времени, как я родился. За этот период в стране цветёт пышным цветом коррупция, безответственность, беззаконие. Нельзя победить воровство, когда сам президент его и возглавляет, и ворует больше всех. В других странах тоже есть коррупция, но она хотя бы не поощряется на государственном уровне. И если бы не коррупция, не повальная безнаказанность, если бы изначально строилась другая система, такой ситуации, как в Кемерово, и многих других, просто не случилось бы.
– Хорошо, здесь я с тобой согласен. Но у тебя ещё написано про Крым, а насколько я знаю, Крым был присоединён бескровно.
– Не совсем бескровно, – уточнил Захар, – но гораздо важней, что Донбасс – это разменная монета за Крым. Туда вошли российские танки. И если не было бы Крыма, тогда не было бы ДНР и АТО. Это такой ультиматум – вы признаёте Крым и Севастополь нашим, а мы вам отдаём назад Донбасс.
– А Сирия, какие там жертвы? Россия же борется с ИГИЛ, а они нелюди ещё те?
– Если бы только с ИГИЛ, – вздохнул Захар. – Международные наблюдательные организации говорят, что с начала вступления России в конфликт под российскими бомбёжками погибло более тысячи мирных жителей. Может, это и неправда, но российское правительство эту информацию никак не оспаривает. А на фоне того, что наше министерство обороны постит на своём сайте под видом реальных фотографий скрины из игры, у меня сильно подорвано к ним доверие.
– Я понял твою позицию, – сказал мужик. – Не буду сейчас спорить, у меня обо всём есть своё мнение, но зачем мне тебе его навязывать. Только задумайся на минутку, первые дни Клыкова в должности – и вдруг такое страшное происшествие. Кому это может быть выгодно? Уж не Америке ли, чтобы подорвать рейтинг президента?
– Нереально, – покачал головой Захар. – Да и будь такое возможным, всё равно, если бы не коррупция и тотальное наплевательство, у них бы ничего не получилось.
– Ну, как бы оно там ни было, мы всё равно точно не знаем, – подытожил мужик. – Но в любом случае, я рад, что ты об этом читаешь и интересуешься такими темами. Я почему подошёл – потому что сейчас молодёжь очень непросвещенная, я привык, что они стоят с плакатами, а что там на них написано, они даже не разбираются, им пофигу. Ну ладно, давай лапу. – Мужик протянул Захару ладонь на прощание, и Гордеев ответил пожатием.
Злата подошла к Захару, чтобы сделать несколько снимков.
– Ну, как ты? – спросила она.
– Нормально, – ответил он.
– Эй, не грусти, – сказала она и обняла его. Захар, на минуту опустив плакат, тоже обнял её в ответ, и по щеке у него скатилась слеза. Он давно заметил, что когда его успокаивают, ему становится ещё больше грустно.
Люди подходили и клали цветы к импровизированному алтарю с портретами погибших. Ровно в шесть часов все отпустили шарики в небо. Проезжающие мимо машины сигналили. Народу пришло много, больше, чем 28-го января. «Какие вы всё-таки лицемерные, – невольно подумал Захар, глядя на толпу. – Столько лет вы терпели эту власть, и даже когда был шанс выйти на митинг, отсиживались по домам. Наверняка и на выборах многие из вас голосовали за Клыкова, чтобы ваши дети и дальше продолжали сгорать в торговых центрах. А сейчас пришли сюда почтить память тех, кто погиб по вашей вине. И ни тени раскаяния или стыда на лицах. Идите вы в жопу, инфантильное стадо!»
В голове некстати всплыли строки из когда-то давно прочитанного стихотворения поэта Введенского:

Эй, прощай, пришёл конец.
За тобой пришёл гонец.
Он пришёл в последний час,
Господи, помилуй нас...

«Россия – это чёрная дыра, – осознал Захар, – чёрная дыра, которая поглощает всё разумное, доброе, светлое».


Рецензии