Счастье относительно

111. Счастье так относительно, что вплоть до несчастья.

Понятие: Работаем, но сама работа меня не волнует. Важен процесс. Мой напарник трудится на босса. Он имеет с ним договоренность. Я ни с кем не имею никакой договоренности.
Хочу вернуться в цех, так как там меня приняли на работу, значит, взяли обязательство заплатить мне за работу. Напарник задает наводящие вопросы, хочет узнать, что я из себя представляю.
Мысль: Просто любопытство с его стороны. Не стоит отвечать. Присутствует общее состояние подвешенности.
2019-09-03: «Счастье не в счастье, а лишь в его достижении» -- такое представление сложилось у Федора Достоевского о счастье.
У каждого человека своя история знакомства со счастьем. Сценариев его производства море: на всех хватит. Поэтому и представление о счастье у каждого свое, хотя есть такие истории, которые свидетельствуют о наличии не одного типа счастья. Так лицом своим люди бывают похожи друг на друга, потому что принадлежат к одному общему для них типу.
Вопрос, счастлив ли Дух, когда он добивается победы над человеком. Повторю, Эго-Дух провоцирует человека на какие-то, может быть не очень хорошие, поступки в соответствии с программой развития, которая допускает их в пределах до 50%. Эго заинтересовано программу выполнить, а потом, когда она выполнена, и перевыполнить, поскольку в случае перевыполнения человек становится зависимым от Эго, то есть Эго побеждает физическое сознание человека, когда перевыполняет план, и в этом, пока оно добивается своего, его счастье. Это как стараться накинуть поводок на дикое животное. Интересен сам процесс. Когда же поводок накинут, остается лишь приучать животное к командам.
Женщина с двумя мужчинами во французском фильме (в предыдущей главе) несчастна: она рыдает, поскольку ни на одного при всей своей красоте и обаянии не смогла накинуть поводок. Полина Виардо счастлива, потому что двое мужчин у нее на коротком поводке и остальные – на поводке удлиненном.
На поводке у Эго человеку хорошо так же, как собаке на поводке у хозяина, который обеспечивает кормом и выгулом. Особенно хорошо на поводке, когда Эго с Чертом ведут его. С Чёртом лучше потому, что может человек еще и попридурять над кем-то, поскольку у Чёрта масса всяких на этот случай сценариев, или, другими словами, на поводке это как иметь постоянную работу по договору с гарантированной зарплатой.
Само Эго тоже подневольно, пока работает на программу. На программу ему отпускается нужное количество энергии. На работу сверх программы энергию Эго надо находить самому. А если в напарники взять Черта, то надо еще и с ним поделиться добычей.
Поставщиком дополнительной энергии для Эго становится человек, который своими действиями в физическом мире производит энергию. В физическом мире энергия не очень чистая, поскольку добывается она не добрыми делами. Но все равно это энергия. Так бывает нечистой нефть, но все равно это нефть.
Чёрт в качестве напарника готов работать хоть со всеми Эго, но лучше ему работать с теми, кто достиг со своими проводниками высоких результатов. Поэтому Черт старается разузнать как можно больше о своем напарнике.
Очевидно, что с Полиной Виардо, которую окружают почти все знаменитости мира, Черту работать выгоднее, как и с Лилей Брик, вокруг которой крутятся такие личности, как Маяковский.
Счастьем считает Достоевский «лишь процесс» потому, что не очень ему улыбалось счастье при достижении цели, плюс в работе не бывает таких неприятных ощущений как подвешенность. Ощущение подвешенности возникает, когда работа сделана. Тогда голова упирается в потолок, отбрасывающий голову вниз. Больше знакомо ощущение подвешенности мужчинам, поскольку сверху у них над чувствами есть еще ментальное пространство, куда они поднимаются, когда освоены чувства. Получается, таким образом, болтанка у них между верхом и низом, как у г… в проруби. У женщин самостоятельный ум не очень развит, в основном, поэтому они, как только одно дело сделано, почти сразу ищут и находят какое-нибудь другое дело: другого мужчину, заводят собаку, кошку, одиннадцать кошек, как это сделала секс-символ советских времен Наталья Варлей. Нормальному человеку трудно представить себе столько кошек в одной квартире, а Натапье – хорошо, как хорошо ей было, когда с обожанием к ней подступали мужчины в большом количестве. В какой-то оперетте есть такая мизансцена, в которой исполнительницу главной роли Татьяну Шмыгу почти в прямом смысле носят на руках целые кучи мужчин.
Полине Виардо интересно выгуливать своих покоренных собачек. Мужчинам во французском фильме это не интересно.
Не очень понимают женщины, что их второстепенные дела (выгуливание собачек) пусты. Если они это поймут, то сразу попадут в состояние подвешенности. Однако благодаря чувству хвастовства (есть такой механизм, сделав дело, полюбоваться сделанным и похвастаться), остаются они в пределах своих чувствований.
Но и первостепенные дела (победы над мужчинами или над женщинами), в принципе, тоже дела от третьего аспекта Бога, то есть тоже относительно пусты, поскольку сами по себе не имеют какого-то значения: лишь после того, как осуществляется переход к делам второго аспекта Бога, они становятся значимыми, поскольку обретают свое место в строю.
Женщина о делах второго аспекта не думает, а если думает (в девяностые Христини у нас были на Украине), то чепуха получается. Думают об этом мужчины, которые коснулись потолка. За потолком Христос или, если с помощью отрицательных дел они коснулись потолка, то – Антихрист. Здесь, под потолком, до заветной дверки, которая за потолком, только руку протяни. И кажется в пределах потолка им, что вот-вот заветный ключик от двери окажется в их руках. Другими словами, что-то должно произойти с ними, что должно происходить с человеком, поднявшимся до уровня Христа. Но ничего не происходит. Или происходит совсем не то, а нечто противоположное, как у женщины, у которой два отверстия рядом, но только переднее рождает, что нужно: переднее – Христос, заднее - Антихрист.
Ощущение необходимости перехода тела в другое качество настолько сильно у апостола Иоанна, что он просит похоронить его живым, завалив сверху камнями. Ученики делают это. На следующий день камни разбирают – тела там нет.
Очевидно, похоронить себя заживо не совсем то, что требуется для преобразования. Будда умер, отравившись какой-то пищей. Прожил он около восьмидесяти лет. По идее, не должен умирать от отравления тот, кто соединил собой землю и небо: Будда точно что-то соединил. Во всяком случае, он чувствовал, что соединение произошло – и назвал это просветлением. У нас на Западе тоже есть философы, чувствующие себя просветленными. Но не называют они себя ни Буддами, ни Христами, потому что на Западе просветление — это как солнышко за горизонтом, в отличие от Востока, где Солнце выходит из-за горизонта, открываясь наполовину. Просветленному на Востоке кажется, что больше ничего и не надо, поскольку и наполовину солнце светит так ярко, что ослепляет.
Нечто похожее, но только похожее, чувствуют у нас духовно просветленные христиане. Религиозные просветленные просто радуются своему достижению и окармливают других своей радостью, не очень думая о том, всё это или не всё. Так принимают свое просветление относительно свободные христианские духовидцы, а те, которые при должности, уверяют всех верующих, что у них в руках истина в последней инстанции, и на этом основании требуют послушания от верующих.
В отличие от восточных адептов и западных просветленных христиан, наши адепты-философы понимают, что открылось им не всё, поскольку концы с концами не сходятся (солипсизм).
ТВ в девяностые показало Виссариона с таким просветленным любовью лицом, что, вроде бы, вот оно – всё, что требуется человеку в духовном плане. Если не включать ум, то так оно и примется – как достижение истины в последней инстанции: счастье просветления (любовью) случилось. Не знают они, что есть у Высшего такое средство как любовь, которым можно дурачить людей. Если же знакомый с природой духовных иллюзий ум включит, то счастье быстро развеется, поскольку известно, что Любовь — это средство подчинения.
Очарованные Любовью христиане говорят, Любовь — это Христос или Христос — это Любовь.  Христианство, повторю, использует очарование Любовью как средство подчинения верующих. То есть оно ближе к Антихристу, чем к Христу, мягко выражаясь. И в этом случае, вроде бы, оно должно признать Виссариона, поскольку у него в натуре на лице любовь, о которой они говорят. Но признать оно его не может по многим причинам, главная из которых – что Христианство как религия само по себе: хоть Христос, хоть Антихрист вживую ему не нужны, поскольку живого Христа надо ставить начальником над собой. А живой Христос или Антихрист, поставь его во главе церкви, сразу все Каноны, веками выстраданные, отменит и станет вводить свои порядки, как и самих служителей на всех должностях начнет шерстить.
 На Востоке, повторю, нет такого в Замысле, чтобы в полной мере соединение произошло. Лишь наполовину там соединение происходит. Поэтому и смерть остается. На Западе в этом направлении Христианство вообще никакой работы не ведет: узаконило оно смерть как непреодолимую данность.
И причем тогда воскресение Иисуса?! В Христианстве воскресение – это догма, которую приурочили к празднованию пасхи (освобождению евреев из египетского рабства). И вот верующие и неверующие, все любят праздники, говорят друг другу «Христос воскресе! Воистину воскресе!» воспринимая слова как некую обязательную атрибутику праздника, и всё.
А в действительности человек должен, по замыслу, воскреснуть, как Иисус Христос. Христос — это духовное средство соединения между землей и небом.  Когда такое соединение произойдет, смерти не будет.