III. Цугцванг обер-лейтен-та Бруно Тевса. повесть

военная повесть

ISBN 978-5-4491-1165-4 Д21 УДК 821.161.1 ББК 84(4Рос=Рус)6-44 М.: Де’Либри, 2021. — 136 с.

(Stephen Farrell).


АННОТАЦИЯ 

Основано на реальных событиях, имена прототипов частично изменены.

Это история о сыне погибшего в Афганистане советского солдата — молодом обер-лейтенанте Бундесвер ФРГ Бруно Тевсе, воюющем в группе спецназа «Task Force–47» коалиции сил НАТО (ISAF) в Афганистане против радикального движения Талибан.
— Произошедшие на войне перипетии свяжут Бруно с далёким прошлым и изменят дальнейшую судьбу.
— Описанные в повести резонансные события с ударами авиации коалиции ISAF по афганским гражданским объектам и мирному населению, приведшие к многочисленным жертвам и разрушениями имели реальное место, вызвав резкое осуждение мировой общественности.
— Прототипом репортёра «Der Spiegel» Отто Гринберга, проводившего журналистское расследование антигуманных действий ISAF, послужил похищенный талибами известный англо-американский репортёр «New York Times» Стефен Фаррелл (Stephen Farrell).


ВРЕМЕННЫЕ СРЕЗЫ

— Первый, настоящее время, 2000-е годы повествует об обер-лейтенанте сил специальных операций KSK Бундесвер — Бруно Тевсе, сыне погибшего в Афганистане советского солдата.
— Второй, отправляет флешбэком в далёкое прошлое — Эмират Афганистан 1917–1942 годы, период борьбы с басмачеством в афгано-советском приграничье. События вычитываются Бруно Тевсом в русской книге «Большая игра в Афганистан».
— Третий, отправляет флешбэком в недавнее прошлое — на Афганскую войну 1980-х, в СССР и Новейшую Россию, описывая историю 6-ти боевых друзей (выживших и погибших, в числе которых и отец Бруно, Константин Тевс).


ЦУГЦВАНГ ОБЕР-ЛЕЙТЕНАНТА БРУНО ТЕВСА. повесть III.

Цугцванг — шахматный термин, означающий принуждение к губительному ходу


КАЛЬВ.
ОКРУГ КАРЛСРУЭ,
ЗЕМЛЯ БАДЕН ВЮРТЕМБЕРГ,
ЮГО-ЗАПАД ФРГ.
ЗАМОК ГРАФА ЦЕППЕЛИН,
АВГУСТ 2009 ГОДА


Живописный ландшафт с большим прудом и вековыми дубами, фасад замка подсвечен.
Центр сил специальных операций «KSK» Kommando Spezialkrafte, Бундесвер.
Комната в бункере, стены окрашены в ахроматический цвет, тускло светят круглые плафоны, в одну из стен вмонтировано стекло-шпион «гезелла».
В центре пустой комнаты сидит обессилевший молодой мужчина с десятидневной щетиной. Его руки прикованы наручниками к сидушке стула. Он не спал ночь. Накануне совершил недельный 160-ти километровый марш-бросок по болотистой местности, а затем многие часы подвергался поочерёдному воздействию внешних раздражителей — ослеплению светом мощного прожектора, охлаждению напором ледяной воды и оглушению рок-н-ролльным звуком.
Из смотровой комнаты за испытанием следит комиссия руководителей направлений KSK. Внезапно в смотровую входит руководитель KSK — бригадный генерал Маркус Нойманн. Увидев начальника, офицеры встали.
Нойманн приветственно кивнул и, махнув рукой, предложил сесть.
— Ну как он?! — спросил Нойманн, у кадровика KSK оберста (полковника) Курта Воллмера, не отводя взгляда от происходившего за стеклом.
— Держится неплохо, — господин бригадный генерал.
— Зачитайте мне его личное дело, Воллмер, — приказал Нойманн.
— Слушаюсь, господин бригадный генерал, — ответил Воллмер. 
Бруно Тевс 1985 года рождения. В ФРГ прибыл в 1989 году из Казахстана СССР города Джамбул в возрасте 4-х лет вместе с матерью и многочисленными родственниками по Федеральному закону о делах переселённых лиц - «Bundesvertriebenengesetz» (BVFG).
Семья поселилась во Фрайбурге. С отличием окончил среднюю школу, целенаправленно готовился к службе в Армии. В совершенстве владеет русским языком и английским. Члены семьи: отец - Константин Тевс 1966-го года рождения, поволжский немец, погиб в Афганистане 17 июня 1986-го года в районе Хост-Ва-Ференг провинции Баглан.
Мать, также поволжская немка, Роза Тевс, вдова. Живёт во Фрайбурге, искусствовед.
Военная служба: по окончанию школы, проходил срочную службу в 26-й воздушно-десантной бригаде в 263-м десантном батальоне в городе Цвайбрюккен земля Рейнланд-Пфальц.
Оттуда обер-штабс-ефрейтор Тевс поступил в высшую офицерскую школу.
В 2008-м году получил военную специальность армейского разведчика и звание лейтенанта. В том же году был отобран в состав KSK, проходил службу в должности командира группы в дивизии сил быстрого реагирования в Штадталлендорфе.
Звание обер-лейтенанта присвоено досрочно.
Спортсмен, победитель Бундесвера по боксу.
В начале января 2009-го года обратился к командованию KSK с просьбой направить для дальнейшего прохождения службы в оперативную группу «Task Force-47» в составе объединённых сил западной коалиции ISAF в Афганистане.
— Какие будут мнения? – спросил Нойманн.
— По всем дисциплинам и этапам пройденных испытаний обер-лейтенант Бруно Тевс аттестован наивысшими баллами, господин бригадный генерал, – довёл Воллмер, - уровень профессиональной подготовки даёт основания считать его одним из лучших начинающих армейских разведчиков Бундесвер и рекомендовать к ротации в Афганистан.
— Соглашусь с вами Курт! — резюмировал Нойманн и подписал документ о рокировке.   

МАЗАРИ-ШАРИФ,
АФГАНИСТАН.
АВИАБАЗА БУНДЕСВЕРА,
ШТАБ РЕГИОНАЛЬНОГО КОМАНДОВАНИЯ ЗОНЫ «СЕВЕР»
ОБЪЕДИНЁННЫХ СИЛ ЗАПАДНОЙ КОАЛИЦИИ ISAF
 
На взлётно-посадочную полосу приземлился военно-транспортный самолёт «С.160D Transall» из рампы вышел высокий, спортивного телосложения, светловолосый молодой обер-лейтенант в парадной форме цвета гейнсборо. Его имя Бруно Тевс. Афганистан встречал ясной погодой. Озарённый солнцем, Бруно с прищуром поглядел в голубое небо и вдохнул тёплого воздуха.
Тем временем, к гудевшему сбочь медицинскому самолёту «Bombardier Learjet 55» белого цвета с изображением красного полумесяца и надписи «Medecins Sans Frontieres» MSF (гуманитарная миссия «Врачи без границ») вёртко подкатили две кареты «Скорой помощи» Bucher (MOWAG) Duro IIIP с включенными проблесковыми маячками. Высадившаяся из них, группа медиков в зелёной униформе, начала эвакуацию на авиаборт четырёх больных на носилках.
Бруно увидел, как у сопровождавшей последнего больного, молодой докторицы, силой воздушного потока авиадвигателя выдавило из подмышки папку с бумагами, вероятно «историями болезней», и разбросало на многие метры. Бруно скинул с плеч рюкзак и взялся помочь со сбором. Когда поднял последний лист, передал все докторице, пристально посмотрев в очи. Прекрасная собой, она зарделась, опустив их и, благодарно кивнула. Проводив взглядом до входа её в самолёт, Бруно направился в штаб группировки «Север», быстро зарегистрировался и вернулся назад.
В ожидании вертолёта, доставляющего к месту службы «Task Force-47» (секретное разведывательное антитеррористическое подразделение сил специальных операций Бундесвера в ISAF в Кундузе), Бруно раскинулся в кресле, достал книгу и начал читать.
 
14 АПРЕЛЯ 1929 года. СОВЕТСКО-АФГАНСКАЯ ГРАНИЦА

Истекала тёплая апрельская ночь +17С, чувствовалось лёгкое дуновение бриза и слышался шум течения реки. На юру северного берега пограничной реки Амударьи, за два часа до денницы стоял строй особого отряда РККА Рабоче-крестьянской Красной Армии, переодетый в афганскую военную форму. Его командир – комкор Виталий Примаков с позывным «Витмар» зачитывал боевой приказ о проникновении на сопредельную афганскую территорию для выполнения ответственного правительственного задания. Тем временем, передовая группа отряда уже преодолела водную преграду и, бесшумно сняв афганскую пограничную заставу, обеспечила условия для переброски «за речку» основных сил: двух тысяч бойцов-красноармейцев из числа - русских, казаков, узбеков, туркмен, таджиков, казахов, киргизов, уйгуров кавалерийского и горно-стрелкового полков, конно-горного артиллерийского дивизиона. Все они - из состава национальных частей Среднеазиатского военного округа САВО.
На вооружении особого отряда было 4 горных орудия, 12 станковых и 12 ручных пулемётов, мощная подвижная радиостанция и достаточный запас провианта. Командиры подразделений отряда Витмара получили мусульманские имена, которыми им надлежало пользоваться в присутствии афганского населения. Витмару достался псевдоним турецкого офицера Рагим-бей. На моторных лодках, баржах и каюках особый отряд РККА форсировал Амударью и, проникнув на сопредельную территорию, двинулся на юг. Одновременно с его переброской в районе населённого пункта Термез Узбекской ССР, советско-афганскую границу пересекли шесть аэропланов САВО, оснащённых бомбами и пулемётами. Дважды облетев по кругу афганский погранпост Патта-Гиссар, они снизились и совершили на него мощный огневой налёт, уничтожив казармы и весь личный состав. Из 50 афганских пограничников уцелели лишь двое, которые кинулись на соседний погранпост Сия-Герт, находившийся в 20 верстах и сообщили о нападении.
Выступивший из Сиях-Герт в Патта-Гиссар отряд из 100 афганских пограничников, предпринял попытку блокировать проникновение извне, но, не преодолев и шести вёрст, был уничтожен огнём пулемётов отряда Витмара. 16 апреля, продолжив продвижение вглубь афганской территории, отряд Витмара подступил к городу Келиф. Оборонявшие Келиф афганские армейские формирования, отчаянно отражали атаки особого отряда, но после первых же пушечных выстрелов и пулемётных очередей морально сломились и сложили оружие.

ПРЕДШЕСТВОВАВШИЕ СОБЫТИЯ

В начале апреля 1929 года к советскому руководству с просьбой о содействии в возвращении к власти свергнутого короля Амануллы-хана обратился генеральный консул Афганистана в Ташкенте, в прошлом военный министр эмирата генерал Гулям Наби-хан. Важно отметить, что свергнутый король Аманулла-хан был первым из лидеров иностранных государств, установившим с молодой советской республикой РСФСР дипломатические отношения, подтвердив тем самым независимость обеих стран и обязавшись не заключать им в ущерб с третьей державой военного или политического соглашения. В 1921 году королём Амануллой-ханом был подписан первый советско-афганский «договор о Дружбе», а в 1926 году «договор о нейтралитете и взаимном ненападении». В связи с обращением представителей Амануллы-хана, Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) Сталин И.В. принял в Кремле делегацию – министра иностранных дел королевства Афганистан Гуляма Сидык-хана Чархи, генерального консула Афганистана в СССР Гуляма Наби-хана и военного атташе СССР в Афганистане Виталия Примакова.
В обращении была просьба о формировании в Среднеазиатском военном округе специального отряда из красноармейцев и покинувших страну афганских военных. В нём также сообщалось, что после пересечения данным отрядом советско-афганской границы, он пополнится тысячами сторонников Амануллы-хана. Посему операцию по возвращению короля к власти в Кабуле было решено провести силами небольшого конного отряда с участием афганских военных и при активной поддержке местного населения. По итогам встречи вышел секретный приказ, телеграфированный из Москвы в Ташкент:
«В целях оказания военной помощи сверженному королю Аманулле-хану, срочно сформировать в Среднеазиатском военном округе особый отряд РККА из числа коммунистов и комсомольцев для участия в апреле 1929 года специальной операции в Афганистане».
Важно отметить, что сам свергнутый король Аманулла-хан в это время, прихватив с собой казну, с когортой верных себе людей бежал на юг - в родовое гнездо в Кандагар. Между тем, спецоперация набирала обороты — 17 апреля отряд Витмара овладел городом Ханабад провинции Балх, а 22 апреля разнёс ударами прямой наводкой своих артиллерийских орудий ворота крепости Мазари-Шариф и ворвался в город. Защитники захваченного гарнизона бежали в крепость Дейдади и Ташкурган. Потери афганцев в Мазари-Шариф превысили 3 тысячи человек, притом, что в отряде Витмара они были лишь единичными. В донесении, отправленном в Штаб САВО и Москву, телеграфировалось: «Мазар занят отрядом Витмара». Советский генеральный консул, находившийся в момент штурма отрядом Витмара Мазари-Шариф в черте города, вспоминал: «Пехота, бросившаяся в город, забыла, что ей нужно было играть роль афганцев, и пошла в атаку с традиционным русским «Ура».
Подтвердил сие утверждение и нелегальный представитель разведывательного управления в Мазари-Шарифе Матвеев: «Несмотря на то, что по отряду было отдано распоряжение по-русски не разговаривать, после занятия Мазари-Шариф на улицах сплошь и рядом раздавалась русская нецензурная брань. Наши аэропланы самым бесцеремонным образом, даже не закрасив звёзд на крыльях, ежедневно совершали полёты в районе противника и бросали бомбы». 
За неделю боевых действий к отряду Витмара присоединились 500 местных хазарейцев, дезертировавших из афганских воинских частей в Балхе. Из них в отряде Витмара сформировали отдельный батальон. Узурпировавший монарший трон 11 декабря 1928 года в результате вооружённого восстания и свержения короля Амануллы-хана, таджик по имени Хабибулла Калакани, нарёкший себя «падишахом Афганистана - эмиром Хабибуллой II» и поддерживавшее его высшее духовенство эмирата, объявили вторгшемуся в Афганистан отряду Витмара, джихад. На священную войну под зелёным знаменем Ислама началась мобилизация ополчения и подготовка сил к контрнаступлению. 24 апреля операция вошла в активную фазу: афганские племенные формирования, дислоцированные в крепости Дейдади (Дехдади) расположенной южнее, предприняли попытку выбить отряд Витмара из Мазари-Шариф.
Большие по численности, но плохо организованные, они возобновляли атаки на открытой местности, наступая плотным строем на встречный орудийный и пулемётный огонь витмаровцев. Однако к ночи их атаки захлебнулись. Отчаявшись овладеть Мазари-Шариф штурмом, афганцы взяли его в плотное кольцо и, перекрыв арыки и акведуки, питавшие город водой, перевели на осадное положение. С осложнением обстановки, в афганском подразделении отряда Витмара под командованием генерала Гуляма Наби-хана, возникли упаднические настроения и началась паника. Для поддержки осаждённого отряда Витмара 26 апреля аэропланы САВО доставили в Мазари-Шариф дополнительное вооружение: 10 пулемётов и 200 снарядов к артиллерийским орудиям. Витмар, в свою очередь, телеграфировал в Ташкент донесение:
«Нужна помощь! Окончательное решение задачи лежит в овладении Дейдади и Балхом. Живой силы для этого нет. Необходима техника. Вопрос был бы решён, если бы я получил к орудиям 200 газовых гранат, начинённых ипритом (200 хлоровых гранат мало). Кроме того, необходимо сделать отряд более манёвроспособным, дать мне эскадрон головорезов... Мне отказано в эскадроне, авиации, газовых гранатах. Отказ нарушает основное условие: возьмите Мазар, потом легально поможем. Если можно ожидать, что ситуация изменится и мы получим помощь, я буду оборонять город. Если на помощь рассчитывать нельзя, то я буду играть ва-банк и пойду брать Дейдади. Возьму, значит, мы хозяева положения, нет — обратимся в банду и ищем пути домой».
В ответ на донесение Витмара, на следующий день на поддержку особого отряда был направлен эскадрон с пулемётами, однако приблизившись к Мазари-Шариф, он столкнулся с превосходившим численностью формированием афганской армии и возвратился на советскую территорию. А 5-6 мая авиация САВО нанесла массированные бомбоштурмовые удары по позициям осаждавшего противника. Одновременно с этим, форсировав Амударью и завершая двухдневный марш, к Мазари-Шариф подходил эскадрон 2-го туркменского кавалерийского полка туркменской бригады из 400 красноармейцев, с 6 орудиями и 8 пулемётами, также переодетый в афганскую военную форму. Им командовал комполка Петров И.Е. с мусульманским именем Зелим-хан. На ближнем подступе к Мазари-Шариф эскадрон Петрова И.Е. встретился с преобладавшими силами афганскими формированиями, однако в считанные минуты смёл их орудийно-пулемётным огнём. Соединившись, отряды Витмара-Петрова отбросили осаждавшие силы афганцев в крепость Дейдади. 8 мая после массированных ударов авиации и натиска отряда Витмара-Петрова, крепость Дейдади пала, оставив много трофеев: 50 орудий, 20 пулемётов и большое количество стрелкового оружия с боеприпасами.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ РАЗВЕДОТДЕЛА СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА, 1929 год:
«Провозгласивший себя падишахом Афганистана, афганский таджик Хабибулла Калакани по кличке Бачаи Сакао - сын водоноса, в юности был садовником. После прохождения срочной военной службы, вновь был призван в армию, но уже резервистом. В промежутках между этапами военной службы в начале 1922 года участвовал в восстании против Советской власти в Восточной Бухаре (юго-восточной части современного Таджикистана) в составе добровольческого отряда из Панджшерского ущелья под командованием турецкого офицера и предводителя басмачества Энвера-паши».
  Восстановив силы, через двое суток отряд Витмара-Петрова несколькими колоннами продолжил движение на юг. Тем временем, с двух сторон: с востока - из Кундуза и с юга - из Кабула, на разгром вторгшихся отрядов РККА, двигались 3000 басмачей узбекского курбаши Ибрагим-бека и 1500 национальных гвардейцев Хабибуллы II под командованием военного министра генерала Сеида Хусейна. С течением времени, 11 мая на пути к заданной цели, передовой отряд Витмара-Петрова из 350 красноармейцев обнаружил надвигавшееся формирование Ибрагим-бека и тотчас на главном направлении выставил восемь артиллерийских орудий. Дополнительно к этому, с обеих сторон дороги на расстоянии 200-ти метров красноармейцы установили по два пулемёта и взяли её участок под прицелы. Подпустив кавалерию Ибрагим-бека на расстояние 500 метров, отряд Витмара-Петрова открыл по ней артиллерийский огонь прямой наводкой. Три орудия били в головную часть его колонны, три - в замыкавшую, а два - в центр. С укрытий на флангах по басмачам открыли огонь пулемёты.
ИЗ МАТЕРИАЛОВ РАЗВЕДОТДЕЛА СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА, 1929 год:
«Известно, что эмир Хабибулла II наладил тесное взаимодействие с находящимся в эмиграции в Кабуле эмиром Бухары Сейидом Алим-ханом и крупнейшим лидером басмачества курбаши Ибрагим-беком, выдавленным отрядами РККА за Амударью в северные районы Афганистана, помогая в подготовке военного похода на Бухару».
Басмачи Ибрагим-бека оказывали отряду Витмара-Петрова ожесточённое сопротивление. Однако уже через два часа, застигнутая врасплох кавалерия курбаши, была наголо разбита. Бежавшие с места боя басмачи были настигнуты и уничтожены, а те немногие, кто смог уйти от погони, рассеялись по местности. Спустя полчаса после разгрома отряда Ибрагим-бека, стало известно, что навстречу отряду Витмара-Петрова надвигается многочисленное формирование национальной гвардии под командованием Сеида Хусейна.
Оценив кратное превосходство сил противника, комполка Петров И.Е. решил оказать на его командира психологическое воздействие. Он приказал направить к Сеиду Хусейну трёх раненных пленных из отряда Ибрагим-бека, чтобы они сообщили ему о жертвах, понесённых басмачами в столкновении с красноармейцами, составившими 2500 убитыми, 176 пленёнными и 300 повергнутыми в бегство. Реляция удручила Сеида Хусейна. Он отдал приказ своим гвардейцам сложить оружие, а сам бежал. Важно отметить, что общие силы формирований Ибрагим-бека и Сеида Хусейна 12-кратно численно превосходили отряда Витмара-Петрова. Вступи они в бой единовременно, либо прибудь Сеид Хусейн со своим формированием ещё до разгрома отряда Ибрагим-бека, исход для особого отряда был бы иным.
ИЗ МАТЕРИАЛОВ РАЗВЕДОТДЕЛА СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА, 1929 год:
«...На этапе своей военной службы уже резервистом, Хабибулла Калакани был обвинён военным комендантом Кабула в попытке присвоить денежное вознаграждение за ликвидацию находившегося в розыске бандита. За это его поместили в тюрьму Пули-Чархи, из которой он бежал и был признан дезертиром. Определённое время Калакани скрывался от властей, но впоследствии, примкнул к участникам народных волнений в провинции Лагман — пуштунам и таджикам, выступавшими против реформ короля Амануллы-хана, влёкших по их убеждению отступление от канонов ислама. Благодаря своим ораторским способностям, Хабибулла Калакани возглавил вооружённое восстание и, изгнав из Кабула афганского монарха, занял его трон».
В ходе дальнейшего продвижения на юг, 12 мая отряд Витмара–Петрова овладел городом Балх, а на следующий день - городом Ташкурган. Изневесть 18 мая Витмар получил из Ташкента приказ спецавиабортом срочно вылететь в Москву. Командование отрядом принял на себя Александр Черепанов, получивший на время операции афганское имя «Али Авзаль-хан». По приказу Витмара, Черепанов А.И. продолжил продвижение особого отряда РККА на юг, в сторону Кабула. Тем временем в Кундузе на северо-востоке Афганистана проводился сход старейшин, духовенства и чиновников. На его заседании, также присутствовали, опекавшие басмачей, резиденты английской разведки. По его итогам было подготовлено «Воззвание к афганскому народу»: «...В связи с нападением на Мазари-Шариф и Катаган прекратить раздор и выступить единым фронтом на джихад против кафиров». Между тем, в штабе САВО было принято решение о выполнении ударами авиации сразу двух стратегических задач: взаимодействие с отрядом Черепанова А.И. и ликвидацию органов тылового обеспечения отрядов басмачей, совершавших регулярные вооружённые вылазки на Советскую территорию. Благо, регион был один и тот же. Так, 23 мая 1929 года с воздуха были нанесены бомбо-штурмовые удары по тыловым базам в городах Ханабад, Талукан, Хазрати-Имам, Алиабад и Андараб.
ИЗ МАТЕРИАЛОВ РАЗВЕДОТДЕЛА СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА, 1929 год:
«Развёрнутая правительством эмира Хабибуллы II политика укрепляет враждебные Советскому Союзу силы, создавая угрозу стабильности по обе стороны границы. Отмечается резкое повышение активности, выдавленных РККА в северный Афганистан, басмаческих формирований, участились случаи нарушения ими советско-афганской границы».
На этапе дальнейших действий отряда РККА на территории Афганистана дивизия национальной гвардии под командованием Сеида Хусейна в составе двух пехотных полков и двух кавалерийских эскадронов, неожиданно атаковала и вернула под свой контроль город Ташкурган, лишив отряд Черепанова А.И. тылового обеспечения. Это возобновило панику в афганском подразделении генерала Гуляма Наби-хана. Младшие командиры, бросив оружие и своих подчинённых, бежали к советской границе, а Черепанов А.И. с отрядом возвратился назад, чтобы вернуть контроль над Ташкурганом. Утром 25 мая после авиационных и артиллерийских ударов, особый отряд Черепанова А.И. ворвался в город и ввязался в ожесточённые уличные бои. За два дня противостояния, Ташкурган трижды переходил из рук в руки. Окончательно выбив противника из Ташкургана, отряд Черепанова А.И. вернул управление городом себе. В сражении за Ташкурган погибло 10 командиров и красноармейцев и 74 хазарейца; 30 красноармейцев и 117 хазарейцев были ранены. Были израсходованы практически все боеприпасы, большая часть единиц вооружения выработала свой ресурс и стала непригодна. 
ИЗ МАТЕРИАЛОВ РАЗВЕДОТДЕЛА СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА, 1929 год:
«Правящий Афганистаном более восьми месяцев Хабибулла II, на случай потери им верховной власти в Кабуле, планирует при военной поддержке курбаши Ибрагим-бека образовать на севере Афганистана отдельное таджикско-узбекское государство».
Вопреки заверениям генерала Гуляма Наби-хана советскому руководству об ожидавшей особый отряд РККА повсеместной поддержке автохтонного населения, всё произошло ровным счётом наоборот. Он столкнулся с открытой враждебностью. В государствах Европы, Турции и Персии в одночасье узнали о вторжении Красной Армии в Афганистан. Бегство свергнутого короля Амануллы-хана после поражения его войска на юге под Кандагаром лишило особый отряд РККА легитимности пребывания на сопредельной территории и расценивалось международным сообществом, как военная агрессия СССР против суверенного Афганистана. В сложившейся обстановке 28 мая 1929 года руководство ВКП (б) отдало приказ штабу САВО отозвать особый отряд на Родину.

На этом месте, Бруно отложил чтение, вытянул ноги, закинул руки за затылок и задумался:
— Да! Повоевали парни. Спецназам нашего поколения и не снилось. А ведь всё описанное в книге, судя по названиям населённых пунктов, произошло именно здесь — в Мазари-Шариф, Келиф, Дейдади, Ташкургане, Кундузе, - думал Бруно. Из полёта мыслей его вернул голос дежурного офицера аэродрома, вызвавшего на выход к ожидавшему на взлётно-посадочной полосе вертолёту.

КУНДУЗ. ПУНКТ ДИСЛОКАЦИИ TF-47

Место постоянной дислокации Task Force-47, с аббревиатурой TF-47, находилось на северо-западной окраине города Кундуз. На участке более двух гектаров, огороженном двухметровым забором с колючей проволокой, был разбит штаб командования, автономная вертолётная площадка, парк техники, стрельбище, спортивный городок, корпуса с кубриками для двух офицеров, общей комнатой отдыха, фитнесс-залом и сауной. Службу в TF-47 несли офицеры из подразделений сил специальных операций, быстрого реагирования и армейской разведки Бундесвер в количестве свыше 200 человек. Командиром подразделения был оберст Георг Юнг - невысокого роста, сухощавый, немногословный, очевидно, в силу своего гамбургского происхождения, с пронзительным взглядом, офицер-разведчик в третьем поколении. Он глубоко знал своё дело, сумев за короткий срок развить обширную агентурную сеть и наладить работу разведки. Едва бронетранспортёр с Бруно Тевсом въехал на территорию TF-47, как на крыльцо штаба встречать его вышел оберст Георг Юнг, знавший к тому моменту о нём практически всё. Выпорхнув из брони, Бруно надлежаще подошёл и доложил о прибытии. Юнг принял доклад и, улыбнувшись, поприветствовал:
— Добро пожаловать в Афганистан! Читал ваше личное дело обер-лейтенант – хорошее начало. Ответьте, только откровенно, - допросил оберст, - ваше стремление оказаться в TF-47, как-то связано с гибелью здесь вашего отца?
Не дав Бруно ответить, он продолжил:
— Хочется всё же верить, что печальное событие многолетней давности не повредит карьере, молодого перспективного обер-лейтенанта. Кстати, где это произошло?
— В провинции Баглан, господин оберст, - с тоской ответил Бруно, уточнив детали: их полк стоял здесь, в Кундузе.
— Понятно, - с эмпатией отметил Юнг, - к вашему сведению, Баглан тоже здесь неподалёку – соседняя провинция, южнее. Она, как и Кундуз, Тахар и Бадахшан входит в историческую область Катаган, всё это наша зона ответственности «Север». А что вы сейчас читаете? – полюбопытствовал оберст, увидев в руках Бруно толстую книжку на русском языке.
— «Большая игра в Афганистан» Ильяса Дауди, – ответил Бруно.
— Ясно, – произнёс Юнг, и подозрительно посмотрев на Бруно, продолжил расспрос, — скажите обер-лейтенант, когда и из какой части Германии ваши предки перебрались в Россию? Вам об этом известно?
— Так точно! - уставно доложил Бруно. - В период правления Прусского короля Фридриха II по Манифестам Российской Императрицы Екатерины II – княгини Софии Августы Фредерики Ангольт-Цербстской от 1762 и 1763 годов. В числе первых немецких семей они поселись в Поволжье в Саратовской губернии. А выехали они в Россию с юго-запада Германии города Фрайбурга, куда спустя столетия в 1989 году и вернулись.
— Да! 227 лет срок не малый! — задумчиво произнёс оберст Юнг. - Историю семьи и народа надо знать! О’кей, сначала решите все формальности в штабе, а затем я представлю вас вашей группе. Завтра в 9.00 совещание командиров групп в ЦБУ - Центре боевого управления. Да, и ещё — выберите себе позывной и вымышленное имя, здесь так принято, — с этими словами и разошлись. 
Утром в ЦБУ TF-47 — помещении с большим количеством телефонов и военных карт, на которых были очерчены границы провинций и уездов, отмечены названия населённых пунктов, собрался командный состав во главе с оберстом Георгом Юнгом. Обсуждались, вскрытые агентурой TF-47 планы лидеров движения талибан моулави Шамсутдина и муллы Абдул Рахмана, связанные с сериями нападений на колонны германской автогрузовой и бронированной техники, а также с террористической атакой на гарнизон Бундесвера в Кундузе. По итогам совещания TF-47 приступил к разработке плана операции с кодовым названием «Джокер».

ОПЕРАЦИЯ «ДЖОКЕР»
В ходе подготовки плана операции офицеры TF-47 провели оперативный сбор агентурных и разведывательных данных. Их совпадение и проведённый анализ, с высокой долей вероятности? указали на места постоянного пребывания и явок лидеров талибан Шамсутдина и Абдул Рахмана. За объектами установили круглосуточное наблюдение. Невзирая на отсутствие у обер-лейтенанта Бруно Тевса практического опыта в планировании и участии в реальных спецоперациях, с целью скорейшего погружения в боевую среду, оберст Юнг включил его в круг разработчиков плана операции «Джокер» и на этапе реализации это себя оправдало.
Между тем, в полученном TF-47 свежем агентурном донесении сообщалось: «Шамсутдин, получивший накануне духовный сан моулави и статус лидера талибан провинции Кундуз, отдал приказ подконтрольным себе отрядам атаковать колонны германской автогрузовой техники и захватывать крупнотоннажные грузовики. Талибы рассчитывали начинить их крупной взрывчаткой и посредством водителя-смертника, прорвавшего кордоны безопасности, направить вовнутрь гарнизона Бундесвер к местам скопления военнослужащих и жилым строениям и там взорвать. Атаку планировалось продолжить стрелковым и гранатомётным огнём, вторгшихся следом, мобильных групп талибов».
На следующий день в штабе TF-47 получили сигнал: совершено вооружённое нападение на колонну Бундесвера в районе Алиабада на трассе Кундуз-Баглан. Тело водителя крупнотоннажного грузовика талибы бросили в кювет, а сам транспорт угнали в неизвестном направлении. Атака подтвердила достоверность сведений агентуры. По горячим следам был задержан рядовой талиб, принимавший участие в нападении на колонну. Данные им показания выявили лидеров отрядов талибов среднего и нижнего звена, и TF-47 взял их в оперативную разработку. В прошествии нескольких дней, в начале сентября была вновь атакована колонна Бундесвера, угнаны два 50-ти тонных автоналивника, до отказа наполненные дизельным топливом. В стремлении поскорее покинуть место нападения на оживленной автотрассе, талибы стали перегонять наливники по просёлочной дороге на северо-запад в направлении к Чахар-даре.
При переправе через бурно текущую речку Кундуз, наливники застряли в гравийно-песочном грунте. Чтобы вытащить технику, из находившегося по близости кишлака Умар-хейль, талибы пригнали, переданные в 1980-е годы правительством СССР народу ДРА, два трактора «Беларусь» с тросами, а заодно и бросили клич местным жителям пополнить личные запасы соляры. Таким способом талибы решили избавить брутто от нетто и вытащить застрявшие наливники. Спустя полчаса, по данному поводу у цистерн скопилась длинная очередь из местных дехкан с канистрами и другими ёмкостями. Командовавший операцией «Джокер» оберст Георг Юнг направил запрос в региональный штаб зоны «Север» в Мазари-Шариф на проведение аэрофотосъёмки местности беспилотными летательными аппаратами и установление точного месторасположения угнанной техники. В скором времени, 5 сентября 2009 года, в ЦБУ TF-47 получили фотоснимки с месторасположения застрявших наливников, окружённых толпой гражданского населения.
КОРРЕСПОНДЕНТ «DER SPIEGEL» ОТТО ГРИНБЕРГ 
За три недели до этого, в город Кундуз прибыл собственный корреспондент германского журнала «Der Spiegel» Отто Гринберг. Это был интеллигентный, хорошо образованный и видалый журналист со стажем. Он был среднего роста со светлокожим лицом и чёрными волнистыми волосами. Его высокий лоб, с горбинкой нос и большие чёрные глаза явствовали о греческих или еврейских корнях. Несмотря на свой сорокалетний возраст, по причине постоянных и длительных командировок, Отто был холост. При этом следил за собой, был подтянут, регулярно гладко побрит и со вкусом одет. В обязанности его службы входила отправка в издательство в Гамбурге материалов о событиях, происходивших на северо-востоке Афганистана. Наряду с этой задачей ему было поручено собрать интервью к развёрнутой статье в связи с предстоявшей 20-ти летней годовщиной вывода Советских войск из Афганистана.
В поисках материала для статьи, он объезжал десятки населённых пунктов северо-восточной части страны, находившихся в зоне боевых действий советского контингента на удалении свыше ста километров от Кундуза - в уездах провинций Балх, Саманган, Сари-пуль, Тахар, Кундуз, Баглан, Бадахшан, встречаясь с участниками тех давних драматических событий — полевыми командирами и рядовыми моджахедами уже ушедшими на покой или продолжавшими воевать против ISAF. Так, 2 сентября 2009 года, в одной из местных командировок в уезд Хост-Ва-Ференг в горах на северо-востоке провинции Баглан, Отто познакомился с бывшим моджахедом по имени Исматулла, воевавшим в отряде полевого командира Мохаммада Марзбона, больше известного по прозвищу Кази Кабир – сподвижника Ахмад Шаха Масуда по партии «Исламское общество Афганистана» в провинции Тахар. Исматулла поведал Отто историю одного драматического боя в июне 1986-го года с советскими десантными группами, понёсшими существенные потери в горном массиве Мугулан, Чольбахир и Тали Гобанг. В завершении своего повествования, Исматулла передал Отто записную книжку и две находившиеся в ней фотографии, принадлежавшие советскому солдату, найденные им под валунами — на месте, где шурави складывали своих убитых и раненных.

ОБЕД в ЧАЙХАНЕ ЯКУБ-ХАНА

4 сентября Отто вернулся из поездки в Хост-Ва-Ференг сильно проголодавшимся и решил пойти пообедать в чайхану на знаменитом Кундузском кругу — центральной площади города с множеством лавок и дуканов, закусочных, пунктов сервиса и быта. Чайхана, где он снимал номер, находилась в двух шагах от гостиницы «Спинзар», принадлежавшей одноимённой текстильной компании, основанной в Кундузе в середине 1920-х годов Шер-ханом Наширом. За две недели пребывания в Кундузе, он уже успел стать её постоянным гостем. Хозяином заведение был Якуб-хан — бывший моджахед пуштун-гильзай сорока пяти годов, в чёрной чалме и с чёрным кожаным овалом на правом глазу, которого лишился в ходе боёв за Кундуз в августе 1988-го года. В годы Афганской войны 1979-1989 Якуб-хан командовал небольшим отрядом в группировке Шамсутдина из Исламской партии Афганистана, больше известным по прозвищу доктор Шамс. Чайхану Якуб-хан получил в дар от Шамса за преданность и храбрость.
Несмотря на многие годы участия в боях, Якуб-хан был доброхотом и радушно привечал Отто на входе в чайхану, снискав ответное расположение немца. Вот и на сей раз, увидев Отто, Якуб-хан расплылся в улыбке и истово приложил ладонь к сердцу. Отто, громко поздоровался с ним и сидевшими у входа посетителями традиционным «АсСаламу Алейкум» и, на ходу сделав заказ, проследовал вглубь зала. Его излюбленным местом был угловой топчан, расположенный под охлаждавшим кондиционером. Он разулся и, забравшись на застеленную кошмой тахту, вытянул ноги. Отто, громко поздоровался с ним и сидевшими у входа посетителями традиционным «АсСаламу Алейкум» и, на ходу сделав заказ, проследовал вглубь зала. Его излюбленным местом был угловой топчан, расположенный под охлаждавшим кондиционером. Он разулся и, забравшись на застеленную кошмой тахту, вытянул ноги. В тот день Отто здорово устал. Он огляделся в тесном продолговатом пространстве зала и увидел, как с потолка, медленно вращая лопастями, гнали потоки воздуха три вентилятора. На топчанах, мирно беседуя, снедали и пили чай люди в афганских национальных одеждах и традиционных головных уборах. За всей этой мирской суетой с большого портрета на стене взирал присный им улыбавшийся Ахмад Шах Масуд. Гостей обслуживал сын Якуб-хана — Залмай. Зримо, это был спорый смуглый юноша лет тринадцати, с расшитой кандахари (пуштунской тюбетейкой с куполообразным разрезом спереди) на чёрных волнистых волосах, одетый в узорчатый жилет поверх традиционной афганской рубахи перухан. Он не заставил Отто долго ждать и сразу принёс весь заказ, абие снятый с мангала и продолжавший шкварчить - шашлык из бараньих рёбрышек с прослойками курдючного сала с лёгким запахом дымка, горячую тандырную лепёшку и чайник зелёного чая. «Да, — думал Отто, отдыхая на широком топчане от не смолкавшего уличного гвалта, созерцая на сутолоку средневековых лиц в традиционных одеждах, бойкий базарный торг, ишачий и конный извоз, брички, повозки и прибывший издалёка караван двугорбых верблюдов-великанов, навьюченных огромными тюками товара, - время здесь остановило свой ход, ещё со времён владычества Мохаммада Мурад-бека 1815-1842 из рода Катаган - правителя Кундузского ханства 1800-1859». Отто завершил трапезу и, прислонив затылок к стене, закрыл от усталости глаза. Сквозь дрёму, он слышал мерный скрип лопастей вентиляторов, звон посуды, стук костей и шарканье шашек «шеш-беш», разноязычный гомон собеседников и душевную песню «Khuda Bowad Yarat» культового афганского певца Ахмада Захира, доносившуюся из аудиоколонки.

ТЕМ САМЫМ ВРЕМЕНЕМ. КУНДУЗ ЦБУ TF-47 - 5 сентября 2009 года.
После обнаружения угнанных германских наливников и получения аэрофотоснимков с места их расположения, оберст Георг Юнг принял решение нанести по ним удар авиацией ISAF. В результате налёта истребителей-бомбардировщиков F-15ES, по разным оценкам, погибло от ста до ста шестидесяти скопившихся у техники гражданских лиц, в числе которых были женщины и дети.

АВИАУДАР ISAF в УМАР-ХЕЙЛЕ
Дрёму Отто прервал громкий шум низко пролетевших реактивных самолётов и упавших неподалёку тяжёлых бомб, сотрясших землю. Через пять минут послышался вой серен десятка карет «Скорой помощи», мчавшихся по центральной улице мимо чайханы на высокой скорости. Всполошённый Якуб-хан вышел на улицу, проводил их взглядом и, зайдя обратно в чайхану, настроил радиоприёмник на новостную волну. Он прибавил звук и вслушался в текст экстренного выпуска. В течение нескольких секунд, он заметно поменялся в лице и побледнел.
Отто почувствовал его кручень и спросил: 
— Что произошло?!
— Сообщили, что самолёты ISAF нанесли авиаудар в окрестностях кишлака Умар-хейль в уезде Чахар-дара, приведший к большому числу жертв мирного населения, — поделился Якуб-хан.
— Как далеко расположен Умар-хейль?! — напористо спросил Отто.
— Это рядом! — ответил Якуб-хан. — на границе с уездом Алиабад. От Кундуза нужно ехать два километра на юг, затем повернуть на запад и проехать приблизительно столько же.
Отто оставил деньги за еду и спешно покинул заведение. Он взял на кундузском кругу такси и вскорости прибыл на место авиаудара. К тому времени территория была уже оцеплена полицейскими и служащими афганских сил содействия ISAF. Взору предстали перевёрнутые сгоревшие грузовики с цистернами и разбросанные на сотни метров фрагменты человеческих тел. Отто сделал несколько снимков, но поговорить с кем-либо из очевидцев не сумел. Он решил приехать на место на следующий день, чтобы проникнуть в глубь кишлака Умар-хейль и расспросить о происшествии местное население.
Отто вернулся в гостиницу и узнал из новостных программ телевидения ФРГ, что в результате ударов натовской авиации в уезде Чахар-дара провинции Кундуз погибло более ста мирных афганцев. В ISAF же заявили, что семьдесят из них были талибы и всего лишь тридцать гражданское население — женщины и дети. Это количество существенно расходилось с данными афганских и международных правозащитных организаций.
ПОХИЩЕНИЕ ОТТО ГРИНБЕРГА и СУЛТАНА МУХАДИ
Рано утром Отто вызвал в гостиницу Султана Мухади, переводчика, сопровождавшего его во всех поездках по провинциям, и, сев с ним в такси, направился к месту вчерашней трагедии, в Умар-хейль. По приезду, перед тем, как выйти из автомобиля, Отто рассчитался за поездку в обе стороны, и обратился к водителю с просьбой:
— Если к 20.00 из кишлака мы не выйдем, сообщите об этом администрации гостиницы «Спинзар».
Гринберг и Мухади вышли из машины и скрылись в глубине кишлака. За короткий промежуток времени, Отто хорошо примелькался талибам Катагана, и в Умар-хейле их с Султаном Мухади ждала засада. Они было собрали уже несколько интервью, как при входе в одно из жилищ, трое вооружённых талибов навели на них дула своих автоматов и связали руки.
— Этот европеец журналист немецкого журнала «Der Spiegel»?! — известил талибов Султан Мухади. — Он не военный!
— Думай о себе, — грозно посоветовал старший талибов. — И моли Всевышнего, чтобы дети твои не осиротели!
Талибы посадили пленников в легковой автомобиль и увезли в неизвестном направлении. Об их местонахождении некоторое время никто не знал. Таксист, не дождавшись выхода из кишлака Гринберга и Мухади, отправился в гостиницу «Спинзар» и сообщил, как было велено администрации.

НОВАЯ ФАЗА ОПЕРАЦИИ «ДЖОКЕР»

Трагедия в Умар-хейле, унёсшая жизни десятков афганских граждан и вызвавшая широкий международный резонанс, не отменила операцию TF-47 «Джокер». Ликвидация организаторов нападений на колонны Бундесвер моулави Шамсутдина и муллы Абдула Рахмана, продолжавших вынашивать план нападения на гарнизон Бундесвер в Кундузе, оставалась для TF-47 приоритетной задачей. Агентурные и разведывательные данные о местонахождении лидеров талибан, стекавшие в ЦБУ TF-47 в течение месяца, постоянно разнились. Однако в один из дней оба источника дали схожие сведения. Исходя из них, моулави Шамсутдин в сопровождении двадцати пяти особо преданных талибов в условленное время должен был прибыть в кишлак Халазай уезда Чахар-дара провинции Кундуз. В TF-47 экстренно приступили к разработке новой фазы операции «Джокер». 
Операцию решили начать за час до азана на фаджр — призыва муэдзина к предрассветной молитве, что позволяло застать талибов врасплох. Однако в последний момент выяснилось, что пункт прибытия Шамсутдина с отрядом в кишлак Халазай совпадал с местом содержания заложников, в числе которых были также собственный корреспондент германского журнала «Der Spiegel» Отто Гринберг и переводчик-афганец Султан Мухади. Задача спецназа TF-47 существенно осложнилась тем, что ликвидацию Шамсутдина и его людей требовалось осуществить, не допустив гибели заложников. Её выполнение оберст Георг Юнг решил поручить группе обер-лейтенанта Бруно Тевса. Он вызвал его в ЦБУ, и они склонились над картой, начав подробно обсуждать план действий с учётом вероятного изменения обстановки.
— Залог вашего успеха, - толковал оберст Юнг, — заключается в  факторе внезапности и слаженности действий. После высадки важно экстренно и точно установить, в каких помещениях находятся талибы, а где содержатся заложники. Это продиктует вам плотность огня. Работать нужно ювелирно. Первое, что предпримут талибы, когда вы вломитесь в помещения, начнут расстреливать заложников, даже если они не планировали этого делать загодя, – предупредил оберст Юнг.
— Я вас понял, господин оберст! Постараемся выполнить задачу ювелирно! — принял к исполнению Бруно.
После завершения инструктажа, оберст Юнг и обер-лейтенант Тевс направились к вертолётной площадке. Стрелки на часах миновали отметку 02.15, на дворе было уже по-осеннему прохладно, но безветренно. На площадке вылета на операцию с лёгким волнением ожидали два экипажа вертолётов NHI NH90 и две группы спецназа - по 20 бойцов каждая.
— Удачи, обер-лейтенант! — прогорланил оберст Юнг, стремясь быть услышанным сквозь шум работавших двигателей и вращавшихся лопастей. - Берегите людей!
— Так точно! — ответил Бруно и запрыгнул в начавший подниматься вертолёт, встав вскрай с вскинутой ладонью, пока борттехник не оттеснил его вовнутрь борта и не захлопнул дверь. Время в полёте заняло несколько минут.
В кишлак Халазай спецназ нагрянул внезапно и действовал молниеносно. Тевс и его группа выбивали ногами и оружейными прикладами двери, врывались в помещения глинобитных строений, открывали огонь по талибам, стараясь в суете не зацепить заложников, но получили яростный отпор. Заложники метнулись в сторону и забились в углы, пытаясь укрыться от перекрёстного огня. Бой длился менее десяти минут, когда стрельба прекратилась, Тевс приказал подчинённым уточнить потери. А сам, достав из нагрудного кармана фотографию, начал искать среди убитых талибов лидера Шамсутдина, но его там не оказалось. 
— Ушёл! — с досадой прошипел Бруно. 
После уточнения потерь, он вышел на связь с Юнгом: 
— Господин оберст, завершили! У меня один убитый и трое раненых, с различной степенью. Один из них корреспондент «Der Spiegel» — будь он не ладен!
Повисла пауза.
— Что с Шамсутдином?! — безмятежно спросил Юнг.
— Среди погибших его нет. Но из периметра никто не вышел. Не пойму, как мы его упустили! – досадовал Бруно.
В эфире вновь повисла тишина. Было заметно, что итог операции огорчил Юнга.
— Плохо! – вернулся к разговору Юнг. - О’кей, по возвращению на базу - разбор полётов. Теперь по эвакуации нашего погибшего и раненых — их в вертолёт и в Мазари-Шариф, а корреспондента «Der Spiegel» грузите на бронетранспортёр и везите в Кундуз в гражданский госпиталь MSF «Врачи без границ» - нечего ему в нашем военном госпитале делать, он и так нам операцию сломал. 
Пока Тевс докладывал командованию об итогах операции, к месту её проведения стянулись пять бронетранспортёров ATF DINGO-2. Медики спецназа TF-47 сразу же сделали Отто Гринбергу обезболивающий укол, а прошитое пулей бедро затянули жгутом и перевязали. В докладе обер-лейтенанта Бруно Тевса оберсту Юнгу о потерях в операции «Джокер» не прозвучало имя переводчика-афганца Султана Мухади, получившего в перестрелке пулю в голову и скончавшегося на месте. Визит в кишлак Умар-хейль за интервью стоил ему жизни. Вину за его гибель Отто Гринберг возлагал исключительно на себя.
Дождавшись эвакуации погибшего и двух раненных бойцов вертолётом в Мазари-Шариф, Бруно приказал двум спецназовцам из его группы погрузить Отто Гринберга в бронетранспортёр и вместе с ним отправиться сопроводить в госпиталь MSF в Кундуз. Он сел на переднее сидение сбочь водителю, а Гринберг и два спецназовца на заднее. Некоторое время в пути, уставившись стеклянным взглядом вперёд, неистовавший Бруно ехал молча, но при въезде в Кундуз, резко повернулся и обрушился на Отто Гринберга с зычной бранью:
— Вы чего сюда припёрлись?! Чего вам дома не сиделось?! Вы нам операцию сорвали! Бойца из-за вас потеряли, двух ещё ранило, Шамсутдина упустили! 
Бледный от болевого шока, потери крови и действия анальгетика Отто Гринберг решительно ответил:
— Вы делаете свою работу, а я свою!
Получив твёрдый ответ, Бруно подостыл.             
ГОСПИТАЛЬ MSF «ВРАЧИ без ГРАНИЦ»
Бронетранспортёр ATF-DINGO-2 с раненным Отто Гринбергом юрко заехал во двор госпиталя MSF «Врачи без границ». Сопровождавшие спецназовцы помогли ему слезть и, уложив на носилки, занесли в приёмный покой. Вслед за ними вошёл и Бруно.
- Да! - подумал он. — После кундузского зноя здесь настоящий рай – белоснежные стены, прохлада от кондиционеров, персонал в глаженых одеждах и аппетитный запах из столовой. Вот он островок цивилизованной Европы в средневековой стране! 
В приёмном покое была суматоха, врачи прибегали, потом опять убегали — до раненого Гринберга, казалось, никому не было дела. Бруно сильно нервничал и искал глазами, кому бы поскорее его передать. Заметив, что самочувствие корреспондента ухудшается, Бруно стал отвлекать житейскими вопросами.
— В Германии, где живёте? – спросил он уже подобрев.
— В Мюнхене, - ответил Отто, опустив шквал обвинений. 
— Здорово! И я с юга – с Фрайбурга! – поделился Бруно.   
— А в Афганистане что делаете? – спросил Бруно.
— В данный момент собираю интервью для статьи, посвящённой 20-летию вывода Советских войск из Афганистана.
— К юбилею вывода Советских войск?! – переспросил Бруно, выдав свой интерес к данной теме, — О’кей! Но Советские войска ушли двадцать лет назад и, как это связано с событиями в Умар-хейле? Туда-то вас, каким ветром занесло?!
— Я журналист! Моё место там, где происходят события, – невозмутимо ответил Отто.
Заметив, что Бруно оттаял, Отто рискнул спросить:
— Обер-лейтенант, простите за бестактность, могу ли я вас попросить об одном деле?
— Надеюсь, что это не написать за вас статью?! — пошутил Бруно. — При всём моём желании быть вам полезным, надо помнить, что я военнослужащий группировки ISAF и у меня куча обязанностей, как-то, вверенное подразделение и требовательное начальство.   
— Просьба проста, - нужно заехать в гостиницу «Спинзар», где я снимаю номер, и забрать оттуда мою большую дорожную сумку. В ней вся моя поклажа: одежда и сменное бельё, – объяснил её суть Отто, — номер оплачен до конца месяца, поэтому проблем с доступом не будет. И вот ещё что: в верхней шуфлядке прикроватной тумбочки лежит старая, потрёпанная записная книжка. Положите, пожалуйста, её в сумку.
Неожиданно из-за спины Бруно послышался приятный женский голос на безупречном немецком языке, попросивший переложить раненого Отто Гринберга на каталку, чтобы санитар мог его увезти в операционную. Бруно с любопытством повернулся и увидел перед собой высокую красивую восточную девушку. Её большие тёмно-карие очи, длинные ресницы и густые брови на фоне светлокожего лика, а также свитая в кольцо толстая чёрная коса произвели на Бруно незабвенное впечатление.
Приметно ей было не боле 25 лет. Она была явно не похожа на типичную немку. Скорее это была афганка. Однако, её характерный баварский диалект явствовал о длительном периоде, прожитом в Германии. Ладный зелёный медицинский костюм — брюки и куртка, к которой был прикреплён бейджик «Dr.Akhmadzai», — подчёркивал тонкую талию, поджарые чресла и другие достоинства женской фигуры. Прямая осанка, расправленные плечи и манера держаться выдавали видную родовитость.
— Фрау Ахмадзай, какой сюрприз, — вы прекрасно говорите по-немецки?! - отметил владение языком очарованный Бруно. — Жаль, что я узнал об этом только сейчас. На аэродроме, вы, мягко говоря, были совсем немногословны.
— Это мой второй язык, — призналась девушка.
— Странно, — удивился Бруно, — а я был уверен, что первый.
— Я родилась, и до прошлого года жила в Германии — Мюнхене. В этот момент, появился санитар-афганец, прикативший каталку, непреднамеренно уткнув её Бруно в бок. Он слегка отстранился.
— Простите, мне надо идти, — объяснила доктор. 
Она негромко скомандовала санитару на дари, чтобы он вёз каталку в операционную, а сама величавой павой поплыла рядом.
Взыгравший чувствами Бруно, ощутил прилив в голову крови.
— Обер-лейтенант! — отвлёк оцепеневшего, провожавшего взглядом доктора Ахмадзай Бруно, отъезжавший на каталке Отто. — Так как моя просьба?!
Я должен сюда непременно вернуться! — посулил про себя Бруно, допустив, что просьба Гринберга, вероятно, и есть божий промысел, позволявший ему вновь здесь оказаться и, не отрывая взгляда от пленительной афганки, без промедления проголосил:
— Хорошо! Предупредите администрацию гостиницы телефонным звонком. Постараюсь сделать это на днях.
С этого момента доктор Ахмадзай уже не выходила из головы Бруно. «Что же я имени её не спросил». — корил он себя. Выполнив поручение командования по эвакуации Отто Гринберга, Бруно и сопровождавшие его спецназовцы возвратились на базу. К этому моменту в штабе TF-47 для подведения итогов операции «Джокер» оберст Юнг собрал командиров групп. Обер-лейтенант Бруно Тевс подробно доложил о ходе операции - ликвидации горстки талибов, исчезновении Шамсутдина, а также об освобождении корреспондента журнала «Der Spiegel» Отто Гринберга. После завершения доклада, он остался в кабинете оберста Юнга и поведал об упросе раненого корреспондента Отто Гринберге:
— Господин оберст! Этот журналист из «Der Spiegel» — Отто Гринберг обратился ко мне с бытовой просьбой, требующей, в случае вашего не возражения, двух часов времени.
— Корреспондент «Der Spiegel» очень даже может нам пригодиться! – допустил оберст Юнг вслух и, о чём-то призадумавшись, не спросив сути просьбы, добавил. - О’кей! Полагаюсь на вашу ответственность обер-лейтенант. Вы свободны!
Был уже поздний вечер. В избавлении от накопившейся усталости, Бруно направился в тренажёрный зал – пробежал на беговой дорожке, сделал жимы штангой лёжа и, приняв душ, зашёл в свой кубрик. Его соседом по комнате был командир группы медиков TF-47, обер-лейтенант Хельмут Зиммер. Уходивший день был насыщен событиями — операция «Джокер» обернулась гибелью спецназовца, упущением Шамсутдина и знакомством с причинником сиих напастей, раненным корреспондентом Отто Гринбергом. Вместе с тем, Бруно понимал, что не возникни Отто, он бы не встретил в госпитале MSF «Врачи без границ» прекрасную афганку - доктора Ахмадзай. Зело утомлённый, он завалился на койку, и чтобы немного отвлечься, достал из тумбочки книгу «Большая игра в Афганистан» и погрузился в чтение:

СОВЕТСКО-АФГАНСКАЯ ГРАНИЦА, ИЮНЬ 1930 года
Душная июньская ночь. +31оС, в небе висел ковёр из звёзд, а сиявший полумесяц, отражался в водах Амударьи. На яру  у приграничного поста Айвадж перед началом военной операции на сопредельной территории сводный отряд туркменской кавалерийской бригады РККА слушал инструктаж комбрига Якова Мелькумова с мусульманским именем Якуб Тура. Колоритный уроженец Закавказья с гладко выбритой головой, усами щёточкой и ярко выраженным кавказским акцентом, инструктировал личный состав особого отряда РККА о принципах взаимоотношений с афганским населением в ходе спецоперации: «К местному населению, к их национальной и религиозной принадлежности быть уважительными, а к их хозяйству и имуществу - бережными. На случаи оказания ими услуг или непреднамеренной порчи их имущества, предупреждаю всех - отряд обеспечен достаточными для расчётов казёнными денежными средствами».
Операция была согласована с пришедшим к власти в Кабуле более полугода назад - середине октября 1929 года королём Мохаммадом Надир-шахом, свергшим правителя Хабибуллу Калакани.
Задача отряда Мелькумова Я.А. состояла в ликвидации тыловых баз и членов басмачества на территории северо-восточного Афганистана. После форсирования реки Амударьи на плавательных средствах, отряд Мелькумова Я.А. ступил на афганскую территорию. Тем же днём он углубился более чем на 70 километров, не встретив сопротивления регулярной армии и местного населения. Более того, автохтонное население северо-востока Афганистана, недовольное наплывом с советской территории эмигрантов - членов басмаческих формирований с их семьями, впопад организовавшими свой быт и, завладевшими, по их мнению, лучшими наделами земли, охотно сотрудничало с отрядом Мелькумова.
 
ПРЕДШЕСТВОВАВШИЕ СОБЫТИЯ

Обширная территория по обе стороны реки Амударьи, ставшая советско-афганской пограничной полосой, четыре века назад входила в Бухарское ханство (1500—1785) и издревле была населена родственными племенами, входящими в общность народов, — узбеков, туркмен, казахов, киргизов, таджиков и памирских народов. Со свершением Великой Октябрьской Социалистической революции 1917 года и укреплением Советской власти в Афганистан из Средней Азии — с территории Советских — Туркменской, Узбекской и Таджикской — республик, хлынул поток беженцев превысивший более полумиллиона человек. Многочисленная эмиграция наладила быт в приграничных с СССР провинциях Северного Афганистана — Герате, Бадгисе, Фарьябе, Джаузджане, Балхе, Сари-Пуле, Самангане, Кундузе, Тахаре, Бадахшане, Баглане. Политическое убежище получил и бежавший в Кабул вместе с казной, многочисленными родственниками и придворными слугами свергнутый Советской властью эмир Бухары Сеид Алим-хан. В числе перешедших на сопредельную территорию оказалось большое число членов басмаческих формирований, разбитых или вытесненных отрядами РККА. Они развернули на севере Афганистана свои тыловые базы и регулярно совершали набеги на советскую территорию. Начиная с периода правления короля Амануллы-хана (20.02.1919—14.01.1929) Москва неоднократно высказывала Кабулу претензии о размещении на его территории враждебных себе сил. Одним из наиболее крупных басмаческих предводителей (курбаши) в Северном и Северо-Восточном Афганистане в 1920-е годы, был узбек-локаец Ибрагим-бек, другими значимыми лидерам басмачества — туркменские курбаши: Ишан Халифа Кызыл-аяк и Джунаид-хан.
В октябре 1929 года, после свержения восьмимесячного правителя Хабибуллы II (Калакани), власть в Кабуле вернулась к пуштунской династии Баракзай. На королевский престол взошёл Мохаммад Надир-шах — бывший министр обороны и дальний родственник свергнутого эмира Амануллы-хана. В рамках требований Москвы и своих государственных интересов, король Надир-шах потребовал от эмира Бухары Сеида Алим-хана, воздействовать на курбаши Ибрагим-бека, находившегося в прошлом у него на военной службе, чтобы тот не покидал пределов афганской столицы. Такой мерой он обезглавливал неподконтрольные себе басмаческие формирования, дестабилизирующие обстановку на севере, и наносившие вред отношениям с соседним государством. Совокупность этих и других причин, связанных с извечным конфликтом севера и юга, привели к эскалации напряжённости в регионе. Провинция Катаган и Бадахшан погрузилась в беспорядки — один кишлак шёл на другой войной, сводя старые счёты. Надиршах видел в Ибрагим-беке реальную опасность целостности страны. По его приказу на борьбу с Ибрагим-беком в марте 1930 года губернатор провинции Катагана и Бадахшана Мир Мохаммад Сафар-хан провёл широкую мобилизацию в отряды ополчения в Андарабе. Образованная курбаши Ибрагим-беком, многочисленная и хорошо организованная группировка в действительности придерживалась сепаратистских идей и представляла угрозу отторжения северных территорий. Басмачи из её отрядов продолжали совершать вооружённые вылазки на советскую территорию, дестабилизировали обстановку в республиках Советской Средней Азии и осложняли межгосударственные отношения Афганистана и СССР. Москва давно вынашивала планы их ликвидации вместе с их системой тылового обеспечения, но ждала для этого удачного момента.
В череде событий, в марте 1930 года по приказу короля Мохаммада Надир-шаха в Кундузе было созвано собрание старейшин. На нём с речью выступил Премьер-министр Афганистана Мохаммад Хашим-хан:
— Именем Святейшего эмира Мохаммада Надир-шаха, требую от Ибрагим-бека и других курбаши, сложить всё имеющееся у них оружие!
Вышедший с ответным словом Ибрагим-бек, оглядев представительный состав старейшин и видных туркменских и узбекских курбаши — Ишана Халифу Кызыл-аяка, Утан-бека, Махмуд-бека и других, — велеречиво заявил:
— Мое оружие не направлено против Афганистана. Оно наше, мы его добыли в бою!
Через некоторое время совпадение интересов двух держав сподвигло короля Мохаммада Надир-шах к согласию на проведение на севере Афганистана спецоперации отряда РККА. В конце июня 1930 года в штабе войск САВО был разработан план по уничтожению в уездах Кундуза и Тахара тыловых баз басмачества и её членов. В ходе его реализации, командовавший отрядом комбриг Мелькумов столкнулся с необходимостью в проводниках с глубоким знанием местности. Учитывая, что средства у отряда имелись, эти и другие услуги автохтонному населению, оплачивались на месте и сполна. А ущерба их имуществу вообще удалось избежать. К примеру, афганцы оказали отряду Мелькумова помощь при переправе через реку Ханабад, затем за денежные средства пополнили запасы провианта.
Узнав о вторжении в Афганистан особого отряда РККА, Ибрагим-бек сперва уточнил его силы, а затем направился к наибуль-хукуму — генерал-губернатору Катагано- Бадахшанской провинции Миру Мохаммад Сафар-хану. Тот выслушал Ибрагим-бека и, представив ему полученную намедни из Кабула депешу с королевским гербом, сообщил:
- Святейший эмир Мохаммад Надир-шах требует, чтобы вы досточтимый Ибрагим-бек незамедлительно со своим отрядом атаковали кафиров! Ведь Афганистан теперь и ваша земля! Когда Красная армия громила ваши отряды, вы нашли спасение за Амударьёй. Мы приняли ваши семьи, дав вам кров и наделив землёй. Пришло время отплатить за добро!
- Высокочтимый Сафар-хан, – обратился Ибрагим-бек, заверив, - мы это помним и никогда не забудем! — Однако хотелось бы знать, отчего нарушившие границу кафиры, не встретили сопротивления регулярных войск и беспрепятственно дошли до Кундуза?! На мой взгляд, всё очевидно! – Ибрагим-бек сам ответил на свой вопрос. - Кабул и не планировал воевать с кафирами! Советам было разрешено провести операцию на афганской территории, чтобы уничтожить нас их руками.
Ничего не пообещав Сафар-хану, Ибрагим-бек решил переждать и скрылся с отрядом в горах Хост-Ва-Ференг. Его примеру последовал и другой узбекский курбаши Утан-бек. 
ИЗ МАТЕРИАЛОВ РАЗВЕДОТДЕЛА СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА 1930 год:
«Курбаши Ибрагим-бек, вытесненный отрядами РККА за Амударью в 1926 году, за короткий срок организовал в северо-восточном Афганистане боевую деятельность – развернул тыловые базы и наладил мобилизацию в свои отряды из числа эмигрантов и местного населения. Зоной его влияния является обширный участок северо-восточной части афганской территории от Фарьяба до Бадахшана — с запада на восток и до Андараба на юге».   
             
КОРОТКАЯ СПРАВКА:
Курбаши Ибрагим-бек. Полное имя Мохаммад Ибрагим-бек Чакабаев, выходец из рода Исан-ходжа племени Локай - крупного дашти-кипчакского племени узбеков. До революции 1917 года служил Гиссарскому беку в чине караул-беги - поручика. Басмаческую деятельность начал в отряде своего тестя Каюма Парвоначи. Непродолжительное время служил у Бухарского Эмира Сеида Алим-хана. Борьбу с советской властью начал в 1919 году на территории Восточной Бухары. После бегства эмира Сеида Алим-хана в Афганистан, собрал в Бальджувоне отряд из 500 бойцов и вернулся в Кокташ, где был провозглашён беком Локая. До 1922 года был фактическим правителем Гиссарской долины. В 1921-1925 годы боролся за возвращение на престол свергнутого Эмира Бухары Сеида Алим-хана. Его отряды совершали регулярные набеги на Бухарскую народную социалистическую республику (БНСР). Местом сосредоточения отрядов Ибрагим-бека в СССР было левобережье реки Вахш — юг Таджикской ССР. В июне 1926 года его группировка в Советской Средней Азии была разгромлена, а сам он с частью уцелевшего отряда выдавлен в Северо-Восточный Афганистан, где расположил свои тыловые базы. Оттуда продолжал вооруженные вылазки на территории Узбекской ССР и Таджикской ССР. Главная ставка в Афганистане первоначально находилась в Ханабаде, затем перенеслась в Алиабад. Басмачи из его отрядов с семьями расселились в Талукане, Ханабаде, Чардаре, Ак-тюбе, но в большей степени в Алиабаде, увеличив его численность до более двадцати тысяч жителей и четырех тысяч хозяйств.
Поддерживает тесный контакт с поселившимся в Кабуле, Эмиром Бухары Сеидом Алим-ханом. За предводительство басмачества в борьбе против Советской власти и личную преданность, эмир жаловал ему пенсию — 1500 рупий в месяц, ещё 500 рупий платит афганское правительство. Требования короля Амануллы-хана прекратить налёты на Советскую территорию игнорирует. После свержения в 1929 году Амануллы-хана, установил тесный контакт с новым правителем Хабибуллой II, получив широкую свободу действий на севере страны и в управление — войско с 20-тью тысячами узбеков. В Чахар-даре — в юго-западной окрестности Кундуза сформировал отряд из 400 туркмен, 500 узбеков-кунгратов, узбеков-дурмен и узбеков-локайцев.   
 В ходе боевого рейда отряда Мелькумова Я. А. в уездах Кундуза и Тахара летом 1930 года он не встретил организованного сопротивления басмаческих формирований, уничтожив лишь отдельные малочисленные группы численностью в 30—40 басмачей, охранявших жилища и имущество басмачей под Ханабадом и Алиабадом. Урон, причинённый тыловой инфраструктуре басмачей отрядом Мелькумова Я.А., сильно ударили по их боеспособности, однако, скрывшись в горах, Ибрагим-бек смог сохранить людей.
Итогом спецоперации стало сожжение и разрушение всех кишлаков и юрт, заселённых эмигрантами из-за Амударьи: узбеками — локайцами, дурменами; кунградцами, казахами, коныратами; туркменами; киргизами в долине реки Кундуз-дарья протяжённостью 35 километров. Были полностью уничтожены их жилища в кишлаках Алиабад и Ак-Тепе, но афганские оставлены не тронутыми. Общие потери басмачей составили 839 человек убитыми. Был захвачен арсенал - 40 винтовок и 17 тысяч патронов, который был взорван. Был сожжён весь запас хлеба басмачей, уничтожен и частично угнан скот. Возвращаясь с задания, отряд Мелькумова Я.А. привёл с собой 200 верблюдов, 80 лошадей и 400 баранов.
Дочитав главу, Бруно убрал книгу и задумался:
— Этот притягательный Афганистан! Здесь сложил голову мой Отец, теперь воюю я. Отчего всех нас тянет сюда?!
С этим сложным вопросом, Бруно вдруг вспомнил о прекрасной афганской девушке - докторе Ахмадзай, и с надеждой её увидеть вновь, лёг спать. 
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА и СТАРЫЕ ФОТО
Через день, как и обещал Отто Гринбергу, Бруно заехал в гостиницу «Спинзар». Администратор, был уже предупреждён. Бруно поднялся в номер, достал из шкафа большую дорожную сумку, положил её на кровать и подошёл к тумбочке за записной книжкой. Потянув за ручку шуфлядки, он достал старую, в коричневом кожаном переплёте с потрёпанными краями записную книжку и небрежно бросил вовнутрь сумки. Из упавшей поверх вещей записной книжки, выступили края двух пожелтевших фотографий с потёками высохшей крови. Бруно заметил в этих клочках фото, что-то сильно знакомое, родное.
Он раскрыл записную книжку и увидел на одном из снимков свою молоденькую маму в девичестве — Розу Шмидт, на другом - стоявших в обнимку шестерых советских солдат. С левого края, улыбаясь, глядел его погибший в Афганистане отец — Константин Тевс. Копия этого коллективного фото стояла в рамке на серванте в их домашней гостиной во Фрайбурге. Константин прислал этот снимок в письме домой – в Джамбул в начале 1985 года, в первый месяц своего пребывания в Афганистане. В углу на обратной стороне фото наискосок было написано: «Моей любимой жене Розе и нашему сыну, которого мы назовём Бруно, от Папы. Кундуз. Афганистан февраль 1985 года».
Бруно был изумлён. Не помня себя, он помчал в госпиталь к Отто Гринбергу, чтобы расспросить его, откуда взялись записная книжка и фотографии. Когда он вбежал в палату, Отто лежал на кровати и мирно обедал. Бруно забрал из его рук тарелку с супом и, достав из кармана фотографии, произнёс: «Откуда?!»
Отто возмутился:
— Известно ли вам, господин обер-лейтенант, что рыться в чужих вещах неприлично?! — Но, скоро поняв, что исступлённость Бруно связана с фотографиями из записной книжки, очевидно имевшими к нему прямое отношение, чистосердечно ответил: — От моджахедов!
— Собирайтесь! Поедем... и покажете того, кто вам это передал, — самоуправствовал Бруно.
— Во-первых, сейчас это невозможно, — спокойно ответил Отто, — поскольку я не могу ходить. Во-вторых, свои источники я никогда не раскрываю, это профессиональная этика! — объяснил он.
Речь Бруно, на высоких тонах напугала, лежавших на соседних койках трёх гражданских афганцев и медперсонал. Спустя минуту, в палату вошли дежурная медсестра и врач Ахмадзай. 
- Что происходит? — твёрдым голосом спросила Ахмадзай.
Бруно, поняв, что ситуация вышла из-под контроля и её необходимо срочно нормализовать, успокоил:
— Всё в порядке, фрау, мы уточняли служебные вопросы.
— Это не военный госпиталь, где могут проводить служебные расследования. Прошу вас сейчас же покинуть палату! – потребовала Ахмадзай, притязательно указав рукой на выход.
Бруно понял, что обстановка накалена и лучше уйти:
— Хорошо, я уйду.
С этими словами он вышел из палаты и направился к выходу. 
Отто связал эмоции Бруно с вескими причинами и, оперевшись на костыли, поспешил его остановить. Выступив за пределы палаты, он крикнул вслед достигшему конца длинного коридора, Бруно:
— Подождите!
Бруно остановился. Они вместе вышли в госпитальный сад, сели на скамейку и разговорились.
— Это вещи моего погибшего Отца, – поведал с горечью Бруно, – глаза его наполнились влагой. 
— Так, ваш отец был советским солдатом и погиб в Хост-Ва-Ференге?! – потрясся Отто.
— Да! – ответил Бруно. — После его гибели, когда мне исполнилось 4 года, мы с мамой переехали в Германию.
— Вон оно что! – постиг Отто с эмпатией и тут же сердечно посулил. - Обещаю вам! Как только я переду на трость, мы непременно поедем с вами в кишлак в Хост-Ва-Ференге к тому моджахеду, который передал мне эти фото и записную книжку. А теперь, в рамках реализации моего обещания у меня к вам две просьбы. Первая — нужно заехать к брату погибшего переводчика Султана Мухади, Яхъе, и передать его семье от меня деньги, а заодно и предложить ему поработать в качестве переводчика на время нашей поездки в Хост-Ва-Ференг в горы. Вторая — настоятельно прошу в поездку переодеться из военной формы в гражданскую. А ещё лучше в традиционную афганскую одежду. Мой личный опыт после недавней трагедии в Умар-хейле показал, что не стоит вызывать у талибов и простых афганцев злобу.
Они вернулись в палату, Отто объяснил, где можно будет отыскать брата погибшего переводчика Яхъю Мухади и, достав из дорожной сумки запечатанный конверт с деньгами, передал Бруно. 
ПОЕЗДКА в ХОСТ-ВА-ФЕРЕНГ
Рана Отто начала заживать, и он уже мог передвигаться, опираясь на трость. Исполняя данное Бруно обещание, в условленный день, едва забрезжил рассвет, они взяли такси и, заехав за переводчиком Яхъёй Мухади, направились на восток из Кундуза в Талукан. Оттуда повернули на юг в горный район уезда Хост-Ва-Ференг. Без труда, отыскав в одном из глинобитных жилищ кишлака Яхчан-Хурд, Исматуллу - невысокого роста, сухощавого с побритой головой, рыжебородого таджика, зримо лет 45-ти, Отто представил ему Бруно, как сына одного из шурави, погибших в бою, о котором он ему поведал. Исматулла с сочувствием поглядел в очи Бруно и, приложив правую ладонь к сердцу, склонив голову, поприветствовал: «АсСаламу Алейкум». Левый рукав его перухана был завязан тесёмкой, на уровне выше отсутствующего локтя. Переводчик Мухади приготовился переводить.
— Искренне соболезную, — сопереживательно произнёс Исматулла, — много в том бою погибло воинов - и моджахедов, и шурави. Видите! - Исматулла, демонстративно вытянул культю левой руки, — на той войне и мне крепко досталось. 
Изнавись Исматуллу окружила ватага ребятишек возраста от семи до одиннадцати лет. Трое из них — два мальчика и помладше девочка, взяли его в поясе в тесные объятия. 
— Ваши?! – поинтересовался Бруно.
— Аль-Хамду ли-Лляхи, это младшие! — поблагодарил тахмидом Всевышнего, Исматулла.
Бруно достал из кармана три сотенные купюры евро и передал каждому. Дети взяли деньги, но тут же передали их отцу. «Хорошее воспитание!» — подумал про себя Бруно.
— Ташакур! – поблагодарил растроганный Исматулла, смущённо проговорив, — это было совсем не обязательно.
Затем он пригласил гостей пройти во внутренний дворик своего дома. Увидев посторонних мужчин, женщины, все как один сорвались на свою половину. Хозяин и гости разулись и расселись на пёстром ширдаке. Один из сыновей принёс чайник чая и, когда он был разлит по пиалам, Исматулла начал своё повествование:
— Была середина июня 1986 года. Шурави тянули колонны из Кундуза в Файзабад. Наш духовный лидер Бурхануддин Раббани и Гульбеддин Хекматияр тогда пришли к соглашению, что на время операции шурави распри отрядов партий «Исламского общества Афганистана» и «Исламской партии Афганистана» на время прекратить и выступить единым фронтом. Общее руководство действиями моджахедов вёл крупный панджшерский командир Ахмад Шах Масуд. К тому времени, вдоль трассы Кундуз-Файзабад сосредоточилось большое число отрядов, участвовавших в минной войне и нападении на колонны. Наш отряд под командованием Кази Кабира – Мохаммада Марзбона находился южнее трассы в горном районе Мугулан, Чольбахир и Тали-Гобанг – на границе уездов Хост-Ва-Ференг, Бурка и Ишкамыш провинций Баглан и Тахар, непосредственно в базовом районе. Оружие и боеприпасы со здешних складов переправлялись на равнину к отрядам, ведущим бои на участке трассы Ханабад-Талукан. Наш отряд ждал приказа командира Кази Кабира, в случае необходимости спуститься с гор и усилить их дополнительной живой силой.
Ранним утром 16 июня 1986 года мы услышали звук приближавшихся вертолётов и увидели высаживавшийся десант. Место высадки пилотами, очевидно, было выбрано ошибочно, поскольку шурави оказались на площадке, находившейся под полным контролем наших огневых точек. Мы открыли прицельный огонь и в короткий отрезок времени сожгли два их вертолёта. Инициатива была в наших руках, бой длился весь день и возобновился ночью. С обеих сторон были погибшие и раненые. Но у шурави их было много. Наши снайперы попали в несколько их командиров, отдававших в бою приказы, и вывели из строя радиостанцию. Ночью шурави организовали налёт на вершину, с которой днём мы поражали их огнём. Тогда я только заступил на караульное дежурство – был часовым. Во тьме я услышал осыпь мелкого камня и увидел крадущегося снизу высокого крепкого парня и тут же выпустил в него автоматную очередь, сразив наповал. — Бруно внимательно слушал рассказ моджахеда, стараясь в эпизодах уловить детали, способные раскрыть обстоятельства гибели его отца. — Весь наш отряд проснулся и взялся за оружие, — продолжал Исматулла, — начав стрелять в низину, где находились шурави. Но они наступали с разных сторон, и мы уже были не в силах их остановить. Один шурави, схожий лицом с нашими хазарейцами, вбежал на вершину и был также сражён мною короткой очередью. Пока мы поражали поднимавшихся из седловины, внезапно увидели за спиной нескольких шурави, зашедших нам в тыл оттуда, где мы их не ждали. Они стали забрасывать нас гранатами и поражать огнём пулемётов. Разрывом одной из гранат мне срезало руку. Она висела на сухожилиях. Но, несмотря на ранение, при сторонней помощи, мне с горсткой моджахедов посчастливилось бежать.
Утром прилетели вертолёты, а затем самолёты, они стали бомбить все высоты и наши моджахеды покинули район. Спустя два месяца лечения в Пакистане я вернулся в отряд. Это совпало со временем, когда моджахеды восстанавливали разрушенную базу. На месте, где шурави складывали своих убитых и раненных - под валунами, я нашёл выпавшую из кармана одного из шурави — записную книжку и вложенные в неё две фотографии - шести, стоявших в обнимку шурави и красивой русской девушки. Записная книжка была залита кровью. В день, когда в Яхчан-Хурд приехал ваш друг, обещавший написать правду об Афганской войне, я рассказал ему о том драматичном бое и передал эти реликвии. Русские были смелыми войнами, не то, что эти боягузы — из ISAF. 
Отто и Бруно переглянулись.
— Мы можем добраться до того места?! — спросил Бруно.
— Да! Это отсюда недалеко, — ответил Исматулла. Он приподнял с запотевшего лба бежевый паколь и условился, — если конечно вы готовы переночевать в горах.
— Мы готовы! — ответил за всех Бруно.
На ночлег примостились во дворе дома Исматуллы. С утренней зарёй, оставив Отто в Яхчан-Хурде, Исматулла, Бруно и переводчик Яхъя Мухади, нагрузив двух ишаков кошмой, одеялами, взяв с собой провиант — в кожаных тюках воду, сухофрукты и лепёшки, — двинулись в путь. Они прошли несколько километров на юг по глубокому ущелью, зажатому горными хребтами в устьях узких, стремительно текущих рек – сначала Явур, потом Джарав мимо кишлака Мирхейль и вышли к кишлаку Дехмиран. Он раскинулся в долине у подножья южного склона горы с отметкой 2781, припёртой с обратной стороны пологой седловиной. К этому времени наступили сумерки. Экспедиция разместилась на бивак. Исматулла разжёг костёр и, посидев недолго за питьём чая, все улеглись спать. С восходом солнца Исматулла повёл группу в гору. Взойдя на вершину и спустившись в седловину, лежавшую меж двух гор, он остановился:
— Вот сюда высаживались шурави и здесь мы сожгли два их вертолёта.
Бруно увидел сохранившиеся свидетельства боя — проржавевшие фрагменты сожжённых советских вертолётов, израсходованные пулемётные ленты и россыпи гильз. Подобно искушённому туристическому гиду, Исматулла скрупулёзно передавал эпизоды боя, оставшиеся в его памяти. Бруно внимательно слушал синхронный перевод Яхъи Мухади и чувствовал учащение пульсирования у себя висках. Отрешённый подробным рассказом участника боя, Бруно перенёсся мыслями в июнь 1986 года. Он ощутил себя очевидцем противостояния, взиравшим на подлётавшие к площадке вертолёты, как они зависали перед высадкой десанта и в них с неприятельских позиций прицельно ударили гранатомёты, как из объятых пламенем винтокрылых машин выпрыгивали шурави и сразу вступали в бой. Сквозь треск очередей и грохот разрывов, Бруно слышал приказы командиров и их доклады по радиостанции в центр боевого управления. Он видел, как росло число убитых и раненых, и самоотверженно бил пулемёт его отца, спасая жизни боевым товарищам. Весь этот видеоряд пробегал у Бруно перед глазами.
— В верху этого склона располагались наши огневые точки, — продолжал Исматулла, — С них мы простреливали всё ближайшее пространство. — С этими словами он повернулся лицом к одной из вершин, прикрыв ладонью глаза от ослеплявшего из-за кромки горы солнца. — А вот здесь, в ночи, передо мной предстал тот крепкий шурави, такой же мощный, как и вы. — Он притопнул на месте, где стоял советский солдат.
Автоматная очередь, оборвавшая жизнь солдата с горным эхом в ночи отозвалась в сердце Бруно, в груди сильно защемило. Внутреннее чувство подсказывало, что по всей видимости, это был его отец. Бруно виделось, как на следующий день его бездыханное, с головой накрытое тело, вместе с другими погибшими и ранеными грузили на борт Ми-8МТ и отправляли в тыл. Исматулла закончил. Бруно стоял молча, глубоко вдыхая горный воздух, и мысленно общался со своим отцом. Перед уходом он собрал большую горсть земли с места, где был застрелен советский солдат, и убрал в рюкзак. К возвращению Исматуллы, Бруно и Яхъи Мухади в Яхчан-Хурд уже смеркалось. Пришло время прощаться. Исматулла с покаянным видом протянул Бруно руку для рукопожатия и произнёс:
— Простите нас и не держите зла. Годы, минувшие после ухода шурави, раскрыли нам глаза на многое. Прозрение, даже если оно и приходит через десятилетия, имеет смысл.
Исматулла вышел проводить гостей за ворота со всеми своими детьми и передал Бруно пакет гостинцев с хурмой и сушёной курагой. Когда гости тронулись в путь, он ещё долго оставался стоять у дороги, о чём-то думая и махая вслед удалявшемуся такси, пока оно совсем не исчезло на горизонте. 

СИТА АХМАДЗАЙ

Возвращение из поездки в Хост-Ва-Ференг пришлось на полночь. Такси сначала оставило у дома Яхью Мухади, затем направилось в госпиталь MSF, чтобы завезти Отто. По прибытию в MSF, Бруно взялся помочь хромавшему Отто донести гостинцы Исматуллы до палаты, заодно с оказией свидеться с феерической докторицей Ахмадзай. Во избежание нареканий за поздний визит от медперсонала, он бесшумно пробирался по узкому коридору, пока у ординаторской, изнавись не столкнулся лицом к лицу с дежурившей в ночь — Ахмадзай. Обвеянный дуновеньем тонких ноток ванили, ландыша и сандала, Бруно на мгновение оцепенел, но тотчас собрался и произнёс:
- Фрау Ахмадзай, как я рад вас видеть! С момента нашей предыдущей встречи, корю себя, что не спросил вашего имени. Хочу исправить эту ошибку. 
С этими словами Бруно улыбнулся, а девушка приняла их без эмоций.
— Моё имя Сита! — представилась она.
— Красивое имя — Сита! — повторил Бруно.
— Ваши родители родом из Кундуза? — спросил Бруно.
— Да, из Имам-Сахиба, уезда севернее Кундуза.
— Вы сами, таджичка? — продолжил расспрос Бруно
— Нет, я пуштунка племени гильзай. Мои корни с юго-востока - Пактии. Предки наши переехали в Кундуз во времена Эмира Амануллы-хана в 1925 году, тогда была государственная политика пуштунизации северных территорий. Народы севера — таджики, узбеки, хазарейцы перемещались на юг и юго-восток — в Кандагар, Газни, Джелалабад — в места традиционного проживания пуштунских племён, а пуштуны гильзаи и карлани — на северо-восток в Катаган, — растолковала Сита.
— А в Германии вы как оказались? — поинтересовался Бруно
— В 1980 году после ввода Советских войск мои родители с малолетними старшими братьями перебрались в Мюнхен, где, спустя несколько лет, родилась и я, — поделилась Сита.
Бруно несказанно был рад завязавшемуся с ней разговору. Желая успеть расспросить девушку о многом, он чуть привзял её за локоть и увлёк в сторону. Но она мгновенно оттянула свою руку и укорила Бруно:
— В Афганистане так не принято! Это не Германия!   
— Простите, Сита! – понял свой моветон Бруно.
Она опустила этот казус и продолжила:
— После школы я окончила медицинский факультет Мюнхенского университета. А в 2008 году после прохождения собеседования была принята на работу в медицинскую гуманитарную организацию MSF «Врачи без границ». Это всё, что я сейчас готова о себе рассказать. А теперь мне нужно идти, – резюмировала Сита, улыбнувшись, и ушла в одну из палат.
«Это лучший день в моей жизни», — думал Бруно, возвращаясь в расположение части. С этого дня мысли о Сите его не покидали. Их встречи стали регулярными, возбудив глубокие отношения.
 
КОНЕЦ ОПЕРАЦИИ «ДЖОКЕР»

Прошёл месяц. Поиски моулави Шамсутдина и достигшего к тому времени статуса теневого губернатора провинции Кундуз муллы Абдул Рахмана результата не приносили. Изневесть на ЦБУ TF-47 по агентурным каналам поступили сведения, что в ночь с 18 на 19 октября в кишлаке Гундай уезда Чахар-дара провинции Кундуз под председательством Абдул Рахмана состоится собрание руководящего звена движения талибан. На нём планировалось обсудить налаживание взаимодействия отрядов талибов при нападении на силы германского контингента ISAF. В кратчайший срок в штабе TF-47 был разработан план операции. Согласно ему группа спецназа обер-лейтенанта Бруно Тевса вылетела на вертолётах NHI NH90 в район операции к кишлаку Гундай и, нависнув над строением, где проходила встреча лидеров талибан, начала уничтожать их огнём из бортовых пулемётов. Подавив активные очаги сопротивления, группа Тевса высадилась и, окружив помещение, приступила к ликвидации, предпочетших не сдаваться в плен талибов. В числе выбравших иной исход, оказался и мулла Абдул Рахман. Его и других выживших талибов, посадив на вертолёты NHI NH90, перевезли на базу TF-47. 

АВИАУДАР ПО МЕДРЕСЕ в КИШЛАКЕ ДАФТАНИ

Излечение Отто Гринберга шло своим чередом. На предложение руководства «DER SPIEGEL» вернуться в Германию он ответил отказом. Несмотря на ограниченность в передвижении, он активно работал из госпиталя — назначал в его внутреннем саду встречи и накоротке выезжал за пределы. Вот и сейчас в ожидании рандеву с Яхъёй Мухади, Отто заблаговременно вышел в сад подышать свежим осенним воздухом. Солнце уже не так припекало, но было тепло +35C. «Осень в Кундузе прекрасное время», - думал Отто. Мысли его прервал телефонный звонок из Гамбурга.
В издательстве интересовались состоянием его здоровья и ходом лечения. Едва Отто завершил разговор, как вдруг послышался громкий звук и над землёй низко пролетели два ударных вертолёта с изображением национального флага Афганистана. Вслед за этим вскоре донёсся грохот тяжёлых разрывов. Скорым хромающим шагом, опираясь на трость, Отто проследовал в середину госпитального коридора, где находился стол дежурной медсестры, чтобы справиться о случившемся. Никто ещё ничего не знал, но предчувствия были нерадужные. Первым, что пришло в голову Отто, была аналогия трагедии в Умар-хейле. Спустя несколько минут, набатно зазвонили телефоны, и начался переполох.
По госпитальному коридору к выходу побежал медперсонал, который грузился в кареты «Скорой помощи» и, включив зычные сирены, спешно выехал на вызов. Спросить о случившемся, по-прежнему, было не у кого. Оставалось ждать официальных новостей. В скором времени, в местных теленовостях сообщили, что около 11.00 часов утра афганская военная авиация при поддержке сил ISAF нанесла авиаудар по кишлаку Дафтани уезда Дашти-е-Арчи, северо-восточнее города Кундуз. Сообщалось также, что в момент авиаудара в медресе Дафтани проводились празднества по случаю итогов конкурса чтецов Корана – хафизов среди детей от 6-13 лет. В торжественной обстановке им вручали дипломы и подарки. Отто стал торопко думать, как же ему попасть на место трагедии в кишлаке Дафтани и взять интервью у местных жителей - очевидцев и пострадавших от авиаудара. «Рассчитывать на правдивость сведений от глашатаев из ISAF и афганских официальных источников, бессмысленно, – думал Отто, - особенно если учесть, что уезд Дашти-е-Арчи целиком подконтролен талибам. Единственно верным решением, – полагал Бруно, - остаётся войти с ними в контакт». Внезапно его осенило, он изнавись вспомнил, одноглазого Якуб-хана — владельца чайханы на Кундузском кругу, который в 1980-е годы командовал одним из отрядов в группировке Шамсутдина.
— Это должно быть самый верный ход! - допустил Отто, решив через него установить связь с талибами и получить их санкции на журналистское расследование. В этот момент к госпиталю подъехал Яхъя Мухади и они тотчас направились в чайхану Якуб-хана.
— Поймите меня правильно, - искренничал Якуб-хан, — во многом я осуждаю политику и действия движения талибан и не во всём согласен с самим достопочтенным Шамсутдином, оттого держусь от них подальше. Рекомендовал бы вам также учесть, — напомнил Якуб-хан, - что при освобождении заложников в кишлаке Халазай, в числе которых были и вы господин Отто - погибли люди Шамсутдина. А сам он, важно отметить, чудом уцелел. Поэтому вряд ли они будут рады видеть вас живым.
— А вы объясните им, что я журналист, — научал Отто, – и моя работа - это сбор подлинного материала. Я прошу их лишь допустить меня к автохтонному населению Дафтани, к потерпевшим, лишившимся своих детей, — упрашивал он.
— Хорошо. Я буду пытаться, — посулил Якуб-хан. Однако по выражению его лица слабо верилось в перспективу сией затеи.
Отто же наопак дал себе установку не покидать чайхану, пока не получит контакта с талибами. Пока Якуб-хан договаривался о встрече с кем-то по телефону, Отто прошёл с Яхъёй Мухади вглубь чайханы и, заняв привычный топчан, сделал Залмаю заказ. Назирком наблюдая за оставшимся у входа Якуб-ханом и заходившими в чайхану посетителями, Отто и Яхъя неспешно снедали бараний кебаб, лепёшку и пили чай.
Внедолге к чайхане Якуб-хана подошёл седобородый мужчина в синем перухане и светлой чалме, зримо лет 50-ти. Якуб-хан подвёл его к топчану, где сидели Отто и Яхъя и, указав ладонью на гостя, негромко промолвил: «Это тот, кто вам нужен». Отто и Яхъя учтиво сошли с топчана и пригласили гостя присесть. Якуб-хан заказал сыну-Залмаю для пришедшего гостя чайник чая и вернулся на вход. Гость молча разулся и взобрался на топчан, усевшись в угол.
— Я корреспондент германского журнала «Der Spiegel» Отто Гринберг, – представился он гостю, — а это мой переводчик Яхъя Мухади. Его брат Султан Мухади был одним из заложников в кишлаке Халазай. Он погиб при освобождении. Яхъя перевёл слова Отто доподлинно и без запинок. Гость кивнул головой и, истово положив ладонь к сердцу, высказал Яхъе на дари своё соболезнование, после чего представился: «Я Халфутдин».
— Что вы хотите? — спросил он сухо.
— Я прошу допустить меня в кишлак Дафтани, чтобы я смог взять интервью у местных жителей, а если удастся, то и у семей погибших, — выразил устремление Отто.
— Хорошо! Мы проведём вас в Дафтани и даже готовы обеспечить вашу безопасность, – допустил Халфутдин, — взамен мы должны получить правдивое освещение этого бесчинства, без искажений. Ровно так, как это есть.
— Я обещаю вам снять репортаж на фото и видеокамеру и передать его в редакцию вместе с письменным материалом, сильно осложнив этим попытку фальсификации, – посулил Отто.
На этом и условились. Халфутдин безотложно назначил место и время встречи на южной окраине кишлака Дафтани в 6.00. Покидая чайхану, приободрившийся Отто тепло поблагодарил Якуб-хана за организацию встречи и, податно хлопнув в рукопожатии, оставил в его ладони несколько сотен евро. Засим он сел в вызванное Залмаем такси и направился в госпиталь MSF. Ко времени прибытия Отто в MSF, его внутренний двор был заполнен каретами «Скорой помощи» и более чем сотней афганцев. Слышались мужской гомон и женские рыдания. Госпиталь MSF «Врачи без границ» и два других госпиталя Кундуза были заполнены детьми из Дафтани. С тугой дождавшись наступления утра, удручённый массовой трагедией Отто и Яхъя Мухади в условленный час на такси подъехали к южной окраине Дафтани. Халфутдин был уже на месте. Он бесстрастно поздоровался и, пронзительно поглядев Отто в очи, спросил:
— Вы подтверждаете выполнение наших требований?!
— Я подтверждаю! — убеждённо ответил Отто и Халфутдин повёл их с Яхъёй по узким улочкам Дафтани. Пройдя вмале, они подошли к зданию старой мечети. Её фасад был изрешечён тысячью осколков от бомб. Вскрай виделись покосившийся каркас возведённого по случаю празднеств шатра, сорванная взрывом крыша и оставленные после трагедии минувшего дня кучи пар детской обуви. Отто достал из сумки камеру и, установив на экране текущее время, начал всё снимать. Место, где во время торжеств находились дети, обильно было залито кровью. Кругом были разбросаны отрывки тканей одежды и мелкие фрагменты человеческих тел. Отто плавно вёл камерой, стараясь ничего не упустить. К этому времени у мечети уже собрался большой кагал мужчин, которые пылко обсуждали вчерашнюю трагедию. Халфутдин подвёл к ним Отто и Яхъю и перед тем, как позволить собирать интервью, прикрыл своё лицо отрезком чалмы, оставив лишь очи и произнёс на камеру проникновенную речь: 
— Продажные правительственные чиновники заявили, что силы ВВС Афганистана нанесли по кишлаку Дафтани провинции Кундуз точечный авиаудар, уничтожив учебный центр талибан и тридцать его боевиков, в числе которых якобы были прибывший из Кветтской Шуры лидер талибана мулла Берьяни и девять полевых командиров. Было также отмечено, что никто из гражданских лиц при авиаударе не пострадал. Вы сами убедитесь, что это было массовое убийство детей.
Послед Халфутдину выступил житель Дафтани — долговязый Мохаммад Ишан, одетый в коричневый перухан и бежевый паколь:
— Когда в небе появились вертолёты, дети испугались и стали кричать: «Они сбросят на нас бомбы! Они сбросят на нас бомбы!», а взрослые их успокаивали: «Этого не произойдёт! Не бойтесь!» Однако это случилось! — эмотивно поведывал Мохаммад Ишан, утирая слезы рукавами своего перухана. — На церемонии присутствовало более двух сот детей. Основная их часть была возраста 11-ти и 12-ти лет, были и чуть постарше. Благодаря тому, что я стоял чуть поодаль, мне чудом удалось выжить. После Мохаммада Ишана, с дрожью в голосе и скорбью в глазах, выступил живущий подле медресе костистый дехканин по имени Хаджи Гулям, державший за уздечку серого ишака с фашинами: «Они не щадят ни нас, ни наших детей! О Аллах, за что нам эти беды?!» Взяв ещё несколько интервью на месте падения бомб, Халфутдин повёл Отто и Яхъю дальше по узким улочкам мимо жилищ кишлака Дафтани. Из каждого двора доносились женские стенания и плач. Родители и близкие прощались с погибшими детьми перед их выносом на кладбище. Заходя во дворы, во избежание суда Линча, Халфутдин поднимал руку, давая понять жителям Дафтани, что кафиры Отто и Яхъя — это его люди. Отто был безмятежен и продолжал снимать на камеру всё, что перед ним представало.
- Моему сыну было всего 13 лет! — произнёс сидевший у тела своего сына Абдул Халид, кузнец кишлака Дафтани, вытерев растрескавшимися скрюченными пальцами слёзы с глаз. — Он выучил Коран наизусть и был приглашён на церемонию награждения чтецов-хафизов. В тот день он был празднично одет и особенно счастлив.   
— Два моих сына выучили Коран наизусть. Наконец настал долгожданный день их награждения дипломами и участия в церемонии повязывания чалмы, – поведала о своём бездолье облачённая в бордовую паранджу, мать двух погибших братьев, – они так этого желали. Накануне они принесли домой два цветочных венка, которые я должна была надеть на них по возвращении с торжеств. Я вышла встречать их на улицу, держа в руках приготовленные ими венки, а их всё не было. Внезапно в небе низко пролетели два вертолёта, и я услышала четыре громких взрыва, а после них крики. Спустя немного времени, их отец возвращался, неся на своих плечах тела двух наших сыновей. Зайдя в дом, он сказал мне: «Наши сыновья выучили книгу Всевышнего наизусть и сразу отправились к нему на встречу».
В заключение, Халфутдин вновь прикрыл лицо отрезком чалмы и выступил на камеру:
— Среди погибших при авиаударе в Дафтани погиб сто один ребёнок, ранено более ста. Тридцать семь детей будут сегодня похоронены в Дафтани. Тела детей из других кишлаков уже забрали их родители для погребения в других местах. Обращаю внимание всех! — он поднял вверх указательный палец. — Среди погибших и раненых при авиаударе в Дафтани не было ни одного боевика движения талибан, а только мирные жители.
На этом свою миссию в Дафтани Отто и Яхъя Мухади выполнили. Они возвращались подавленными и опустошёнными. Вместе с тем, Отто испытывал чувства глубокого удовлетворения, оттого что смог выполнить свою работу. Его одолевали два вопроса: от кого поступили данные о наличии в Дафтани лидеров талибан?! И кто отдал приказ на нанесение авиаудара афганским ВВС?!               
НЕДЕЛЮ СПУСТЯ. ШТАБ TF-47
В кабинете оберста Георга Юнга зазвонил телефон. На обратной линии связи был город Кальв ФРГ оперативный штаб KSK, бригадный генерал Маркус Нойманн. 
— Здравствуйте, господин бригадный генерал, — опередил в приветствии оберст Юнг.
— Здравствуйте, оберст! — поздоровался Нойманн и разом задал вопрос. — Скажите, кто из германских журналистов в данный момент у вас там околачивается? Отто Крюгер из «Der Spiegel», есть?!
— Отто Гринберг! – поправил Юнг, предвкушая проблему.
— Это его мы из плена вызволяли?! — спросил Нойманн.
— Так точно, господин бригадный генерал, его! — подтвердил Юнг.
— Его статья в «Der Spiegel» об авиаударе в Дафтани, наделала много шума. В Бундестаге, ISAF, Пентагоне, Бундесвере - все сильно нервничают, — поведал Нойманн. 
— Он же был ранен, насколько я помню? — вспомнил Нойманн.
— Так точно, господин бригадный генерал, был! — удостоверил Юнг.
— А что он до сих пор там делает?! – интересовался Нойманн.
— Лечится в госпитале MSF, господин бригадный генерал, — доложил Юнг.
— Так вышлите его к чёртовой матери в Германию, — скомандовал, Нойманн повысив тон.
— Не могу, господин бригадный генерал. Госпиталь MSF – международное гражданское учреждение. А Гринбергу я не начальник. У него своё руководство в Гамбурге. И вообще, предлагаю подумать - стоит ли нам вздорить с «Der Spiegel», – отповедывал Юнг, фундируя вотум, - журналисты народ скандальный, с ними лучше не сцепляться. Иначе начнут ходить по пятам, вынюхивая жареное, разрушая годами выстроенную агентурную сеть.
— Ну хорошо, - согласился Нойманн, - тогда заблокируйте им доступ к местам происшествий и местному населению для сбора ими вредоносной информации, – приказал Нойманн.
— Это невозможно, господин бригадный генерал, — толмил Юнг, — к сожалению, у них свои источники информации и они свободны в передвижении.
— К сожалению! – досадовал гневный Нойманн, но освобождаем-то из плена их мы и, зачастую, жертвуя нашими людьми!
— Я подумаю, – пообещал Юнг, — и попробую что-нибудь предпринять, господин бригадный генерал.
— Хорошо, оберст! — уповал Нойманн, приказав напоследок, —  Держите меня в курсе.
Оберст Юнг положил трубку и тут же позвонил помощнику.
— Срочно вызовите ко мне обер-лейтенанта Тевса.
Через пять минут в кабинет Юнга постучались.
— Господин оберст, обер-лейтенант Тевс по вашему приказу прибыл! – истово доложил Бруно.
— Обер-лейтенант! — начал вышедший из-за большого рабочего стола оберст Юнг, предложив жестом руки присесть Бруно визави на парное кожаное кресло у журнального столика. — Насколько я знаю, вы поддерживаете контакт с журналистом Отто Гринбергом?
— Так точно, господин оберст, поддерживаю!
— А где он в данный момент находится? – спросил оберст Юнг.
— По-прежнему на излечении в госпитале MSF «Врачи без границ», - довёл Бруно.
— Этот Гринберг своим материалом об авиаударе в Дафтани поднял большой переполох в обществе. Некоторое время назад из Кальва мне позвонило большое начальство, там крайне негодуют выходу его статьи в «Der Spiegel». Считаю необходимым, — притязал Юнг, — вам сейчас же направиться к этому Гринбергу в госпиталь MSF «Врачи без границ» и, как рисковавшему своей и жизнями своих подчинённых во имя его спасения, настоять, чтобы он безотлагательно покинул Афганистан.
— Слушаюсь, господин оберст! — принял к исполнению Бруно, не зная, как подступиться к решению этой задачи.   
Вдобавок к здравым аргументам оберста Юнга, приведённым в телефонном разговоре бригадному генералу Нойманну, у Бруно с Отто, к тому времени уже установились добрые отношения и возникли некие моральные обязательства. Ведь благодаря появлению Отто, Бруно получил реликвии – фотографии и записную книжку своего Отца, переданные моджахедом Исматуллой, рассказавшим об обстоятельствах гибельного боя группы советских разведчиков в горах Хост-Ва-Ференг. Дивная афганка Сита Ахмадзай, ошеломившая Бруно с первого взгляда, также появилась в жизни Бруно вследствие появления Отто. Как бы то ни было, через полчаса он сидел напротив Отто Гринберга в его палате в госпитале MSF.
— Отто, мы успели с тобой хорошо подружиться. Я искренне не желаю портить с тобой отношения, но от меня ждут результата, — объяснял Бруно. 
В это время в палату, словно луч солнца, заглянула Сита Ахмадзай, вид у неё был усталый и подавленный.
— Сита! — обрадовался Бруно и встал.
— Фрау Ахмадзай! — оживился Отто. — Как кстати! У вас есть отдельная комната, куда бы мы могли втроём ненадолго уединиться?
Странная просьба несколько обескуражила Бруно. Сита призадумалась и скоро вспомнила о комнате старшей медсестры. Пока она ходила за ключами, Отто попросил Бруно взять его видеокамеру, и они направились сквозь узкий проход госпитального коридора, заполненного множеством коек с ранеными детьми из Дафтани и их близкими. Проходя по коридору, они обратили внимание на молодую афганку с откинутой голубой паранджой, стоявшей у двери в операционную. К ней вышел врач-европеец и, сняв маску, посредством перевода медсестры на дари сообщил, что её сын скончался. Тишину в коридоре разорвал вопль несчастной матери, перешедший в истошное рыдание. Когда Отто и Бруно подошли к комнате старшей медсестры, подтянулась и Сита. Она открыла комнату и включила свет. Заметив, что Сита собирается уйти, Отто попросил:
— Сита, прошу вас, останьтесь ненадолго. — И предложил ей сесть.
Сита предпочла не садиться и, взглянув на свои часы, предупредила:
— Хорошо, только недолго.
Отто взял из рук Бруно видеокамеру, положил на стол и включил её. На маленьком экране, с непрерывно мелькавшей в нижнем углу датой съёмки, предстал кишлак Дафтани: повреждённый взрывом фасад местной мечети, покосившаяся конструкция праздничного шатра с сорванной крышей, залитая кровью площадка с большим количеством пар детской обуви, оставленными на месте после трагедии минувшего дня, и мелкие фрагменты человеческих тел. За этими кадрами шли интервью местных жителей, собравшихся у мечети, родителей, сидевших у тел своих погибших детей. Отто ничего не комментировал. Бруно глядел на экран, не отводя глаз. Сита стояла, опёршись о стенку и молча вытирала слёзы.
— Бруно! – произнёс Отто. — Коалиция ISAF предпочитает скрыть это бесчеловечное преступление – с ними всё ясно. А что касаемо этого циничного авиаудара думаешь лично ты?! Ты также считаешь, что в XXI–м допустимы такие преступления, - эмоционально спросил Отто. — Чем же они отличаются от фашистов III-го рейха, стёрших с лица земли тысячи городов и сёл на твоей Родине СССР, истребив двадцать шесть миллионов людей, заклеймивших немецкий народ проклятиями и извечной виной перед человечеством?!
Бруно молчал. Кадры с детской обувью и прощание родителей со своими детьми потрясли его. Он уже не думал, что доложит оберсту Юнгу.
— Отто, сколько вы планируете пробыть в Кундузе? – изневесть спросил Бруно, интуитивно чувствуя угрозу его жизни. — Вам бы всерьёз задуматься о личной безопасности. Своей журналистской деятельностью вы стали неугодны не только ISAF, но и афганскому правительству. Устранить вас руками специалистов из ISAF или подкупленных талибов легко выполнимая задача.
— Я должен закончить сбор материала о присутствии советских войск, — объяснил Отто, допустив, — полагаю, это займёт ещё месяц.
Бруно принял это к сведению, но в готовности Отто покинуть Афганистан сильно сомневался. Он подвёл его в палату и пригласил Ситу недолго посидеть в госпитальном саду.
— Вы родились в Советском Союзе? — неожиданно спросила Сита.
— Да, в Казахстане, — ответил Бруно. — В городе Джамбул. Мы немцы. В Россию из Германии мои предки перебрались в 1762 году, а вернулись мы в 1989-м.
— Это правда, что ваш отец погиб в Афганистане? — сочувствующе поинтересовалась Сита. — мне об этом сообщил господин Гринберг.
— Правда, — подтвердил Бруно.
— И где же это произошло? — спросила Сита.
— Здесь неподалёку, в горах Хост-Ва-Ференга. — уточнил Бруно.
— Мне очень жаль, — соболезновала Сита и, желая сменить тему, продолжила, — Представляю изумлённые лица моих родных, узнающих об ухаживаниях за мной сына шурави.
— Разве это усугубит положение после того, что я военнослужащий ISAF? — с улыбкой привёл Бруно.
— Знаете, отношение афганцев к шурави разное, неоднозначное. — начала объяснять Сита, — Да, война в 1980-е годы его сильно подпортила. Но ведь было и много хорошего. Родители рассказывали, что Советский Союз до войны в Афганистане на свои средства строил фабрики, заводы, комбинаты, крупную гидроэлектростанцию Наглу, основал в Кабуле политехнический институт, проложил тоннель на Саланге.
— Значит у меня всё же есть облегчающие обстоятельства? — с улыбкой полагался Бруно.
Повисла пауза. Бруно взял в свои с выступавшими венами натруженные руки ладони Ситы и пристально посмотрел ей в очи. Она почувствовала неловкость, опустила взгляд и, отнимая руки, обратила внимание на время на часах Бруно.
— О, мне уже пора бежать, — набатно оповестила Сита и, дойдя с Бруно до дверей госпиталя, исчезла в толчее коридора.
Шли дни, при каждом удобном случае Бруно приезжал в MSF, чтобы зарядиться душевным теплом Ситы. Их встречи были урывками, но ожидались обоими с нетерпением. За короткий промежуток времени Бруно без остатка овладел сердцем Ситы. Она же, проникшись искренностью его чувств, отправила родным в Мюнхен письмо, с вложенным в него фото. В письме Сита сообщала, что молодой человек на фотоснимке – немец Бруно Тевс офицер Бундесвера из ISAF, испытывает к ней глубокие нежные чувства и просит у них её руки.
В полученном вскоре ответном письме, отец Ситы разрешил ей встречаться с Бруно и думать о свадьбе, требуя неукоснительного соблюдения мусульманских традиций.
В расположение TF-47 Бруно прибыл уже поздно вечером. Дежурный по подразделению сообщил ему, что утром к оберсту Юнгу приехал навестить его сын Альфред, курсант Мюнхенской военно-медицинской академии. Бруно обрадовался этому обстоятельству, посчитав его основанием отсрочить доклад, касающийся убытия Отто в Германию. Он зашёл в кубрик, выдвинул шуфлядку, достал книгу «Большая игра в Афганистан» и продолжил её чтение.

СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ АФГАНИСТАН 1930-1931 год
ИЗ МАТЕРИАЛОВ РАЗВЕДОТДЕЛА СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА 1930 год:

«На территории юга Советской Средней Азии и северо-востоке Афганистана курбаши Ибрагим-бек планирует создать независимое узбекско-таджикское государство во главе со свергнутым эмиром Бухары Сеидом Алим-ханом. С этой целью в начале июня 1930 года в афганской провинции Катагана и Бадахшана, Ибрагим-бек поднял народное восстание, создав в подконтрольных себе районах собственную администрацию».
Сподвигнутый интересом правительств Афганистана и СССР - рейд сводного отряда РККА под командованием комбрига Мелькумова Я.А. вглубь афганской территории в конце июня 1930 года, привёл к уничтожению оставленной беззащитной тыловой инфраструктуру басмачей, но не их самих. Ибрагим-бек, дабы сохранить своих людей, скрылся от губительного боестолкновения в горах. Посему - осенью 1930 года, Эмир Мохаммад Надир-шах, сохранивший резон разгромить отряды строптивого локайца направил на северо-восток части регулярной армии под командованием военного министра Шаха Махмуд-хана. Боевые действия афганцев и басмачей охватили широкий фронт от Меймене до Рустака. Первое поражение от отрядов Ибрагим-бека правительственные войска под началом Сафар-хана – губернатора Катагана и Бадахшана потерпели под Хазарбагом. Во втором - они потеряли до 2,5 тысячи погибшими. Афганские узбеки и таджики встали на сторону Ибрагим-бека и влили в его войско двадцать отрядов ополчения общей численностью около 2,5 тысячи воинов - 2.150 узбеков и 300 таджиков. Каждому члену формирований Ибрагим-бека, в качестве месячного денежного довольствия, местное население выделяло по 45 рупий. Наиболее активное сопротивление кабульской власти, из числа местного населения, оказали узбеки-катаганцы.
Ибрагим-бек, тем временем, продолжал развивать успех. Потери правительственных войск в боестолкновении под Ханабадом составили 700 погибших, а в Алиабаде - 280. Во взятых под контроль районах: Рустаке, Чахи-абе, Талукане, Имам-Сахибе, Ибрагим-бек назначил своих наместников – беков. Отряд из кишлака Банги, укомплектованный афганскими узбеками и таджиками, а также союзные Ибрагим-беку формирования курбаши Куган-бека, Мулло Холдора, Мулло Джура Дахана захватили кишлаки Янги-кала и Джульчу, осадив также крепость Рустакского гарнизона и Талукан. По всей полосе боевых действий, растянувшейся от Кундуза до Файзабада, Ибрагим-бек обыгрывал Махмуд-хана в манёвре, атакуя внезапно. На этапе данных событий, Эмир Бухары Сеид Алим-хан под давлением помощников Надир-шаха, отправил Ибрагим-беку гневное письмо с требованием прекратить борьбу, сдать оружие и явиться в Кабул. Но Курбаши расценил это наказ, как личное оскорбление и завлечение в западню. Следующее послание Ибрагим-беку пришло уже от короля Мохаммада Надир-шаха, оно было в подчёркнуто вежливом тоне. В нём Надир-шах призывал Ибрагим-бека разоружить свои отряды и без охраны прибыть в Кабул. В случае выполнения этих условий, Ибрагим-беку предлагалась должность заместителя губернатора провинции Катагана и Бадахшана. Посовещавшись с соплеменниками и союзными туркменскими курбаши, Ибрагим-бек отверг предложение афганского правителя.
С целью увеличить своё влияние на короля Мохаммада Надир-шаха, Англия резонно решила поддержать терпевшие поражения правительственные войска, предоставив афганской монархии заёмные денежные средства и большую партию оружия. Так, в помощь правительственным войскам, в декабре 1930 года военный министр Шах Махмуд-хан стянул дополнительные силы, скомплектованные из ополченцев пуштунских племён: мангалов, масудов, вазиров, дауров, джадранов с юго-востока страны. В ходе сражений к ним присоединились формирования местных хазарейцев. Узбеки, таджики, туркмены, пришедшие с советской территории, наладившие быт в северных территориях, а также их афганские соплеменники в одинаковой степени испытали на себе жестокость правительственных войск и пуштунских племенных формирований. Чинимые ими жертвы и разрушения, насилие и грабежи значительно обострили межэтнический конфликт севера и юга, сплотив вокруг Ибрагим-бека основное население Катагана и Бадахшана. Между тем, власть в Кабуле придумала, как внести раскол в сплочённость басмаческих отрядов и лишить их поддержки автохтонного населения. Она подкупила ряд курбаши недовольных единоначалием Ибрагим-бека, жалуя им титулы беков. Алчущие обогащения прокабульские беки начали обирать и сгнетать население, разрушая сочувствие к басмачеству.
К началу марта 1931 года военный министр Шах Махмуд-хан усилил правительственную группировку и 6 марта в районе Талукана нанёс сокрушительный удар по крупному отряду Ибрагим-бека, понёсшему потери убитыми 315 человек. Оттеснив силы Ибрагим-бека от Ханабада к приграничной полосе, Махмуд-хан восстановил в мятежном районе центральную власть. Вследствие этого, 16 марта в Ханабаде были публично казнены 35 пленных басмачей Ибрагим-бека. Тогда же его отряд предательски атаковала кавалерия одного из туркменских курбаши, подкупленного афганским правительством. Уже к середине марта 1931 года правительственные войска и пуштунские племенные формирования преследовали отряды Ибрагим-бека по всему северу, не давая восстановить силы. Населения Афганского Туркестана и соплеменники Ибрагим-бека, участвовавшие в сражениях с правительственными войсками устали от войны, резервы басмачей иссякали. Тем временем, сам Ибрагим-бек, рассматривавший территорию республик Средней Азии, как дополнительный плацдарм, следил за социально-политической обстановкой в ходе проведения сплошной коллективизации и был осведомлён об эскалации напряжённости в отдельно взятых районах.
Теснимый афганскими правительственными войсками, Ибрагим-бек, рассчитывал получить поддержку населения на Родине и 30 марта 1931 года со своим отрядом, по некоторым оценкам от 600-800 до 1500 человек, перешёл через Амударью и вторгся на советскую территорию. При попытке углубиться, он был оттеснён советскими пограничниками к порубежной полосе. На помощь к нему из Афганистана выступил отряд курбаши Утан-бека — 250 всадников. Однако встреченные огнём пограничников, басмачи с потерями отступили. Невзирая на неудачи, Ибрагим-бек всё же не оставлял реваншистских планов похода в СССР. Посему в начале мая 1931 года в своей ставке в Алиабаде встретился с предводителем туркменской эмиграции – союзным курбаши Ишаном Халифой Кызыл-аяком, подтвердившим намерения о кооперации. Однако дальнейший ход событий внёс свои коррективы. В июньском письме к Ибрагим-беку Ишан Халифа Кызыл-аяк писал: «Оставаться в Афганистане нельзя, надо уходить в Иран». В подтверждение своих слов, в середине лета 1931 года, посулив Кабулу не усиливать боле Ибрагим-бека, Кызыл-аяк получил право отступить с войском в Иран. К тому времени большинство дружественных Ибрагим-беку отрядов были разоружены либо перешли на службу к эмиру Надир-шаху. Отказавшихся сложить оружие — уничтожили. В начале июня 1931 года Кабул потребовал от Ибрагим-бека засвидетельствовать Мохаммаду Надир-шаху полноту его королевской власти и распустить своё 1.5 тысячное войско, оставив лишь 200 воинов. Курбаши подчинился, но не отказался от плана создания на севере независимого узбекско-таджикского государства.
Между тем, межгосударственные отношения Афганистана и СССР укреплялись. 24 июня 1931 года был подписан договор о недопущении на своей территории вооружённых формирований и организаций, враждебных другой стороне. Согласно ему государства развили взаимодействие, подавляя остатки басмаческих отрядов на афганской территории. В рамках своих обязательств, афганское правительство направило в северные территории дополнительные военные силы. Летом 1931 года правительственные войска продолжали наносить урон формированиям Ибрагим-бека. К началу июня 1931 года в боях с войсками РККА курбаши потерял 1224 басмача убитыми, 75 было пленено, 314 сами сложили оружие. Значительно сократилась помощь уставшего от войны автохтонного населения и состоятельной среднеазиатской эмиграции. Ибрагим-бек нёс одно за другим поражения и выдавливался афганскими правительственными войсками за Амударью. В итоге он принял решение вместе с отрядом верных себе локайцев перейти государственную границу СССР и пробиться в район долины реки Кафирниган.
Для противодействия формированию Ибрагим-бека РККА сформировала группировку в составе: 3-й Туркестанской стрелковой дивизии; 7-й, 8-й Туркестанских и Узбекской кавалерийских бригад; 83-го кавалерийского полка; Таджикского стрелкового батальона; Киргизского кавалерийского дивизиона; 35-го отдельного авиаотряда и других подразделений. Район боевых действий отрядов РККА и Ибрагим-бека в долине реки Кафирниган охватил участки горного массива Байсунтог, Актау (Актаг), Бабатаг. Исходом боя под Дербентом 23 июня 1931 года в 30-ти километрах западнее Байсуна, стал разгром специальным отрядом ОГПУ под командованием Мукума Султанова формирования Ибрагим-бека. Сам курбаши Ибрагим-бек по одним данным был пленён колхозником Гюль-Ходжа Назаром в районе кишлака Бульбулон при переправе на правый берег реки Кафирниган. После сопровождения в кишлак Ляур, самолётом Юнкерс Ф-13 он был конвоирован в город Сталинабад - Душанбе, а оттуда в Ташкент. Там Ибрагим-бек предстал перед судом и 13 апреля 1932 года был приговорён к высшей мере наказания - расстрелу. Многие басмачи из отрядов Ибрагим-бека даже после казни своего курбаши продолжили вооружённую борьбу против Советской власти. 
Военнослужащие регулярных частей афганской армии и члены пуштунских племенных формирований, участвовавшие в северо-восточном военном походе против отрядов Ибрагим-бека, были награждены специально учреждённой афганским правительством медалью «За разгром мятежников Катагана и Бадахшана» и премированы денежными средствами. Доподлинно неизвестно, говорил ли их в действительности Ибрагим-бек, но ему приписывают такие слова: «Куда бы мы ни поехали, от нас везде требуют сдать оружие, лучшее направление для нас — советская территория. Там, в родных местах, сдадим оружие советской власти... Пусть лучше меня убьют большевики, чем афганцы».
Бруно читал книгу «Большая игра в Афганистан» и сталкивался с множеством названий хорошо ему известных населённых пунктов провинции Кундуз: Чардара, Ханабад, Алиабад, Талукан, Банги, Умар-хейль и другие. Он думал, как же мало, спустя почти столетие, здесь изменилось. Тем временем талибы, как и TF-47, внимательно следили за событиями в стане противника. О приезде в Кундуз младшего Юнга, сразу же стало известно лидеру талибов моулави Шамсутдину. Он начал искать удобного случая для его похищения. И в скором времени, он ему представился. Талибы, ведущие постоянное наблюдение за гарнизоном TF-47 из ближайшей окрестности, зафиксировали выезд из части бронетранспортёра ATF-DINGO-2 с Альфредом Юнгом и сопровождавшими его двумя спецназовцами, установив за ними слежку на автотранспорте с радиосвязью. Воспользовавшись остановкой бронетранспортёра на кундузском кругу, площади в центре города, для покупки младшим Юнгом сувениров, талибы с двух сторон совершили огневой налёт небольшой группой. Сначала они застрелили спецназовцев, а затем затолкали младшего Юнга в малоприметный автомобиль и увезли в неизвестном направлении. О местонахождении Альфреда Юнга было неизвестно. Оберст Георг Юнг пал в отчаянье. Всю ночь он провёл в своём кабинете, не сомкнув глаз в ожидании хоть какой-то весточки о сыне. После утреннего развода в кабинет оберста постучал проникшийся эмпатией Бруно:
— Разрешите войти, господин оберст?!
— Проходите, обер-лейтенант, – сумно ответил Юнг.
— Помните скандальную статью об авиаударе по Дафтани в «Der Spiegel», вызвавшую международный общественный резонанс? — сразу перешёл к делу Бруно.
— Помню, как не помнить, — ответил оберст докучавшему, как он полагал, несвоевременным вопросом Бруно.
— Так вот, - продолжил Бруно, - я полагаю, собрать материал её автору – корреспонденту Отто Гринбергу без помощи талибов было бы невозможно. Я более чем уверен в наличии у Гринберга контактов с талибами.
— Резонно мыслите, обер-лейтенант, – приободрился оберст, – вот эта карта в колоде нам и пригодилась.
— Разрешите мне отлучиться в госпиталь MSF и уговорить его привлечь свои контакты для поиска вашего сына? – обратился Бруно.
— Разумеется, обер-лейтенант! – согласился Юнг. - Буду вам сердечно благодарен!
Внедолге переодетый в гражданскую одежду Бруно был в госпитале MSF. В палате Отто он не нашёл и по подсказке дежурной медсестры отыскал его в госпитальной столовой.
— Отто! – обратился Бруно, подсев за стол во время его трапезы. – Вчера в Кундузе талибы расстреляли двух наших спецназовцев и захватили сына оберста Юнга – Альфреда.
— Я слышал об этом, – сочувственно произнёс Отто, – неприятная история.
— После авиаудара по кишлаку Дафтани ты поехал на место и сделал объёмный репортаж?! – продолжил Бруно.
— Я журналист, это моя работа! - декларировал Отто. – И что?!
— Ведь это не возможно было сделать без содействия талибов, верно?! – допрашивал Бруно и, придвинувшись лицом вплотную к снедавшему горячее Отто, начал говорить под сурдинку. - Кто если не талибы провели тебя в кишлак, обеспечили личную безопасность и предоставили возможность всё отснять? – резонно изложил Бруно.
— Ну, допустим, – не отказывался Отто.
— Прошу тебя, Отто, – обратился Бруно, - подними свои контакты, узнай о месторасположении младшего Юнга и условиях его освобождения.
— Я не возьмусь! – не думая отклонил просьбу Отто. – Оберст Юнг виновник гибели более чем ста мирных афганцев, о талибах я даже не говорю.
Бруно откинулся на спинку стула и, повернувшись вполоборота, с отчаянием стал глядеть в окно.
— Между прочим, операция по твоему освобождению в Халазай проводилась под командованием оберста Юнга. В ней он потерял двух своих подчинённых, – эмотивно резюмировал Бруно.
Повисла пауза.
— Хорошо! – неохотно согласился Отто. – Я попытаюсь. Но сразу предупреждаю: ничего не обещаю!
— Спасибо, Отто! – сердечно обрадовался Бруно, я был уверен, что ты не останешься равнодушен. Пока ты будешь собираться, я забегу накоротке к Сите и через 15 минут буду ждать тебя у выхода.
В эйфории Бруно покинул столовую и подался искать Ситу.
— Спасибо, Отто! — возликовал Бруно. — Я был уверен, что ты не останешься равнодушен. Пока ты будешь собираться, я забегу накоротке к Сите и через 15 минут буду ждать тебя у выхода. В эйфории Бруно покинул столовую и подался искать Ситу.
— Бруно! — обрадовалась она, встретившись в коридоре. — Я получила письмо от родных из Мюнхена. Отец разрешил мне встречаться с «немцем – Бруно» и даже планировать свадьбу. – Сита взяла паузу – Но непреложным условием к этому остаётся соблюдение наших исконных традиций, не допускающих физической близости до вхождения в брачные узы. Ты к этому готов, Бруно? – спросила она хитро улыбаясь.
Бесконечно счастливый Бруно вспрыгнул на месте и не совладав с эмоциями, чуть было не обнял Ситу прилюдно. Однако вовремя остановился.
– Ну конечно готов! – воскликнул Бруно и, вскинув руки вверх. – Как я счастлив Сита, как я счастлив! – вспомнив что-то, он досадой посмотрел на часы. – Сейчас мне нужно бежать. Но расскажешь мне всё подробно, когда вернусь, хорошо?!
С этими словами непомнящий себя Бруно покинул стены госпиталя. Отто к тому времени уже переоделся, позвонил переводчику Яхъе Мухади и, подтвердив встречу в чайхане Якуб-хана, ждал у дороги подъезда такси. Они сели с Бруно на заднее сидение подъехавшего авто и выдвинулись к «кундузскому кругу».
– Отто! У меня отличные новости! – известил с отрадой Бруно.
– Какие сейчас могут быть хорошие новости! – удивился Отто.
– Родители Ситы готовы отдать мне её в жёны. – сообщил Бруно. – Это немыслимо Отто!
– Действительно немыслимо! – согласился Отто, разделяя радость и шутя по случаю. – Это редкая удача для немецкого офицера из ISAF!
– Я предложу Сите провести торжества бракосочетания в двух городах – во Фрайбурге и Мюнхене. – поделился планами не веривший своей фортуне Бруно. – Отто, дай мне зарок присутствовать! А ещё пообещай поехать со мной в Россию, чтобы по адресам из записной книжки мы отыскали друзей отца!
– Обещаю Бруно! – посулил улыбнувшийся Отто.
Время в пути пролетело быстро. Такси остановилось на обратной стороне дороги напротив чайханы. Якуб-хан по обыкновению стоял на входе. Увидев выходивших из такси Отто с товарищем, он отрадно махнул рукой. Они пропустили поток сигналивших машин и перешли дорогу. К этой минуте подошёл и Яхъя Мухади.
— АсСаламу Алейкум! — поздоровался Отто.
В ответ Якуб-хан с улыбкой кивнул головой и приложил ладонь к сердцу. После статьи Отто Гринберга в крупнейшем мировом издании с подлинным освещением трагедии в Дафтани, он стал для талибов и Якуб-хана человеком слова. Помнилось Якуб-хану и персональное денежное вознаграждение от Отто за связь с талибами. Он проводил гостей до привычного Отто топчана и, позвав сына Залмая, принял у них заказ.
— Якуб-хан! – обратился к стоявшему подле топчана хозяину чайханы Отто. – Вы вероятно в курсе, что на днях в Кундузе был атакован бронетранспортёр Бундесвер? Двое военных погибло, и был похищен сын командора Юнга из TF-47 – молодой человек 20-ти лет?!
Яхъя Мухади перевёл слова Отто. Якуб-хан сочувственно кивнул головой. Отто продолжил:
— У меня к вам просьба: свяжитесь с людьми Шамсутдина, наверняка им известно, кто это сделал. Мы передадим их условия в TF-47, – Отто кивнул на доселе незнакомого ему Бруно, – я верю, что сторонам удастся найти компромисс.
— Не могу что-либо обещать, - безотрадно произнёс Якуб-хан, – предлагаю встретиться завтра в это же время. Возможно, я смогу что-то прояснить.
Беседу прервал расторопный Залмай, принёсший гостям заказанные блюда: большой ляган плова, бараний шашлык и горячие лепёшки. Гости отложили обсуждение и под звучавшую из колонок задушевную «Dast az talab nadara» преславного певца Ахмада Захира приступили к трапезе. Завершив, Бруно рассчитался за еду и, договорившись с Отто и Яхъёй Мухади о встрече в чайхане на следующий день в условленное время, зазвал для них ожидавшее через дорогу такси.
— Отто! Вы езжайте, — попрощался Бруно, — а я пойду купить Сите подарок.
Бруно спешно направился в расположенный в 30-ти шагах с большими панорамными окнами и яркими витринами, ювелирный магазин. На входе его встречал хозяин – пожилой индус–сикх в чёрном дастар , белоснежных курте  и чуридарах  из дорогой ткани.
— АсСаламу Алейкум! — позитивно поздоровался Бруно.
— Guten morgen! — поприветствовал индус.
Бруно прошёл вовнутрь. Других покупателей не было. Он подошёл к витрине с множеством украшений – с изумрудами, рубинами, сапфирами, лазуритом и другими камнями. Индус прошёл по внутренней стороне витрин и встал визави.
— Хотите что-то себе выбрать? — услужливо спросил индус.
— Не себе! Невесте! — ответил Бруно.
— Замечательно! — возбудился индус и выспренне продолжил — У нас есть всё, чтобы завоевать сердце прекрасной девушки! Она немка?! Сколько ей лет?!
— Она афганка 25-ти лет! — уточнил Бруно.
— Афганка?! — изумился индус.
— Неважно! — уклонился Бруно, поняв, излишнее. — Мне нужен подарок. Кольцо!
Индус окинул взглядом изделия под стеклом и, потянув на себя лоток, с пафосом проговорил:
— Золото белое, жёлтое, розовое?! На взыскательный вкус — лучшие в Афганистане драгоценные камни: памирские рубины, панджшерские изумруды, — не хуже колумбийских, замечу я вам! — Индус пристально поглядел на растерянного Бруно. — На какую сумму вы рассчитываете?
Бруно озадачился. Индус окликнул помощника и распорядился подать кофе.
— Вот, афгано-бадахшанский лазурит из Джарма! — не давал индус опомниться.
Он достал из-под стекла на подставке серебряный гарнитур из изящных серёг и кольца с овалами синего лазурита и передал Бруно.
— Прекрасное качество камня! — восхвалял индус. — К вашему сведению, афганский лазурит лучший в мире. При раскопках он найден даже в гробницах фараонов!
Бруно заинтересовался, абие вообразив украшения на Сите.
— Я куплю это! — посулил он, востребовав. — Сколько вы готовы уступить в цене?!
— Если Вы купите ещё что-нибудь, — призвал индус, — скидка очевидно будет больше!
— О’кей! — взыграл духом Бруно. Он провёл взглядом по витрине и, указав на изделие под стеклом, попросил. — Вот это жёлтое кольцо с зелёным камнем.
— О! Это прекрасный выбор для будущей супруги — матери ваших детей! — продолжил панегирик индус. — Золотое кольцо с изумрудом! Панджшерские изумруды славятся на мировых биржах и не уступают качеством замбийским и бразильским.
— Какова будет ваша скидка?! — прервал тираду Бруно, изучив ценники на ниточной привязи.
Индус сановно постучал пальцами на калькуляторе и выдал:
— 25% — это максимальная!
— Несерьёзно! — отклонил Бруно — 35%!
— 30%! — поступился индус.
— Уговорил! — согласился Бруно.
Индус озарился улыбкой и, взяв изручь у Бруно кредитную карточку «VISA», прокатал в терминале. Затем он сложил украшения в маленький рекламный пакет с надписью арабской вязью и передал Бруно. Тот сразу достал их обратно и переложил в свой форменный рюкзак. Поблагодарив, Бруно уже приблизился к выходу, как вдруг благодарный индус, пользуясь отсутствием покупателей пожелал дать ему полезный совет:
— Молодой человек! При первой же возможности берите свою невесту и бегите из Афганистана! Счастья здесь не видать!
— Отчего это вдруг?! — вернулся Бруно к индусу.
— Меня зовут Икбал Сингх! — представился он, истово приложив руку к сердцу.
— Моё подлинное имя вам знать не желательно! — улыбнувшись откликнулся Бруно. — Зовите меня Константин!
— Мистер Константин! — продолжил Сингх, — Мои предки приехали из Пенджаба в Афганистан более двух столетий назад. Я родился и вырос в Кундузе, где в большинстве своём, на моей памяти, жили пуштуны, затем узбеки, за ними таджики, туркмены, этнические арабы и, в ничтожной степени, мы, пенджабские сикхи!
Я окончил в Кундузе школу, затем в Кабуле университет. Афганцы и индусы всегда сосуществовали в Кундузе мирно, как и в Файзабаде, Джелалабаде, Кабуле, Гардезе, Кандагаре. В афганском обществе была абсолютная толерантность к религиозным традициям, тех же хазарейцев–шиитов, памирцев–исмаилитов, индусов–сикхов. Следует отметить, что живущие в Афганистане сикхи с издревле занимались высокобюджетной торговлей и были людьми небедными. В их владения входили большие магазины и базары, дети сикхов получали престижное образование за границей в университетах Исламабада, Дели, Лондона, Нью-Йорка и были высокообразованы!
Однако с приходом к власти в Кабуле радикального движения Талибан, в дальнейшем к индусам и их традициям стала проявляться злобная нетерпимость. Из 150-ти тысячной общины сикхов Афганистана 1970-х годов в текущий момент не наберётся и 4-х тысяч! Афганским детям запрещают играть вместе с нашими, учиться в одной школе и в иных учебных заведениях. Наших детей афганские оскорбляют, обзывают и унижают, равно как и взрослых. Сикхи уважают свою свободу, как и свободу других людей!
В день, когда скончалась моя незабвенная супруга Амрит Сингх, да отведётся ей в раю лучшее место, мы с моими выросшими детьми и представителями сикхской общины провожали её в последний путь с соблюдением религиозных традиций. На пути к существовавшему исстари месту кремации соплеменников нас встретила неистовствовавшая толпа молодых людей. Со скабрёзными выкриками, на глазах у почтенных горожан, похоронную процессию закидали камнями и гнилыми овощами, потребовав убраться прочь в Индию. Нам не осталось ничего, как стерпеть это унижение, укротив гордыню и пожертвовав достоинством. Ужас в том, — распекался Икбал Сингх, — что ни один из старейшин, видевших это бесчинство, не укротил и не осудил их!
Бруно сочувственно кивнул.
— Спасибо, мистер Сингх, я учту ваши наставления! Но мыслями Бруно был уже рядом с Ситой. Желая поскорее увидеть её счастливые глаза, он пожелал индусам благополучия и спешно покинул ювелирный магазин. Просочившись сквозь движущийся транспорт, Бруно бойко запрыгнул в стоящее по обратную сторону дороги такси и наскоре прибыл в госпиталь «MSF».
Въехав во внутренний двор MSF, Бруно высадился, обратив внимание на смонтированную в глубине госпитального сада эстрадную сцену, ферму с осветительными приборами, звуковое оборудование и настраивающих музыкальную аппаратуру артистов. Он прошёл по госпитальному коридору и отыскал в «ординаторской» сидевшую в одиночестве за изучением «историй болезни» Ситу. Бруно приковал к ней любящий взгляд и, приналёгши спиной к двери, заперся. Сита так же смотрела с любовью, ожидая его дальнейших действий. Бруно подошёл, не отводя глаз, нежно взял за руку и вывел её из-за стола. Повернув спиной и закрыв ладонью шуйцы Сите очи, десной достал из рюкзака коробки с украшениями и в открытом виде положил на стол. Когда Бруно убрал ладонь, Сите представились серебряный гарнитур с лазуритом и золотое кольцо с изумрудом.
— Сита, прошу тебя, примерь это! — попросил Бруно.
Сита с застенчивостью вставила стержни серёг в ушные проколы и надела оба кольца на безымянные пальцы рук. С дразнящей улыбкой она дважды сменила профиль, показав в ушах серьги и подняв пальцами вверх внешние стороны ладоней, продемонстрировала кольца.
— Ну как?! — интересовалась Сита.
— Это мои предсвадебные подарки! — декларировал Бруно, пояснив. — Жёлтое с зелёным камнем — обручальное кольцо!
— На свадьбу деньги остались? — пошутила Сита.
Бруно подался вперёд, чтобы поцеловать её.
Сита слегка оттянулась назад и прикрыла его губы ладонью.
— Ещё рано! — препятствовала она. — Отец согласился на долгие уговоры, мои и мамы, выйти за тебя замуж. Но! — сообщила Сита условия. — При непременном сохранении целомудрия до вхождения в брак. Девичья честность — это главное богатство незамужней девушки! Придётся потерпеть, Бруно!
— Куда деваться! — сожалел он. — Потерпеть, так потерпеть!
— Бруно! — сменила тему Сита. — Вечером в MSF с благотворительным концертом выступит известный и всеми любимый Шафик Мюрид (Shafiq Mureed) — афганский певец и музыкант. Приглашаю тебя на концертную программу. Только сесть нужно будет среди докторов – мужчин. Афганские традиции, — напомнила она улыбнувшись, — строги и неизменны! Иначе это вызовет негодование здешних моих родственников и местных жителей.
— Что ж тут поделать?! — согласился Бруно. — К мужчинам так к мужчинам!
Концерт ждал своего начала. На стульях перед сценой сидел докторский состав «MSF», разделённый по гендерному признаку и переодетый в не лечебные одежды. Бруно сидел в центре в первого ряда. Сита — в четвёртом с краю. Синее красивое платье на ней согласовывалось с лазуритом в украшениях. Больные госпиталя расположились в дальних рядах, женщин среди них не было. Изнавись, к заигравшим на сцене музыкантам вышел невысокого роста в чёрном паколе и соцветном перухане меметичный Шафик Мюрид. Зрители встретили артиста аплодисментами. Мюрид начал проникновенно исполнять народные песни. Вскоре под бой табла  ансамбль заиграл ритмичную музыку, зазывая на танец перед сценой активных зрителей. Европейские сотрудницы «MSF», знавшие о пуштунском происхождении Ситы стали теснить её к сцене, приневолив к танцу. Сита вынужденно вошла в ритм, зажигательно затанцевав и воодушевив хлопавших в такт зрителей и артистов. Восторженный её грацией, Бруно хлопал громче всех.
На базу TF-47 Бруно возвратился поздно вечером. В первую очередь направился к оберсту Юнгу и доложил о прошедшей и предстоящей с представителем талибов встречах. На следующий день в назначенный час Отто, Бруно и Яхъя Мухади вновь прибыли в чайхану. У входа их встретил извечно приветливый Якуб-хан. Они прошли в зал и забрались на привычный топчан. Изневесть они увидели, как к Якуб-хану подошёл старый знакомый Отто и Яхъи Мухади - эмиссар талибов Халфутдин. Якуб-хан подвёл его к топчану, где сидели гости. Увидев незнакомого европейца, Халфутдин без политес спросил:
- Кто это?!
Якуб-хан вопросительно посмотрел на Отто, и он посредством перевода Мухади, пояснил:
- Это офицер Бундесвер, уполномоченный оберста Юнга.
Халфутдин посмотрел на Бруно недобро и стребовал:
- Пусть подождёт, пока мы переговорим.
Мухади перевёл настояние, и Отто внял ему. Дабы построить конструктивный разговор, он попросил Бруно подождать за чаем, пока они с Яхъёй переговорят с Халфутдином. По предложению Якуб-хана они вчетвером устранились в служебное помещение. Бруно остался сидеть на топчане и с любопытством созерцал уличную суматоху. «Когда-то улицы Кундуза, изумляли своей архаичностью и моего Отца», – думал Бруно. Изнавись появился Залмай и сноровно поднёс чайник зелёного чая. Бруно дважды перелил его из пиалы обратно в чайник и, наполнив до половины, сделал глоток. Пока он дожидался завершения разговора Отто и Халфутдина, с топчана напротив сошёл типичный смуглый афганец в белой чалме и бежевом перухан. Он подошёл поближе и, став боком, не отводя взгляда от двери в служебное помещение, на хорошем русском проговорил:
- Советую вам уклониться от личного участия в обмене сына Юнга на лидеров талибан. И ещё: о ваших близких отношениях с племянницей Шамсутдина – доктором госпиталя MSF «Врачи без границ» Ситой Ахмадзай известно талибам. Это опасно!
- Кто вы?! – удивился русской речи Бруно.
Незнакомец пропустил вопрос и спешно направился к заменившему Отца на входе, Залмаю и, сунув ему на ходу купюру, исчез в потоке прохожих. Тем временем в разговоре в служебном помещении Халфутдин сообщал:
- Сын командора Юнга находится у Шамсутдина. Налёт на бронетранспортёр и его похищение стало ответом за гибель детей в кишлаке Дафтани. С молодым человеком обращаются нормально — дают воду и еду.
— Какие у Шамсутдина на него планы?! – спросил Отто.
— Шамсутдин человек великодушный! Не будем исключать вариант обмена, — одалживающе допустил Халфутдин.
- Кого же он хочет получить взамен?! – поинтересовался Отто.
- Шамсутдин готов обменять сына командора Юнга на муллу Абдул Рахмана, пленённого в кишлаке Гундай и пятерых лидеров талибан из Кундуза, Баглана, Тахара и Бадахшана, арестованных TF-47! – довёл предложение Шамсутдина Халфутдин. - Список имён написан здесь!
Он передал Отто свёрнутый пополам лист бумаги и продолжил:
— Там же указана дата и место, где должен быть проведён обмен.
Отто раскрыл смятый лист и увидел текст корявым шрифтом на немецком языке. После списка фамилий и имён талибов, были написаны дата, время и место: спустя неделю в 6.00 утра у съезда с трассы Кундуз–Баглан на пустыре окраины города Алиабад.
— Безопасность обмена, - продолжил Халфутдин, — по требованию Шамсутдина, должна быть гарантирована вашей жизнью и кого-то из приближённых оберста Юнга. Вы и ещё кто-то от командора Юнга на время обмена будете взяты в заложники. Это продиктовано тем, что обращение об обмене поступило от вас. В заключение, мне велено передать, что предпринимать какие-либо шаги по поиску младшего Юнга не нужно! Жизнь его целиком зависит от воли Шамсутдина.
На этом разговор был завершён. Вчетвером они вышли в зал, Якуб-хан пошёл провожать Халфутдина к выходу, а Отто и Яхъя Мухади присоединились к Бруно, и за пересказом состоявшегося разговора стали пить чай.
— Вот такие условия, Бруно! – резюмировал Отто, поведав требования талибов.
— Я считаю неправильным втягивать тебя в это дело! – высказал мнение Бруно. — Буду я и офицер из TF-47.
— Условия в данном случае ставят талибы, – напомнил Отто.
Бруно не смог этому возразить. Когда он возвратился в расположение TF-47, то сразу зашёл в кабинет к оберсту Юнгу и обстоятельно пересказал разговор с Халфутдином, передав ему лист бумаги со списком талибов, местом и временем обмена. Оттуда Бруно направился в свой кубрик и, чтобы немного отвлечься, достал из тумбочки книгу «Большая игра в Афганистан» и стал читать:
КУНДУЗ. СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ АФГАНИСТАН 1941-1942 годы
ИЗ ДОКЛАДА СРЕДНЕ-ВОСТОЧНОГО ОТДЕЛА НАРОДНОГО КОМИССАРИАТА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ от 4 апреля 1942 года:
«Группа афганских военных во главе с прогерманским принцем Мохаммадом Даудом разработала план нападения на Советский Союз. Кабул считает переброску частей РККА с советско-афганской границы на фронты ВОВ делом ближайшего времени. По мнению Мохаммада Дауда это позволит эмирату Афганистан, силами одной дивизии, сформированной из басмаческих формирований на севере страны, овладеть Хивой и Бухарой. С этой целью, король Захир-шах заключил с живущим в эмиграции в Кабуле сверженным Эмиром Бухары Сеидом Алим-ханом секретное соглашение».
С началом Великой Отечественной войны в июне 1941 года Абвер создал в Афганистане антисоветскую и антисоюзническую разведывательно-диверсионную организацию «Унион». Её целью был сбор секретных сведений о военно-политической обстановке в республиках Советской Средней Азии и подготовка басмаческих формирований на севере Афганистана для нападения на среднеазиатские республики СССР. К лету 1941 года германская и японская дипломатические миссии установили тесный контакт со всеми крупными курбаши среднеазиатского басмачества. Резиденты Абвера Дитрих Витцель и Курт Расмус, числившиеся сотрудниками германской дипломатической миссии в Кабуле гарантировали им деньги, оружие и лошадей. Весь спектр взаимодействия Абвера и лидеров басмачей проходил при молчаливом согласии афганского правительства и никак им не пресекался.

ЮЖНАЯ ОКРАИНА КУНДУЗА, 15 сентября 1941 года
 
Вечер. В доме зажиточного афганца встретились узбекский курбаши Махмуд-бек и двое сотрудников германской дипломатической миссии в Кабуле, на деле резиденты Абвера – штурмбаннфюрер Курт Расмус и обер-лейтенант Дитрих Витцель.
— Уважаемый Махмуд-бек! – начал с патетикой Витцель. – Мы ценим вашу многолетнюю упорную борьбу с Советской властью, наличие у вас крупного собственного отряда и авторитета среди курбаши узбекского и туркменского басмачества. Но в большей степени на данном этапе для нас важна ваша обширная агентурная сеть в республиках Средней Азии и северном Афганистане. После утверждения «Центром» в сентябре 1941 года вашей кандидатуры во главе организации Унион, прошло уже три месяца. Если помните: на предыдущей нашей встрече, мы изложили вам перечень главных задач первого этапа деятельности Унион? Их было четыре:
1. Расширение агентурной сети в южных районах республик Средней Азии - Туркменской ССР, Таджикской ССР и Узбекской ССР.
2. Установление подлинной численности басмаческих формирований в северном Афганистане согласно их национальной принадлежности, места их дислокации, уровень влияния на местное население по обе стороны реки Амударьи, имена их курбаши.
3. Создание под Кундузом опорного пункта для германских диверсионных групп с целью переброски на территорию СССР.
4. Подготовка диверсионных групп из числа басмачей.
К сказанному уместно добавить о получении вами на эти цели транша размером 40 тысяч афгани, а также то, что помимо нас, вы успешно, обеспечиваете секретными сведениями разведки наших союзников по Оси - Италии и Японии и сколотили на этом приличное состояние.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ РАЗВЕДОТДЕЛА СРЕДНЕАЗИАТСКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА, 1942 год: «Махмуд-бек (Шир Мохаммад-бек Гази, прозвище Курширмат) — уроженец Ферганской долины 1895 года рождения, Махмуд-бек в юности был мирабом1(сноска «мираб» – ведающий оросительной системой и порядком пользования водой), позже стал беком. Дослужился до визиря при дворе Кокандского хана Худояра.
Лидер ферганского басмачества, один из наиболее влиятельных курбаши в среде узбекской и туркменской эмиграции в северном Афганистане. В сентябре 1941 года назначен главой антисоветской агентурно-диверсионной организации с кодовым названием «Унион».
С 1920-х годов известен своей непримиримостью с Советской властью. Осенью 1921 года объединил разрозненные отряды в формирование 1500 сабель и влился в группировку предводителей басмачества — турецкого офицера Энвера-паши и туркменского курбаши Джунаид-хана, захватив с ней значительную часть Бухарской народной советской республики.
В том же году потерпел ряд поражений, скрывшись с остатком своего отряда в Восточной Бухаре. В 1922 году вновь стал во главе басмачества Ферганской долины. Стремясь овладеть ею, был наголо разбит частями Красной Армией и скрылся с отрядом в Афганистане. Осел там в Ханабаде.
Из-за рубежа руководит разветвлённой агентурной сетью в Среднеазиатских республиках. Собранные секретные сведения продаёт разведкам стран Оси. Известно о тесном сотрудничестве Махмуд-бека с бывшим эмиром Бухары Сеидом Алим-ханом и покровительстве над ним турецкой дипмиссии в Кабуле».

Махмуд-бек невозмутимо дослушал покровителей и по-восточному начал с пафосной подводки:
— Нападение фашистской Германии на СССР в среднеазиатской эмигрантской среде на севере Афганистана и в столице Кабуле, было встречено с воодушевлением. Моджахеды, все как один, по зову сердца готовы выступить за Амударью против Красной Армии, чтобы шагнуть на родную твердь и вернуть наши святыни Бухару, Самарканд, Хиву и Фергану! Далее, касаемо задачи расширения агентурной сети и полученных мною на это средств, сообщаю: база наших агентов в трёх среднеазиатских республиках существенно возросла. Помимо торных дехкан в неё вошли деятели исполнительной и государственной власти Советов, военные из национальных формирований Среднеазиатского военного округа РККА, разного уровня. Касаемо претензий в отношении моих контактов с разведками стран Оси: насколько мне известно, этим августом, германский посол в Кабуле Ганс Пильгер, не без вашего уважаемые господа Витцель и Расмус участия, организовал встречу японского поверенного Кацуби с Бухарским эмиром Сеидом Алим-ханом?! Внешне соблюдающий приверженность королю Захир-шаху и его политике нейтралитета, эмир Сеид Алим-хан на этой встрече уклонился от предложенного сотрудничества.
Однако агенты разведок Японии, Италии, Турции, в скором времени, преловко установили контакт с его близким окружением и договорились о денежной и военной помощи. Их личности всем хорошо известны, это сын эмира Сеид Умар-хан, личный представитель Хаджи Вафа, сват Сеид Мубашир-хан Тирази, а также ряд узбекских и туркменских курбаши – Ишан Халифа Кызыл-аяк, Сеид Кудратулла, Нурмамад, Салах и Абдул Ахад Кара, Мухитдин-хан Тура, Абдулла Керим Минбаши, Абдурахман Максум, Мулла Клыч Ага, Коушут-бай и Давлет Сердар. Со своей стороны, считаю полезным напомнить, что на этапе организации Унион, я был утверждён вами главнокомандующим формированиями басмачества в Афганистане. Между нами также существует договорённость, что вся помощь басмачеству будет осуществляться через меня. Но прецедент с эмиром Бухары говорит об обратном. Мои планы прозрачны и всем известны - это захват территорий Бухарского эмирата и Хивинского ханства и возвращение на их престолы свергнутых правителей!
Теперь об отчёте средств на создание в Кундузе опорного пункта для диверсионных сил III-го рейха: вместо одного, я создал два. Второй в Баглане. Их руководителем до вашего утверждения временно назначен подконтрольный мне бывший офицер афганской армии Хамра Гуль-бек. Следующий вопрос о подлинной численности басмаческих формирований на севере Афганистана: исходя из собранных у курбаши данных по десяти афганским городам и их районам, она составила 22.300 — двадцать две тысячи триста басмачей, из которых надлежаще вооружены лишь 15 тысяч. После оглашения этих данных, Махмуд-бека прервал вопрос К.Расмуса:
- Но данные туркменского курбаши Ишана Халифы Кызыл-аяка, приведённые им в письме афганскому премьер-министру Мохаммеду Хашим-хану в августе сего года, существенно разнятся с вашими! Кызыл-аяк пишет о готовности поставить под ружьё 40 тысячную группировку туркмен. Столько же, по его словам, вольётся в случае поставок нами дополнительного вооружения и денежных средств. Однако по нашим данным, Кызыл-аяк обладает войском, не превышающим 11 тысяч басмачей. Дабы получить больше помощи, он умышленно завышает цифру в 4 раза.
— Это одно из пагубных последствий разрушенного вами моего единоначалия! – сетовал Махмуд-бек. — По моим данным, общая численность туркменских формирований, базирующихся на левом берегу Амударьи с началом 1939-го по осень 1941 года возросла вдвое. Надо учесть, что туркменская эмиграция самая многочисленная, оттого и отряды у неё крупные. По вопросу подготовки диверсионных групп из числа басмачей: нами определён список наиболее боеспособных отрядов, откуда в сжатые сроки можно будет провести отбор. Их численность и умение зависят исключительно от ваших средств! В заключение хотелось бы отметить: верховная власть в Кабуле следит за событиями на фронтах Второй мировой войны, ожидая взятия вермахтом Москвы, Ленинграда и начала падения СССР. Если, или же когда, это произойдёт, они не упустят исторического случая, штыками вторгшихся басмачей, установить власть над территориями Бухарского Эмирата и Хивинского Ханства. Посему король Захир-шах вынужден терпеть наше многотысячное войско на своих северных территориях, не предпринимая шагов по установлению над ними контроля. В отличие от Кабульской власти, у басмачей нет другого выбора, как не «поставить» на рейх. Только с ним мы можем вернуться к нашим родным очагам! Мы чужие здесь в Афганистане! Кабул всех нас использует: вас как - денежный мешок, нас — как пушечное мясо!
Завершив доклад, уяснив ближайшие задачи и, получив очередной транш, Махмуд-бек удалился. После его ухода, не спешивший выйти в путь до Кабула Витцель, разлил в пиалы принесённый хозяином дома зелёный чай, достал курительную трубку шестигранный «бульдог» Bruyere garantie, наполнил её табаком BREMARIA бременской фирмы BRINKMANN и раскурил.
- Дитрих, а ведь прав Махмуд-бек! - заметил Витцелю Расмус. - Не верю я их королю Захир-шаху и всей его камарильи из династии Баракзай - они извечная креатура англичан. Я целиком согласен с рейх-министром Риббентропом, считающим его замену изгнанным эмиром Амануллой-ханом, злободневной. В обмен на присоединение в войне к странам Оси, они требуют от Германии гарантии передачи им территорий республик Советской Средней Азии, а на юге - выхода к Индийскому океану к портовому городу Карачи. В дополнении к этому, поставки большого количества военных самолётов, артиллерийских орудий и танков. Не через чур ли это много?! По мне так их алчность не имеет предела!
Известно ли вам, обер-лейтенант, — спросил Расмус Витцеля, — что к апрелю 1941 года начальник Генерального штаба вермахта Франц Гальдер по приказу фюрера разработал план операции «Аманулла»?! Согласно ему, четыре тысячи десантников должны овладеть Кабулом и сменить режим короля Захир-шаха. Затем войска вермахта направятся к границам Британской Индии и при поддержке восставших пуштунских племён захватят её. Для реализации этой задачи планируется привлечь силы семнадцати дивизий: шести горнострелковых, четырех пехотных, четырех моторизованных и трёх других подвижных соединений. А созданная нами в Афганистане база будет использована, как плацдарм для наступления на Индию. Для адаптации личного состава к операции в стране с жарким климатом в Греции сформировано специальное ударное подразделение вермахта — «соединение Ф».
К вышеупомянутым дивизиям присоединится и тюркская дивизия, сформированная из числа советских военнопленных-мусульман, уроженцев Средней Азии.
В Польше близ города Вроцлав функционирует секретная тренировочная база под названием «Лесной лагерь СС-20» или «Главный лагерь Туркестан». На ней готовят диверсантов. Для идеологической обработки в подразделениях, состоящих из мусульман, специально подобраны войсковые муллы. Диверсионные группы «Туркестанского легиона» из созданных нами опорных пунктов в Баглане и Кундузе, будут переброшены в среднеазиатские советские республики. Вооружение в Северный Афганистан доставят самолётами люфтваффе.

События шли своим чередом. В начале весны 1942 году Махмуд-бек был перевербован Советской внешней разведкой, а в мае того же года арестован официальной властью в Кабуле по требованию Англии. Арест Махмуд-бека на короткое время дезорганизовал управление Абвера басмачеством. С выводом его из игры, «Унион» был переименован в «Фаал», а следующим её руководителем Абвер назначил Сеида Мубашир-хана Тирази.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ СОВЕТСКОЙ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ, 1942 год: «В 1938 году Германия предоставила афганскому правительству крупный беспроцентный заём на закупку своей техники и вооружений. А в торговом соглашении 1939 года закрепила за собой право на использование при строительстве объектов промышленности и коммуникаций в Афганистане необходимого числа немецких специалистов.
На текущий момент – дипломатический, промышленный и торговый корпус германских специалистов в Афганистане по сравнению с другими иностранными представительствами наибольший - свыше 300 сотрудников. Они наличествуют во всех министерствах и ведомствах, вооружённых силах. Немцы обладают в Афганистане привилегированным положением. Из иностранцев, только им разрешено ношение огнестрельного оружия и контакт с местным населением. По закону королевства: связь его граждан с иностранцами уголовно наказуема и грозит тюрьмой.
Протокольные связи руководства «нейтрального» Афганистана с сотрудниками дипломатической миссии и торгового представительства Германии – по факту резидентами Абвер под прикрытием, давно вышли за рамки существующих международных норм. Агентами влияния III–го рейха являются высшие должностные лица правительства и командования армии королевства. Их подкуп и поощрение с целью противодействия СССР и Англии, Абвер называет «заботой фюрера в борьбе с истинными врагами Ислама».
Торжественные мероприятия, организованные германским посольством в Кабуле в качестве почётных гостей посещает весь высший командный состав афганской армии: военный министр Шах Махмуд-хан, начальник генерального штаба Мустафа-хан, руководитель оперативного управления генштаба Сиражуддин-хан, начальник управления военной разведки Мохаммад Анвар-хан, командир центрального армейского корпуса Дауд-хан, командир кавалерийской бригады Султан Ахмед-хан.
Для укрепления стратегического партнёрства в июле 1941 года министр иностранных дел Германии Иохим фон Риббентроп поручил послу в Кабуле Гансу Пильгеру убедить короля Захир-шаха подписать афгано-германский договор сотрудничества. Это значило отказ королевства от традиционного нейтралитета и грозило втягиванием во Вторую мировую войну.
Однако Король Захир-шах предусмотрительно уклонился от его подписания и делегировал принятие решения Лойя Джирге (Всеафганскому совету старейшин, представленному авторитетными вождями пуштунских племён, высшим духовенством и членами Правительства). 1 ноября 1941 года Лойя Джирга постановила:
«Никакому иностранному государству ни в какой форме не будет позволено занять всю или часть афганской территории или использовать нашу дорогую родину для проведения военных действий, или получить у нас какие-либо привилегии во время войны».

Бруно дочитал главу и, отложив книгу, подумал:
– Да, история возвращается на круги своя! Могли ли эти офицеры Абвера — Расмус и Витцель в далёком 1942 году предположить, что через два с лишним года в мае 1945 года Советские войска войдут в Берлин и фашистская Германия подпишет акт капитуляции? Что спустя почти 60 лет — в декабре 2001 года Бундесверу, в отличие от Вермахта, удастся войти и закрепиться в Афганистане? Что зоной его ответственности в составе объединённых сил западной коалиции ISAF станет северо-восточная часть страны - провинции Кундуз, Баглан, Тахар, Бадахшан, где когда-то базировались формирования басмачей, взаимодействовавших с Абвером? Что в Кундузе будет дислоцироваться специальное разведывательное подразделение TF-47?
Бруно осмысливал вековой ход афганской истории, но в промежутках беспрестанно возвращался к милой сердцу Сите.

АВИАУДАР по ГОСПИТАЛЮ MSF «ВРАЧИ без ГРАНИЦ»

Истекал сентябрь. В Кундузе по-летнему грело солнце +36С, было сухо и безветренно. До назначенной моулави Шамсутдином даты обмена Альфреда Юнга на лидеров движения талибан оставалось шесть дней. Утром следующего дня по приказу командующего группировкой «Север» бригадного генерала Ханса Штрука все командиры групп TF-47 вертолётами NHI NH90 были переброшены в центральный штаб в Мазари-Шариф на инструктаж по обеспечению мер безопасности во время краткосрочного визита в Афганистан министра обороны ФРГ. Тем временем обстановка в Кундузе резко ухудшилась. Вопреки тому, что провинция не входила в зону ответственности США, её подразделения стали проводить здесь рейды в поисках членов талибского подполья. Учитывая близость их проведения к жилым и общественным местам, во избежание попадания госпиталя MSF «Врачи без границ» в зону огневого удара, 29 сентября его руководство, предусмотрительно представило американцам свои GPS-данные. Однако, не вняв данному оповещению, 2 октября авиация США из объединённых сил западной коалиции ISAF нанесла по нему удары в момент, когда в нём находилось 89 врачей и свыше ста пациентов. Первый удар воспламенил главное здание госпиталя, второй пришёлся по корпусу, где находились больничные палаты. Шанс спастись представился не многим, большое число больных сгорели заживо. Находившийся в это время на перевязке, Отто экстренно эвакуировался в промежутке между авиаударами в госпитальный бункер, но связаться с кем-либо оттуда не смог. Весть об авиаударе по госпиталю MSF мгновенно разнеслась по округе. Вскоре о событии узнал и находившийся в Мазари-Шариф Бруно. Огорошенный, он беспрестанно начал звонить Сите в Кундуз. Но номер дежурной медсестры и другие телефоны госпиталя не отвечали. Тогда он связался со штаб-квартирой MSF «Врачи без границ» в Женеве.
— Добрый вечер! — ответил приятный женский голос. - Офис международной медицинской организации «Врачи без границ». Чем я могу вам помочь?!
— Здравствуйте! – поздоровался Бруно и эмотивно проговорил. — Я не могу дозвониться до своей невесты — вашей сотрудницы, работающей в госпитале MSF Кундузе. Её зовут Сита Ахмадзай. Я хотел бы убедиться, что с ней всё в порядке.
— Побудьте, пожалуйста, на линии, – попросила сотрудница MSF и поставила звонок на ожидание. Спустя три минуты она вернулась к контакту с Бруно. — Спасибо за ожидание! В данный момент имена пострадавших уточняются. Попробуйте позвонить нам через два часа. Надеюсь, что к этому времени обстановка уже прояснится, – предположила она и повесила трубку.
Через два часа Бруно итерировал звонок. Трубку сняла та же сотрудница, она сразу узнала голос Бруно.
— Простите, очень много звонков, напомните, пожалуйста, фамилию вашей невесты, – любезно попросила она. 
— Ахмадзай! Сита Ахмадзай! – чётко произнёс Бруно.
— Оставайтесь, пожалуйста, на линии, — попросила она и вновь перевела звонок на ожидание. К разговору она вернулась потухшим голосом, проговорив с прискорбием: — Сожалею, но у меня для вас плохие новости. Доктор Сита Ахмадзай указана в списке погибших. «...Сита Ахмадзай указана в списке погибших...» — отозвалось эхом в ушах ошарашенного Бруно.
— Оставьте, пожалуйста, свой контактный телефон, - попросила девушка, - мы непременно вам позвоним.
Но этих слов Бруно уже не слышал. Он был сокрушён и повесил трубку.
Через некоторое время на связь с Бруно вышел Отто:
— Бруно, ты уже знаешь?! — спросил он скорбно.
— Как это случилось?! – с тугой спросил Бруно.
— Когда начался налёт, Сита находилась в главном корпусе на летучке. Бомба разорвалась прямо под их окном. Взрывом выбило все стёкла. Осколки бомбы поразили всех, кто там находился. Никто не выжил! – поведал Отто. — Выражаю тебе своё соболезнование, Бруно! 
По скромным официальным оценкам, под бомбами ВВС США погибло сорок два человека, ещё тридцать семь были ранены. На следующий день из Мюнхена в Мазари-Шариф прилетела семья Ахмадзай — родители и старшие братья Ситы. По прибытию в Кундуз, они без лишних формальностей получили тело Ситы в госпитале MSF. Придать его земле они решили в уезде Имам-Сахиб провинции Кундуз на кладбище у мавзолея «Баба Хатим Зиярат» рядом с предками и сородичами. Руками родственных женщин ночью совершили омовение и тело обернули в саван. Едва рассвело, Бруно и Отто подъехали к распахнутым воротам большого дома в Имам-Сахибе. Там уже было большое скопление народа и беспрерывно подъезжали легковые автомобили, высаживавшие вооружённых мужчин. Выстроясь в очередь, они входили во двор и выражали семье Ахмадзай свои соболезнования. Был среди них и Халфутдин. Он прошёл мимо подошедших Бруно и Отто, сделав вид, будто с ними незнаком. Тут Бруно изневесть вспомнил слова смуглого незнакомца в белой чалме и бежевом перухан в чайхане Якуб-хана, сообщившего по-русски, что о его отношениях с племянницей Шамсутдина Ситой Ахмадзай знают талибы, и это опасно.
— Так вот почему здесь так много вооружённых людей, — смикитил Бруно, — Шамсутдин, очевидно, тоже здесь.
Бруно и Отто стояли у ворот дома, обратив на себя суровые взоры мужчин и проклятья стенавших женщин, не решаясь пройти внутрь двора. В глазах скорбевших родственников — немцы Бруно и Отто были солидарно виновны в гибели Ситы и других афганцев в авиаударах ISAF. Обстановка накалялась. Изнавись к воротам проводить группу старейшин вышел разбитый горем отец Ситы Аюб Ахмадзай. Он увидел европейцев и, узнав в одном из них по присланной дочерью фотографии её жениха, подошёл и по-немецки деликатно попросил:
— Будет лучше, если вы сейчас уйдёте!
Бруно и Отто, понимающе кивнули и удалились. На душе у них было скверно.
К кручине, испытываемой Бруно от потери любимой Ситы, как и Отто, его переполняло чувство вины за муки афганского народа от коалиции ISAF, заставляя её переоценить. Как бы то ни было, по условиям моулави Шамсутдина — им обоим в ближайшие дни предстояло участие в обмене пленных лидеров талибан на похищенного сына оберста Юнга, Альфреда. Потратив полчаса на перевоз Отто с вещами с разрушенного госпиталя в гостиницу «Спинзар», Бруно возвратился на базу TF-47. 

ОБМЕН АЛЬФРЕДА ЮНГА

Было раннее утро +24С. Туманилось. В условленное время к пустырю на окраине уездного центра Алиабад, расположенного южнее Кундуза подъехало такси, из которого вышли Бруно Тевс и Отто Гринберг. К ним тотчас, в соответствии с условиями обмена, установленными Шамсутдином, подошли трое вооружённых талибов. Они связали им за спиной руки и глаза и отвели за ближайшие глинобитные постройки. Вскоре на горизонте появилась колонна из пяти единиц германской бронетехники: четыре броневика ATF DINGO-2 с группами спецназа, посредине ехал бронированный грузовик MUNGO. В его кузове находился мулла Абдул Рахман, с ним пять лидеров движения талибан и охрана TF-47. Колонна чинно съехала с трассы и встала в ожидании подвода Альфреда Юнга. Из головного броневика спешились оберст Георг Юнг и два офицера из высшего командования TF-47. Спецназ обступил своих командиров. Туман к тому времени уже рассеялся. Оберст Юнг был напряжён. Спустя короткое время к месту встречи на двух мотоциклах подъехали трое афганцев с радиостанциями. Их задачей была идентификация пленных талибов и доклад об этом командиру. Оберст Юнг жестом руки приказал опустить тент на кузове MUNGO, чтобы мотоциклисты смогли убедиться в наличии пленных. Они обменялись меж собой несколькими фразами и, доложив начальству по радиосвязи, что всё в порядке, уехали. Через короткий промежуток времени, на пустырь из-за глинобитной постройки, куда были уведены Бруно и Отто, вышел Халфутдин. Опять же, по условиям Шамсутдина, он забрал с собой Абдула Рахмана и пятерых пленных талибов. Они исчезли за постройкой, откуда тотчас показался Альфред Юнг. Он был одет в традиционную афганскую одежду — коричневый перухан и бежевый паколь. Увидев Отца, Альфред засиял улыбкой и скорым шагом направился к нему. За ним, подотстав сзади, степенно шли Бруно и Отто. Нежданно, в небе появились ударные вертолёты EC-665 Tiger HAP и начали поражать постройки, за которыми едва скрылись талибы. Из построек открылась ответная стрельба по вертолётам и, одновременно, по Бруно и Отто. Они пригнулись и перешли на бег, стремясь скорее покинуть зону обстрела. Но длинная пулемётная очередь талибов сразила Отто в спину. Его ноги подкосились, и он упал. Когда подбежал Бруно, Отто был ещё жив. Он собрал последние силы и с трудом произнёс:
— Нельзя было верить Юнгу!
Бруно позвал медика спецназа, но было уже поздно. Он склонился у тела Отто и, вскинув к небу голову, исступлённо прокричал:
— Почему?!
Вертолёты улетели на базу. Бруно всё ещё оставался сидеть подле погибшего Отто, пока спецназовцы его группы не погрузили тело в кузов MUNGO и не увели его самого. Когда Бруно вернулся в расположение TF-47, он прямиком направился в кабинет оберста Юнга. Не постучав в дверь, он бесцеремонно проследовал в глубь кабинета и, склонившись вплотную к сидевшему за столом оберсту, повышенным тоном спросил:
— Почему вы навели авиацию?!
— Успокойтесь, обер-лейтенант! Это было не моё решение! — виновато оправдывался Юнг. — Мы на войне, и надо мной есть командиры!
— Отто Гринберг спас вашему сыну жизнь! Почему он поплатился за это своей?! — спросил с напором Бруно. — Цинизм и бесчеловечность ISAF не имеет границ! Вы, господин оберст, персональный виновник многочисленных жертв мирного населения в Умар-хейле, а командование американских сил и армии продажного афганского правительства — в госпитале MSF «Врачи без границ» и детей в кишлаке Дафтани!
С этими словами Бруно громко хлопнул дверью и покинул кабинет оберста Юнга. Очевидно, это конец моей службы! — полагал Бруно, не жалея о своём демарше. – Да и чёрт с ним!
Однако ряд имевших место обстоятельств — ведущая роль Бруно в освобождении Альфреда Юнга, трагическая гибель Ситы, а главное, начало расследования парламентской комиссией Бундестага и министра обороны ФРГ массовой гибели населения в Умар-хейле, воздержали оберста Георга Юнга от рокировки его в Германию. Тогда ему было совсем не до восставшего обер-лейтенанта Тевса.
ПРИЕЗД БРУНО в МОСКВУ
Шло время. Душевная рана Бруно постепенно заживала. Он пробыл в Афганистане положенный период и по возвращении в Германию уволился из Армии. Проведя дома во Фрайбурге неделю, Бруно, как и размечал, полетел к себе на Родину в Джамбул. Ещё находясь в Афганистане, он порывался посетить могилы предков, а на отцовскую высыпать горсть афганской земли, собранной с места гибельного боя. После завершения дел, он купил билет на самолёт и полетел в Москву. Накануне, он позвонил по телефонным номерам из отцовской записной книжки — Сидору, Костру и Русту, но ответили лишь по номеру Руста. Жившие в его отцовском доме в Татарстане родственники сообщили, что на родине он бывает регулярными наездами, но живёт постоянно в столице и дали его номер телефона.
МОСКВА 2011 год. Октябрь. Пасмурно. +4оС, морось. В квартире на Кутузовском проспекте раздался телефонный звонок. К аппарату подошла женщина.
— Слушаю вас!
— Здравствуйте! — послышался мужской голос.  — Меня зовут Бруно Тевс. Мне нужен Рустам Тукаев.
— Здравствуйте, — поздоровалась женщина, — Рустам живёт в другом месте, это его мама, Райса Ахмадулловна. Что ему передать?
— Передайте, пожалуйста, — просил мужчина с лёгким западноевропейским акцентом, — что звонил сын его погибшего в Афганистане друга Константина Тевса — Бруно. Я сейчас в Москве и был бы рад его увидеть.
Райса Ахмадулловна оживилась:
— Конечно, передам! Но я готова дать вам его номер. Если он вдруг не ответит, такое бывает, когда он находится на каком-то совещании, то приезжайте сюда на Кутузовский проспект. А он заберёт вас отсюда к себе. Рустам много рассказывал о вашем отце Косте. Он очень обрадуется вашему приезду.
Райса Ахмадулловна продиктовала номер телефона Руста и адрес. Руст вправду не ответил, и Бруно из аэропорта направился на Кутузовский проспект. Он поднялся на верхний этаж и позвонил в квартиру с добротной металлической дверью. Ему открыла Райса Ахмадулловна.
— Здравствуйте Бруно! – сердечно поприветствовала она. — Проходите.
Бруно прошёл в светлый зал и, увидев на комоде в рамке знакомую фотографию ненадолго задержал свой взгляд.
— Проходите на кухню, — пригласила Райса Ахмадулловна. Она заварила чай и подала вместе с золотистым чак-чаком. Вы впервые в Москве? – спросила она у Бруно.
— Можно сказать и так, когда мне было четыре года мы с мамой улетали в Германию на постоянное место жительства и делали пересадку в Москве.
— О! — заинтересовалась Райса Ахмадулловна. — А как же вы сохранили хорошее знание языка?
— Стараниями мамы, читавшей мне в детстве русские сказки, — ответил Бруно. — Повзрослев я прочитал книги всех русских классиков: Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чехова, Достоевского, Гоголя и других. Чтобы не потерять разговорных навыков мы с родственниками стараемся общаться на русском. Правда, немецкий язык его активно вытесняет. Он доминирует, ведь мы живём в Германии, — улыбнулся Бруно. — Я звонил из Джамбула по всем телефонным номерам из отцовской записной книжки, — сменил тему Бруно, — но ни один из них так и не ответил, за исключением одного в Татарстане. По нему, один ваш родственник любезно продиктовал мне номер, по которому я с вами и связался.
— Вы, вероятно, не знаете? — сумно допустила Райса Ахмадулловна. — Ванечка Костров погиб в октябре 1993 года у Дома Советов, Серёжа Сидоренко отбывает срок в колонии и, надеемся, на днях уже освободится.
— Это здорово, что и его мне удастся повидать, — обрадовался Бруно. — Знаете, — разоткровенничался он, — я ведь тоже служил в Афганистане. Но это было в составе сил западной коалиции ISAF — в группировке блока НАТО. Сейчас я уволился с военной службы. Слетал на Родину в Джамбул. Увидел дома, где родились и жили мои родители, сходил на могилу отца, высыпал на неё горсть земли, собранной с места боя, в котором погибли он, Монгол и Стрела.
Глаза Райсы Ахмадулловны наполнились слезами:
— Вы служили в Афганистане?! – удивилась она. — Как же мама вас туда отпустила?
Внезапно, беседу прервал телефонный звонок. Это был Руст.
— Рустик, ты где?! — зычно спросила Райса Ахмадулловна. — Ты знаешь, кто к нам приехал?! Бруно — сын Кости Тевса!
В трубке послышалось изумление. Руст попросил маму передать ему трубку:
— Guten Abend! — поздоровался Руст по-немецки.
— Guten Abend! — отзеркалил Бруно.
— Какими судьбами?! — спросил Руст.
— Захотелось увидеть друзей отца, — признался Бруно.
— Это похвально! — одобрил Руст — Сейчас за тобой приедет мой водитель, и мы поужинаем в городе. Передай трубку маме.
— Рустик! Как же так, — огорчилась Райса Ахмадулловна, — я уже тесто раскатала для кыстыбый. Почему бы дома не поужинать?
— Мама, прости, пожалуйста! Мы посидим в «Чёрной кошке». К нам ещё подъедут люди. Бруно остановится у меня.
Этими словами Руст закончил разговор.
Спустя некоторое время водитель Руста подвёз Бруно к трактиру «Чёрная кошка», находившемуся рядом со станцией метро Таганская. У дверей заведения, стилизованного под 1940-е годы, его вместе с длиннобородым в форменной одежде типажным гардеробщиком, встречал Руст. Он крепко обнял Бруно и пригласил войти.
— Визуально трактир поделён на две зоны, — начал свою экскурсию со входа в тематическое заведение воодушевлённый Руст, — по левому флангу «бандитская малина», по правому «Петровка, 38». «Малина» оформлена по подобию городского жилища Москвы 1930-1940 годов, где собирались разные уголовные элементы. «Петровка 38» как бы состоит из кабинетов Московского уголовного розыска МУРа.
Бруно увидел на стенах «малины» винтажные гобелены, настенные часы с кукушкой, рамки, внутри которых за стеклом был представлен весь воровской подручный инструмент: фомки, свёрла, заточки, отмычки, монеты с заточенными рантами, разрезавшие дамские сумки и карманы, а также множество скреплённых в ряды, прошловековых карманных часов-луковиц с рабочими механизмами, живописно оформленные эскизы воровских наколок с семантикой и словарь уголовных терминов «по фене». Сводчатый потолок в разброс был исписан крылатыми фразами из романа братьев Вайнеров «Эра милосердия», по мотивам которого Станислав Говорухин снял знаменитый художественный фильм «Место встречи изменить нельзя».
В расположенной напротив зоне «Петровки, 38» на стенах в рамках были развешаны групповые фото сотрудников МУРа 1920-1940 годов, служебные инструкции, агитационные плакаты, карты города Москвы, кожаные кобуры пистолетов, портупеи, закреплённые наискось немецкий аккордеон и печатные машинки. Её пространство освещали свисавшие низко оригинальные люстры в стиле модерн и равноудалённые, с зелёными плафонами, кабинетные настольные лампы.
— Знаковое место «Петровки, 38» — это кабинет оперативников МУРа Глеба Жеглова и Владимира Шарапова, — продолжал увлечённо рассказывать Руст, — они главные герои фильма «Место встречи изменить нельзя».
Подлинность атмосфере 1940-х годов добавляли костюмированные соттуду споркие официанты и трио задорных музыкантов с балалайкой-контрабасом, скрипкой и гитарой, сходно исполнявших давние популярные песни и танго: «У Чёрного моря», «Катюша», «Чёрные глаза», «Осень, прозрачное утро», «Мой костёр», «Голубые глаза», «Ночь светла», «Светит месяц», «Окрасился месяц багрянцем» и другие, огнисто спетые советскими артистами: Георгием Виноградовым, Валентиной Батищевой, Марком Бернесом, Леонидом Утёсовым, Вадимом Козиным, Клавдией Шульженко, Петром Лещенко, Лидией Руслановой, Соломоном Хромченко и другими. В трактире царила радушная атмосфера. Руст подвёл Бруно к накрытому столу, на который уже были поданы холодные закуски: говяжий студень, малосольная сёмга, осетрина горячего копчения, жирная селёдка с синим лучком и отварной картошкой, салат «Столичный», бородинский хлеб, графины морса, кваса и другие напитки, но сесть не предложил. Чувствовалось, что он ждал ещё кого-то.
— Ну, дай мне на тебя поглядеть, — восторгался Руст представшим Бруно, — похож на Отца! Как две капли воды! Мама в порядке? — поинтересовался Руст?
— Всё хорошо! — ответил Бруно. — После гибели отца она не захотела устраивать жизнь с другим человеком.
Руст понимающе кивнул головой.
— Знаешь, ты очень вовремя, — сменил он тему разговора, — друг твоего отца и мой, конечно же, — Сидор на днях должен пополнить наши стройные ряды. Я планирую отправиться ему на встречу. Не желаешь составить мне компанию?
— А куда нужно ехать? — спросил Бруно.
— Недалеко! — ответил Руст. — В Архангельскую область.
— У меня через неделю самолёт, — сообщил Бруно, — успеем обернуться?
— Полагаю, да! — допустил улыбнувшийся Руст.
Через минуту в трактир вошли двое поджарых мужчин с военной выправкой и, увидев Руста с незнакомым молодым человеком, направились к ним.
— Знакомься, Бруно! — громогласно, чтобы было услышано сквозь звучавшую «Бессарабянку» прогорланил Руст. — Наш командир роты в Афганистане Середа Григорий Семёнович и переводчик нашего полка с языка дари Абдулло Кодиров.
После представления гостей друг другу, Руст пригласил всех за стол. Бруно вдруг показалось, что он где-то уже встречал представленного только что смуглолицего азиата Абдулло Кодирова и попытался вспомнить. В это время между столами трактира юрко проплывала девушка-цветочница с охапкой букетов белых и алых роз. Руст зазвал её и, купив один из них, попросил официантку поместить в вазу с водой.
— А ведь ваш отец спас мне жизнь! — с сердечностью поведал Абдулло Кодиров задумавшемуся Бруно. — В июне 1985 года в Панджшерском ущелье мы попали в засаду. Я был тогда ранен и остался лежать в зоне обстрела, а Костя Тевс вернулся за мной и под пулями протащил приличное расстояние до укрытия. Там оказал мне первую медицинскую помощь и долго оборонял.
Голос Абдулло и характерный говор также показались Бруно знакомыми. Где же я его слышал? — старательно вспоминал он.
— Я знаю о том случае, — отвлёкся от мыслей Бруно. Когда отец погиб, его друзья Сидор, Руст и Костёр написали нам об этом. Мама до сих пор хранит все письма.
— Тевс был хорошим солдатом! — горделиво произнёс Григорий Середа. — Все мы оставили в Афганистане частицу себя, свои души. Война единственное, что у нас есть — плохое и хорошее.
— Это верно! — согласился Руст. — Григорий Семёнович и Абдулло продолжают служить нашей Родине. А полковник Кодиров, — выделил он Абдулло, — бессменно на афганском направлении. Они как были в разведке, так в ней и остались!
Эти слова осенили Бруно. Абдулло изневесть напомнил ему того смуглого афганца в белой чалме и бежевом перухан впотай подошедшему к нему в чайхане одноглазого Якуб-хана, и по-русски посоветовавшему уклониться от личного участия в обмене Альфреда Юнга на муллу Абдул Рахмана и пятерых региональных лидеров талибан, а также прекратить ухаживания за племянницей моулави Шамсутдина — Ситой Ахмадзай, поскольку это опасно.
— Ну, из разведки скажем не только мы, — возвратил Бруно из потока мыслей сосредоточивший на него взгляд позитивный Абдулло, — насколько мне известно, семья Тевсов — это уже династия!
— Я вас вспомнил! — возликовал Бруно. — В чайхане Якуб-хана, это были вы!
— Возможно! — допустил Абдулло с улыбкой. — Так, удаётся TF-47 решать текущие задачи в Афганистане?!
— В целом, да! — признался Бруно, сообщив. — Но я уже не служу в этом подразделении.
В трактире вновь заиграли музыканты, начав исполнять танго «Голубые глаза»:

Голубые глаза, вы пленили меня,
Средь ночной тишины
Ярким блеском маня.
Голубые глаза, в вас так много огня,
Вы влечете к себе, голубые глаза,
Страсть и нежность тая.
Голубые глаза, в вас горит бирюза,
И ваш взор голубой,
Словно небо весной.
Голубые глаза, столько страсти и огня
В этих чудных глазах.
Голубые глаза покорили меня.
Когда танго близилось к завершению, в зал вошла молодая, высокая красивая девушка и стала взглядом кого-то искать. Она абие обратила на себя взоры всех присутствовавших в зале мужчин. Её стройная фигура, распущенные длинные русые волосы и большие голубые очи производили впечатление. Увидев её, Руст встал из-за стола, достал из вазы цветы и направился навстречу. Он подвёл девушку к столу и, усадив визави Бруно, представил гостям:
— Знакомьтесь! Это Маша Кострова — дочь дорогого нам Костра. Она студентка журфака МГУ. Но в скором будущем с высокой вероятностью — руководитель ИТАР ТАСС.
Маша зарделась патетичным представлением Руста.
— Маша, — обратился знакомивший Руст, — а этот крепкий мужчина, сын равно дорогого нам Кости Тевса — Бруно.
Бруно тут же встал и учтиво кивнул головой.
— Чувствуется порода, галантен как отец, — отметил озарившийся улыбкой Середа, откидываясь на спинку стула.
— Бруно живёт в Германии. Два года прослужил в Афганистане. В той же зоне, что и мы когда-то, — поведал Руст с улыбкой и, поглядев на Абдулло, спросил, — я правильно понял?!
Абдулло улыбчиво кивнул головой.
— Ничего не скажешь, хорошо работает российская военная разведка! — отметил Бруно. — Действительно, зоной ответственности Бундесвер являются Кундуз, Баглан, Тахар, Бадахшан, Саманган и Балх. А подразделение, в котором я непосредственно служил, находится в Кундузе.
— А что вас побудило к службе в армии и уж тем более к отправке в Афганистан? — интеллигентно с серьёзностью поинтересовался Середа. — Ведь для вашей семьи служба отца за речкой обернулась трагедией.
— Во-первых, мой прадед по-отцу, в честь которого отец дал мне имя, был полковником Советской армии, — поведал о героическом предке Бруно. — Он воевал в Испании, на Халхин-Голе, на фронтах Великой Отечественной войны и увенчал свой боевой путь взятием Вены. Он не единожды был ранен, горел в танке. Его награды хранятся у нас дома во Фрайбурге как реликвии. Когда отцу исполнилось 18 лет, он уговорил деда Бруно, снискавшего своими ратными делами почёт у городского военного комиссара, чтобы тот попросил включить его в группу, направлявшуюся после учебки в Афганистан. Выселенных в Казахстан и Сибирь немцев, как известно, в советские военные контингенты за границей не направляли — не доверяли. Прадед Бруно, к счастью не узнал о гибели в Афганистане своего внука. Он скончался за полгода до его гибели. Полученные в боях раны дали о себе знать. Во-вторых, — продолжил толковать Бруно. — Отец в своих письмах из Афганистана с гордостью писал, что служит в войсковой разведке и выполняет ответственные правительственные задачи. Когда я стал взрослеть, не желая бередить маму тяжёлыми воспоминаниями, тайком доставал и перечитывал отцовские и его друзей письма. В определённый момент я твёрдо решил, что хочу стать военным разведчиком, как мой отец. Когда я достиг призывного возраста, то призвался в воздушно-десантную бригаду в Цвайбрюккене. На завершающем этапе службы поступил на офицерские курсы, окончив их, прошёл отбор в специальное разведывательное подразделение KSK. Прослужив какое-то время в Германии, я обратился к командованию с просьбой направить меня служить в Афганистан в TF-47 — подразделение, о котором упомянул Абдулло. Вот собственно и всё. Но всё это уже в прошлом, — резюмировал Бруно с лёгкой улыбкой и грустью.
— Какие у вас дальнейшие планы? — заинтересовался Середа.
— Пока ещё не решил, — ответил Бруно.
— А то может… к нам?! — пошутил Абдулло.
— Оставь парня в покое! — пресёк иронию Середа и, встав с наполненным бокалом, велегласно провозгласил тост: — За нашу Советскую Родину! СССР это или Россия — для нас равнозначно! За тех, кто служил и служит этому государству!
Когда очередь дошла до третьего тоста, все молча встали, и вновь велеречиво выступил Середа:
— Дорогие боевые друзья и дети наших погибших товарищей! Чувство вины за то, что мы живы, а ваших Отцов с нами нет, всегда будет нас угнетать. Мы свято верили в то, что делали и что жертвы были не напрасны. Такие храбрые воины, как Тевс, Стрельцов, Бадмаев и Костров и есть ангелы-хранители России!
Осушив бокалы, гости сели.
— У меня, наудачу, есть два билета в «Большой» на «Жизель», — изневесть перевёл тему разговора Руст, — Маша, не откажешь Бруно в намерении сводить тебя в театр? Время как раз выходить, мой водитель доставит вас на место.
Маша смутилась, Бруно решительно встал и взглядом на девушку удостоверил это предложение. Когда молодые уехали, Середа, Абдулло и Руст, посидев немного, разошлись. Утром, как и договорились, Руст и Бруно сели на Ярославском вокзале в СВ поезда «Москва-Архангельск» и двинулись на встречу освобождавшемуся из заключения Сидору.
ПОЕЗД МОСКВА-АРХАНГЕЛЬСК
Столица осталась уже позади, а скорый поезд, набрав ход, двигался строго на север. Проводница подала чай, и под мерный стук колёс Бруно спросил Руста:
— А что стряслось с Сидором, что он так надолго сел?
— Издержки российского бизнеса 1990-х годов! — толковал Руст, начав длинное повествование. — История Сидора началась с того, что по возвращению в Союз, мы втроём — он, я и Костёр поехали в Ленинград, чтобы навестить маму погибшего друга Стрелы — Людмилу Васильевну. Это обещание в случае, если вернёмся домой живыми, мы пятеро дали себе ещё в Афганистане. Вослед Стреле, ночью тех суток, погибли твой отец и Монгол. Так нас осталось трое. Домашний адрес Стрелы сохранился в моей памяти лишь отрывочно. Оттого в поездке мы столкнулись с перипетиями. Преодолев их, мы отыскали квартиру Людмилы Васильевны, съездили днём, как и планировали, на могилу Стрелы, а вечером, истово помянув, вели душевную беседу. Неожиданно, из квартиры этажом выше послышались крики. Мы поднялись наверх и, проникнув вовнутрь, увидели, как три лиходея пытали горячим утюгом мужчину средних лет и молодую казистую даму. Избавление от притеснения послужило нашему с ними знакомству. Мужчина оказался директором двух внешпосылторговских магазинов «Берёзка» Яковом Ильичом Иткиным, а дама его спутницей Кирой. В последствие, Сидор завязал с Яковом Ильичом деловые отношения и неделями стал пропадать в Ленинграде. По предложенной Иткиным схеме и посредством его обширных связей, они привлекали в оборот крупные заёмные средства.
Обменивая их у теневых держателей внешпосылторговских чеков, они скупали партии импортной бытовой, видео-, аудио— техники и фирменной одежды и сбывали перекупщикам из больших городов, а также в Сибирь и на Кавказ. Существенным фактором в схеме Иткина-Сидора была образцовая отчётность. У покупателей товаров в магазинах «Берёзок» обязательно должны были быть документы, подтверждавшие законность обладания внешпосылторговскими чеками. Удостоверения «Ветерана боевых действий» и «Инвалида войны» были для этого идеальным вариантом. В 1980-е годы такие удостоверения имелись лишь у военных, проходивших службу за пределами СССР — в Афганистане, Анголе, Мозамбике, Эфиопии, а значит ежемесячно получавших чеки. Ветераны-афганцы имели среди них подавляющее большинство. Причём, удостоверение инвалида имело преимущество над ветеранским внеочередным обслуживанием. Обеспечением необходимым количеством персональных данных из реально существовавших льготных удостоверений занимался непосредственно Сидор. Являясь сам инвалидом войны II-й группы, он наладил контакт с теми, кто стабильно обеспечивал его такими данными из архивов районных военкоматов Москвы и Ленинграда. Получив их, он предлагал каждому ветерану или инвалиду за пользование его льготным удостоверением половину от их с Иткиным заработка. Это было непреложным условием Сидора Иткину. На мой взгляд, честно и достойно. Вознаграждения ветеранам составляли приличные для того времени суммы.
В начале 1988 года Правительство СССР ликвидировало систему торговли «Берёзка» и бизнес партнёров себя исчерпал. Яков Ильич продал имевшуюся у него в Ленинграде жилую недвижимость и перебрался в Москву. В 1991 году великий и могучий СССР распался. Сидор к тому времени был уже выпускником МГУ и целиком интегрировался в деловую среду. Во время политического кризиса в октябре 1993 года, каждый из нас согласно своим политическим убеждениям и моральным обязательствам выбрал свою сторону конфликта. Сидор — Верховный Совет, я — президента Ельцина. Оба мы были подранены. Наш товарищ Костёр в те дни выполнял со своим спецподразделением задачи у Дома Советов и вытащил из пылавшего здания раненого Сидора, чем спас ему жизнь. Спустя два часа, при выносе раненого солдата из-под обстрела, Костёр погиб. У него осталась годовалая дочка Маша. Весной 1994 года после многомесячного излечения Сидор возобновил с Яковом Иткиным совместную деятельность, начав строить алмазно-бриллиантовый бизнес.
СОБЫТИЯ, ПРОИЗОШЕДШИЕ В ОДНО ВРЕМЯ 14 ЛЕТ НАЗАД

АНТВЕРПЕН БЕЛЬГИЯ. БРИЛЛИАНТОВЫЙ КВАРТАЛ DIAMOND QUARTER — май 1997 года. Приближался вечер пятницы, а с ним и священный Шаббат. Хозяин крупной ограночной компании советский эмигрант начала 1970-х годов Шмуэль Брандвайн, желая поспеть к зажжению своей супругой субботних свеч, убрал в сейфовую комнату находившиеся в работе у мастеров драгоценные камни, и отпустил их пораньше. Перед уходом он обошёл все мастерские, поставил офис на сигнализацию и, закрыв с кодом толстую бронированную дверь, слился с потоком улицы Pelikaanstraat. Он шёл скорым шагом. За ним, стараясь не упустить из виду, в бежевом плаще с длинными русыми волосами следовал мужчина лет 30-ти. По достижению Брандвайна, он достал пистолет и, окликнув его по имени, выстрелил в упор. Завершив устранение контрольным в голову, мужчина исчез в галавере.
МОСКВА. МЕЖДУНАРОДНЫЙ АЭРОПОРТ ШЕРЕМЕТЬЕВО-2. Майский день. Тепло, в столице ощущалось приближение лета. В зале отлета немноголюдно.  Бывший советский гражданин — американец Наум Нудель ждал объявления регистрации на рейс Москва–Нью-Йорк. Изневесть к нему подошли четверо мужчин в тёмных пальто со строгими лицами. Они показали Нуделю служебные удостоверения и, взяв его под руки, повели к ожидавшей снаружи чёрной «Волге» ГАЗ-3102. Клацнув дверьми и резво сорвавшись с места, они покинули пределы аэропорта. Долгое время местонахождение Наума Нуделя было неизвестно. Близкие подали его в розыск. Спустя три месяца их вызвали сотрудники МУРа и повезли в морг для опознания. В поднятом со дна Яузы теле мужчины, к несгодью, они узнали Наума Нуделя.
МОСКВА. ПОСЛЕДНИЙ ПЕРЕУЛОК, дом 1. В квартиру на верхнем этаже сталинского дома, принадлежавшую бизнесмену Якову Ильичу Иткину позвонили неизвестные. Предположительно их было трое. Дверь открыла супруга Иткина, Кира. Она провела гостей в зал к сидевшему в кресле и смотревшему телевизор мужу, а сама удалилась на кухню. Визитёры сели окрест и начали разговор. В какой-то момент один из них встал, обошёл Иткина сзади и выстрелил из пистолета с глушителем ему в затылок. После этого преступники зашли на кухню и застрелили его супругу Киру.
ПОЕЗД МОСКВА-АРХАНГЕЛЬСК
Руст продолжал рассказывать Бруно историю Сидора:
— Благодаря чутью и коммерческой жилке Иткина и Сидора, они открыли первые в стране российско—американское, —бельгийское и —голландское совместные предприятия, начали импортировать драгоценные камни — бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры. Сидор уже в Армии был к ним не равнодушен. А тут глобальный масштаб, гигантские суммы. Надо отдать ему должное, он в сжатые сроки получил профессиональные знания в геммологии, стал квалифицированным специалистом в огранке и кабошоне. Он подолгу отсутствовал в России, находясь в командировках в Анголе, Намибии, ЮАР, Мадагаскаре, Нью-Йорке, Лондоне, Антверпене, Амстердаме и других местах. Большие деньги Сидора не испортили, однако со временем его стали окружать особы с весьма специфичным миропониманием. Крайним для него разом, стал случай, когда он переправил солидную партию алмазов с рудника близ Куллинан в ЮАР своим партнёрам в Антверпен. Они занимались их огранкой. Взамен от них по отработанной модели компания Сидора-Иткина должна была получить условленное количество ограненных бриллиантов на сумму 100 миллионов долларов.
Известно точно, что в Антверпене сырьё получили. Однако хозяин ограночной компании Шмуэль Брандвайн, переправлявший бриллианты компании Иткина-Сидора в Россию, накануне был застрелен при возвращении с работы на глазах у изумлённой публики на площади четырех бриллиантовых бирж в самом центре Антверпена. В короткий отрезок времени, произошли ещё три злоключения: в международном аэропорту Шереметьево-2 четыре человека в штатском, выдав себя за сотрудников силовых структур, вывели из зала вылета и увезли в неизвестном направлении другого бизнес-партнёра Иткина-Сидора — Наума Нуделя, бывшего советского эмигранта, подданного США. Он привлёк в торговый оборот совместного с Иткиным и Сидором российско-американского предприятия многомиллионные долларовые средства крупных иностранных инвесторов. Спустя три месяца поисков труп Нуделя извлекли из реки Яузы. В дни исчезновения Нуделя, в Москве в квартире в Последнем переулке было совершено двойное убийство — Якова Ильича и его супруги Киры Вайсман. Сидор, к своей неудольности, за несколько часов до убийства заходил к ним домой. Они обсуждали гибель Брандвайна в Антверпене, похищение Нуделя из Шереметьево-2, судьбу пропавших камней и, пытаясь связать эти события в логическую цепочку, искали всему объяснение. Но для Сидора это были ещё не все злыдни.
Поздно вечером того дня, не ведавший ещё о гибели Иткиных, Сидор возвращался домой из театра с супругой Ниной Полюшкевич, находившейся в положении. Она служила в кабульском госпитале медсестрой во время нашего с Сидором излечения. Когда супруги поднялись на свою лестничную площадку, Сидор начал открывать в квартиру дверь. В это время свыше послышалась дробь шагов спускавшегося по лестнице и сближавшегося с супружеской парой, человека. Нина, заслонявшая Сидора, повернулась на шум и увидела в вытянутой руке мужчины пистолет с глушителем. Их взгляды сошлись и Нина хорошо разглядела его лицо. Преступник в мгновении решил для удобного выстрела в «объект» прежде устранить свидетеля и первый выстрел произвёл в Нину.  Сидор резко повернулся и, подхватив падавшую навзничь Нину, медленно опустил её на пол. Теперь, условия для ликвидации Сидора были исчерпывающие. Преступник хладнокровно навёл на его лоб ствол пистолета и нажал на спусковой крючок. Но вместо выстрела прозвучал щелчок, пистолет дал осечку. Сидор, не мешкая, рванулся к преступнику, вцепился ему в шею и разжал пальцы, когда тот уже замер. Потом он сразу вернулся к Нине, но она уже не дышала. В одночасье погибли она и их неродившийся ребёнок. Сидора задержали на месяц. За это время оперативники активно искали улики, чтобы доказать его причастность к убийствам в Москве Якова Иткина и Киры Вайсман, в Антверпене Шмуэля Брандвайна и похищении из аэропорта Шереметьево-2 Наума Нуделя, но не нашли. После изъятия в ходе обыска в офисе компании ценных минералов на несколько миллионов долларов, незадекларированных при прохождении российской таможни, Сидора осудили по статье за незаконный оборот драгоценных камней в особо крупном размере, назначив ему наказание предельно длительный срок. 
Поезд тем временем продолжал своё движение, приближаясь к пункту назначения. За окнами уже показались будки загородных дач и частные домовые строения. Внезапно в дверь СВ, в котором ехали Руст и Бруно, постучались.
— Чай или кофе заказывать будете? — спросила молодая в форменной одежде проводница. — А то уже через полчаса наш поезд прибывает на вокзал Архангельска.
Руст поглядел на Бруно. Оба желания к чаепитию не изъявили и поблагодарили проводницу.
— Как ваш с Машей поход в Большой театр? — неожиданно спросил Руст у Бруно. — Я уж стал беспокоиться твоему длительному исчезновению. Звонить тебе не стал. Ты уже взрослый человек. Подумал, в Москве тоже сам во всём разберёшься.
— Замечательно! — ответил Бруно. — После спектакля мы всю ночь гуляли по Москве. Сбылась, наконец, моя детская мечта — я побывал на Красной площади. Жаль, только к Ленину попасть не удалось. Зашли в ГУМе в ресторан. За трапезой искренне рассказали друг другу о себе.
После этих слов Бруно сделал паузу и продолжил:
— Как только я увидел в «Чёрной кошке» Машу, — потерял голову. Влюбился с первого взгляда. Вы, верно, сочтёте мой поступок недопустимым, но под утро я сделал Маше предложение и мы поехали к её маме Наталье Константиновне попросить её благословения.
Руст воодушевился:
— Это же счастье, парень! — воскликнул он. — Как я рад, что это случилось! Вот встретим Сидора и организацию свадьбы, как близкий друг твоего отца, я беру на себя!
В это время в окнах СВ показался перрон и встречающий прибывший поезд народ.
Руст и Бруно вышли из поезда и, сев в пригнанный водителем Муниром из Москвы чёрный крупногабаритный джип, направились в Котлас. Там находилась колония строго режима, в которой отбывал срок заключения Сидор. Достигнув места в назначенный час, они подъехали на площадку перед огороженной колючей проволокой территорией. На КПП стояли вооружённые автоматами солдаты с собаками. Изневесь из-за ворот вышел в спортивном костюме и кожаной куртке налысо стриженый мужчина с баулом. Это был Сидор. Руст и Бруно спрыгнули из машины и направились ему на встречу.
— От звонка до звонка! — бравурно возгласил подошедший к нему улыбавшийся Руст.
— На войне побывал, видно, и тюрьму пройти было написано! — философски заметил Сидор, слегка смутившись присутствию незнакомого молодого человека.
— Фаталист! — усмехнулся Руст и, желая снять конфуз, спросил:
— Никого не напоминает?!
Сидор вгляделся.
— Я сын Константина Тевса! — облегчил ему домёк Бруно.
— А ведь похож на Костяна, а Руст?! — возрадовался Сидор.
— Сын ведь, — улыбнулся Руст, — как не быть похожим на Отца?! Но это ещё не все хорошие новости! — с отрадой заинтриговал Руст. — В ближайшее время он женится на Маше Костровой!
— Надо же! — изумился Сидор. — Это подлинно благая весть! Жаль только, отцы ваши не дожили до этого удатного дня — с назолой произнёс Сидор.
Повисло короткое молчание.
— Ну, что садимся?! — предложил Руст и, сев в машину, друзья поехали обратно в Архангельск. В пути Сидор рассказывал о том, как он сидел, и чем будет заниматься на воле. Изнавись их джип на высокой скорости стал обгонять раскатисто сигналивший свадебный кортеж. Из открытых окон четырёх белых представительских иномарок махала руками повесничавшая навеселе молодёжь. Разделяя их благостный душевный подъём, друзья дружно помахали в ответ. Преодолев недолгий путь, их джип подъехал к железнодорожному переезду на окраине небольшого населённого пункта. Шлагбаум на нём к тому времени был опущен. Первым, вплотную к нему, выстроился свадебный кортеж. На крыше стоявшего последним лимузина были закреплены два разные по размеру декоративные золотистые кольца. Внутри на заднем кожаном сиденье расположились счастливые молодожёны: сбойливый молодой парень в чёрном смокинге с бабочкой и миловидная девушка в пышном свадебном платье с фатой. За ними встал КамАЗ, всклень наполненный мешками пескобетона. Вослед ему джип Руста: с водителем, им самим, Сидором и Бруно. Пользуясь вынужденной остановкой, из автомобилей кортежа гулко высыпала празднично одетые молодые люди. Парни открывали бутылки шампанского, оглушительно выстреливая пробками вверх и обрызгивая пеной повизгивающих девушек с бокалами. За этим занятием они огулом подтанцовывали под звучавшую из машины хорошо запомнившуюся Русту и Сидору с Гератской операции в Афганистане песню «Мы желаем счастья вам»:

… Мы желаем счастья вам,
Счастья в этом мире большом,
Как солнце по утрам,
Пусть оно заходит в дом.

Мы желаем счастья вам,
И оно должно быть таким,
Когда ты счастлив сам,
Счастьем поделись с другим.
Друзья переглянулись и молча улыбнулись. У Бруно это вызвало ассоциации с предстоящей его свадьбой с Машей. Но изнавись ему вспомнилась погибшая при авиаударе американских сил Западной коалиции ISAF по госпиталю MSF «Врачи без границ» в Кундузе его невеста афганка Сита Ахмадзай. Бруно в душе вдруг почувствовал тугу, виня себя перед её памятью.
— Ничего! — оживился, глядя на веселье Руст. — Скоро и нашей улице состоится такое знаменательное событие. Правда, Бруно?!
Бруно скрыл кручень и в ответ улыбнулся. Прошло какое-то время — поезда всё не было. Водители свадебного кортежа, вестимо уставшие ждать, экстренно призвали всех пассажиров садиться и, один за другим начали ход, объезжая шлагбаум и переезжая через железнодорожный путь. Увидев это, из будки выскочила бойкая дежурная в оранжевой униформе. Она кричала и махала жезлом. Как раз в это время вдали показался мчавшийся на большой скорости пассажирский поезд. В это время вторая машина кортежа в хвосте у первой едва преодолела переезд. Все четверо в джипе Руста, набатно следившие за происходившим, одновременно выскочили из машины. Предвидя неминуемую драму, водитель произнёс:
— Сумасшедшие! Убьются же!
Стремительно приближавшийся к переезду поезд начал издавать пронзительные гудки. В это время вслед за второй машиной кортежа двигалась третья. За ней, объезжая шлагбаум ехал лимузин с молодожёнами. Но едва он заехал на деревянный настил для рельсового пути, как заглох и стал недвижим. Послышался скрежет металла, тормозившего отступя поезда. Увидев это, Сидор рванулся к впереди стоявшему КамАЗу, резко открыл дверь кабины, сбросил наземь сидевшего в ней водителя и, заняв его место, дал по газам, тараня с железнодорожного пути машину с молодожёнами. Скользивший по тормозному пути поезд, ударил КамАЗу в бок кузова и перевернул его. Когда состав остановился, по другую сторону железнодорожного полотна Руст, Бруно и Мунир увидели на обочине лимузин с кольцами со сплющенным багажником и сбросивший свой груз КамАЗ со смятой кабиной. Бруно и Мунир извлекли оттуда посечённого битым стеклом Сидора и повезли в травмпункт районной больницы. Туда же вскоре прибыли и сотрудники полиции для выяснения обстоятельств ЧП. Врач к тому времени уже осмотрел раны Сидора и, не найдя серьезных травм, после перевязки отпустил. Соблюдя все формальности и подписав протокол допроса, к ожидавшим в приёмном покое друзьям вышел прихрамывавший Сидор:
— Придётся тебе одолжить мне денег из своих авуаров, — не шутейно обратился он к Русту, — чтобы я возместил ущерб камазисту.
— Решим как-то! — посулил с улыбкой Руст.
Друзья сели в чёрный внедорожник и продолжили путь в Архангельск, а оттуда в поезде в Москву.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ

Событийно история делится на три временных среза.
— Первый (настоящее время 2009 — 2011) повествует об обер-лейтенанте «KSK» (силы специальных операций) — Бруно Тевсе, сыне погибшего в Афганистане советского солдата в измальстве уехавшем с овдовевшей матерью в Германию и командующим в текущее время, группой сил специальных операций «Task Force – 47» в Объединённой группировке войск НАТО в Афганистане — ISAF.
— Второй (далёкие военно-исторические события 1920-1943, период басмачества — приграничье СССР и Афганистана) — эпизоды вычитываются Бруно Тевсом в русской книге, отправляя приквелами в развитии сюжета.
— Третий (недавнее прошлое: СССР и Новейшая Россия) — повествует историю шести боевых друзей на Афганской войне, трое из которых погибнут. В их числе отец Бруно — Константин.
— Настоящее время — Бруно Тевс участвует в спецоперациях ISAF против радикального движения «Талибан».
В одной из них, захватывая их духовного лидера, Бруно потерпит фиаско, но вызволит заложника, получившего при освобождении ранение — корреспондента крупного германского издания Отто Гринберга. Он обнаружит у него записную книжку с фотографией, запечатлевшей отца Константина и пять его боевых товарищей.
Фото были переданы Гринбергу при даче интервью афганским моджахедом, воевавшим в 1980-х против «советов».
— Доставив раненого Гринберга в международный госпиталь «MSF» на лечение, Бруно завяжет с ним дружеские отношения. Там же, Бруно познакомится с афганской докторицей (родившейся в семье афганских эмигрантов в ФРГ) Ситой Ахмадзай и сразу влюбится в неё. Выздоровев, Отто Гринберг вместе с Бруно Тевсом направятся к моджахеду, передавшему записную книжку и фото. Тот расскажет об обстоятельствах того драматического боя и гибели отца Бруно с товарищами.
Позже, благодаря телефонам из записной книжки Бруно узнает, что двое выживших друзей отца живут в Москве. Однако отыскать их он сможет когда завершит военную миссию в Афганистане.
— На этапе опасной, насыщенной событиями службы, Бруно получит радостную весть —  согласие родителей Ситы Ахмадзай на их брак. Тем временем, талибы похитят у непосредственного командующего обер-лейтенантом Бруно Тевсом — оберста (полковника) Георга Юнга, сына Альфреда. Желая помочь своему командиру, Бруно обратиться за помощью к Отто Гринбергу, чтобы тот через связи с талибами договорился об условиях обмена. В нём, Бруно и корреспондент выступят талибам гарантами своими жизнями. По завершении обмена, авиация ISAF нанесёт удар по талибам, которые ответно выстрелят в Бруно и корреспондента Гринберга, убив последнего.
— Теми же днями в районе госпиталя «MSF» силы ISAF будут проводить рейд против талибов и направят удары своей авиации по его корпусам. В результате невеста Бруно, Сита погибнет, а сам он разбитый горем разочаруется в миссии ISAF и своей в частности. Он уедет в Германию и уволится с военной службы. Побыв недолго дома во Фрайбурге, он направится в Москву к сослуживцу отца, чтобы узнать историю шести друзей.
— Сослуживец отца безногий инвалид Руст познакомит Бруно с дочерью погибшего у стен Дома Советов в октябре 1993 года, Костра (Ивана Кострова) — одного из трёх выживших в войне. Бруно влюбится и скоро сделает ей предложение. От Руста Бруно узнает, что третий выживший их друг — Сидор, в ближайшие дни выйдет из тюрьмы, и они вместе отправятся в Котлас (Архангельской обл.), чтобы встретить его.
В пути Руст поведает Бруно, как сложились Костра, Сидора и его судьбы в мирной жизни.
— Выяснится, что в октябре 1993-го, при расстреле Дома Советов троица встанет по разную сторону баррикад. Но несмотря на политические убеждения, в противостоянии противоборствующих сил, друзья протянут друг другу руку помощи. С гибелью в том молохе Костра, Сидор и Руст останутся из шестёрки друзей вдвоём.
В середине 1990-х — Сидор вольётся в крупный бриллиантовый бизнес и, пройдя череду перипетий, на долго угодит «за решётку». В завершении истории, возвращавшиеся в Москву, Бруно и двое друзей его отца столкнуться с чрезвычайной ситуацией, в которой освободившийся зэк Сидор, рискуя своей, спасёт жизни молодожёнов, к счастью, не погибнув.