В метро не слагают баллады

Мэнни повезло работать под землей. Подальше от человеческих глаз, насмешек за спиной, а то и злобных тычков и толчков. К тому же так он мог быть ближе к Маме.
Пусть предкам Мэнни и посвящали баллады, наполненные ужасом вперемешку с восхищением, он он не пошел в своих родителей и предпочитал покой и уденние славе и власти.
Уборщик в метро – работа не самая престижная, но она давала Мэнни одежду (униформу делали даже для таких специфичных пропорций тела, как у него), деньги ( с появлением банкоматов исчезла надобность выходить куда-то кроме подземного перехода), но главное – эта работа позволяла Мэнни избегать людей.  Начальство в метрополитене менялось редко, а те новички, что приходили, предпочитали игнорировать Мэнни, даже не смотреть в его сторону, что уборщика более чем устраивало. А еще он мог позволить себе дненвной сон, в котором все страхи и тревога уходили прочь, оставляя Мэнни в приятной липкой и безмолвной темноте дремы.
Ночью же метро закрывалось, и Мэнни выходил с Дорис (так уборщик называл свою паровую швабру), желтым ведром,  тряпками и наушниками чтобы вычистить станцию дочиста.  С часа ночи и до четырех утра станция Винтер Гарденс принадлежала только Мэнни, Дорис и музыке.
Когда шумные толпы покидали метро, Мэнни выходил на свет, вначале неловко и смущенно, хоть это и повторялось каждую ночь уже много лет, он все же каждый раз поначалу боялся взглядов,  что мог кинуть на него кто-то из охраны или случайно задержавшийся посетитель, но увервшись, что вокруг пусто иникто не станет насмехаться над ним, уборщик включал музыку и пускался с Дорис в пляс.
Глен Миллер сменялся Фредди Меркьюри, а затем Чайковским, а затем Григом, а Мэнни все кружил и кружил под слепящими лампами в такт музыке, и даже не боялся их яркого света.
В другие моменты свет ужасал бы его, был противен самой его природе, тем более, что даже под тусклым светом электрических ламп в глаза слишком бы бросались его уродство  – горб,  крючковатый нос, бородавки и оттопыренные уши,  черная щетина на руках. Но когда  вокруг не было ни души, Мэнни мог танцевать в свое удовольствие.
Электрически лампы были для Мэнни софитами, а станция метро – огромной сценой, сценой, принадлежавшей только ему.
И, завершив свой танец, он откланивался незримой и благодарной публике и удалялся обратно в темноту тоннелей, чтобы вновь выйти на сцену следующей ночью.
Конечно, иногда Мэнни брал антракт и выходил в подземный переход, чтобы купить чего-то съестного себе или Маме.
Каждый такой выход был для него испытанием, но Мэнни брал себя в руки, задерживал дыхание, считал и десяти и выходил со станции твердым шагом, даже не оглядываясь на ночного сторожа (которого, стоит заметить,  практически никогда не было на месте), отпирал стеклянные двери метро висящей у него на поясе связкой ключей и оказывался в куда более привычном полумраке подземелья.
После этого оставалось самое сложное – пройти шестьдесят три шага до ночного ларька и заказать еду, не мямлить, ничего не забывать и не путать  когда продавец свысока будет смотреть на уборщика.  Сначала Мэнни не мог даже поднять глаза, когда своей волосатой рукой протягивал в маленькое окошко деньги, но затем понял, что продавцы не награждают и его самого даже мимолетным взглядом – тем более на ночных улицах, как слышал Мэнни от Мамы, можно было встретить и куда более странных персонажей. Так что ночные служащие быстро учились не удивляться ничему.
Так было и в эту ночь, даже то тревожное покалывание в затылке, что Мэнни обычно ощущал, находясь рядом с людьми, почти отступило. Предательски, словно ядовитый змей, привычный распорядок жизни, неизменный уже много лет, позволил Мэнни забыть, каким жестоким может быть внешний мир.
- Ты глянь какой урод!
Громкий голос, отражавшийся от бетонных сводов эхом, заставил Мэнни вжать голову в плечи, съежиться в как можно меньшую точку в нелепой надежде, что эти слова обращены не к нему.
- Эй, урод, что с тобой не так, а?
Мэнни с отчаянием посмотрел на продавца, но тот не ответил ему ни словом, ни даже взглядом, и продолжил медленно отсчитывать сдачу.
Схватив с прилавка пакет собачьих галет , так и не дождавшись сдачи, Мэнни быстрым шагом двинулся к стеклянной двери метрополитена. Шестьдесят два. Шестьдесят один.
- Урод, мы вообще-то с тобой разговариваем! – голос заставил Мэнни на мгновение обернуться, чтобы сразу отвести взгляд и смотреть отныне только вперед, на приближающуюся стеклянную дверь.
Но и этой доли секунды хватило, чтобы разглядеть троих парней, крупных, куда выше Мэнни, в темных куртках и тяжелых ботинках, с раскрасневшимися от  спиртного маслянистыми лицами и мерзкими ухмылками.  Сердце Мэнни бешено колотилось, и стало биться еще сильнее, когда он услышал приближающиеся шаги за своей спиной.
- Ты меня не понял? Пацаны, прикиньте, он не только уродливый, но еще и тупой! – подземный переход наполнился отражающимся от стен роготом.
Тридцать два. Тридцать один. Шаги за спиной все приближались. Двадцать девять…
- Ты глухой? Или тебе на нас смотреть неприятно? Или хари своей стесняешься?
Один из преследователей схватил Мэнни за плечо и повернул к себе лицом.
Парень нависал над Мэнни горой, от него разило спиртом и потом.
- От… отстаньте! – Мэнни попытался вырваться, но рука крепко сжимала его рабочий комбинезон.
- Ты глянь, Сэм, вблизи он еще уродливый. – Парни снова захохотали. – Твоя мамаша что, со свиньей спала? Или ты в нее такой урод, а?
На мгновение, всего на одно мгновение, кровь предков пробудилась в жилах Мэнни, но и этой секунды хватило, чтобы он нанес удар.
Схвативший его здоровяк повалился, из его носа хлынула кровь.
Мэнни с удивлением смотрел на повалившегося парня, затем перевел глаза на двух его спутников – пока еще остолбеневших от удивления. А затем Мэнни побежал.
- Тварь! Да я тебя размажу нахер! – эхом раскатывалось у него за спиной.
Четыре… Три…
Захлопнув за собой стеклянную дверь, Мэнни потянулся за ключами на поясе, но было уже поздно.
Здоровяк с окровавленным лицом влетел в дверь, распахнув ее и отшвырнув Мэнни на пару метров.
- Ну все, урод, ты труп!
Мэнни бросил взгляд на стул в углу, но охранника там как обычно не оказалось.  Он двинулся прочь, сначала на четвереньках, потом на своих двоих мимо турникетов, подальше от людей,  он хотел оказаться в глубине туннелей, в темноте, где  будет в тишине и безопасности. Но удар в спину заставил уборщика повалиться, а затем и кубарем скатиться с остановившегося на ночь  эскалатора.
Его глаза застилала кровь, а в ушах стоял нестерпимый звон. Свет ослеплял, вызывая в голове пульсирующую боль. Мэнни полз прочь от эскалатора, пытаясь встать на ноги.
Сэм, здоровяк с окровавленным перекошенным в звериной гримасе лицом,  и его дружки спускались не торопясь, им некуда было спешить – добыча ранена, и сбежать ей некуда.
- А ты живучий гад. – Парень стер струящуюся из носа кровь рукавом. – Но ничего, я тебя сломаю. Хотел сказать, что мать родная не узнает, но она ж и так от твоей рожи блюет каждый раз как тебя видит.
Мэнни встал на ноги Мир вокруг него кружился в безумном вальсе. Пройдя несколько шагов, он схватился за прислоненную к колонне Дорис, сжал ее в руках.
- Че, рыцарь, этой палкой хочешь нас побить? – Сэм улыбался, обнажая свои окровавленные после удара зубы.
Мэнни выставил Дорис вперед как копье, но все еще не пришел толком в себя, по тому пропустил удар от одного из парней.
- Мочи его, Боб!
За первым ударом последовал второй, затем третий.
Сэм схватил швабру, вырвал ее из рук Мэнни, а затем нанес ей удар по голове уборщика.
- Хрень какая-то. Кулаками веселее. – Хмыкнул здоровяк и сломал  Дорис об колено, а затем небрежно бросил обе половины на пол. Троица нависла над Мэнни, сжавшимся в клубок в ожидании новых ударов.
- Мама… мама… МАМА! – Крик вырвался из горла Мэнни, отражаясь от стен и потолка, разносясь по туннелям и переходам, распространяясь эхом по всем подземным глубинам метро.
-  Как это мило, ну вы гляньте! – Сэм переглянулся со своими дружками. – Мамочку зовем! Только вот она тебя не поможет. Пора подыхать, урод!
Он занес кулак для удара, но отдаленный рокот, доносящийся из темноты, заставил его остановиться и обернуться, вглядевшись во мрак туннеля.
Рокот становился все ближе,  гром, рык и грохот, он приближался, сотрясая бетонные стены и мраморные колонны.
- Что за хре…
Сэм не успел закончить, когда огромная черная фигура сшибла его с ног и швырнула в стену. Два других парня переглянулись, но не успели сделать и шага прочь, как громадная лапа смяла голову одного из них.
Второй (похоже, это и был Боб) бросился наутек, но не сделал и пары шагов, как когтисты пальцы схватили его за шкирку и подняли над землей. Он вопил и болтал в воздухе ногами, глядя на челюсти, что через мгновение начисто откусили его лицо.
Тело, еще продолжавшееся дергаться, но уже лишенное жизни, полетело  на мраморный пол, обильно залив его кровью.
Сэм еще был жив и даже пытался ползти, но сломанный при ударе о стену позвоночник не давал ему двигаться достаточно быстро. Он даже ни кричал, лишь плаксиво ныл, медленно отползая от приближающейся к нему громады, когда гигантская стопа размозжила его голову.
Затем огромная лапа подняла Мэнни с земли, отряхнула и поставила на ноги.
- О, Мам, привет. – Мэнни хотел отвести глаза, но кроме окровавленных трупов его взгляду ничего не попадалось, так что он предпочел все же смотреть на Маму, а не на них.
 - Опять нарвался на неприятности, Маннелиг Младший? - Мама улыбнулась своей белоснежной клыкастой улыбкой и потрепала Мэнни по голове.
- Они начали первые, ты же знаешь. И Мама, ну не называй меня младшим, папа почил уже лет пятьсот как.
- Ну этого, сын, мы наверняка не знаем. – Мама двумя пальцами подняла остатки Боба и принялась их рассматривать.
- Да люди вообще столько не живут, мам. – Мэнни отряхнулся и поднял переломанную Дорис. Похоже, немного изоленты и скоб и она будет как новая.
- Твой отец был не обычным человеком, знаешь ли. Он был особенным, чтоб еще раз увидеть его, я отдала бы…
- Мам, ну не заводи эту шарманку снова, а? –Мэнни огляделся вокруг – работы до утра ему весьма прибавилось. – А, и я как-то где-то обронил то печенье, что ты так любишь, извини…
- Да ничего, сын. – Огромная лапа обняла тушующегося Мэнни. – Этих – Мама указала на один из трупов – нам на пару месяцев хватит. Да они и повкуснее будут.
- Ну не знаю, мам, как бы опять съезжать не пришлось. Мне здесь даже понравилось…
- Да брось! – Мама махнула когтистой лапой и сгребла трупы в охапку. – Не в этом городе нам о чем-то беспокоиться.
-Да, наверное, ты права. –Мэнни улыбнулся, обнажив свои клыки. – Ладно, мне убираться надо, открывается через два часа, а тут такое…
- Ну работай-работай, сынок. – Мама еще раз улыбнулась Мэнни и двинулась в темноту туннеля, растворяясь в подземной темноте, такой приятной и родной для троллей.
А Мэнни отправился на поиски изоленты. Когда в подземку войдут первые пассажиры, Винтер Гарден должна сиять.