У мусорного бака

Грязная заблёванная подворотня взорвалась заливистым лаем.

- Шарик!.. Идет! – закашлявшись, прохрипел что было сил костлявый пес.
- А? Шарик? Тьфу ты! – зарычал ему в ответ второй.

- А ну, заткнитесь, шавки! - донеслось сверху. Вслед за криком, из окна вылетела пустая бутылка и попала в бок косматого пса, медленно шагавшего к помойке. Он припал на одну лапу, замер, словно ожидая следующего удара. Но ничего не произошло и, подождав еще немного, пес поднялся и пошел дальше.

Это был Шарик. Грузный и плотный пес, с коричневой вьющейся шерстью. Он ступал медленно, словно нехотя. Занося лапу, он на пару мгновений застывал, держа ее в воздухе, будто думая - опускать её или поставить обратно, и только затем ронял обмякшую конечность на асфальт и, сильно шатнувшись вперед, бесцельно таращился в пол.

- Шарик, ты чего такой? – спросил хромой пес. Звали его, надо сказать, Маркиз.

Каштановый гигант ничего не ответил, только уставился из-под косматых бровей куда-то вдаль. Тихое, ровное дыхание его сменилось всхлипами, а на глаза навернулись слезы. Шарик завыл и рухнул на землю.

- Хозя-я-яин. Хозя-яин уеха-ха-а-ал, - проскулил он. – И не взя-я-а-ал меня-я…

Хозяин Шарика изредка приезжал и брал его к себе в дом. Но никогда он не забирал его с собой в большой город и каждый раз оставлял на улице. С детства привыкший к домашней жизни Шарик не был дворовым псом. Но и хозяйским назвать его нельзя было. Так он и метался между двором и улицей, страдая от этого вдвойне.

- Ну постой, не плачь, - начал успокаивать его Маркиз. – Может, он просто в магазин уехал? Не отчаивайся раньше времени! Вдруг он сейчас вернется и возьмёт тебя с собой?
- Не вернё-ё-ётся!
- Посмотри на меня! Ко мне так часто никто не приезжает. Ко мне вообще никто не приезжает! Но я не отчаиваюсь. Жду!
По скулам Маркиза потекли слезы.
- Харе! Разнылись тут, царевны, - зарычал облезлый пес, выходя из-за помойки.

Говорят, давно какой-то дворовый мальчишка прозвал этого пса Бобиком. Пес же, считавший эту кличку достойной только мелких домашних кабелей и служебных собак, искусал мальчика до полусмерти, но все же через какое-то время согласился отзываться на Боба, потому что никто, в том числе и он сам, знать не знал, как его зовут и звали ли когда-то вообще.

- Сколько раз твоему хозяину нужно выбросить тебя на улицу, чтобы ты понял, что ты ему не нужен? – продолжал Боб. – А ты... тьфу ты! Мне тошно твое имя произносить! Маркиз! Кошачья кличка!
- Эй, - донеслось сверху. – Это оскорбление даже для кошек.
- Заткнись! А ты, Маркиз, круглый дурак, если правда веришь, что твои хозяева вернутся. Они обманули тебя и выкинули…
- Неправда! Лиза обещала мне! Она вернется!
- Маленькая сопливая девочка ляпнула по дури никому не нужной собаке глупость, а ты теперь живешь ради этого!
- Да! Я живу ради этого. У меня есть ради чего жить, у меня есть цель. А ты сгинешь тут без надежды!
- Мы все тут сгинем. Только я подохну, смотря правде в глаза. И вполне может быть очень довольным, набив брюхо парой крыс или обрюхатив хозяйскую сучку. Как тебе такое, Маркиз? Мои потомки будут жить в доме, а ты тут загнешься в мечтах о прекрасной хозяечке Лизе.
- Не смей так говорить!
- А то что?
Маркиз ничего не сказал, и Боб продолжил.
- Ты или просто дурак, или трус. Не знаю, что именно. По мне так и то, и то. Но признать, что тебя обманули ты никак не можешь. Как и вот этот.
- Я знаю, что я не нужен хозяину, - подал голос Шарик.
- И что же ты за ним бегаешь постоянно? Он тебя даже не ищет, так ты сразу к нему бежишь. Он тебе не улыбнется уже даже.
- Я не могут без хозяина, - сказал Шарик и вновь зарыдал. – Я его люблю-ю-ю.
- Ты не рыдал бы сейчас, если бы перестал за ним бегать.
- Отстань от него, - сказал Маркиз. – Что ты к нам прицепился?
- Помочь пытаюсь!
- Какие же вы глупые, - вновь донесся мягкий голос сверху. На каменном заборе лежала рыжая кошка с гладкой шерстью и старомодным, но элегантным бантом на шее. Это была Мура, но нынче хозяйка звала ее Бентам. Родилась она во дворе и росла с Бобом еще до того, как он встретили Шарика и Маркиза. Но те времена вспоминались Муре только во снах. – Вся беда собак в том, что они никак не могут научиться жить без хозяина. Вы примитивные и доступные, поэтому вы никому не нужны и из-за этого жить спокойно не можете.
- Это почему я то не могу жить без хозяина? - зарычал Боб.
- Ты знаешь, что у тебя его никогда не будет и злишься от этого. И срываешься на тех, кто в это верит, потому что боишься, что они вдруг кому-то да понравятся. Хотя такие скучные нюни не понравятся никогда и никому.
- А ну, убирайся отсюда, - рявкнул Маркиз и залился кашлем.
Мура усмехнулась, вальяжно поднялась и медленно зашагала по забору.
- Au revoir, - бросила она через плечо.

Боб подскочил, сомкнув челюсти около Муриного хвоста. Кошка в гневе зашипела и прыгнула за забор.

- Ненавижу кошек, - прорычал Маркиз.
- Тут уж я с тобой согласен, - ответил Боб.
- Вот ты ее знатно шуганул! – внезапно весело вскричал Шарик, прыжком вставая на ноги. - Ну, что, пойдем еду искать?
- Ты бы брал с него пример, - усмехнулся Боб. – Он хоть хвост поднимает быстро, а не ноет днями.
Шарик рассмеялся и побежал вперед.
- Он просто верит, - сказал Маркиз и устремился вслед за другом. – Верит, что за нами придут. За всеми нами.
- Я просто есть хочу, - Шарик снова рассмеялся.
- Эй, вы оборзели? Я за вами побегу? А ну, стоять! - Боб усмехнулся и ринулся за ними.

***

Шло время и бабье лето прогнали прочь холодные ноябрьские ветра. Заморосили дожди. Сначала украдкой, потихоньку, затем их сменили ливни, что порой переходили в первые осенние снегопады.

А в подворотне старого двора, у помойного бака по-прежнему жили три бездомных пса. Жизнь сильно не изменилась, только первые холода сделали их угрюмее и молчаливей. Даже Шарик теперь, пребывая в хорошем настроении, больше не смеялся и не шутил, а лишь вилял хвостом, да тихо семенил по двору. Стоило же ему загрустить, так он ложился на бок и замирал. В такие минуты Шарик не плакал. Просто молчал.

Так и шло все своим чередом, пока однажды во двор не заехала уже знакомая машина. Старый местами проржавевший автомобиль остановился. Дверь у водительского сиденья отворилась и оттуда вышел худой, сутулый мужчина с бритой головой.

- Хозяин! – закричал Шарик и бросился к машине.
- Эй! Постой! – крикнул в спину ему Боб. – Куда же ты? Дурак.

Вслед за мужчиной из машины вышла тучная женщина в ярко-красном платье. При виде бегущего Шарика она закричала.

- А ну пошел отсюда, бешеный, - сказал хозяин Шарика, пнув подбегающего Шарика ногой.

Пес, взвизгнув, отлетел в сторону.

- Убью, сволочи! – Боб, оскалившись, бросился к хозяину и его подруге.

При виде разъяренной собаки нежданные гости поспешили спрятаться в подъезде дома. Магнитная дверь захлопнулась прямо перед пастью пса и тот с разбега влетел в нее.

Поднявшись на ноги Боб, обернулся и тронулся в сторону Шарика, но тот уже бежал к подъезду. По морде его стекала кровь. Вслед за изувеченным псом ковылял Маркиз.

Добежав до двери, Шарик начал скрести ее лапами и жалобно выть.

- Хозяин! Хозяин меня не узнал!

Боб оторопел.

- Тебе мозги отшибли? – опомнившись заорал он так громко, что грозный лай его чуть не сорвался на визг.
- Не ругайся на него. Видишь, ему и так плохо – хозяин не признал, - хрипел издалека Маркиз.
- Сумасшедшие, - с отвращением сказал Боб и пошел прочь.

Через пару часов к помойке вернулся Маркиз. Он не смог уговорить Шарика пойти с ним и преданный пес так и остался сидеть у двери. Даже когда на землю легли сумерки, а на небе загорелись первые кроткие звезды, Шарик не вернулся к своим товарищам и просидел всю ночь, не смыкая глаз. Хозяин так и не появился.

На следующий день пес снова не захотел уходить.

- Я жду хозяина, - ответил Шарик Маркизу, не спуская глаз с поцарапанной железной двери. Боб не пошел его уговаривать.

Порой раздавался высокий писк дверного замка, из подъезда выходили люди. Обычно Шарика не замечали. Некоторые пытались прогнать и били его, иногда кто-то приветливо но безразлично здоровался, одна бабушка даже вынесла ему еды. Но все они были чужие. К еде пес не притронулся и продолжал стеречь, не замечая ничего вокруг. Один раз он попытался забежать в подъезд, но жильцы прогнали его.

Только к вечеру во двор вышел его хозяин. Он был с женщиной в красном платье и снова наградил верного друга пинком, добавив на обратном пути.

Так проходили дни. А дни медленно, потихоньку складывались в недели.

Боб, будучи не в силах смотреть на таящего на глазах Шарика, не раз приносил ему еду и силой пытался заставить есть. Но Шарик ни разу не касался ее.

- Я не хочу, - отказывался он. – Вот чудо. Такой обжора как и есть хочет, - на этих словах от пытался выдавить из себя улыбку, но у него не получалось.

Морозы стали крепче. В один день мелкий, словно манная крупа, снег впервые не растаял и остался лежать на земле, покрывая ее призрачной белой шалью.

Однажды поздно вечером из двери подъезда вышла женщина в красном. Впервые она была одна. Но вскоре хозяин выбежал вслед за ней. Они долго кричали, после чего женщина в красном ушла. Хозяин остался стоять посреди двора. Он смотрел ей вслед, а потом упал на колени и зарыдал.

Шарику очень хотелось подбежать к хозяину, обнять его, утешить. Пес с трудом приподнялся на закостеневших лапах. В последние дни он совсем ослаб и двигался с трудом. Шарик пополз вперед – задние лапы замерзли и не слушались, он цеплялся за ступеньки и медленно сползал по невысокой лестницу подъезда. Силы быстро покинули изнеможённого пса. Он распластался на земле, обратив свой грустный взгляд в сторону хозяина. Страдания и боль покинули пса и теперь лишь печаль и стыд, стыд за то, что он не в силах помочь любимому человеку, горели в его душе.

Хозяин тем временем встал и увидев пса вскричал.

- Это все из-за тебя! Тупая псина!

Он ударил Шарика в прилипший к спине живот. Пес не издал ни звука. У него не было сил кричать.

- Из-за тебя она ушла! Прицепился чертов пес! Отстань от меня!

Он все бил и бил лежащего на земле Шарика, даже когда послышался хруст кости он продолжал наносить удары.

Крик отогнал дрему страдающего без сна Маркиза и тот в ужасе побежал будить Боба.

Хозяин же, выдохнувшись, остановился. Злость и отчаяние его души прорезал холодным потом ужас. Он увидел как преодолевая судороги и дрожь полуживой пес машет ему хвостом. Шарик был счастлив видеть его. Своего хозяина.

Дыхание перехвалило, испуганный радостью преданного пса, он схватился за голову.

- Что же я делаю? Что же? Нет. Нет!

Он бросился к Шарику и обнял его.

- Прости! Прости меня!

Это был самый счастливый миг во всей жизни пса. Собрав последние силы он тихо залаял.

- Хозяин, ты меня узнал.

Прибежав к дому, Боб долго не мог спросони прийти в себя. Затуманенный взгляд его рыскал вокруг в поисках Шарика. Он был готов наброситься на любого, кто попробует причинить вред его другу. Но у подъезда никого не было. Только в щели закрывающейся двери мелькнула фигура человека, державшего на руках что-то тяжелое. Дверь захлопнулась, издав металлический лязг. Все стихло. Наступила темная, безлунная ночь.

Прошло два дня. Во дворе не появлялись ни Шарик, ни его хозяин. Боб с Маркизом решили, что их друг умер. Мура тоже ничего не знала, только слышала как ее хозяйка говорила про какого-то «бедного пса», и согласилась с тем, что Шарика больше нет в живых.

Но на утро третьего дня из двери дома вышел сутулый человек с бритой головой и небритым лицом, за ним из сумрака подъезда появился большой каштановый пес, перевязанный и хромающий на заднюю лапу. Они пересекли двор, человек посадил пса в машину и сел в нее сам. Заревел двигатель, и старый автомобиль выехал со двора.

Высунувшись в окно, Шарик смотрел вперед. В туманной дали испещренной ямами и рытвинами дороги ему мерещилась новая, счастливая жизнь. Он мечтал и любил, не слыша оклики своих друзей, которые еще долго бежали вслед за машиной. Только когда она безвозвратно потерялась в дымке, еще спящего, витающего в ярких предрассветных снах города, Боб и Маркиз остановились и, переведя дух, медленно поплелись в сторону старого двора.

- Все же он забрал его с собой, - задыхаясь, сказал Маркиз.
- Да, и он, не думая, бросил нас тут.
- Мы как хорошие друзья должны радоваться, что у него все хорошо.
- Он как хороший друг мог хотя бы попрощаться. С него не убыло бы. А он даже в нашу сторону не посмотрел. Плевать ему на нас оказалось.
- Он последние недели так страдал. Я думаю, он не специально. И нас он не забудет.
- Мы всю жизнь страдаем и как-то в состоянии показать, что мы о нем не забываем, делами. И не нужен никто, что догадки строить: что? как? и почему? Раз стоило ему пострадать, чтобы забыть про нас, то не так важная значит наша дружба.
- Не знаю. Я так не думаю.
- Ну и не думай. Как бы мы не думали он не вернется. С ума сойти! Все же уехал. Повезло. Да, кстати. Раз у нас тут такие чудеса творятся.
- Что?
- Если вдруг твоя хозяйка нагрянет, то жду приглашения в гости.
- Ты же не хочешь домашним быть?
- Еще чего! Но у нее наверняка будет полно подружек, и у них наверняка будут собаки.
- Это еще почему?
- А потому, что если она вернется сюда и найдет тебя, то собак любить должна очень сильно. И друзей себе таких же наверняка подобрала. А я очень люблю изысканных дам, это не дворовые сучки, с ними и о жизни поговорить можно. Что-что, а домашние шавки куда лучше уличных, а вот с кабелями скорее наоборот.
- Ну, могу обещать, что попрощаюсь точно. А остальное как пойдет. Вдруг у моей хозяйки в большом городе квартира? Я там Шарика скорее в гости приглашу.
- Вот и воспитывай вас. Предатели!

Боб и Маркиз тихо шли вдоль пустой разбитой дороги по знакомым кварталам, мимо спящих домов и магазинов. Над городом медленно вставало солнце. Начинался новый день.

С тех пор жизнь дворовых псов, несмотря на крепчающие морозы и расставание со старым другом, стала радостней. Маркиз больше не унывал, днями он смотрел за въездом во двор, гулял по окрестностям, свято веря, что его ожидания и поиски оправдаются и приблизят счастливое время – возвращение хозяйки, в котором пес теперь не сомневался. Даже Боб разделял толику его энтузиазма и порой под вечер, когда усталый, но весёлый Маркиз возвращался к помойке, Боб сурово и безразлично, но в душе с явным интересом, спрашивал его, чем увенчались поиски.

Судьба Шарика вселила в обоих удивительную надежду. Веру в новую лучшую жизнь, в то, что все еще наладится. И перед ней отступили болезни и злость. Нередко теперь они, бродя в поисках еды по городу, заглядывали в лица случайным прохожим. Ненароком, случайно, по крайней мере так говорили они себе.

В один из пасмурных декабрьских дней во двор зашла невысокая женщина. На ней было протертое зеленое пальто, а короткие темные волосы уже сильно тронула седина. Проходя мимо помойки, она остановилась посмотреть на двух бездомных псов. Заметив ее они приветливо замахали хвостами и хоте было подбежать к незнакомке, но увидев, что собаки встают женщина испугалась и поспешила скрыться в доме. Под вечер она вернулась и опасливо оставила неподалеку от мусорки тарелку с едой. Завидев собак, она снова поспешила уйти.

Давно Бобу и Маркизу не доводилось так пировать. В тарелке они нашли целую куриную тушку и наелись до отвала. Прогорклое и местами подпорченное мясо стало для уличных псов дивным яством, и, насытившись, они улеглись у мусорки и долго говорили о жизни, мечтах, красоте. Обо всем. Только не о грозном городе, зиме и смерти.

- Мне в юности соседский шпиц.. – начал Маркиз.
- Да ты и в породах разбираешься? - перебил его Боб.
- Есть немного, - смущенно ответил довольный пес, наслаждаясь чувством как сморщенный живот, наполнившись едой, отлипает от спины.
- Ну ты голова!
- Этот соседский шпиц мне рассказывал, что волки – это наши предки.
- Да ну!
- Да, я сам удивился. Как мы можем от таких диких и темных созданий происходить?
- Ты что? – удивился Боб, сильно наевшись он даже не мог злиться. – Они вольные и свободные, сами себе хозяева. Они гораздо лучше нас. Они сильнее.
- Не знаю. Они дикие. Человек сильнее и нас, и волков. И раз он приручает нас, то может мы все лучше.
- Поправка – конкретно нас он приручать не спешит, - Боб рассмеялся.
- А ты неужто захотел этого?
- Еще чего! Я не домашний. Не был им никогда, и уж не время им становиться.
- Почему?
- Не хочу я!
- Но там же будет лучше.
- Я всю жизнь на улице жил, мне к дому не привыкнуть.
- Да почему? Это же как после холодной зимы к весне привыкать – непривычно, но лучше потом в разы.
- Ты весну с домом не сравнивай. Весной хорошо, потому что тепло. Ну и жрачки по дворам больше гуляет. Дома этого еще больше, но там за это в клетке живешь, да человеку руки лижешь. А для меня это страшнее любой зимы. Противно!
- А что ж ты высокое общество увидеть хотел? Там ведь все также.
- Ты дурак али как? – зарычал Боб. – Тебе все растолковывать по десять раз надо?
- Не злись, хорошо же.
- Это да! Обожрался я, это уж точно. Так объелся, что худо аж. Не думал, что скажу такое!
- Да, да! Мне тоже плоховато от еды уже.
- Совсем обнаглели на такое жаловаться.

Страданья и боль всей жизни растопили в несчастных животных радость и счастье. И в тихой подворотне у помойного бака раздался бешеный лай, как буйствующая стихия он разнесся по двору.

- А ну, заткнитесь! – из окна вылетела бутылка и разбилась о мусорку, осыпав псов осколками. Но они этого не заметили, они смеялись и смех уносил их печали и страдания в недоступные мысли заоблачные дали.

- Я может и хочу жить получше, да с приличными дамами водиться, но свободу за это не продам. Плохо на свободе, но без нее мне еще хуже. Вот если вернется твоя хозяйка, я бы к вам в гости зашел. А там посмотрим. Не знаю я.
- Эх, хорошо Шарику.
- Да, добился все же своего. А я в него не верил. Ну и как в таких людей то верить? А вот как все сложилось. Но нам сейчас и тут неплохо.
- Знаешь, мне как-то плоховато. Как будто все обратно… Маркиз не договорил, он начал кашлять. Изо рта его с кровью потекла светло-бурая блевота. У Боба еда комом встала в горле. - Господи… - с трудом проговорил он.
- Мне тоже хреново… - Боба стошнило. – С курицей что-то не так было… Мне ее вкус сразу не понравился. Эта тварь ее отравила!
- Отравила? Господи! Нет!
- Сволочь… Увижу – убью!
- Неужели мы умрем?
- А? Успокойся, рано ты нас хоронишь.
- Рано! Да, рано! Я не могут так рано умереть! Лиза! Хозяйка! Она же ищет меня! Она же обещала… Нет… А вдруг я умру и она меня найдет? Я её не увижу!
- Да успокойся ты! Посмотри на меня, - с трудом сказал Боб.
- Что? Что?
- Ты можешь дышать, можешь лаять. Значит живой. Как нас не травили, мы выжили. С чего сейчас умирать?
- Нет, нет, нет! Я задыхаюсь… Лиза… Я не могу! Лиза! – Маркиз вскочил и забегал кругами около помойки. – Я должен увидеть хозяйку!
- Остановись! Только хуже будет, - крикнул Боб, но Маркиз его уже не слышал, и продолжал бесцельно бегать по двору, обезумев от страха. Его беспорядочный лепет угасал в сгущающихся сумерках.

Прошла ночь. Тяжелая, полная болезненного жара, озноба, гнилого привкуса смерти во рту. К утру боль отступила и на двор легла мертвая тишина.

Мура с куском колбасы в зубах соскочила с забора на крышу мусорки и оттуда на землю. Она побежала дальше. Около серой стены дома среди осколков отлетевшей штукатурки на земле чернели две фигуры. Их медленно знаосил слабый утренний снег.

У окоченевшего тела Маркиза лежал Боб. При виде Муры он трудом приподнял голову.

- Мура… или Бентам, или как тебя теперь звать? – сказал он осипшим голосом. – Что надо?
- Вот, - сказала Мура и положила перед псом кусок колбасы. – Ешь. А зовут меня теперь Амелия. – Я ушла к другой хозяйке. Старая стала совсем невыносима, запрещала еду брать со стола.

Боб долго смотрел на кошку. Потом начал есть медленно и тщательно пережевывая каждый кусочек.

- Спасибо, - сказал он по окончании трапезы.
- Не за что. Ты всегда мне помогал прокормиться в детстве. Правда, я не думала, что ты станешь есть. Раньше ты не принимал от меня еду.
- Начнешь кормиться с рук и еду добывать сам разучишься. Но сейчас мне лишний раз подкрепиться нужно. Я за ночь всего себя выблевал.
- Что у вас случилось?
- Все как обычно.
- Маркиз?
- Ты сама видишь. Зачем спрашивать?
- Мне жаль.
- А мне нет. Прожил он долго, дольше, чем я думал. А что умер? Мы все умрем, что тут жалеть?
- Но он умер на улице, в холоде и страхе, до последнего веря, что придет хозяйка.
- Проживи он еще сто лет, она не пришла бы. Считай, он избежал ста лет страданий и пустых надежд.
- Шарик…
- Шарику повезло.
- Чудеса случаются.
- Да, и на то они и чудеса, что если и случаются, то очень-очень редко. Шарику повезло, а Маркизу – нет и сотням тысяч других бездомных собак тоже.
- А тебе?
- А мое место здесь. Мне ничего не надо. Я просто живу. И жизнь эта не так и уж и плоха. Я знаю, что не получу больше и не хочу этого.
- Я тоже росла бездомной. Но, как видишь, все изменилось. И тут совсем не причем везение. Я сама нашла себе дом.
- Тебе повезло родиться кошкой.
- Ну ты и придумал! Ладно, мне пора, не умирай тут.
- Проваливай!

Боб с трудом встал и поплелся к дороге. Утренний снегопад сменила сильная метель, в подворотне завыл холодный зимний ветер. Черный путь, местами тонувший в курганах сугробов, уходил вперед и быстро терялся в молочной мгле, призрачными тенями высились в ней бетонные обелиски домов.

- Зима, - сказал Боб в пустоту.

В свисте декабрьской вьюги ему слышался хруст снега под лапами друзей, мерещилось их тихое приглушенное дыхание. Словно Шарик и Маркиз были рядом.

- Зима? Весна? Лето? Жизнь всегда есть жизнь. Полегче, потяжелей. Мне от нее много не надо. Было бы чем брюхо набить уже хорошо, а если не будет – то не беда. - сказал он друзьям. Сказал судьбе, собакам, людям, всему миру.

Но на снежной дороге Боб стоял совершенно один. Он побежал вперед и затерялся в белой пелене.

Буран укутал город, занес его снегом и первыми сугробами. Укрыл белым саваном он и старый собачий приют, где из вольера в невысоком кирпичном здании на улицу вышел исхудавший высокий пес. Он в последний раз взглянул на светлое небо, а затем лег на землю и тихо, не издав ни единого звука, умер от голода и несчастья. На его вьющуюся коричневую шерсть лег мелкий снег, а из-под косматых бровей скатилась на землю и превратилась в маленький бриллиант слеза, чистая как капля утренней росы.