Невинное утешение

     Дома опять не лады. Воздух наэлектризован, душен, предвещая очередной скандал и придирки, и Валька силится понять, по какой причине и в чём он будет виноват на этот раз. За окнами панельной высотки серый, набрякший март, тёмно-сизое небо над свинцовыми ящиками унылых домов, но зато там нет этой невыносимой духоты. Сырой, холодный ветер посвистывает за стёклами, выманивая на простор. Валька наспех одевается в свою единственную всесезонную куртку на вырост и бредёт по рыхлому, раскисшему снегу к остановке. В кармане школьных брюк рука с надеждой ощупывает медные кругляши оставшихся денег. "Должно хватить, - прикидывает Валька - ,пятьдесят шесть копеек, в обрез, но можно сэкономить на транспорте". Хочется сладкого и чего-то яркого, тёплого, и он отправляется по своему обычному маршруту, в далёкий, и, вместе с тем, заманчивый своими удовольствиями центр города. "Только бы не  попасться контролёру, только бы..." - как заклинание вертится в голове у Вальки, пока он полтора часа трясётся в вонючем и зяблом автобусе по убогим окраинам, завороженно наблюдая за тем, как встречные, заляпанные по самые стёкла машины, с шумом рассекают чёрный глянец луж, обдавая серые бугры снега, по обочинам, веером отвратительных брызг. В салоне, несмотря на субботний день, малолюдно, на блестящих тротуарах почти никого нет, сеет в окна мелкий дождь.

     На конечной остановке Валька бодро сбегает по ступенькам на освещённую матовыми шарами фонарей мокрую брусчатку. За бетонным парапетом серый провал могучей реки, редкие прохожие размытыми тенями крадутся мимо, прячась под тускло отливающими куполами зонтов. Вокруг старый уютный город: мост дугой, с шипением переваливающие с берега на берег автомобили, ажурные здания в стиле ампир, причудливо изукрашенные барельефами, а за их широкими окнами (Валька это точно знал) всегда тепло и уютно. За одним из таких находилась его любимая библиотека, впрочем сейчас он направлялся в другое место.

      У кассы кинотеатра, в сыром, пахнущем чем-то прелым и утробным, просторном фойе, на покрытых чёрной грязью старинных плитках, стояли жаждущие зрелищ и те, кому некуда деться в этот холодный и ненастный день. Желтоватый неоновый свет, щедро лился с высокого, покрытого замысловатой лепниной, потолка, иногда перемигивая из механически щёлкающей колченогой лампы, придавая всему вид таинственный и сказочный. С массивным грохотом хлопала дубовая дверь, скромно позвякивали в ответ запотевшие витражи, и гулким эхом отдавались шаги входящих зрителей.

     "Билет на сеанс стоит сорок копеек, - с буратинной одержимостью размышлял Валька, - и остаётся ещё шестнадцать, - подитожил он, ощутив приступ наглого голода и неудержимо прибывающую слюну, - как раз на сладкий, сдобный рогалик. Вот и славно, и останется ещё копейка". Взяв самое дешёвое место в первый ряд, он отправился в ближайший гастроном, в шутку названный им "тремя пескарями" за своими "четырьмя корочками хлеба". Получив из розовых рук пухлой, некрасиво накрашенной продавщицы, вожделенную, ванилью и счастьем пахнущую подкову, в хрустком, отливающем бликами целлофане, и шустро сунув её в карман, он, едва выйдя из магазина, отломил первый кусочек, с наслаждением захрустев ароматной корочкой.

     Сегодня давали французскую комедию - яркую, крикливую, выплёскивающую за край экрана избыток беззаботной, сочной жизни, той жизни, которой так недоставало Вальке в это время и месте, хотя, к стыду своему признаться, он и видел этот фильм несколько раз. В темноте зала, под вспыхивающим красочными всполохами экраном и французской говорливой вознёй, Валька не забывал осторожно отщипывать, стараясь не шелестеть, вожделенное лакомство, рассасывая тающие мёдом крошки, и всё-таки рядом сидящий парень, лет пятнадцати, всё же что-то успел услышать или унюхать. Он уже несколько раз нервно оборачивался в сторону Вальки, бросая сердитые и полные ненавистью взгляды, от которых становилось не по себе. Но так хотелось вкусненького, так переливалась и смеялась жизнь на экране, что невозможно было остановиться и Валька продолжал хрустеть и, может быть, даже причмокивать и пахнуть, и когда фильм и лакомство порядочно перевалили за середину, сосед не выдержал и возмущённо сказал: "Хватит уже!",  на что Валька испуганно оглянулся, замер и пригибаясь под лучами кинопроектора передвинулся как можно дальше, на самое крайнее место, где рядом уж точно никого не было. Не в силах прекратить это невинное удовольствие, он продолжил и дальше, впрочем осознав на этот раз, что со своим счастьем, надо держаться от людей подальше.
                Виталий Сирин
                май 2014г