Бог

Удивительно не то, что происходит, а удивительно то, что, не происходит.
 
Тихая улица старинного русского города естественным уклоном сползала к реке. Река давно обмелела и через нее быль перекинут деревянный латанный -пере латанный мосток.

По обе стороны улицы вкось стояли деревянные заборы, кое, где прерываясь стенами обветшалых, давно не видавших краски, деревянных же домов. Недавно прошел дождь, в воздухе висела удушливая влажная дымка, а по смытому за многие годы и не ремонтируемому покрову дороги сбегал мутный ручей. Под стрехой домов заволновались ласточки и, выпростав крылья, принялись носиться над землей, вылавливая прибитую к низу мошку.

Двое пацанов старались наладить в ручье свою флотилию, но ничего из этого не получалось, так как улица была очень крутой и вода сбегала очень быстро. А так как ее при этом было мало, то и кораблики больше волочились по камням, чем гордо сплывали по воде вниз. Мальчишкам надоело их вновь и вновь «ставить на киль» и они принялись их забрасывать комками грязи, имитируя морской бой. Бой кстати тоже не получился, так как комки грязи были большие, а корабли маленькие. Один такой ком сплошняком накрыл кусок доски с гвоздем вместо мачты, а другой выбил из ручья старую подошву со спичечным коробком вместо рубки, которую ее хозяин подхватил и, изловчившись, запустил в чужой забор, где она и исчезла в зарослях некошеной травы.

«Пошли на фиг, отсель»- махнул рукой мальчонка, которого звали Антон.
«Дай я ему еще раз врежу»- ответил другой, собирая голыми, мокрыми руками с обочины грязь и лепя из нее ком. Видать воды много хватанул, ком не слеплялся, а вытекал между пальцами, отчего бросок получился не направленный, а разбрызгался, испачкав и самого метателя.

Первый паренек засмеялся, крутанувшись вокруг себя, избегая грязных брызг:
«Ладно, Ландыш я побег!»- перепрыгивая через иссякающий ручей, Антон устремился вверх по улице, «мать искать будет».

«Я с тобой, Антоха!»,- устремился за ним Ландыш. Странное имя для русского города, но какое есть. Чем «наградили» с тем и живём.

Пацаны удалялись вверх, когда снизу от реки по той же улице поднимался высокий седой человек.

Шел он, легко перешагивая рытвины на дороге, опираясь при этом на свежевыструганный из орешника посох. Отчего, несмотря на его седины, невозможно было сказать какого он был возраста. Шел он навстречу солнцу, не щурясь, когда солнечные лучи попадали ему в иссиня глубокие глаза.  Его мимический подвижное лицо,  выражало  отношение к тому, что он наблюдал по сторонам. А по сторонам было сплошное запустение и разор.

«Как и живут-то», - тихо прошептал путник, видя сиротливые отблескивающие омытыми стеклами окон, строения.

«Все дороги ведет к храму»,- вспомнил он , чуть усмехнулся и, не ускоряя шага, продолжал путь.

За спиной хлопнула калитка, впереди из граничного с улицей дома выступил мужик в майке и с сигаретой в руках. Сверху из-за изгиба улицы о чём-то поругиваясь, показались две, разного возраста, женщины.

Размеренность местной жизни настолько поглотила людей, что любое явление не осталось бы незамеченным. Тем более неспешно шагающий по улице высокий человек, седые волосы которого от лучей солнца отдавали неопределенным золотисто - серебряным бликом, а водяная взвесь, еще находящаяся и не разогнанная лучами солнца в воздухе, окружая голову путника прямо-таки, светилась.
Видя это явление мужик в майке крякнул: «О, как!».

Наблюдая с верхней точки улицы за свечением исходящим от путника две женщины попритихнув вдруг ощутили всю безысходность своей жизни заполняемую каким - то непонятным но сладостным чувством ожидания.

Двое мальчишек все еще находящиеся на улице почувствовав движение, за спиной, остановились и обернулись. Антон, увидев светящегося человека, инстинктивно встал за спину Ландыша, а тот, открыв рот и глаза от изумления, неожиданно выдохнул «БОГ».

Путник, поравнявшись с пацанами опустил на них глаза, в его синих радужках вокруг черных зрачков засверкали лучики солнца, губы растянулись в улыбке. Он протянул руку и как бы  намереваясь погладил Ландыша по голове, при этом почти не касаясь, его ершистых светлых волос. Волосы мальца засветились золотым густым светом. Мужик, в майке глядя пришельцу в след, закрываясь от солнца рукой, крякнул и опять произнес лишь: «О, как!».

Женщина, та, что постарше, не слыша возгласа мальчонки прижав руки к груди, то ли, выдохнув, то ли взмолясь, расслабленно произнесла: «Господи!»,- и от избытка нахлынувших чувств из ее глаз покатились слезы. Молодая не понимая в чему тут дело, переводила взгляд со своей спутницы на приближающегося человека. Понимать не понимала, но состояние момента подсказывало ей, что происходит, что-то особенное. И когда высокий седой человек весь окутанный сиянием оказался рядом с ними, старая женщина не выдержала и упала на колени, заливаясь слезами, за ней и молодая вся в смятенных чувствах, зарыдала навзрыд. Путник, не поворачивая головы, произнес лишь: «Зачем?»,- последовал мимо.

Мальчишки с любопытством, и все, же с осторожностью двинулись за чужаком, теперь у них появилось дело, отчего их значимость в собственных глазах несколько повысилась, тем более «засиявший» Ландыш как-то приободрился от того, что оказался смелее своего товарища и от того, что его коснулся сам Бог. Всерьез он свои слова не принял, так получилось, случайно, но от этого заявления его значимость не стала меньше. Тем более он видел, что происходит с женщинами и это вызывало у него неподдельный смех. «Вот дуры, ревут, почем зря!»

Пожилая женщина не вставая с земли повернулась на коленях вслед уходящему человеку и тихо произнесла: «Пришел, наконец, пришел»,- и зачем-то перекрестила путника в спину. Молодая враз перестав плакать, переспросила не понимая: « Кто пришел, куда пришел?»

«Христос пришел»,- опираясь на подставленную руку, и поднимаясь, ответила пожилая, «вон сколь ждали, а он тепереча только и  пришел».

«Да ладноть!»,- махнула рукой на нее молодая, считая, что та ее разыгрывает, « Какой такой Христос, тот, что из Библии что-ли?»

«Много ты понимашь, из Библии…», - осерчав, остановила ее пожилая, «тот, что из Библии он еврей, он выдуманный, а это вишь совсем наш. И статью и волосом».

«Ну, положим, я слышала, что тот тоже высок ростом был, да и волос у него был русый, так какой же еврей, ведь те вон все чернявые и корочконогие. Иногда рыжие встречаются, так все равно курчавые, что твои нехристи, негры то есть».

«Вот что еще удумала, еврей», - уже и не помня кто первый назвал данную народность проворчала пожилая,- «пойдем он наверно в церкву пойдет».

«Так может своих предупредим, всем же интересно будет, кто пришел»,- затормошила ее молодая. Пожилая одернула руку и устремилась вслед уходящему путнику: «Чего предупреждать, о нем молва впереди идет, все уже, наверное, знают».

Молодая засеменила за ней, не поверив, что все уже знают, так как они то с мамкой того еще минут двадцать назад не знали, как же другие об этом знают. Размышлять далее не стала, поспешила, чтобы догнать мать.

Высокий седой человек шел, не прибавляя и не замедляя шага. Из под длинного, ниспадающего с плаща, цвета горчицы, то с одной, то с другой стороны равномерно появлялись носки обувки из толстой сыромятной кожи, всунутой в русские лапти. Он шел через город по направлению улицы, которая все более и более заполнялась народом. И первый брошенный возглас Ландыша «Бог» как бы катился впереди него и заставлял встречных людей, или принимать его или сомневаться.

Сомневающихся было мало, разве, что те кому было положено по статусу сомневаться. Глава местного самоуправления подкативший к перекрестку улиц на жигуленке, полицейский рассматривающий от нечего делать, витрину ларька, управляющая жилыми домами, которая вообще никому не верила.БОльше было " воздержавшихся". В эту компанию попал и местный поп, который вроде бы должен был возрадоваться такому событию, как пришествие Христа, но как-то напрягся, увидев в пришедшем своего не просто оппонента, а соперника. «Это еще надо проверить, что там за Новоприбывший», пробурчал он, выдвигаясь вперед живом из калитки собственного дома и не выходя на середину, как это делал ранее, улицы, по над заборами тихонько заспешил в церковь.

«А вдруг как на самом деле Господь, с инспекцией, а его в храме нет. Непорядок!»
Путник целенаправленно приближался к центральной площади.

«Все дороги ведут в храм»,- мысленно проговорил он и качнул головой, как бы усомнившись в высказывании. Но дорога, по которой шел он, и в самом деле привела его к церкви. Не такой уж чтобы  и храм, но церковка весьма приличная. Пройдя через расстоянии до церкви, по площади путник остановился и оперевшись подбородком на посох  долгим взглядом уставился на ее вход, над которым кособоко висела иконка.

Пока он так стоял, вроде бы в задумчивости, из всех улиц к церкви стал стали подходит люди. Где-то это происходило тихо, где-то не очень. Желающие посмотреть на Христа, но еще не отошедшие от ночных излияний стремились быстро и окончательно поставить точку над «й», чтобы затем с чувством выполненного долга предаться «лечению». Дебоширов быстро уняли и привели в общевсплывающее состояние, то есть всеобщего молчания и созерцания.

Седой человек стоял на площади, люди теснясь, не решаясь вступить на площадь, молчали в улицах. Стояли так долго, что уже казалось, что на площади перед церковью и зданием местной власти (они ведь почти всегда друг против друга выставлены, и не понятно то ли объединены, то ли противоборствуют), поставили новый памятник.

Солнце высушило воздух и, седые волосы путника больше не светились, а молчаливая пауза, по мнению многих, очень затянулась.

Уже пробивалось первое  роптание: «Пришел так чего лба не крестит, стоит, чего?»

«Какой лоб, он ведь Господь, так на него ведь крестятся, он, что сам на себя что-ли креститься будет?»

«Ладно, чего спорить то, надо спросить его и все тут!»

«Как это спросить, типа: ты Бог, или кто вооще?»

И уже со смешком: «Нет, ты спроси у него закурить, даст, значит живой, а не даст тогда может быть и Христос».

«А вы че, нехристи считаете, что если Христос то значит мертвый, что-ли?"

«Ну, ведь говорят, его распяли ведь, а от этого и умер".

«Распяли, распяли, только вот сбёг он, и скрывался до поры до времени, а вот видать время пришло, и появился».

«Так, а чё оно, это время, к нам пришло, чё больше идти было некуда, вот зараза, теперь о трезвом образе жизни говорить начнёт».

«Не начнет, он сделает так чтобы ты сволочь, вообще не пил».

«А кто его об этом просит, я, что просил его, мол, не хочу пить, сделай милость помоги. Пил и буду пить, хоть тут целая армия из христосов образуется».

«Да заткнитесь вы все, дайте послушать».

«Так он вроде ничего и не говорит».

«Все равно, заткнитесь».

Пока народ так препирался,  замерший напротив церкви человек зашевелился, подняв голову и сощурив глаза, посмотрел на  её купол , где в дырах сидели голуби, горько усмехнулся и двинулся дальше в обход церкви, в улицу, которая была за ней и шла от нее в поле.

Толпа, было, напряглась при его движения но, увидев, что он миновал двери церкви, выдохнула разом «Ох!» и вновь замерла, но уже в недоумении. И лишь когда путник скрылся в одной из улиц, началось волнение в народе да такое, что слов описать его, у меня нет. Да и описывать не очень хотелось, такого количества нелестных слов я тогда наслушался, что до сей поры, в ушах звенят.