Мишка живоед

               




         Мишка работал заведующим отделом довольно крупного  конструкторского бюро(КБ), руководил которым очень интересный человек по имени Николай Петрович: талантливый изобретатель, прекрасный руководитель, художник, скрипач и романтик, внешне похожий на известного театрального деятеля Станиславского. Но мало кто знал, что этот импозантный и мужественный на вид мужчина был болезненно мнительным. Он боялся летать на самолётах; купаясь в водоёмах, никогда не заходил в воду выше колен; а когда случалось, например, порезать палец на руке, то он бледнел и впадал в страшную панику. Николай Петрович был старше Мишки на пятнадцать лет, но как-то так получилось, что из многочисленного коллектива КБ он сблизился и крепко подружился только с Мишкой.

        Мишка, заядлый рыбак, как-то пригласил Николая Петровича на рыбалку, чем тот никогда прежде этим не занимался. Николаю Петровичу это понравилось. Правда, на первых порах он отчаивался, когда запутывалась леска, образуя "бороду", или когда при забросе наживки он зацеплял крючком за кусты, за свою одежду или за ухо соседа по рыбалке. Чтобы распутать "бороду", он звал на помощь Мишку.  Часто, забросив в воду наживку, он принимался рисовать лежащие перед ним пейзажи, начисто забыв о рыбе. А рыба в это время самоподсекалась и утаскивала удочку в воду. Тогда Николай Петрович снова звал Мишку на помощь. В очередной раз, вылавливая удочку из воды, Мишка проронил, что для полного счастья Николаю Петровичу не хватает ещё и скрипки. Николай Петрович на минутку задумался, потом оживился и заявил, что это замечательная идея, и что надо обязательно провести эксперимент: "Влияние музыки на ловлю рыб". Помолчав, добавил: “ В замечательной книге Сабанеева "Жизнь и ловля пресноводных рыб", которую ты мне, Мишка, подарил, о музыке ничего не сказано. Это явный пробел, и мы должны его заполнить”. Но Мишка отговорил его от этой затеи.                               
         Как правило, ездили они на рыбалку с ночёвкой группой человек по двадцать, заказывая для этого через профком КБ служебный автобус. Николай Петрович обычно ехал за автобусом на своей "Победе". Иногда в паре с Мишкой, а иногда  с кем-то другим.
         Душой и стержнем их компании был Василий Иванович, работавший поваром в столовой КБ. Это был полноватый, коренастый, средних лет мужчина, компанейский, шутник и затейник. Все организационные вопросы по рыбалке лежали на нём. Отправляясь на рыбалку, Василий Иванович облачался как заправский рыбак, имел хорошие снасти, но рыбу никогда не ловил. Он добровольно принял на себя обязанности повара и ответственного за костёр, за что рыбаки платили ему дань рыбой. В итоге, собирая "с миру по нитке", даже в неудачные дни он возвращался домой с уловом. Каждый раз, ближе к вечеру, Василий Иванович выискивал на берегу своих подопечных рыбаков и по совести и обстоятельствам изымал у них рыбу для ухи. К моменту возвращения рыбаков на стоянку уха, как правило, была готова, стол накрыт, костёр ярко пылал. Начинался праздник: с выпивкой, тостами и бесконечными рыбацкими байками. Но все затихали и устремляли свои взоры в сторону Василия Ивановича, когда он начинал выпивать свою порцию водки: душа жаждала, а организм упорно отвергал её. Зажмурив глаза и зажав пальцами руки нос, он другой рукой медленно подносил водку ко рту, набирал её в рот и тут же возвращал обратно в стакан. Так повторялось раз  пять-шесть. Рыбаки дружно подбадривали его, а когда Василий Иванович залпом  вдруг опорожнял стакан, громко кричали: "Ура! Пошла родимая."
        В один погожий день, прибыв к месту рыбалки уже под вечер, рыбаки в спешке рассеялись по берегу реки. Николай Петрович и Мишка тоже заняли свои позиции: подальше от других, но близко друг от друга. Разделял их большой куст ольхи, что рос у самой воды. Николай Петрович стоял ниже по течению, а Мишка - выше. Клёв был очень вялым, но Мишка вдруг поймал большущую краснопёрку. Уже смеркалось. Мишка сильно проголодался. Убедившись, что его никто не видит, он стал есть эту краснопёрку живьём. Держа её за хвост и голову, он зубами оторвал спинной плавник и, озираясь по сторонам, стал жадно пожирать филе, иногда с шумом выплёвывая попавшую в рот чешую. Обглодав, Мишка выбросил рыбу в речку. Как ни странно, но рыба пыталась плыть, уносимая вниз по течению .
        Вдруг Мишка услышал топот за кустом, подобный топоту бегущей лошади. Стал он звать Николая Петровича, но он не отзывался. За кустом его тоже не оказалось, удочка и банка с наживкой лежали на берегу.
        "Странно, - подумал Мишка, - никогда прежде Николай Петрович на стоянку без меня не возвращался. Тем более не предупредив и забыв удочку на берегу".
         Подходя к костру, он услышал , как Николай Петрович что-то возбуждённо рассказывает, а рыбаки громко смеются. Заметив Мишку, компания затихла. Мишка извинился, что не принёс рыбы для ухи и присел на бревно около костра. Все продолжали молчать и смотреть на него.
   - У тебя лицо в крови, Мишка, - сказал кто-то из рыбаков.
   - Комаров, наверное, раздавил, - ответил тот и пошёл к ведру с водой, чтобы умыть лицо.
   - А я что вам говорил, - прошипел Николай Петрович, обращаясь к притихшим  рыбакам, - рыбья это кровь. А вы ржали надо мной.
   - Похоже, что так... - в задумчивости промолвил Василий Иванович.
           Вернувшись к костру, Мишка почувствовал какое-то напряжение в компании, а в чём причина,  понять не мог. За полночь, поужинав, рыбаки рассредоточились: одни пошли донки проверять, другие остались у костра байки травить до утра, а третьи  улеглись спать на сене, накрывшись огромным брезентом. Николай Петрович тоже пошёл спать. Мишка последовал за ним. Обычно он спал рядом с Николаем Петровичем. И на сей раз примостился у него за спиной. Стало холодать, и Мишка придвинулся ближе к Николаю Петровичу, но тот стал отодвигаться. Мишка снова придвинулся, тогда Николай Петрович резко выскочил из под брезента и побежал к костру.
   - Что, не спится, Николай Петрович? - спросил кто-то у костра.
   - Какой там сон! Лёг он у меня за спиной, и мне казалось, что вот-вот вцепится зубами в шею - и конец мне. Я пытался отодвинуться, но он снова и снова приближался ко мне и стал так часто и горячо дышать мне в затылок, что я не выдержал и сбежал.
          Мишка слышал этот разговор и понял, что речь идёт о нём. И понял он также, кто топал за кустом, как лошадь, убегая со страха; и что Николай Петрович видел, как он ел живую рыбу. Увидел он, вероятно, и барахтающийся на поверхности воды её полускелет. А с его мнительностью - это близко к людоедству. Мишка вылез из-под брезента, подошёл к костру и извинился перед Николаем Петровичем и другими товарищами, что шокировал их, сам того не желая.
   - Мишка, я действительно испугался. Ты бы видел себя: в сумерках глаза горят диким огнём, выражение лица совершенно хищное, рыба в руках дёргается, а ты жадно терзаешь её зубами, весь обрызганный кровью. Это был не ты, Мишка. Или ты, которого я не знаю. Я боюсь за тебя, -  с волнением произнёс Николай Петрович.
   - Бояться не надо. Со мной всё в порядке, - ответил Мишка и рассказал, как он приучился есть живую рыбу и многое другое, чего многие никогда не ели и есть не станут.
          Мишкин рассказ был долгим и увлекательным. Здесь он приводится в очень кратком изложении, но с сохранением узловых его моментов.
          Пристрастился Мишка к рыбалке, когда ему было всего шесть лет. Жил он тогда в селе на Украине. Возле села в лесу было много прудов, в которых водились карпы, караси, вьюны и масса какой-то мелкой пузатенькой рыбёшки. Мишкина хата стояла на краю села - у самого леса. Сразу за огородом начиналась ложбина (балка), ведущая через лес к прудам. Посреди ложбины протекал родниковый ручей, впадавший в один из прудов. Эта ложбина была постоянным Мишкиным маршрутом на рыбалку. Семья у них была большая, жили бедновато, поэтому Мишкина рыба всегда принималась дома с благодарностью. К восьми годам Мишка был признан весьма умелым и успешным рыбаком. Обычно он пас коз, помогал по хозяйству, а всё свободное время проводил на ры-балке.
        Всё шло хорошо в Мишкиной жизни, но тут наступил 1932, а за  ним и 1933 голодные годы. Голод был жутким. Некоторые люди умирали от истощения, другие ходили медленно, как тени, а иногда и падали посреди дороги. Но большинство всеми силами и средствами старалось выжить и не сдавалось. Однажды утром Мишкина мать со смущением, болью и страхом в глазах сообщила своим семерым голодным детям, что еды в доме нет. Совсем ничего нет. Отец ещё позавчера должен был вернуться из города с какой-нибудь едой, но что-то задержался. Дети выслушали этот приговор спокойно и без паники. Старшие братья, пошептавшись между собой, оделись и вышли во двор, попросив мать, двух сестричек и четырёхлетнего братика сидеть в хате и ждать их с едой. До этого они активно охотились на сусликов, барсуков, гадюк и другую
живность, обитавшую в полях и лесах, но ресурсы эти уже сильно истощились. Что они собирались добывать на сей раз, никто не знал. Мишка сообщил, что отправляется на пруды ловить рыбу. Правда, в первые же голодные месяцы рыбу в прудах выловили подчистую. Ни удочками, ни сетями там делать было нечего. Но мелюзга осталась. По какому-то странному недоразумению никто не догадался ловить её, кроме Мишки. Соорудил он бредень из мешковины  и отправился на промысел. Ходить по лесу одному стало опасно, так как сбежавшие со дворов голодные собаки в одиночку и стаями шныряли по лесу в поисках пищи и были опаснее и злее волков. Волки тоже обнаглели, совсем не боялись людей и часто вступали в смертельные схватки с собаками. Но голод сильно притупляет страх и чувство самосохранения.
        Мишка шёл добывать еду и думал только о еде, начисто забыв о страхе. Проходя вдоль ручья, у самого пруда, Мишка заметил небольшого карпа. Он поймал его и тут же съел живьём. В тот день Мишка наловил полведра мелюзги. Набирая в ладошку по четыре-пять рыбёшек, он забрасывал их в рот и жевал вместе с кишками и головами, не обращая внимания на кисловатый вкус и на писк, который эти рыбёшки издавали во рту, когда их прижмёшь зубами. Насытившись, Мишка отправился домой с уловом. Подойдя к своему огороду, он заметил, что из трубы их хаты идёт дым. "Значит, что-то варится..." - подумал Мишка. У самого крыльца он почуял запах варёного мяса. "Наверное, братья что-то добыли раньше меня," - заключил он. Так и оказалось. А варили щенка.
        В их пустующем сарае поселились злющие-презлющие бродячие собаки. Потом там появились шесть щенков. Подросшие и довольно упитанные, они стали иногда показываться в воротах сарая, с любопыт-ством взирая на окружающий их мир. Улучив момент, когда взрослые собаки отправились на промысел, оставив щенков одних, братья их "реквизировали", в закоулке за хатой сразу же одного из них разделали и под видом "зайца" принесли матери. Мясо оказалось очень вкусным, а бульон  ароматным и наваристым.
          За щенками пошли в ход взрослые собаки и всё другое, что можно было найти, добыть, поймать и съесть. Но людоедства не было. Наблюдалась другая крайность, когда некоторые люди, умирая от истощения, не могли пересилить себя, чтобы съесть, например, крысу, гадюку или кошку. Мишкины сёстры были из этой категории людей, поэтому щенков и кошек приходилось выдавать за зайцев, собак -  за диких коз и так далее.
          Когда наступила ранняя весна 1933 года, нагрелись луга и  появилась первая травка, а в ложбине в тёплых травянистых лужах развелось несметное количество головастиков, для Мишки открылся настоящий пищевой "Клондайк". Головастиков Мишка ел тоже живьём, пока не утолял голод, а потом собирал их в ведро и тушил на костре. Получалась вкусная, нежная пюреобразная масса с лёгким привкусом рыбы. Под видом рыбы он и приносил эту массу домой. Вскоре головастики закончились, и Мишка принялся за лягушек. Он их мелко измельчал секачём на пне, тушил на костре и приносил домой уже в готовым к употреблению виде.Всё лягушачье поголовье в ложбине и её окрестностях было истреблено полностью. В течение нескольких последующих лет встретить там лягушку было большой редкостью. Вскоре в изобилии появилась долгожданная зелень: дикий чеснок и лук, щавель, крапива и многое другое. Так выживала и благополучно выжила Мишкина семья.
         С тех пор минуло много лет. Мишка побывал на войне, окончил институт, обзавёлся семьёй и стал успешным и вполне обеспеченным человеком, но изредка, будучи голодным и без свидетелей, он мог съесть рыбу живьём, испытывая при этом эмоциональное возбуждение и даже удовольствие.
          В полном сборе, почти до утра слушали рыбаки Мишкин рассказ с большим вниманием и в глубокой задумчивости. Все, кажется, прониклись сочувствием к Мишке и отнеслись с пониманием к его странности.
   - Ладно, - нарушил вдруг молчание один из молодых рыбаков, - собаки там, кошки, гадюки - это дело далёкого прошлого умирающих с голоду людей. Это понять можно. Однако до сих пор есть живую рыбу - это, извини, Мишка, из области психического расстройства. Но и это, думаю, со временем пройдёт. А вот есть такую мерзость - смотрите, вон она из под куста выглядывает, выпучив глаза, - ты, Мишка, уже не сможешь. Не голод ведь, слава Богу.
   - Эту, что под кустом, я есть не стану. А вот тех, что квакают в старице, - с удовольствием.
          Закончился этот разговор  заключением пари на шесть бутылок водки, что являлось обычной вечерней нормой для их компании. Демонстрацию поедания Мишкой лягушек наметили на очередной рыбалке.
          Через неделю команда рыбаков прибыла на старое место, и каждый занялся своим делом, с нетерпением ожидая Мишкино вечернее представление. Мишка сразу же приступил к ловле лягушек. Довольно быстро он наловил их полное ведро и отправился на стоянку. Василий Иванович поодаль заготавливал дрова для костра, а Мишка устроился за кустом и принялся разделывать лягушек: головы, кожу, кишки и прочие отходы он складывал в кучку под кустом, а съедобные части ложил в казанок для тушения. Части, предназначенные для демонстрации, он оставил в виде окорочков и тушек с лапками, а остальное мясо было в виде филе. Всё это Мишка посолил и сдобрил специями. А тут и Василий Иванович с костром подоспел. Через несколько минут лягушатина была готова. Продегустировав, Мишка переложил демонстрационные части к себе в котелок, а остальное оставил в казанке возле костра. Василий Иванович молча и внимательно наблюдал за ним.
   - Попробуйте, Василий Иванович, - предложил Мишка.               
   Василий Иванович зачерпнул ложкой самую малость варева, с профессиональным интересом стал его обнюхивать, осторожно пробовать на язык, положил в рот, почмокал губами, прожевал и проглотил. Потом зачерпнул полную ложку, съел и выдал своё заключение:
   - Настоящий деликатес, Мишка. Без натяжки. Французы, братец, не дураки.
    
     Мишка отправился на берег, чтобы успеть засветло хотя бы пару раз забросить удочку, а Василий Иванович остался один у костра, готовясь тоже идти на берег изымать рыбу у рыбаков для ухи. Зайдя перед этим за куст по надобности, он заметил кучку лягушачьих отходов, от созерцания которых его стало подташнивать. Шмыгнув к продовольственному ящику, Василий Иванович схватил солёный огурец, быстро съел его и успокоился. Затем, улыбнувшись какой-то своей мысли, он отправился с ведром на берег.
           Стало темнеть. Уха уже варилась, но не была ещё готова, когда на стоянке появились трое рыбаков во главе с зачинщиком спора. Ещё не дойдя до костра, этот спорщик стал громко спрашивать у Василия Ивановича, где Мишка и где его лягушки.
   - Мишка ловит лягушек, по всей вероятности. Здесь его нет. Думаю, что представление переносится на завтра, - слукавил Василий Иванович.
   - Я это предчувствовал. Резину тянет. Ладно, подождём до завтра, - с ноткой огорчения промямлил спорщик.
   - А что у тебя там в казанке, Василий Иванович? - спросил кто-то из троих.
   - Это я приготовил на скорую руку. Уж очень проголодался. Ешьте, если хотите. Я это есть уже не буду, - ответил Василий Иванович.
           Все трое принялись активно опорожнять казанок, вознося до небес похвалы кулинарным талантам Василия Ивановича. А тут и сумерки наступили. Все рыбаки, галдя, столпились у костра, готовясь к ужину. Явился Мишка и тут же объявил, что к демонстрации поедания лягушек он готов. Подойдя поближе к костру, чтобы всем было видно, он достал из котелка тушку лягушки, всем показал её и съел. Таким же образом он съел и всё остальное, что было в котелке. Реакция рыбаков на его пред-ставление была далеко неоднозначной: одни взирали на это спокойно, без эмоций, другие  морщились и отворачивались, а Николай Петрович вообще отошёл подальше.
   - Есть желающие попробовать? - спросил Мишка.
   - Пробовать-то нечего, сам всё съел! - выкрикнул кто-то.
   - Не всё. В казанке, что стоит у костра, вполне достаточно для пробы. Милости прошу, господа! - пригласил Мишка рыбаков для дегустации.               
     Но казанок  оказался пустым. На минутку возникла немая сцена.
   - Кто опорожнил казанок, Василий Иванович? - спросил Мишка.
     Василий Иванович назвал имена спорщика и его товарищей.
   - Сговорились? Разыграть захотели? Не выйдет! Не лягушатина это была. Скажи, Василий Иванович, громко и честно, чем ты нас кормил? - выступил спорщик.
   - Пойдёмте со мной. Все трое. Я вам покажу, - ответил Василий Иванович и повёл троицу за куст. Осветив фонарём кучку лягушачьих отходов, он сказал, что это и есть источник того деликатеса, который они только что так дружно расхваливали.
           Надо сказать, что при свете фонаря эти отходы выглядели омерзительно. Блестящая кожа, кишки, люминесцирующие выпуклые глаза - всё это не для слабонервных. Трое совершенно ошалело смотрели то на отходы, то на Василия Ивановича, то друг на друга. А потом, как по команде, схватились за животы и напролом ринулись в кусты. Долго слышался из кустов шум выворачиваемых желудков и какой-то жалобный звероподобный рёв.
           Торжественный ужин расстроился. Рыбаки посоветовали Василию Ивановичу идти спать в автобус от греха подальше. Вскоре трое вернулись к костру посиневшими и изможденными, как после долгой и изнурительной болезни. Рыбаки стали активно проявлять к ним всяческие знаки внимания, стараясь шутками и прибаутками отвести их мысли от Василия Ивановича.               
         « Но это действительно было вкусно! - подал вдруг голос спорщик. - Всё бы прошло спокойно, узнай я даже, что ел лягушатину, если бы этот мудак не показал нам эту мерзость под кустом». При последнем слове он вдруг изменился в лице и снова ринулся в кусты. Двое последовали за ним. "Другие времена, другие люди," - с грустью подумал Мишка.
          Спор Мишка выиграл. Водку выпили всей компанией на следующей рыбалке. Но компания после этого постепенно стала распадаться. Дружба между Мишкой и Николаем Петровичем продолжалась ещё многие годы, до самой глубокой старости Николая Петровича и его ухода в мир иной.               
         После той злосчастной краснопёрки живую рыбу Мишка никогда больше не ел - как рукой сняло.



                2004