Сказ о Самуиле Петровиче

Самуил Петрович, как и всякий порядочный не олень, обладал тонкой организацией души, и просто обожал слушать сказы про молоко. Хоть он давно вышел из того возраста, в котором молоко было его основным продуктом питания, но не мог устоять, когда слегка сумасшедшая доярка Фрося, спозаранку, перешагивала порог его дома. Куда поставить ведро, пожалуй, было самой не любимой частью работы Самуила Петровича. Фрося с математической точностью вымеряла скорость падения струи молока, длину полёта, угол дальности, двигая ведро левой 21-сантиметровой ножкой то в одну сторону, то в другую. Наконец, окончательно утвердив вероятную площадь попадания, Фрося пододвигала себе ящичек и присаживалась на краешек. Самуил Петрович делал вид, что ему всё индифферентно, но сам с жадностью синоптика ждал, когда упадёт первая капля.
За время их долгого знакомства Самуил Петрович успел очень хорошо изучить характер и манеры Фроси. Не подавая виду, он прекрасно знал, что на счёт «пять» она оденет правую перчатку, на «одиннадцать» — левую, а на «восемнадцать» пристально посмотрит ему в глаза и подбадривающе произнесёт: «Ну, что? Поехали?» Куда, собственно, они отправлялись он не знал, но всякий раз молчаливо давал на то своё согласие. Но в этот раз всё пошло иначе. Громко стукнув дверью, Фрося пнула ногой ведро и плюхнулась на ящик. Тот треснул, но не сломался, ввиду всё-таки весьма скромных габаритов доярки. Самуил Петрович напрягся и почувствовал, как в коленках начинается лёгкая паника. На счёт «шесть» были одеты уже обе перчатки, а это значило, что сегодня будет задан совершенно другой темп разговора. На всякий случай, Самуил Петрович начал интенсивнее шевелить челюстью. Выразительно посмотрев на Фросю, он каким-то внутренним чутьём понял, что сегодня речи о молоке не пойдёт. Доярка непрерывно что-то бубнила себе под нос, и Самуил Петрович никак не мог разобрать и слова. Бубнёж переходил в ворчание, ворчание в повизгивание и подхрюкивание. Резким движением Фрося сорвала с головы косынку, затем фартук, топнула крохотной ножкой и отшвырнула перчатки. «Всё! Отныне начинаю новую жизнь!» — заявила доярка, и почесав Самуила Петровича за ухом, бравой походкой направилась на выход. «Ну, точно сумасшедшая», — заключил Самуил Петрович и блаженно закатил глаза.