Реквием

- Ну что там?

- Все готово, Антон Сергеевич. Испытуемый подключен. Осталось нажать на кнопку…

- Позвольте уточнить, Вадим, э-э-э, Павлович. То есть вы утверждаете, что с помощью этой вашей чудо-машины можно перемещаться в параллельные миры?

- Не совсем так. Испытуемый подключается к сознанию своего двойника в параллельном мире, видит его глазами, слышит его ушами, происходит своего рода ментальный синтез…

- Так. Ну а мы с вами?

- Ну а мы с вами будем наблюдать за происходящим вот на этом экране. Изображение, конечно, скверное, но будь у меня средства…

- Они будут. Если все действительно так, как вы говорите. Кто этот молодой человек?   

- Мой ассистент. Уже достаточно опытный, хм, психонавт… 

- Насколько опасны такие сеансы?

- Подключение происходит исключительно на ментальном уровне. Физически мой ассистент ничем не рискует…

- Извините, но во все это сложно поверить. Где доказательства?

- Вы их увидите на экране. К тому же сам испытуемый не сомневается в реальности всего, что с ним происходит… это… это ни с чем нельзя спутать…

- Хе-хе. Не убедили.

- Антон Сергеевич, если вас заинтересует эксперимент, вы сможете сами подключиться к своему двойнику. Сомнений у вас не останется, уверяю.

- Хм. Ну хорошо. Нажимайте свою кнопку, профессор…


***

Стоило мне включить пси-визор, упасть в кресло и раскурить сигарету, как динамики затрещали, и я услышал отовсюду нервный голос дежурного. Судя по заиканию, это был Финнеганн:

- Свободный ч-чистильщик. Свободный ч-чистильщик.

Я подождал немного. Тишина. Интересно, где Дональд? Соня? Мицуко? Освальд, наконец?

Страдальчески выдохнув, нажал на кнопку:

- Есть свободный. Воронец на связи.

- Внедрение в семнадцатом секторе, - с заметным облегчением сообщил дежурный. – Кажется, шестой уровень. Или п-пятый.

- Интригуешь.

- Соединяю с п-плетельщицей сектора.

Снова треск. Слабый женский голос:

- Привет, Стас.

- Здравствуй, - я раздавил сигарету о столик, и перед моим внутренним взором предстала, как живая, Кристина – смертельно бледная, белоголовая, с кроваво-красными губами, зрачками того же цвета. – Какой уровень, Кристи?

- Четвертый.

- Твою ж мать, – сплюнул под ноги. Растер плевок. - Извини.

- Я понимаю, - холодный, бесцветный голос. – Эмоции. Это я виновата. Не смогла вовремя отследить дисбаланс. Неупокоенный прошел сквозь мою паутину, как нож сквозь масло.

– Кому это вздумалось ложиться спать во второй половине дня?

- Ты же знаешь, как суеверны люди. Почему-то считается, что дневной сон менее опасен.

- Да, видимо, это не лечится, - пробормотал я рассеянно. Мой мозг уже работал, как хорошо отлаженный механизм, отыскивая оптимальный вариант действий. В ту же минуту на меня снизошло озарение, своего рода предчувствие, столь же неожиданное, сколь и туманное. - Значит так, Кристи. Я сейчас седлаю Игната и мчу к тебе на всех ветрах. Жди.

- Зачем? – удивилась плетельщица. Впрочем, слово «удивилась» в ее случае это сильно сказано. – Я ментально передам данные, как обычно.

- У тебя есть то, что мне нужно, - я убрал палец с кнопки. – Игнат!

- Да, хозяин, - мгновенно отозвался Игнат, открывая дверцы шкафа.

Широченный мускулистый голем с кожей цвета лазурита и физиономией Франкенштейна шагнул в комнату, затворил дверцы, распахнул настежь окно, запуская вовнутрь прохладный вечерний воздух, расправил за спиной нетопыриные крылья.

– Пункт назначения?

- Сектор семнадцать, - я одним быстрым движением запрыгнул голему на шею. Благо, контора расположена в здании бывшего музея науки и техники, и потолки здесь такие же высокие, как в святилище Девятиглазой. – Ячейка плетельщицы.

- Да, хозяин, - голем воспарил над потресканным, огненно-ржавым паркетом, вылетел в широкое окно, в полупрозрачный зеленоватый туман, повисший над тесным лабиринтом узеньких улиц, пропахшего миазмами столетнего ужаса, словно труп бродячей собаки запахом падали. – У меня есть вопрос, хозяин.

Сырой холодный ветер бил в лицо. Обнаженное тело, натертое жидкой медью, покрывалось волнами крупчатого озноба. От голема ощущалось приятное тепло, тепло заговоренной ведунами глины.

- Говори.

- Я часто думаю, хозяин, - проскрежетал Игнат сквозь закладывающий уши шум ветра. – Если неупокоенные это призраки убиенных, почему нельзя ликвидировать саму возможность убийств?

- Хм, - я посмотрел вниз, на оцепеневший в предзакатном ступоре каменный микрокосмос, скрытый от многомерного макрокосмоса непроницаемой Стеной Страха. – Каратели делают все возможное. Но люди убивали и будут убивать. Поэтому нужны мы, чистильщики… Знаешь, - добавил я неожиданно для себя, в сущности, обращаясь не к голему, а к окружающей пустоте,  - иногда мне хочется стереть воспоминания. Чтобы забыть все это.

Игнат помолчал, рассекая воздух черными, как ночь, остроконечными крыльями с оборванными краями.

- Почему люди продолжают убивать?

Я задумался. Странно, что этот вопрос не приходил мне в голову раньше.

- Не знаю. Такова наша природа… 

Игнат ничего не ответил, только покрутил приплюснутым гладким затылком. Видимо, решил, что искать смысл в беседе со мной не имеет смысла.

Впрочем, мне это было на руку. Куда полезнее обкатать в голове предстоящее мне задание, чем чесать языки с куклой, слепленной из голубой глины.

Четвертый уровень внедрения означал, что неупокоенный не только полностью подчинил себе тело, но и активизировал биоэнергетические ресурсы, доступ к которым открывается человеку лишь в минуты смертельной опасности. Вечер обещает быть жарким… Внезапно перед моим мысленным взором предстала Сюзанна. В белом платье и голубой шапочке с золотистыми перьями, яркие глаза цвета кофе, солнечные искорки детского озорства, ласковая улыбка на губах цвета хвои. Захотелось посмотреть, как она там, что делает? Жарит на сковороде фаршированного морковью карпа, или тушит в духовке жирного, откормленного на городской свалке ворона? Или уже сготовила и ждет моего возвращения, читая в кресле у камина свои глупые сентиментальные книжки, пропитанные одушевленным приторным либидо, словно улей медом?..   

Я обхватил пальцами висящий на шее кулон с капелькой ее крови, потянулся ментальным зрением к верхним кварталам, где на склоне холма притулился мой маленький домик, сложенный из малахитовых плит и осколков метеорита. Сюзанна знала, что временами я подсматриваю за ней, но не возражала. «Мне от тебя скрывать нечего, - сказала она, когда я брал у нее кровь с пальца. – Если я с кем-нибудь пересплю, то открыто. Не хочу ничего делать в тайне».

Не хочу ничего делать в тайне… странное чувство охватило меня. Больше всего это было похоже на страх. Густо замешанный на чувстве вины, застрявшей в горле, как кость. Казалось, я что-то забыл. Что-то важное…

Я разжал пальцы, тряхнул головой, крепче обхватил ногами бычью шею Игната. Нет ничего более смехотворного, чем чистильщик, подверженный суевериям, словно какая-нибудь торговка рыбой. Воображаю, как смеялись бы Соня с Освальдом, признайся я им, что слепо доверяю предчувствиям… И все-таки интересно, куда они подевались? Разлетелись по вызовам? Все?

- Почти на месте, хозяин, - предупредил Игнат.

Ячейка плетельщицы сверкала в тумане как замысловатый сакральный знак, написанный огненными чернилами прямо на земле. Едва заметно подрагивала натянутая над сектором паутина. Казалось, она сплетена из оголенных окровавленных мышц. Дома на соседних улицах едва ли не налезали друг на друга, но здесь, возле жилища плетельщицы, селиться никто не спешил. Люди побаивались плетельщиц, хотя не могли не знать, что именно они, нерожденные, оберегают их сны от мертвых. На минуту я задумался о том, что скрывается там, за гранью мира живых. И почему возвращаются только жертвы убийств? Или смерть для них слишком внезапна, невыносима? Или все дело исключительно в том, что они не слышали Реквием перед смертью? Что заставляет их в панике бежать сюда, обратно, вселяться в тела спящих и убивать? Чтобы порождать себе подобных? Сможем ли мы когда-нибудь разгадать эти тайны? Или… или правда настолько ужасна, что лучше ничего об этом не знать?

Едва Игнат приземлился, ячейка вспыхнула оранжевым пламенем, и мы оказались в небольшой, скромно обставленной комнате. Я немедленно спрыгнул с голема на покрытый копотью и гарью паркет, окинул взглядом полупрозрачные стены, словно сотканные из дыма, который вот-вот рассеется, подошел к женщине, что лежала на кровати, обнаженная, с рассыпанными по подушке белыми волосами. Во все стороны от нее тянулись красные нити. Переплетаясь в узоры и расплетаясь из них, нити пульсировали заложенной в них информацией, вздувались местами, будто глотающие лягушек черви.

- Ты будешь пялиться на меня, или говорить по делу? – Кристина открыла глаза. Ее зрачки напоминали открытые раны. – Я латаю дыру в паутине, Стас. Давай быстрее. 

- У тебя была хрустальная флейта, кажется?

- Зачем тебе?

- Если честно, не знаю. По крайней мере, пока.

- Хм. Вот уж не думала, что чистильщики способны осязать будущее.   

- Да какое это осязание. Так, смутный намек.

- Она под кроватью.

Я встал на четвереньки, приподнял атласное покрывало. Из темноты вышла на задних лапах большая крыса, одетая в кожаный жилет, протянула мне хрустальную флейту.

- Спасибо, - пробормотал я, сунул флейту в подкожный карман, голем подставил мне ладонь, я запрыгнул ему на загривок. – Удачи, сестра.

- Удачи, брат, - Кристина закрыла глаза, а я снова оказался в небе. Зеленоватый туман подо мною укрывал город, словно покрытый плесенью саван. В ту же минуту я получил ментограмму с координатами. Пришло время отправить мертвеца обратно, в невообразимый кошмар вечной смерти. 

Как и следовало ожидать, это был стандартный жилой дом. Шесть этажей, сложенные из кварцевых блоков стены, покрытая мхом черепица, зажженные призрачным золотом окна, расположенные в виде защитного знака Ым.

В темном окне на втором этаже выла женщина. Жалобно, пронзительно, как старая сука. Из той же квартиры доносились звуки пианино, играли Реквием. Женщина умирала.

Пасть подъезда распахнута настежь. На ступеньках крыльца - труп мужчины в рабочем комбинезоне. Глаза вытекли, грудь разорвана поперек, в пальцах левой руки – обрывок материи. Вряд ли ему играли Реквием перед смертью, возможно, мы еще встретимся… Снова возникло ощущение, что я забыл что-то важное. Липкий страх, смешанный с чувством вины… Стиснув зубы, очистил мантрой сознание, разжал мозолистые, начинающие остывать пальцы трупа, достал обрывок. Платье. Белое платье из шелка. Женщина… Впрочем, какая, к Девятиглазой, разница?

- След!

Голем упал на четвереньки, пополз к соседнему дому. Я захлопнул дверь подъезда и поспешил следом, включая на максимум реакцию, мышечную силу, уверенность в своей победе, презрение к смерти. Забавная дихотомия последних двух качеств уютно расположилась в уме, словно уснувшая на солнцепеке змея.

- Объект, хозяин, – проскрежетал Игнат. Повернув ко мне квадратное лицо, он поднялся на ноги и ткнул пальцем в едва видимый сквозь туман и наползающий с запада сумрак бетонно-металлический полигон для игр. Подул ветер с реки, защекотал ноздри запахами тины, живых водорослей, рыбы. Послышался жалобный скрип, похожий на скрип корабельной сосны. Но это была не сосна.

На качелях сидела девочка в белом платье. На вид лет шесть, не больше. В ладонях девочка сжимала сердце убитого ею мужчины. (Не удивлюсь, если это был ее отец). И не просто сжимала, вгрызалась в сердце зубами, высасывала кровь, чавкала, трясла головой, бросала по сторонам быстрые взгляды, словно зверек в лесной чаще.

Твою ж мать.

Мысленно чертыхаясь, окружил себя и голема завесой, слепленной из тумана, присел на бордюр полигона. Задержал дыхание.

Вариант первый – ударить накопленным электричеством в лицо мертвеца. (Сражаться они могут лишь с открытыми лицами, вот если бы это был третий уровень, пришлось бы туго). Сила удара выбросит мертвеца обратно, в мир духов, хотя стопроцентной гарантии, разумеется, нет. Если он уже пустил корни в ее память, кармические узлы, я окажусь беззащитным, как котенок в пасти льва. Вариант второй – завязать «перестрелку». В этом случае я смогу контролировать расход энергии и ситуацию в целом, но смогу ли поддерживать нужный уровень скорости? Сомневаюсь, что сердце ребенка выдержит такой биоэнергетический шторм, пусть даже сама схватка в стандарт-времени займет минуты полторы-две. 

Выдохнул. Встал на ноги. Послал в затянутое густыми тучами небо молитву Девятиглазой. Послал от сердца, вложил немного электричества, процентов пять. Погоды они не сделают, а мне так спокойнее. Затем перенаправил энергию в солнечное сплетение, наполняя все свое существо яркой обжигающей радостью, похожей на восторг первой любви в высшем штопоре опьянения красным лотосом. Ясно вообразил длинный меч с изогнутым лезвием. Обхватил «пальцами» рукоять…

В ту же долю секунды девочка вскинула голову, уткнулась в меня пустыми, небесно-голубыми глазами. Приоткрыла рот. С ее губ и подбородка стекала кровь, падала на белый подол.

За спиной послышался шум крыльев.

- Хозя… - глухой скрежет, хрип.

Я не обернулся. Набрал в грудь воздуха, чтобы нанести удар в единственно верный, озаренный интуитивным блеском момент. Окровавленные губы раздвинулись в страшной улыбке, вот сейчас, сейчас она сбросит маску…

Девочка затряслась в беззвучном смехе, и ее кукольное личико тут же растаяло, словно воск, сползло тягучими каплями…   

Вся моя накопленная энергия ушла в никуда, как вода в песок. На меня смотрела глазами цвета кофе Сюзанна. Бледное лицо, будто натертое фосфором, светилось в полумгле. Что-то невыносимо огромное зашевелилось в глубине памяти – хтоническое чудовище на дне моря…

- Неожиданно, правда? – раздался позади меня спокойный, звенящий металлом голос. Я хотел обернуться, не смог. – Честно говоря, мы тоже были удивлены. Даже не поверили, когда увидели запись. Ты знал, что за нами следят?

- Дональд?

- Здесь не только он, Стас, - услышал я голос Сони. В ледяной интонации таилась боль. – Мы пришли…

- Пришли, чтобы спросить тебя… - Мицуко сплевывала слова, как сплевывают жуков.

- Как ты мог? – Освальд тяжело, загнанно дышал. - Как ты мог, Стас?

Зрение, слух, осязание заволокло пеленой метающейся в панике памяти. Это была странная, прозрачная темнота, о которой я раньше не знал ничего, но теперь знал все. Казалось, что в чашу мира льется отовсюду отравленное вино истин, что были так похожи на грезы…

– Я сплю?

- К сожалению, нет.

- Ты забыл.

- Стер себе память. 

- После того, как ее убил.

- Нет, - девочка приближалась. Она скользила над землей, как самое настоящее привидение. Я не мог оторвать взгляд от ее лица. – Нет. Нет. Нет…   

- Зачем ты сделал это?

- Зачем, Стас?

Губы цвета хвои улыбались мне, мягко, ласково. Глаза цвета кофе были полны любви. В темной глубине плясали солнечные искорки детского озорства…

- Зачем ты это сделал? – повторили хором за моей спиной.

Ничего не ответив, я нащупал в подкожном кармане флейту. Набрал в грудь воздуха.

И тихо, едва слышно, заиграл Реквием.

***

- Хм. Это и в самом деле любопытно. Оч-чень любопытно.

- О, мы видели еще и не такое.

- Пожалуй, я бы не отказался попробовать. Надо же мне знать, во что я вкладываю свои деньги, хе-хе.

- Разумеется, Антон Сергеевич. Сейчас мы приведем Стасика в порядок… о, Господи! Господи!

- Что такое?

- Он… он мертв!