Симеон Метафраст

Симеон Метафраст (Симеон Магистр, Симеон Логофет) (вторая половина X века) — православный святой, византийский писатель, государственный деятель. Родился в Константинополе в знатной семье, получил прекрасное литературное и риторическое образование. Начал с должности секретаря (протасикрита); занимал видное место при дворе императоров Никифора II Фоки, Иоанна I Цимисхия и Василия II Болгаробойцы. Стал логофетом дрома (должность, приблизительно соответствующая министру иностранных дел); исполнял важные дипломатические поручения; спас город Фессалоники от истребления, которым угрожали этому городу арабы, убедив предводителя их взять за город денежный выкуп. К концу жизни был патрицием и магистром.

Причтён греческой церковью к лику святых (память 9 ноября по юлианскому календарю). Михаил Пселл около 1050 года составил его жизнеописание и церковную службу в честь его.

Симеон Метафраст известен прежде всего собранной им по поручению императора коллекцией житий святых (несколько сотен), причём он не ограничился одним собранием древних сказаний, а пересказал или переложил их; отсюда его название Метафраст (от греч. — пересказывать, перелагать). Жития Метафраста составляют три тома «Греческой патрологии». Кроме дополнений, внесенных Метафрастом от себя, ради «полноты и силы» повествования и красоты речи, Пселл находит в метафразах его и элемент исторической критики: он устранял из древних сказаний то, что было написано в них «несправедливого», а также «ошибки в словах», вообще все, что могло вызывать «насмешки и даже презрение» читателей.
Число жизнеописаний, составленных Симеоном, до сих пор с точностью не определено. Алляций, сличавший их с древними подлинниками житий по рукописям Ватиканской библиотеки, насчитывает их 122. Из числа остальных, встречающихся с именем Метафраста, 444 жизнеописания и похвальных слова принадлежат другим известным лицам, а 95 — лицам неизвестным. Преосвященный Филарет Черниговский думает, что «многие» из последних были «исправляемы» Симеоном Метафрастом.

Симеону также приписывается хроника, доведённая до 948 г.

Характерными примерами литературного творчества Симеона могут служить такие классические сюжеты, как "Житие Евстафия Плакиды", "Повесть о святых мучениках Галактионе и Епистимии", "Житие св. Вонифатия Римского" ("Вонифатий и Аглаида"), "Повесть о чуде св. мучеников Гурия и Самона" и др. Краткие переложения этих знаменитых историй приводятся ниже.

                *****
                ЖИТИЕ СВ. ЕВСТАФИЯ ПЛАКИДЫ
В самом начале царствования императора Траяна (http://www.proza.ru/2015/06/06/1846) в Риме жил полководец по имени Плакида. Он происходил из знатного рода и обладал большим богатством. Его храбрость на войне была настолько известна, что одно имя Плакиды наводило на врагов трепет. По вере Плакида оставался язычником, но в своей жизни творил много добрых  дел. Если ему удавалось оказать кому-нибудь помощь, то он радовался этому больше, чем своим победам на поле боя. Ко всем он был добр, милостив, и для полного совершенства не хватало ему только святой веры в  Иисуса Христа – той веры, без которой мертвы все добрые дела. И Господь не мог допустить, чтобы такой добродетельный муж погиб во тьме заблуждения и Сам открыл ему путь ко спасению.

Однажды во время охоты Плакида заметил большого оленя с прекрасными ветвистыми рогами и бросился за ним в погоню. После долгой и утомительной скачки он загнал оленя на высокую скалу, а сам встал у ее подножья и стал размышлять, как бы ему изловить его. И вот, взглянув на оленя, он увидел вдруг между его рогами сияющий крест и человека распятого на нем. Изумленный этим чудным видением, он вдруг услышал голос, обращенный к нему: «Зачем ты гонишь Меня, Плакида?» Плакида, придя в ужас, воскликнул: «Кто ты, Господи, говорящий со мной?» И сказал ему Господь: «Я – Иисус Христос – Бог. Я явился сюда, чтобы обратить тебя в Мою веру. Ибо горько Мне от того, что столь достойный человек по сей день не служит Мне, а служит бездушным идолам и язычникам». Тогда Плакида пал на колени и сказал: «Теперь верую я, Господи, что Ты – Бог неба и земли. Отныне я поклоняюсь только Тебе и иного бога кроме Тебя не знаю».

Сев на коня, он вернулся домой и рассказал о увиденном своей жене. А она отвечала ему: «Учение Христово давно трогало меня и волновало мне душу. Не будем же теперь отлагать наши намерения и исполним то, что нам велено». Ночью Плакида послал искать, где живет христианский священник. Потом взял с собой жену, детей, некоторых слуг, отправился к нему и крестился. И было дано ему в крещении имя Евстафий, а его жене – Феопистия.

Так стал Плакида тайным христианином, оставаясь по-прежнему приближенным императора Траяна. Вскоре Траян начал гонения на христиан и приказал карать смертью всех, кто отказывался приносить жертвы языческим богам. Тогда Феопистия сказала мужу: «Уйдем из Рима, пока не раскрылась наша вера. Скроемся в далеких странах, где никто не будет нас знать и будем там жить, служа Господу, раз не можем мы одновременно служить Ему и императору». Плакида согласился с ней, и вот, изменив свои имена и одевшись в бедные одежды, они сели вместе с детьми на корабль, который плыл в Египет. Хозяин этого корабля был из чужеземцев, человек жестокий и свирепый. Он заметил, что жена Евстафия женщина видная, красивая и решил отнять ее у мужа. Когда они приплыли к берегам Египта, хозяин, угрожая мечом, прогнал Евстафия и детей, а сам уплыл вместе с Феопистией.

Рыдая и скорбя о своей жене, Евстафий двинулся в путь, ведя перед собой своих маленьких сыновей. Но несчастья его на этом не кончились. Вскоре путь им преградила многоводная и очень быстрая река. Ни перевоза, ни моста через нее не было. Оставалось только одно – перебираться через нее в брод. Сразу перенести на другой берег обоих сыновей оказалось невозможным. Тогда Евстафий взял одного из них и перенес на плечах на противоположную сторону. Посадив его здесь, он отправился назад, чтобы также перенести и второго сына. Но в то время, когда он дошел уже до середины реки, вдруг раздался крик. Евстафий обернулся и с ужасом увидел, как его сына схватил лев и убежал с ним в пустыню. Потрясенный, бросился он к другому своему сыну, но не успел еще дойти до берега, как вдруг выскочил волк и утащил мальчика в лес.

Охваченный со всех сторон тяжелыми скорбями, стоял Евстафий среди реки и как бы утопал в море своих слез. Следуя зову Господа, лишился он богатств, почестей и своих близких, но ни на мгновение не возмутилась его душа против Бога, ибо безгранично верил он в Его доброту и справедливость. Так, в страданиях и муках, окончательно утвердился Евстафий в своей вере и с этой минуты всецело посвятил себя служению Господу. Он отправился в бедное селение, находившееся поблизости, и, поселившись в нем, стал наниматься к тамошним жителям на самую черную работу. Здесь он прожил пятнадцать лет в нищете и смирении, добывая пропитание своими руками.

В это время иноплеменники начали большую войну против Рима и наносили ему много вреда. Император Траян, оказавшись в очень затруднительном положении, не раз вспоминал о Плакиде и однажды воскликнул при своих вельможах: «Ах, если бы был с нами Плакида! Тогда наши враги ни за что не смогли бы восторжествовать над нами!» Услышав эти слова, выступили вперед два добрых воина, Антиох и Аккакий, бывшие некогда добрыми друзьями Плакиды, и сказали: «О великий царь, позволь нам поискать этого человека!» Император обрадовался их желанию и тотчас послал искать Плакиду. Они объехали немало областей, разыскивая своего любимого полководца. Наконец прибыли они к тому селению, где жил Евстафий. Евстафий первый увидел их и тот час же узнал. Выйдя навстречу, он поздоровался и заговорил с ними. Антиох и Аккакий не признали его и стали расспрашивать Евстафия о нем самом. Евстафий сказал им: «Не знаю я никакого Плакиды. Впрочем, прошу вас – войдите и отдохните в моей хижине».

Воины послушали Евстафия и пошли за ним. Заняв денег, он постарался получше угостить своих бывших товарищей. Те же, постепенно приглядываясь к его походке, голосу, лицу, начали мало-помалу признавать его и стали потихоньку говорить друг другу: «Неужели это в самом деле он?» Вспомнили они, что у Плакиды была на шее глубокая рана и, присмотревшись, заметили у приютившего их хозяина большой рубец на шее. Тогда, вскочив из-за стола, Антиох и Аккакий упали к его ногам и заплакали от радости, говоря ему: «Ты – Плакида, которого мы ищем! Ты – любимец императора!» А Евстафий ответил им: «Так оно и есть, братья».

И велика была радость от их встречи. Антиох и Аккакий тут же одели Евстафия в дорогие одежды, а по всей округе пронеслась весть, что нашелся великий человек. Все окрестные жители сбежались и с изумлением глядели на то, как самый бедный и незначительный человек из их селения вдруг обратился в важного вельможу, отдающего приказания и принимающего почести.  Через некоторое время приехал Плакида в Рим. Император с радостью встретил его, вернул прежние богатства и поставил главнокомандующим над всей своей армией. Евстафий стал готовиться к войне и тут увидел, что солдат для нее недостаточно. Тогда повелел он собирать по всем городам и селениям юношей способных к воинской службе. Когда набралось достаточное число воинов, он двинулся на врагов и совершенно разгромил их, точно так же, как это делал всегда.

Завершив войну, Евстафий отправился в Рим и остановился по пути в одном селении. Однажды пришла к его палатке бедная женщина и попросила, чтобы он принял ее. Евстафий пригласил ее войти и сказал: «Чего ты хочешь от меня, старица?». А она спросила: «Не ты ли – Плакида, нареченный в святом крещении Евстафием? Не ты ли видел Христа на кресте среди оленьих рогов? Не ты ли вышел из Рима с женой и двумя детьми, Агапием и Феопистом? Не у тебя ли чужеземец отнял жену на корабле?»

Слыша это, Евстафий безмерно  удивился, и тут узнал в женщине свою жену, бросился обнимать ее и оба они долго плакали от великой радости. И сказала ему Феопистия: «Много претерпела я страданий, но сам Христос охранял меня от гнусных унижений. Хозяин корабля, похитивший меня, едва мы приплыли к берегу, заболел и умер. С тех пор я живу в этом селении. Но где же наши дети?» Евстафий глубоко вздохнул и ответил: «Звери съели их». И рассказал о том, как потерял своих сыновей. Тяжко было это известие для бедной женщины. Много перенесла она невзгод, разыскивая своих сыновей, и вот теперь узнала, что они давно мертвы. Но, привыкшая к ударам судьбы, она мужественно снесла и это испытание. Ее душа ни на мгновение не возмутилась против Господа.

На другой день Феопистия отдыхала в саду в палатке и услышала, как остановились рядом с ней двое юношей, бывшие в войске Евстафия, и стали говорить промеж собой об их происхождении. Старший сказал: «Я помню, что отец мой был большим человеком в Риме, но почему-то уехал оттуда, бросив все богатства, взяв с собою только мою мать и моего младшего брата. Затем, во время морского плавания, хозяин корабля захватил нашу мать и уплыл с ней, а отец и брат остались на берегу. Поплакав о ней, мы продолжали путь и стали переходить через реку. Отец перенес сначала меня и пошел за братом, но тут прибежал лев, схватил меня и унес в пустыню. Однако пастухи отняли меня у него и я был воспитан в их селении». Так говорил старший юноша. Младший бросился к нему на шею с радостными слезами и сказал: «Воистину ты брат мой, ибо я помню все то, о чем ты рассказываешь, и я сам видел, как похитил тебя лев. А меня в то время унес волк, но земледельцы отбили меня и воспитали в их селении".

Феопистия, слышавшая весь этот разговор, залилась слезами и возблагодарила Господа за то, что Он послал ей на старости лет такую великую радость. Она поспешила к Евстафию и рассказала ему обо всем. Он вызвал юношей, стал сам обо всем их расспрашивать и наконец совершенно убедился, что перед ним его сыновья.  И была великая радость в лагере Евстафия, как некогда в Египте, когда узнали Иосифа его братья (http://www.proza.ru/2010/09/08/255). Не так радовались воины победам, как счастью своего полководца.

Ефстафий продолжил путь к Риму, но прежде, чем он успел вернуться, до него дошла весть о внезапной смерти императора Траяна. Власть наследовал Адриан (http://www.proza.ru/2015/06/07/820), известный как жестокий гонитель христиан. Новый император встретил Евстафия с великой пышностью и велел в честь его победы совершить жертвоприношения языческим богам. Однако Евстафий не пошел вместе со всеми в храм. Императору это показалось подозрительным и он спросил: «Отчего ты не хочешь поклониться богам вместе со всеми?» Евстафий ответил: «Я – христианин, и знаю только Единого Бога моего – Иисуса Христа. Его я чту и благодарю, ибо все, что имею, я получил от Него. А глухим, немым, бессильным идолам я не поклоняюсь».

Адриан сильно разгневался на эти слова и лишил Евстафия командования над армией.  Затем он вызвал его на суд с женой и детьми как простого гражданина и стал требовать, чтобы они принесли жертвы языческим богам. А поскольку они отказались, суд приговорил их к смерти и постановил кинуть на съедение диким зверям. Но когда были выпущены на них звери, свершилось великое чудо – как только какой-нибудь из зверей подходил к ним, то преклонял свою голову и тотчас отбегал прочь. И не было Божьим праведникам от них никакого вреда. Видя это, Адриан еще сильнее распалился яростью и подверг осужденных гораздо более страшному наказанию – велел раскалить до красна большого медного вола и бросить в него Евстафия и его близких. Он думал, что вид огненной печи смутит их и приведет в ужас. Они же, перед тем как войти внутрь, помолились Богу и спокойно предали себя Его власти.  И принял Господь их души и успокоил в Царствии Своем, а напоследок явил еще одно великое чудо – когда палачи открыли дверцы печи, они нашли тела святых мучеников целыми и невредимыми. Народ, видя это, восклицал: «Велик Бог христианский!» и укорял Адриана за то, что он напрасно предал смерти такого великого воеводу. Христиане же, взяв честные тела святых мучеников, предали их погребению.

****

                ПОВЕСТЬ О СВ. МУЧЕНИКАХ ГАЛАКТИОНЕ И ЕПИСТИМИИ

В Финикии, в городе Эмесе жил человек по имени Клитофон. Он был богат, благороден, знаменит и несчастен только в одном: ему не было даровано детей. И он сам и его жена Левкиппия много раз приносили жертвы и молили языческих богов, умоляя  даровать им ребенка, но все их мольбы оставались тщетны.

    И вот однажды поутру Левкиппия, взглянув в окно, увидела во дворе старца, просившего милостыню. Сжалившись над ним, она пригласила его в дом и снабдила всем необходимым. Но, получив желаемое, старец медлил уходить и вдруг спросил Левкиппию:

- Что за печаль у тебя на сердце, госпожа моя, и почему ты вздыхаешь?

    Женщина, смахнув слезу, ответила:

- Нет у меня детей, добрый человек. И хотя я день и ночь прошу богов даровать мне ребенка, они не хотят мне помочь.

    Сказав это, Левкиппия попыталась улыбнуться, но тут слезы полились у нее по лицу и она замолчала. Старец же, погладив свою бороду, спросил тихо:

- Тех ли богов молила ты, женщина, о помощи? И какому богу ты служишь?

- Я служу Артемиде, - отвечала Левкиппия удивленно. – На кого же я могла еще надеяться?

- Уверуй в Господа моего Иисуса Христа, - промолвил старик, - и попроси помощи у Него.

    Левкиппия испугалась и спросила:

- Не христианин ли ты, отец?

- Да, - ответил тот.

    Левкиппия, придя в еще больший ужас, сказала:

- Слышала я кое-что о Вашем Боге, хотя, если признаться, то не очень много. Но зато знаю, что император жестоко преследует почитающих Его. И потому мне страшно, отец, даже произносить имя твоего Бога.

- Семя не сразу дает всходы, но, попав в благодатную почву, оно в конце концов прорастает, - сказал старец. – Если боишься императора и его людей, служи Господу тайно. Дети завершат начатое тобою и Он спасет тебя.

    Успокоившись, Левкиппия стала подробно расспрашивать старца о земной жизни и кончине Иисуса Христа. Наконец, она уверовала в Него и попросила:

- Отец! Можешь совершить надо мной крещение?

- Если есть у тебя вода, - отвечал тот, - то приготовь ее, и я крещу тебя.

    Левкиппия наполнила кадку водой и старик, окрестив ее, удалился. Прошло около месяца, в течение которого бедная женщина молилась Иисусу Христу. И вот, почувствовала она, что у нее должен родиться ребенок. Тогда она пошла к мужу и рассказала ему о своем счастье. Клитофон несказанно обрадовался новости и воскликнул:

- Пойдем, возблагодарим наших богов и принесем им жертвы!

    Но Левкиппия сказала:

- Боюсь, нам не за что благодарить твоих богов. Не им молилась я, а тому Богу, что пригвожден к кресту.

    По этим словам Клитофон понял, что жена его христианка и смутился душой. Но Левкиппия стала рассказывать ему о таинственном старце и обо всем, что случилось с ней. Тогда и он в свою очередь уверовал в Христа. Когда нищий старец опять зашел в дом Клитофона, тот принял от него крещение.

    Вскоре родился у Клитофона  и Левкиппии сын, которого они нарекли Галактионом. Когда ребенок подрос, родители принялись сами воспитывать и обучать его. Он был очень способным и смышленым мальчиком, и преуспевал во всех науках, какие изучал. Едва вошел Галактион в сознательный возраст, отец стал рассказывать ему  о муках Христовых и объяснять христианское учение. Галактион был глубоко потрясен его рассказами. Непрестанно размышляя о Господе, он в конце концов решил посвятить себя служению Ему.

     Между тем Клитофон нашел для сына невесту по имени Епистима. И по характеру, и по складу души она сильно отличалась от своих подруг. Была Епистима молчалива, ее мало занимали их игры и наряды. Чаще всего видели ее задумчивой и печальной.

     Галактион стал ходить в дом к невесте и беседовать с ней.  Ее спокойные речи, ясные суждения, возвышенная душа вскоре пленили его сердце. Однако он держался с Епистмой отчужденно, никогда не брал ее руку в свою и даже не разу не поцеловал ее. Подруги Епистимы вскоре заметили эту странность и стали подшучивать над ней. Сама Епистима, хотя и не подавала виду, была сильно опечалена этой холодностью, ибо чувствовала, что полюбила своего жениха с первой встречи, и любовь эта уже никогда ее не покинет.

     Однажды Галактион сидел в комнате у невесты и молча глядел в окно. Лицо у него было отрешенное, и чувствовалось, что мысли юноши унеслись далеко от Епистимы. Девушка, склонившись над рукоделием, тоже молчала.

    И вдруг Галактион позвал:

- Епистима!

     Она подняла глаза, а Галактион продолжал:

- Знаешь, почему я никогда не целую тебя?

     Она ответила тихо:

- Нет, господин мой, но ты можешь не говорить мне об этом. Я знаю, что моей любви не надо ни поцелуев, ни ласк. Мне достаточно только быть рядом с тобой и знать, что ты думаешь обо мне.

    Епистима произнесла это спокойным голосом, но бледность ее и волнение не укрылись от Галактиона. Он был глубоко тронут ее печалью, однако, превозмогая жалость, продолжал:

- И все-таки я должен открыть тебе свою тайну, потому что именно из-за нее я никогда не женюсь на тебе. Знай, Епистима, что я христианин и мой Бог непреодолимо влечет меня к Себе. Мои родители  были тайные христиане и всю жизнь таили свою веру, но я не могу так существовать. Я должен послужить Господу моему и я послужу Ему! Слышал я, что в горах далеко отсюда есть две христианских обители – женская и мужская. Сегодня вечером я отправлюсь туда и и никогда больше не вернусь к мирской жизни.

- Неужели, - тихо спросила Епистима, - ничего уже нельзя изменить, и я никогда не увижу тебя больше?

    Она смотрела на Галактиона широко открыв глаза и слезы текли по ее щекам. Галактион хотел отвечать отрицательно, но, запнувшись, сказал вдруг:

- Может быть, Господь даст нам такую возможность, но сможешь ли ты, рожденная в богатстве и воспитанная в благополучии, претерпеть ради этого мучения?

- Смогу, - отвечала Епистима просто.

    Сердце сильно забилось в груди Галактион, но он пересилил себя и опять заговорил суровым голосом:

- Не торопись с ответом. Сможешь ли ты уйти из дома и принять крещение?

- Смогу, - отвечала она.

- И ты пойдешь вслед за мной в горы, в ту обитель, о которой я говорил?

- Да, - отвечала она одними губами.

- И ты отречешься от мира и поселишься там?

- Да, - повторила она.

- И будешь жить, зная, что я никогда не буду твоим мужем, никогда не поцелую тебя, и, быть может, никогда не заговорю с тобой?

- Да.

- И ты готова, претерпев все это, претерпеть еще большие муки от гонителей наших? Готова ли ты, что тебе будут жечь ноги огнем, подвешивать тебя за волосы и строгать тело твое железом? Готова ли ты к этому?

- Готова, -  как эхо повторила Епистима и уронила голову на руки, потому что все поплыло у нее перед глазами.

    Галактион, восхитившись ее великой любовью, сказал:

- Воистину, я начинаю любить тебя! Но так как нет никого, кто бы мог совершить над тобой крещение, ибо благочестие христианское подверглось лютому гонению, а пресвитеры и клирики все перебиты, то необходимо мне самому крестить тебя. Итак, захвати сегодня с собой белые одежды и выйди на берег Кифоса – как бы купаться. Я же выйду из моего дома под видом прогулки и, разыскав тебя на реке, окрещу.

    Сказав так, Галактион ушел. В назначенный час Епистима пришла к реке и Галактион окрестил свою невесту в Кифосе. После этого они тронулись в путь и через десять дней добрались до горы Синай. Неподалеку от нее в пещерах горы Пуппион спасалось десять отшельников. В некотором отдалении от этой обители находилась другая – женская. Там жили четыре престарелых постницы. Галактион и Епистима пришли к одному из отшельников и, пав перед ним на колени, поведали о своем желании поселиться в этих местах. Отшельник, сильно тронутый красотой и молодостью обоих, принялся было отговаривать их, но потом, видя их твердость, согласился.  Епистиму он отвел к женщинам, а Галактиона принял у себя.

    Прошло несколько лет. Галактион ревностно служил Богу. Никогда не видели его праздным. Он либо делал что-нибудь потребное для своей общины, либо молился. Не довольствуясь тяготами отшельнической жизни, он сам налагал на себя много ограничений: постился каждый год по семь недель и никогда не покидал своей пещеры. Несколько раз товарищи приглашали его проведать Епистиму. Но Галактион не соглашался и говорил: «Не хочу видеть ее до тех пор, пока Сам Господь не повелит мне это».

    Между тем гонения на христиан не прекращались. Начальник области Урс, казнив многих христиан в самом Эмесе, вскоре проведал  про общину отшельников в Пуппионе. Он тотчас послал своих воинов схватить всех христиан и привести к нему на суд. Но случилось так, что на месте оказался только один Галактион – его схватили в пещере за чтением Евангелия. Прочие отшельники успели скрыться.

    Добравшись до женской обители они рассказали о постигшем их несчастье и о том, что товарища их Галактиона повлекли на мучения. Решено было немедленно уходить в пустыню. Но тут Епистима стала молить свою наставницу:

- Отпусти меня, госпожа моя. Должна я идти за господином моим Галактионом. Не могу быть вдали от него!

    Та отвечала:

- Оставь эту мысль, дитя. Галактиона уже не спасти. Я старая женщина, девяносто лет прожившая на свете, и то дрожу от  ужаса, когда думаю о пытках, уготованных тем, кто попал в руки наших гонителей. Ты же молода и красива. Ты не вынесешь этих мук и погубишь свою душу!

- Я не могу жить без Галактиона, - сказала на это Епистима. – Я не могу разлучаться с ним ни в этом мире, ни в будущем. Если он положит душу за Истинного Бога, положу свою и я; пусть кровь его прольется вместе с моей за Создателя нашего. Пусти меня, госпожа моя, пусти и молись за меня!

    Старая отшельница, видя ее пламенную любовь к Богу и жениху, сказала печально:

- Будь благословенна Господом, дочь моя, и да будет благословен  весь твой путь! И да свершишь ты свой страдальческий подвиг!

    Епистима поцеловала всех сестер, а потом отправилась вслед за солдатами.  Догнав их, она упала на землю перед Галактионом, обхватила его ноги и воскликнула:

- Не оставляй меня, возлюбленный мой и учитель мой! Подожди меня и возьми с собой, что бы мы могли вместе явиться к нашему Богу!

     Воины тут же схватили Епистиму и потащили вслед за собой. Через несколько дней они явились к Урсу и тот принялся допрашивать узников. Прежде всего он спросил Галактиона:

- Кто ты?

- Я христианин, - отвечал Галактион.

    Урс усмехнулся и сказал:

- А кто такой Христос?

- Христос это Бог, принявший муку ради искупления всех грехов человеческих, - отвечал юноша.

- Кто же тогда наши боги, - продолжал спрашивать Урс.

- Ваши боги, - спокойно ответил Галактион, - это бездушные идолы.

    Урс, велев записать эти ответы, приказал раздеть Галактиона и бить его за хулу богов. Видя мучения своего жениха, Епистима стала рваться к нему.

- Немилосердные мучители! – твердила она со слезами, - что плохого сделал он вам? Чем мешал? Какое совершил преступление? За что вы схватили его и пытаете словно преступника?

    Урс, взглянув на нее, приказал:

- Разденьте ее и бейте тоже.

     Солдаты, сорвав с тела девушки все одежды, принялись стегать ее бычьими жилами.

- Принесите жертвы нашим богам, - грозно велел Урс, - и я освобожу вас.

- Христу Единому и Истинному Богу служим мы, - промолвил Галактион, - и ложных богов отвергаем!

- У тебя еще время подумать, - заметил судья, - но смотри не пожалей о том, что ты слишком долго упорствовал!

    И по его знаку палачи отрубили обоим мученикам руки.

- Итак, - повторил Урс, - согласны вы отречься от своего заблуждения?

- Нет, - хрипло ответил Галактион.

    И вновь палачи взмахнули топорами и отрубили им ноги.
- Последний раз вас спрашиваю, - крикнул Урс, - признаете богов наших?

- Да будут прокляты все языческие боги и все служащие им, - прошептала Епистима.

    После этого палачи отрубили обоим головы. Тела казненных вынесли за город и бросили не погребенными на свалке. Палачи хотели, чтобы их растерзали собаки. Но один христиан по имени Евтоллий тайно похоронил их.

      (Память святых мучеников Галактиона и Епистимы, пострадавших в царствование Деция (http://www.proza.ru/2011/02/05/280),  отмечается 5 ноября).

*****
                ВОНИФАТИЙ И АГЛАИДА

В скорбные годы диоклетиановых  гонений (http://www.proza.ru/2010/01/28/269)в Риме проживала женщина по имени Аглаида. Родители ее были тайные христиане, но они умерли рано, оставив девушку еще очень молодой. Потому Аглаида, хотя в глубине души и признавала Христа за Господа, но вообще была равнодушна к религии и мало думала о своей душе. Гораздо более занимали ее удовольствия, которым она предавалась без всякой меры. В то время бесстыдный разврат вошел в обыкновение у римских вельмож, так что во всем Риме едва ли можно было найти пример для нравственного поведения.

    Аглаида, получившая по наследству богатое имение и пользовавшаяся полной свободой, тоже не видела причины ограничивать себя в своих желаниях и вскоре после смерти родителей завела себе возлюбленного. Для этой роли она выбрала верного раба по имени Вонифатий. Вонифатий был молод, красив, сметлив, знал толк в делах, а кроме того по воспитанию тоже был христианином, правда придавал этому значение еще меньшее, чем его хозяйка. Аглаида сделала Вонифатия управляющим над своим имением и с тех пор он жил в ее доме как господин. Пользуясь своим положением, Вонифатий вел распутный и разгульный образ жизни, любил выпить и поволочиться. Впрочем, он был человек веселый и не жадный, душа его, еще не успевшая закостенеть в пороках, была способна к состраданию, и часто, увидев нищего или обездоленного, Вонифатий отдавал ему все свои деньги. От того Господь призрел его и дал возможность спастись. Вот как это случилось.

    Однажды вечером, придя к Аглаиде, Вонифатий застал ее не такой как обычно. Поджав ноги, сидела она с распущенными волосами на своем ложе. Лицо у нее было задумчиво и печально. Вонифатий сначала подумал, что это минутная хандра и попробовал прогнать ее поцелуями и шутками, но Аглаида, оттолкнув его от себя, сказала:

- Не до того мне сейчас, Вонифатий!

   Пожав плечами, юноша налил себе вина и, сев в отдалении, стал с улыбкой смотреть на свою возлюбленную. А она, помолчав немного, вдруг сказала:

- Сегодня подумала я, Вонифатий, о своей будущей жизни, и на меня напала грусть.
- Стоило ли тогда об этом думать? – отозвался Вонифатий.
- Через 10-15 лет, - продолжала Аглаида, - перестану я быть молодой и привлекательной. Что тогда со мною будет?
- Гораздо прежде того, - отвечал со смехом юноша, - тебя возьмет в жены какой-нибудь старый и богатый сенатор. Ты станешь знатной матроной, народишь детей, но по-прежнему будешь жить в свое удовольствие, как и теперь.
- Ну а потом, когда я состарюсь и пресыщусь жизнью, что меня ждет?
- Смерть, очевидно, - сказал Вонифатий, - что же еще?
- И неужели больше ничего? – спросила девушка. – Помниться, когда я была еще маленькой девочкой, мать рассказывала мне об аде и рае, вечном блаженстве и вечном мучении. Теперь, когда я думаю об этом, мне страшно, Вонифатий!

    Юноша, увидев, что этот вопрос в самом деле глубоко ее занимает, перестал улыбаться и сказал:

- Я понимаю, о чем ты говоришь. Где-то в глубине души я сам чувствую это. Но что поделаешь, если нам суждено быть грешниками? Если бы у меня был наставник, я наверно, смог бы изменить свою жизнь, но у самого меня для этого никогда не достанет сил.  Поэтому, когда смущение и боязнь нападают на меня, я стараюсь заглушить их вином. Пей и ты! Другого лекарства от нашей болезни нет!
- Когда мы явимся на Суд Божий, - возразила Аглаида, - неужели сможем мы оправдаться такими жалкими оправданиями?
- Чего ты хочешь от меня? – рассердился наконец Вонифатий.
- От одного благочестивого мужа, - сказала Аглаида, - я слышала, что мощи мучеников христовых могут оказывать людям поддержку. Те, кто имеют мощи у себя в доме и чтят их, получат помощь святых мучеников, ибо они будут заступниками нашими перед Господом. Сам знаешь, что теперь идет сильное гонение на христиан. Многих из них казнят. Послужи мне: поезжай на Восток и постарайся привезти останки одного из святых мучеников. Мы устроим у нас в доме храм в его честь и всегда будем иметь его своим хранителем, защитником и ходатаем пред Богом.

    Вонифатий, которому вовсе не хотелось отправляться в далекое путешествие, стал в задумчивости чесать затылок, но потом, увидев в глазах своей возлюбленной слезы, вдруг решился и сказал со смехом:

- Хорошо, пусть будет по-твоему! Я сделаю то, что ты просишь, но с одним условием: ты перестанешь дуться и больше не заговоришь сегодня об этом деле.

    Утром Вонифатий проснулся с надеждой, что хандра его госпожи прошла и она забыла вчерашний разговор. Но Аглаида, едва увидев его, заговорила о подготовке к путешествию. Оказалось, что она уже успела отобрать лошадей и рабов, которые должны были отправиться вместе с Вонифатием. Потом достала она большой кошелек с золотом и вручила его своему возлюбленному.

- К чему так много? – удивился тот.
- Мне говорили, - объяснила Аглаида, что останки мучеников стоят очень дорого. Многие ревностные христиане хотят приобрести их. Потому палачи имеют большие доходы, торгуя телами казненных. Ты смотри внимательнее, чтобы тебя не ошельмовали и вместо мученика не продали какого-нибудь преступника.
- Клянусь тебе, - сказал Вонифатий, - что не дам себя обмануть. Я отберу самого достойного из узников и не спущу с него глаз в продолжении всех его мучений. Не сомневайся – у тебя будут самые святые мощи в Риме, если только Господь допустит меня до места мук. Но скажи: ты не боишься, что я, вместо того, чтобы ехать на Восток, засяду в каком-нибудь кабаке неподалеку отсюда? Если это случится, я уйду оттуда не прежде, чем спущу все деньги.

    Так он говорил, желая подразнить Аглаиду, но та легонько шлепнула его по губам ладонью и сказала:
- Ныне не время для глумления. Забудь о кабаках и во время путешествия остерегайся всяких бесчинств: святое дело надо совершать честно и благочинно. Воздерживайся от вина и прочих излишеств. Помни, что ты собираешься служить святым мощам, а ты не только касаться их, но даже глядеть на них не достоин. Иди с миром. Бог же, за нас кровь Свою проливший, да простит грехи наши и направит тебя на благополучный путь!

    С этим напутствием Вонифатий отправился в дорогу. По правде сказать, он отнесся к своему делу  намного серьезнее, чем даже сам от себя ожидал. За все время своего путешествия в Азию он не только в кабак не вошел, но даже не заговорил о нем. Товарищи Вонифатия, такие же как он рабы, зная его за большого любителя выпить, немало дивились такому странному воздержанию, а также тому, что он совершенно перестал сквернословить.

    Так добрались они до Тарса, и тут впервые увидели нескольких христиан, которых солдаты гнали на суд и казнь.

- Кажется, это то, что нам надо, - сказал Вонифатий своим спутникам. - Вот вам деньги: пойдите и найдите гостиницу. А я пока поговорю с конвоирами.

    Отослав от себя всех, Вонифатий подъехал к офицеру, командовавшему конвоем, и заговорил с ним. Протянув ему свою флягу и поболтав немного о посторонних вещах, он стал расспрашивать об узниках, а также о том, что их ожидает.

- Все они умрут, - равнодушно отвечал офицер, - никто из них не отречется от своего Бога.
- И никакие муки не заставят их отступить? – удивился Вонифатий.
  Офицер покачал головой и сказал:
- Я достаточно насмотрелся на людей этого сорта и наверняка могу сказать, что из этих не отступиться никто.
- А можно мне поговорить с ними? – спросил Вонифатий.
- Сейчас нельзя. Но на привале – пожалуйста, - ответил офицер.

    Вонифатий замолчал, чувствуя в душе что-то похожее на угрызения совести. Видя единоверцев своих, влекомых с позором на казнь, он не мог уже так добродушно говорить с их гонителем и палачом. С жадным любопытством он стал рассматривать узников. Их было пятеро: благообразный старик тяжело ступал, поддерживаемый красивым юношей в богатой одежде. Вслед за ними шагал высокий мужчина, обнаженный до пояса. Тело его было покрыто шрамами, а гордая осанка говорила о высоком положении, которое занимал он раньше. Сзади шла девушка в рваном платье и обутая в железные сапоги, а рядом с ней – мальчик, еще совсем юный годами, но с недетским взглядом.

    Когда воины устали и сели отдохнуть на обочине, Вонифатий подошел к старику и спросил его:
- Как могло случиться, отец, что твои седины не остановили и не смутили твоих гонителей? За что тебя схватили?
- Я епископ одной из общин, - охотно отвечал старик, - когда начались гонения, я укрылся в горах и прятался там долгое время. Но однажды мне сообщили, что один из вновь обращенных в нашу веру схвачен. Судьи жестоко пытали его, и я испугался, что он не выдержит мук, отречется от Господа и тем погубит свою душу. Поэтому я поспешил в суд, чтобы  поддержать его словами утешения. Я успел вовремя!  Он уже колебался, но я укрепил его в вере и он умер христианином. Дьявол, уже торжествовавший победу, ушел ни с чем. Меня же заключили под стражу.
- Зачем ты сделал это? – воскликнул Вонифатий. – Ты бросил все свое стадо, спасая одну овцу, и к тому же не уберег себя. Разве это разумно?
- У Господа нашего, - спокойно ответил старик, - нет первых и нет последних. Как же я мог оставить без помощи страждущего, которого сам крестил?
- А ты? – спросил Вонифатий у юноши, - как ты оказался в таком горестном положении?
- Я увидел моего епископа, влекомого на муки, - сказал тот, - и объявил себя христианином, потому что хочу умереть вместе с ним.
- Но неужели ты не боишься смерти?
- Отчего же я должен бояться ее? Ведь за нею - вечная  жизнь!
- Пусть так. Но муки не страшат тебя?

    Юноша взглянул на Вонифатия с жалостью и сказал ему:
- Бедный человек! Как могу я бояться скоротечных мук, если по смерти обрету вечное блаженство? Не сочувствовать ты должен, а завидовать моей судьбе!
- Да, - тихо промолвил Вонифатий, - все это так.

    Затем он подошел к мужчине и сказал ему:
- Мне кажется, что ты воин, и даже более того – военачальник.
- Это действительно так, - отозвался тот, - двадцать лет я носил меч и добровольно снял его, объявив себя христианином.
- Что побудило тебя так поступить?
- Мне было приказано судить моих единоверцев, а я вместо того отпустил их на свободу.
- Значит ты нарушил приказ императора! – заметил Вонифатий.
- Мой Небесный Господин повелел мне так поступить, - твердо ответил воин. – А что мы все перед волей Его? Я, император и последний нищий – все равны перед Ним, ибо Он судит нас не по званиям, а по делам.

     Ничего не ответив, Вонифатий подошел к девушке и сказал:
- Тебя я никак не ожидал увидеть здесь. Что заставило тебя принять мучения?

    Девушка подняла глаза и сказала:
- Моя любовь. Я поклялась, что буду невестой одному Господу нашему Иисусу Христу и не вступлю здесь на земле в брак с кем бы то ни было.
- И что же? – живо отозвался Вонифатий.
- Мой жених, тот, с кем обручили меня родители, донес на меня епарху, - улыбнулась она. – Он сказал ему, что я христианка, словно это звание может унизить. И вот теперь я должна умереть.
- Несчастная, - прошептал Вонифатий.
- Теперь уже не долго ждать, - спокойно сказала девушка, - скоро я увижу Господа моего и воссоединюсь с Ним!
- А ты? – обратился Вонифатий к мальчику.
- Это сестра моя, - сказал тот. – От нее я узнал правду об Истинном Боге и с ней вместе войду в Царствие Его.

    Тут офицер, поднявшись с камня, отдал приказ трогаться в дорогу. Двое солдат, подойдя к девушке, принялись стаскивать с нее сапоги. Тут увидел Вонифатий, что ноги у несчастной обагрены кровью.
- Что такое? – вскричал он.
- В сапогах этих изнутри торчат гвозди, - пояснил юноша. – Таким образом начальник наш исподволь подготавливает нас к будущим мукам. Но мы не жалуемся, ибо тяжело взойти на небо не поранив ног.
- Чья теперь очередь примерить эту обувку? – крикнул солдат, - не твоя ли, Флавий?

    Услышав свое имя, мужчина спокойно обул сапоги и двинулся по дороге вслед за стариком, юношей и мальчиком. По внешнему виду никак нельзя было догадаться о мучениях, испытываемых им. Лишь походка его стала немного тяжелее. Девушка, оставляя на дороге кровавые следы, шла следом, а Вонифатий, погруженный в тягостную думу, шагал по этим следам, замыкая шествие.

    Так прибыли они в Тарс, где собралась уже большая толпа народа смотреть на страдания мучеников. И тут, увидев множество тел обезглавленных, распятых и посаженных на кол, Вонифатий сильно побледнел и сказал своим спутникам:
- Да благословит вас Господь, святые люди, на ваш подвиг!

    Слова эти слышал один из воинов и сообщил о них офицеру. Офицер подбежал к Вонифатию и, пристально глядя ему в глаза, спросил:
- Кто ты, незнакомец? Сдается мне, что ты тоже христианин!
- Нет, - с усилием возразил Вонифатий, - я не верую в Распятого.
- Тогда принеси жертву, - строго сказал офицер. – У нас принято проверять всех новоприбывших не довольствуясь их словом. Принеси жертву богам и ступай спокойно по своим делам.

     Говоря так, он подвел Вонифатия к одному из жертвенников, которые в те времена были расставлены во множестве перед каждым колодцем и каждой лавкой. Вонифатий медленно коснулся жертвенника рукой, но тот час же отдернул ее, словно обжегшись, и громко воскликнул:

- Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты напомнил мне кто я такой! Пусть теперь и другие узнают, что я христианин!

    Многие люди слышали это признание и, схватив Вонифатия, подвели его к судье.
- Кто ты? – спросил тот.
- Христианин, - ответил он. – А зовут меня Вонифатием.

    Судья повелел раздеть его, подвесить за ноги и сильно бить. Потом стали загонять ему под ногти иглы.  Во время пытки судья стоял рядом и уговаривал Вонифатия отречься от Христа и принести жертву Юпитеру. Но Вонифатий только горячо молился Богу, умоляя Его не отнимать больше у него Своей благодати. И Господь, жалея о нем, раскрыл перед Вонифатием Свои небеса и тот увидел сонм ангелов небесных, которые манили и звали его к себе. Тогда Вонифатий сказал судье:

- Несчастный, о чем ты просишь меня? Если бы ты знал, какой ад носил я в своей душе до сегодняшнего дня! Греша и распутничая, я знал, что после своей смерти заплачу за все нечистые наслаждения великими страданиями! Но теперь, когда ко мне вернулось душевное спокойствие, и Господь раскрыл передо мной двери рая, разве есть на земле такая мука, которая отвратит меня от Него?
- Вижу, что ты уже готов войти в рай, - сказал судья, - но не торопись! Прежде ты испытаешь такие муки, перед которыми ваш ад покажется тебе за детскую забаву!

   И вот, люди его стали пытать и мучить Вонифатия еще злее, постепенно разрывая и сжигая его тело. Наконец, утомившись, отнесли они его к палачу и тот отрубил Вонифатию голову.

     Так спасся Вонифатий, бывший уже на краю вечной погибели, и принял Господь его душу.

     Между тем друзья Вонифатия и рабы Аглаиды ничего не знали о случившемся и сидели в гостинице, ожидая своего начальника. Видя, что он не вернулся к вечеру, они сильно удивились, но не обеспокоились. Утром, собравшись к столу, рабы стали гадать, что могло так долго задержать их предводителя.

- Не иначе он забрел в кабак и напился там до бесчувствия, - со смехом решили они, - вот так наш Вонифатий отыскивает святые мощи!

   Прождав его до вечера, они отправились разыскивать своего друга по всему городу. Прежде всего они обошли множество кабаков, расспрашивая о Вонифатии всех встречных, и случайно столкнулись с писцом, в обязанности которого входило записывать показания осужденных христиан.

- Вчера, - сказал тот, - казнили одного христианина по имени Вонифатий. Точно знаю, что он был чужеземец, но не могу сказать тот ли это, кого вы ищите.

    Рабы стали описывать Вонифатия и сказали, что он невелик ростом, имеет рыжие волосы и красивое лицо.

- Вроде он самый и есть, - заметил писец, - у того тоже были рыжие волосы и красивое лицо.

    Рабы рассмеялись и сказали:
- Не таков наш Вонифатий, чтобы страдать за Христа! Он пьяница и распутник!
- Если желаете, я покажу вам казненного, - предложил писец.

    Рабы отправились следом за тем человеком и пришли на место мучений, где стояла военная стража. Незнакомец показал им на останки обезглавленного мученика и спросил:

- Этого вы искали?

   Когда рабы увидели тело, то сразу стали узнавать своего друга, хотя он и был сильно изуродован, а когда голову его, лежавшую отдельно, приложили к телу, то совершенно удостоверились, что перед ними Вонифатий.

    Потрясенные до глубины души  происшедшим, они заплатили стражникам 500 золотых монет и взяли тело и голову Вонифатия. Потом принесли их в гостиницу, умастили благовонными маслами и завернули в чистую плащаницу, данную им Аглаидой.

   Совершив все это, рабы поехали обратно в Рим, не переставая дивиться случившемуся. За всю дорогу с ними не произошло ничего примечательного.

    Придя к Аглаиде, которая с нетерпением ожидала возвращения своего возлюбленного, рабы сказали: «Велик твой Господь, если Он творит такие чудеса! Вонифатий, уезжая, обещал привезти тебе мощи истинного святого. Он сдержал свое слово! Многие люди говорили нам, что этот мученик показал великую веру в Господа!»

    Аглаида с благоговением откинула плащаницу и ужаснулась, увидев тело Вонифатия. Долго в безмолвии стояла она над ним, потом, пав на колени, хотела молиться, но тут слезы хлынули у нее из глаз и она лишилась сил.

   Утром, немного оправившись от своего потрясения, Аглаида расспросила рабов обо всем происшедшем. Вслед за тем она распорядилась везти мощи в свое загородное имение. Здесь Аглаида построила чудный храм во имя мученика Вонифатия. Но тело святого было похоронено в церкви лишь несколько лет спустя, когда над ним стали свершаться чудеса и многие люди получили исцеление, прикладываясь к мощам Вонифатия, а из многих он изгнал бесов.

   Сама Аглаида отреклась от мира, раздала имение нищим и поселилась вблизи храма. Прожив еще 18 лет, она умерла в великом покаяние и была похоронена рядом с гробом святого Вонифатия. (Память святого мученика Вонифатия отмечается 19 декабря).

****

                ПОВЕСТЬ О ЧУДЕ СВ. МУЧЕНИКОВ ГУРИЯ И САМОНА
               
                1.

Во второй половине IV века из-за внешних войн и внутренних смут Римское государство стало быстро приходить в упадок. Бесчисленные враги штурмовало тогда границы империи, и римляне изнемогали в жестокой борьбе с ними. Воинственное племя эфталитов, разрушив и завоевав множество городов в римской Азии, дошло в 384 г. до самой Эдессы и осадило ее. Узнав об этом, император Феодосий (http://www.proza.ru/2015/07/12/1674) отправил на помощь осажденным отряды германских наемников, навербованных в Западной части империи.  Они долгое время оставались в городе, защищая его от врагов. Германцы были отважные воины, но при этом люди распущенные и дерзкие, так что несчастные жители много претерпели от их притеснений. Среди офицеров, оказавшихся тогда в Эдессе, был один по происхождению гот. От того и прозвище ему было дано Готт. Он был  человек бесчестный, коварный, раб своих нечистых  желаний, однако умевший при случае выдать себя за достойного и благородного солдата. Хотя в душе Готт смеялся над христианскими заповедями и ни во что не ставил Бога, он умел напускать на себя набожный вид и казался очень богобоязненным.

И вот случилось так, что в Эдессе ему отвели под жительство дом одной целомудренной вдовы по имени София. У Софии была единственная дочь, которую звали Евфимия. Боясь распутных солдат, София запирала Евфимию в одной из тайных комнат дома и никогда не вспоминала о ней, так что Готт, прожив достаточно долго в ее доме, даже не подозревал о существовании девушки. Но однажды ночью, когда Евфимия гуляла по саду, Готт неожиданно столкнулся с ней и, пораженный ее редкой красотой, сразу воспламенился к ней страстью. Обратившись к матери, он стал настойчиво расспрашивать о девушке, а та, поскольку тайна все равно раскрылась, обо всем ему рассказала.

- Заклинаю тебя, добрый человек, - воскликнула она под конец, - не говори никому о том, что ты от меня услышал. Сам знаешь, как много грубых варваров в армии нашего императора. Воистину, в наше смутное время не знаешь, кого больше бояться – то ли эфталитов, то ли собственных своих защитников!

- Разумеется, -  отвечал на это лицемерный Готт, - с твоей стороны даже грешно напоминать мне об этом. Я, как человек благородный, и сам все прекрасно понимаю! Об одном тебя прошу – не запирай больше свою дочь, раз я все равно знаю ваш секрет. Иначе, пряча в темноте, ты погубишь ее красоту.

София не возражала. Ей самой было до слез жаль дочери, вынужденной целые дни проводить взаперти. К тому же величественная седина Готта, его разумные речи, порядочность, с которой он всегда себя держал, внушили ей доверие к нему.
Таким образом, Готт стал каждый день встречаться с Евфимией. Он по долгу вел с ней шутливые разговоры, рассказывал ей о своих походах, дарил подарки и оказывал невинные знаки внимания. Неудивительно, что, в конце концов, он совершенно очаровал ее простодушное сердце. Евфимия, до этого не знакомая близко ни с одним мужчиной, была покорена его красотой и мужеством, тем более, что Готт всегда рассказывал о своих подвигах просто, не рисуясь и не хвастаясь.

Со своей стороны Готт тоже не на шутку увлекся девушкой, хотя и не показывал вида. Будучи искушенным человеком, он сразу понял, что мать и дочь настолько чисты душой, что ни за какие деньги не согласятся на греховную связь. Единственным способом получить желаемое, было для него жениться на девушке и сочетаться с ней законным браком. Между тем Готт уже был женат на одной знатной женщине  из своего народа, приобрел в связи с этим большое приданное  и не хотел терять выгод, которые ему давал этот союз. Однако, поскольку никто не знал о его женитьбе, Готт прикинулся холостяком и стал настойчиво ухаживать за Евфимией. София вскоре заметила это и не на шутку встревожилась. Выбрав удобное время, она сказала своему постояльцу:

- Боюсь, что я напрасно доверила тебе свою тайну. Ты и сам не равнодушен к моей несчастной дочери!

Готт счел этот момент удобным для исполнения своего замысла и потому, изобразив на лице печаль, сокрушенно вздохнул и сказал:

- Правда твоя, София, я люблю твою дочь и ничего не могу с собой поделать. Будь я чуточку моложе, я не задумываясь сделал бы ей предложение. А сейчас я не знаю, как мне поступить. Впрочем, если ты хочешь, я немедленно съеду  с твоего дома  и подыщу себе другую квартиру.

Несколько успокоив своими речами Софию, Готт в тот же вечер устроил так, что ватага пьяных солдат узнала о красоте Евфимии и о ее беззащитности. Те не замедлили явиться к воротам бедной вдовы и посреди ночи стали с шумом ломиться в них, оглашая улицу непристойными криками и предложениями. Не зная где искать защиты от негодяев, мать и дочь стали молиться Богу. И тут, словно посланный самим Христом, появился Готт и грозными криками заставил солдат удалиться. Когда же он вошел в дом, София и Евфимия встретили его как своего избавителя и со слезами благодарили его за спасение. Эта хитрость еще более прибавила ему доверия простодушных женщин. В их глазах он был истинным другом и героем, в то время как на самом деле являлся для них злейшим врагом.

На следующий день Готт со смирением сообщил Софии, что подыскал  для себя квартиру в другой части города и хочет переехать туда. Несчастная мать еще очень живо помнила ужас, пережитый ею прошлой ночью. Поэтому она пришла от этой вести в сильное волнение и воскликнула:

- Неужели Господь совсем отвернулся от нас? В то время как недруги узнали о нашей сокровенной тайне, когда моей дочери требуется постоянная защита, ты покидаешь нас! И это после того, как ты говорил о своей любви!

- Моя любовь навсегда останется со мной, - возразил Готт, - но другого выбора у меня нет. Пока я надеялся на то, что ты согласишься на наш брак, я мог жить в вашем доме. Но теперь, зная, что ты недовольна моими ухаживаниями, могу ли я оставаться под одной крышей с Евфимией? Это было бы вдвойне бесчестно с моей стороны!  Не говоря уже о том, что это стало бы непосильным испытанием для моей выдержки: постоянно видеть прелестную девушку, все время желать ее любви и изображать лишь отеческую заботливость – это выше моих сил!

Так говорил Готт, и говорил с такой искренней пылкостью, что София совершенно уверилась в его любви и подумала про себя: «Почему я противлюсь этому браку? Этот человек любит мою дочь. Он будет ей надежной опорой. Где в наше страшное время я найду для нее лучшего мужа?»  Подумав таким образом, она спросила:

- Могу ли я понимать твои слова так, что ты хочешь жениться на моей дочери и просишь моего согласия?

- Да, - отвечал Готт, - я всем сердцем желаю этого, и если Евфимия согласна, я готов хоть сегодня сыграть нашу свадьбу и принять твой дом под свою защиту!
София пошла к дочери и, взяв ее за руку, сказала:

- Знаешь сама, дочка, какой мы вчера подверглись опасности! И это, видимо, только начало наших бед. Теперь  представь, что должна чувствовать я, твоя мать, которой самим Господом поручено сохранять тебя в чистоте! При одной мысли, что пьяные негодяи ворвутся в наш дом и учинят над тобой насилие, мое сердце разрывается на части. Наш постоялец Готт мог бы защитить нас, но он без памяти влюблен в тебя. Накануне я резко говорила с ним, и теперь он хочет уехать из нашего дома. Остаться здесь он сможет лишь в том случае, если ты согласишься стать его женой. Подумай хорошенько о его предложении. Конечно, он уже не молод, но он благороден и любит тебя! Если бы ты стала его женой, то была бы в полной безопасности, а я бы обрела, наконец, сердечный покой!

София хотела продолжать свои увещевания, но тут Евфимия взволнованно перебила ее:

- Зачем, матушка, ты просишь меня о том, чего я сама желаю всем сердцем? Если Готт любит меня, просит меня стать его женой, и для окончательного решения требуется только мое согласие, то я даю его с величайшей охотой, потому что тоже люблю его и не желаю для себя другого мужа!

Обрадованная тем, что дело сладилось так быстро, София поспешила к Готту и передала ему ответ своей дочери. Негодяй, потешаясь в душе над простосердечием обеих женщин и радуясь тому, что его грязные помыслы достигли цели, изобразил на лице трогательную улыбку и, подойдя к Евфимии, сказал ей:

- Я теперь счастливейший человек на земле и желаю только одного – чтобы наш брак совершился быстрее.

               
                2.

Согласно воле Готта на следующий день была сыграна свадьба, и он, наконец получил от своей жены все, чего так долго и мучительно желал. После того, как страсть его была утолена, увлечение Готта Евфимией стало быстро проходить. И это не удивительно – ведь его холодное сердце было не способно к стойкой и долгой любви. Пока Готт жил в Эдессе, он считал нужным скрывать свою холодность. Но вот эфталиты отступили, осада кончилась, и он заспешил на свою родину. Тогда София, чувствуя, что приближается разлука с любимой дочерью, стала тревожиться о ее судьбе. Когда Готт уже совсем собрался в путь, она привела его и Евфимию в церковь святых мучеников Гурия и Самона и, поставив их перед гробницей страстотерпцев, сказала зятю:

- От Бога получила я мою девочку, заботам воинов Его теперь вручаю ее. Положи руку свою на святую раку, в которой лежат нетленный мощи Гурия и Самона, и поклянись мне, что не сделаешь моей дочери никакого зла, но будешь заботиться о ней с должной любовью и уважением!

Готт, считая свою клятву делом неважным, тотчас безбоязненно взялся за раку святых мучеников и сказал:

- От рук ваших, святые, принимаю эту девушку и вас беру поручителями и свидетелями перед ее матерью, что не сделаю моей супруге никакого зла, никогда не оскорблю ее и буду с любовью почитать ее до самой своей смерти!

София, выслушав эту клятву, немного успокоилась и, утирая слезы, сказала:

- Вам после Бога, святые мученики, поручаю свою дочь и, помня о заступничестве вашем, безбоязненно отдаю ее этому пришлому человеку.

Таким образом, помолившись, они разошлись – вдова София возвратилась к себе домой, а Готт и Евфимия тронулись в путь. Пока они проезжали по Греции, Готт еще сносно обращался с женой, хотя его участие и нежность, едва они выехали за ворота Эдессы, совершенно пропали. Сделался он груб и нечувствителен, его напускное благочестие исчезло, так что несчастная Евфимия с ужасом обнаружила вдруг, что муж ее совсем не тот человек, за которого выдавал себя. С тревогой она стала задумываться о своей дальнейшей судьбе, поскольку стала догадываться, что она будет не из легких. Но оказалось, что ее опасения были ничто, по сравнению с тем, что ожидало ее на самом деле.

Однажды утром, когда они почти достигли пределов отечества Готта и остановились в гостинице на последнюю ночевку, он вошел в комнату своей жены и принялся бесцеремонно рыться в ее вещах. Затем, раскрыв сундуки, он выгреб из них все золотые украшения, которые подарил Евфимии после свадьбы. Наблюдая за ним, молодая женщина в сильной тревоге села в постели и спросила:

- Что ты делаешь, господин мой?

- Возвращаю то, что тебе никогда не принадлежало, - нагло отвечал негодяй. – Или ты думала, что, купив тебя на эти безделушки, я тебе же их и оставлю?

- Богу известно, что золото никогда не прельщало меня, - побледнев от негодования и обиды, возразила Евфимия. – Если хочешь забрать обратно все, что ты мне подарил, то забирай, но зачем при этом унижать и оскорблять меня?

- Замолчи! – злобно крикнул Готт. – И не смей больше так разговаривать со мной! Тебе не мешает научиться обращаться ко мне почтительно, если не хочешь, чтоб тебя высекли!

- Я всегда думала, - холодея душой, отвечала Евфимия, - что жена только так и должна говорить со своим мужем.

- Жена? – захохотал Готт, - забудь об этом! У меня уже есть жена. А ты всего лишь пленница, жалкая рабыня, которую я купил в Азии и теперь везу домой. Запомни это! Если ты будешь достаточно умна, то сохранишь свою жизнь, но если ты начнешь рассказывать о том, что было между мной и тобой, я зарублю тебя как собаку!

Увидев себя обманутой и оскорбленной злым варваром и услыхав его угрозу, Евфимия воскликнула:

- Ясно мне теперь, что твоя любовь была притворством. Но неужели не боишься ты Бога Всемогущего? Неужели ты забыл свои клятвы у гробницы святых мучеников?

- Что мне ваш Бог и что мне ваши мученики! – глумливо ухмыльнулся Готт. – Если веришь в них, то моли их о помощи, я же нисколько не боюсь их.

С этими словами, грубо схватив свою жену за руку, он вытащил ее из постели и на глазах своих рабов сорвал с нее дорогие одежды.

- Вот тебе наряд достойный твоего звания, - сказал он, бросая ей какое-то жалкое тряпье, - одевайся, ступай к моим рабам и помни о том, что я тебе говорил!

                3.

Так свершилась злая перемена в судьбе несчастной Евфимии, и началась для нее жизнь полная жестоких испытаний. Едва Готт подъехал к своему дому, его жена, выйдя навстречу, сейчас же заметила Евфимию. Взволновавшись ревностью, она спросила мужа:

- Что это за девица, и откуда ты привел ее?

- Это пленница, - отвечал тот. – Я привез ее из Эдессы, что бы она была тебе рабой.

Жена подозвала к себе Евфимию, внимательно оглядела ее и сказала:

- Вид ее и осанка говорят о том, что она скорее свободная, чем рабыня.

- В самом деле, она была раньше свободной, - смущенно пояснил Готт, - но теперь она пленница и потому раба.

Жена Готта, видя редкую красоту Евфимии и ее полноту, говорившую о том, что она ожидает ребенка, а, кроме того, заметив неискренность мужа, нахмурилась, но больше ничего не сказала. Она повелела девушке идти за ней и с тех пор всегда обращалась с ней жестоко и безжалостно. И чем ближе было время родов, тем изнурительнее была выпадавшая на долю Евфимии работа. Несчастная принуждена была носить полные ведра, ворочать на кухне огромными котлами и таскать  тяжелые корзины. Все это жестокосердная хозяйка заставляла ее проделывать в надежде извести бедную девушку, но та, благодаря заботам о ней Господа, пережила все невзгоды и, по наступлению надлежащего срока, родила сына.

Хозяйка пришла взглянуть на новорожденного и тут убедилась в самых худших своих подозрениях, ибо младенец лицом совершенно походил на Готта. Исполнившись страшного гнева, она стала корить мужа неверностью, но тот, отказываясь признать свою вину, сказал ей:

- Эта рабыня в полной твоей власти, равно как и ее сын, которого ты почему-то считаешь моим. Делай с ними что хочешь и оставь меня в покое.

– Если таково твое желание, - отвечала с мрачной улыбкой жена, - то я знаю, как мне надо поступить!

На другой день, войдя к Евфимии, она принялась ее грубо отчитывать.

- Вставай, лентяйка, - говорила она с яростью, - или ты думаешь, я сама буду выполнять твою работу? Ступай к источнику и принеси воды!

Евфимия, хотя и была еще очень слаба, тотчас поднялась. Сердце ее сжималось от недоброго предчувствия, и она, наклонившись к своему спящему сыну, поцеловала его, прежде чем уйти.

Отослав мать, жена Гота подошла к младенцу и разбудила его. Ребенок стал плакать, потому что хотел есть. Тогда ослепленная ревностью женщина достала склянку с ядом, смочила им клок шерсти и сунула его ребенку в рот. Тот, думая, что это грудь матери, принялся жадно сосать смертоносную жидкость и некоторое время спустя затих…

Около полудня Евфимия, улучшив минуту, забежала проведать и покормить своего сына, но нашла его тельце уже безжизненным и холодным.

Потрясенная своим страшным горем, она опустилась подле него на пол и просидела так до вечера, не отрывая своих глаз от умершего. Она не в силах была вымолвить слова или даже заплакать. Все невзгоды, выпавшие на ее долю, были ничто по сравнению с теми страданиями, которые испытала она в это время. Лишь с наступлением темноты, Евфимия очнулась от своего оцепенения  и стала распеленывать сына, чтобы обмыть его перед похоронами. Тут она нашла у него во рту клок шерсти и догадалась, каким образом его умертвили. Не говоря ни слова, Евфимия взяла шерсть и спрятала ее у себя на груди. После этого младенец был предан погребению. 

Жена Гота так и не услыхала от Евфимии ни одной жалобы и ни единой слезинки не увидела в ее глазах, хотя наблюдала за ней со всем вниманием. Спустя несколько дней Готт созвал друзей на ужин, а Евфимию заставил прислуживать за столом. Когда пришло время нести чашу госпоже, Евфимия, достав клочок отравленной шерсти, смочила его в вине, отжала, а затем подала чашу жене Готта. Отойдя в сторону, сухими глазами смотрела она на то, как жестокая хозяйка выпила ее до дна. И только после этого к ней вернулась способность чувствовать. С рыданиями бросилась она на свою постель и оплакала смерть сына.

Между тем жене Готта стало плохо, и она ушла к себе, чтобы прилечь, но дурнота не оставляла ее. Вскоре сознание ее помутилось, и она, терзаемая жестокой болью, к утру испустила дух. Ее внезапная смерть всколыхнула весь дом. Все родичи и соседи, бывшие на пиру, сильно горевали о ней. Затем изготовили они роскошный гроб, положили в него мертвую и погребли с большими почестями.

                4.

Когда минуло семь дней, родичи жены Готта вспомнили о Евфимии и стали говорить друг другу: «Похоже смерть нашей родственницы была не случайной. Не иначе эта рабыня свела ее со свету. Всем известно, что они были врагами!»

Решив так, они схватили Евфимию и стали добиваться от нее, чтобы она сказала правду, но она упорно молчала. Совсем было собрались ее пытать, однако Готт, испугавшись, как бы жертва его бесстыдного обмана не заговорила под пытками и не раскрыла всем его тайны, сказал: «Зачем нам требовать ответа от этой женщины? Виновна она или нет – не важно. Давайте положим ее в гроб вместе с моей женой. Если она виновата – это будет ей наказанием; если нет – то честью, ибо она последует на тот свет вместе со своей госпожой, и будет прислуживать ей там, также как и здесь».

Всем понравилось это предложение. И вот, не слушая больше Евфимию, которая к тому же из-за плохого знания готского языка мало что могла им сказать о своем горе, раскрыли эти люди могилу и вскрыли гроб умершей. Их глазам предстал труп, уже гниющий, смердящий, кишащий червями. Они бросили на него Евфимию и, поспешно заколотив крышку гроба, погребли его вновь. Оказавшись вдруг в страшной темноте, задыхаясь от зловонья и омерзения, чувствуя приближение смерти, Евфимия воскликнула: «Святые мученики Гурий и Самон! Знаете вы, что ради имени вашего я была отдана за беззаконного Готта, ибо он клялся вашим именем, когда брал меня! Вас поставила моя мать поручителями его слова. Неужели вы не спасете меня?»
 
В то время, когда она так молилась, вдруг явились перед ее взором два светоносных мужа сияющих как солнце, и тотчас исчез смердящий запах, и услышала Евфимия голос: «Ободрись, дочь, и не бойся, ибо ты скоро получишь спасение». После этого глаза Евфимии сами собой закрылись, и она уснула…

Какое-то время спустя Евфимия пробудилась и увидела себя не в гробе, а в церкви.  Встав, она огляделась кругом, чтобы узнать, где находится. Вскоре она разглядела в полутьме знакомые иконы и раку святых мучеников. Не могло быть сомнений, что она оказалась в своем родном городе Эдессе, в церкви Страстотерпцев христовых Гурия и Самона. Тогда, исполнившись несказанной радости и веселья, она упала на колени и, обнимая гробницу мучеников, со слезами стала благодарить Бога  и Его святых за оказанную ей милость. Пресвитер, услышав ее слова и плач, подошел поближе и стал спрашивать: «Кто ты такая и отчего так плачешь?»

Евфимия поведала ему про все свои злоключения: о том как ее мать подле раки святых поручила  ее заботам  Готта, о том, что она перенесла от этого клятвопреступника, как была заключена во гроб, и как во время молитвы к ней явились святые мученики и перенесли ее из готской земли в их церковь. Пресвитер, слушая ее рассказ, ужасался и дивился великой силе Божьей. Впрочем, он не мог сразу поверить в то, что она говорила, и спросил: «А кто твоя мать?» Узнав, что мать ее – вдова София, пресвитер тотчас послал за ней, приглашая прийти в церковь. Мать, ни о чем еще не догадываясь, вскоре пришла и, увидев свою дочь, одетую в бедные одежды и стоящую при гробнице святых мучеников, пришла в великое изумление. Подбежав к ней, она обняла ее и, пав к ней на шею, залилась слезами. Плакала и Евфимия, и обе, плача, не могли сказать ни слова. Наконец, уняв свои рыдания, мать спросила ее: «Как ты здесь оказалась, дочка, и почему ты так плохо одета?» Тогда Евфимия подробно рассказала ей обо всем, что она перенесла в чужой земле по вине лукавого мужа, о постигшем ее наказании и внезапном спасении. Слыша все это, мать изнывала всем сердцем от мучительной жалости, а находившиеся в храме, изумлялись и прославляли всемогущую силу Божью. Узнав о чуде, приходили все новые люди – каждый хотел увидеть Евфимию и услышать ее историю. Только поздно вечером София, не уставая поминутно славить Бога, привела свою дочь домой.

                5.
По прошествии некоторого времени, персы, начав против римлян войну, вновь осадили Эдессу. В виду этого для защиты города было послано императорское войско. Вместе с другими прибыл тогда в Азию Готт. Он ничего не знал о случившемся чуде и, полагая, что Евфимия умерла, без смущения пришел в дом Софии, как к своей теще. А та, еще раньше узнав о его приезде, велела Евфимии скрыться во внутренних комнатах, послала рабов за своими родственниками и соседями, а сама приняла зятя с таким видом, будто очень обрадована встречей с ним. Готт, нисколько не стыдясь своего подлого преступления, принялся шутить с ней как ни в чем не бывало. Тем временем собрались все, за кем было послано. Увидев, что людей достаточно, София заговорила о своей дочери и стала расспрашивать о ее жизни.  Негодяй отвечал с усмешкой:

- С Евфимией все хорошо. Да и что с ней может случиться? Недавно она родила мне сына и потому не смогла приехать. Впрочем, она приедет, когда будет более подходящее время.

Слыша этот ответ и видя эту усмешку, София содрогнулась от ужаса и спрашивала себя: как могла она раньше так ошибаться и почитать это чудовище за достойного человека?

- Гладко ты говоришь, отвечала она, - но только сердце мое все равно не на месте. К тому же мой покой смущают тягостные сны.

- Что же это за сны? – спросил Готт с прежней своей развязностью, - расскажи их мне, и я вмиг рассею твою печаль.

- Снилось мне, - начала София, - что моя дочь одета в рубище, а какая-то незнакомка бьет ее и заставляет делать черную работу.

- Приснится же такое! – воскликнул Готт, слегка испугавшись.

- Потом мне снилось, - продолжала София, что злодейка, называвшая себя твоей женой, умертвила моего внука, вложив ему в рот клок отравленной шерсти.

Эти слова повергли Готта в еще больший ужас. Сильно побледнев, он промолвил:

- Недобрый это сон, но совершенно пустой.

- Тогда слушай дальше, - сказала София. – В третий раз я видела, как мою дочь по твоему приказу положили в гроб вместе с гниющим трупом и закопали в могилу.

- Врешь, старуха! – закричал Готт, вскакивая, - не во сне ты это видела, а слышала от кого-то! Кто-то донес тебе о смерти твоей дочери!

Так выдал себя этот преступный человек, а София, вцепившись ему в горло, закричала:

- Лжец и убийца! Ты убил мою дочь, беззаконник!

Бывшие в комнате подскочили к Готту и схватили его за руки, говоря:

- Убийца! Он сам сознался в своем преступлении!

Но Готт, хотя и стоял белый как полотно, не потерял присутствия духа и возразил:

- Ложь! Никто не сможет доказать, что это правда! Где свидетели, свидетельствующие против меня?

- Гнусный клятвопреступник, - закричала София в исступлении, - само небо и Сам Господь свидетельствуют против тебя! Святые Гурий и Самон, чьим именем ты поклялся, уже изобличили тебя!

С этими словами она вывела из внутренней комнаты Евфимию, поставила ее перед Готтом и спросила:

- Знаешь ли ты эту девушку? Знаешь ли ты, куда заключили ее, двоеженец?  Ты смерти предал ее!

Готт, увидев Евфимию, задрожал, сделался безгласен и не мог произнести ни одного слова, как бы мертвый. Потом, грохнувшись на колени, прошептал только: «Господи Боже, Которого отвергал я в неведении своем, прими душу мою!»

Заключенный под стражу, был он отведен в тюрьму и там чистосердечно поведал все о своем преступлении. Каждое его слово было записано писцом. Потом запись эту отнесли воеводе, начальнику Готта, и прочитали ее перед ним. Воевода пришел в ужас, велел привести к себе Готта и стал сам допрашивать его.

- Правда ли это? – вскричал он, потрясая свитком, - правда ли то, что написано здесь?

- Да, - отвечал Готт, - все здесь правда от первого до последнего слова.
Воевода, перекрестившись, сказал:

- Окаянный убийца! Как не побоялся ты Бога и Страшного Суда Его и не устрашился нарушить клятву, данную при гробе святых мучеников, которых сделал поручителями и свидетелями своих обещаний? Прими же казнь, заслуженную по делам твоим!

В тот же день, по вынесению смертного приговора, был Готт обезглавлен на городской площади и понес возмездие за все свои грехи.

Рим и его соседи в эпоху империи   http://www.proza.ru/2011/10/13/1239

Средневековье http://proza.ru/2023/01/17/232