Ливень

               Посвящается Г. Ф. Лавкрафту

Эта история случилась со мной в октябре 1978 года, когда я, Энтони Лонг, ехал на своём новеньком мерседесе через небольшой городок под названием Блэквиль. В ту пору я работал на одну крупную фирму, в которой числился как курьер. Зарплата была неплохая, к тому же работа не пыльная – я периодически разъезжал по небольшим городкам и передавал какие-то документы клиентам нашей фирмы.

 В тот вечер начался ужасный ливень, такой сильный, что дороги практически не было видно. Я заглушил мотор и достал карту Блэквиля в надежде отыскать на ней какую-нибудь гостиницу, чтобы утром, когда прекратится дождь отправиться обратно. Я нашёл только один отель на карте и медленно поехал прямиком к нему.

 Ливень усиливался, сопровождаемый яркими вспышками молний и грохотом грома совсем неподалёку. Узкие улицы Блэквиля были переполнены водой, которая неслась потоком неизвестно куда. Наконец сквозь стену дождя я увидел табличку с надписью: «Отель АМАДЭЙ».

 Это был ничем не отличающийся от всех других двухэтажных провинциальных отелей всей северной Америки. Достав свой бумажник из бардачка, я уже собирался выйти из машины, как неожиданно вспышка молнии осветила всё кругом. В эту секунду я увидел, что я остановил свою машину прямо под огромным дубом. Включив фары, я заметил, что дубу было как минимум сто лет. Он был настолько высоким, что сквозь ливень я не смог разглядеть его верхушку.

 На улице становилось всё прохладнее. Недолго думая, я быстро закрыл машину и побежал к дверям отеля. Дверь открыл старик с длинными седыми волосами. Он был одет в длинный чёрный фрак, которые носят дирижёры оркестра. Я поинтересовался у него, есть ли свободная комната на ночь и достал из кармана бумажник, на что старик ответил, что есть одна комната, а рассчитаться я смогу завтра утром.

 Пока мы поднимались на второй этаж, старик сказал мне что его зовут Амадэй Лоран, и что он является хозяином этого отеля, который носит его имя. Он пояснил, что имя Амадэй ему дали родители, которые обожали музыку Моцарта. Старик достал связку ключей и открыл дверь моей комнаты.

 Комната оказалась небольших размеров, но зато с большой кроватью и невысоким комодом.
– Извините, – сказал старик, – у нас нет телевизоров.
– Ничего страшного. – ответил я.
– Вы будете ужинать? – спросил Амадэй.
– Честно говоря я не хочу, но я с удовольствием выпил бы красного вина, если у вас конечно найдётся.
– Я думаю оно у нас найдётся мистер…
– Лонг, Энтони Лонг. – ответил я.
– Скажите мистер Лонг, вы не будете против, если в холле на первом этаже мы с моими друзьями немного поиграем?
– Поиграете во что? – спросил я.
– Видите ли мистер Лонг, когда-то давно я работал дирижёром в одном местном оркестре, но годы шли, и меня с моими музыкантами отправили, так сказать, на заслуженную пенсию, и поэтому каждую пятницу мы собираемся в моём отеле и играем музыку.

– Я не имею ничего против. – заверил я Амадэя, – к тому же, если вы не против, то я с удовольствием спустился бы к вам немного позже.

– Мы будем только рады. – сказал Амадэй, и вежливо удалился.

 После этого я снял свой промокший плащ и повесил его на вешалку чтобы тот просох, затем я рухнул на кровать и закрыл глаза. День выдался не из лёгких, но спать пока не хотелось, к тому же на часах не было ещё восьми вечера. В отеле царила полная тишина, только дождь лил по-прежнему, барабаня по подоконнику. Повалявшись ещё немного на кровати, я встал и подошёл к окну и снова, сквозь ливень, я увидел тот самый дуб. Я совсем забыл о нём, и снова я попытался рассмотреть его верхушку, но в темноте её по-прежнему не было видно.

 Неожиданно постучали в дверь, и я попросил войти. Это был старик Амадэй. Он держал бутылку красного вина у себя в руках. Амадэй открыл её и протянул мне бокал. Вино оказалось урожая 1937 года, и я с удивлением произнёс: «Ого!»

– Это из моего погреба. – объяснил старик. Видите ли, мистер Лонг, у нас не так часто бывают посетители, и я всякий раз предлагаю вино именно этого года.
– Хотите сказать, что я единственный посетитель сегодня?
– Да, – ответил Амадэй.

 Я налил полный бокал и немного отпил. Вино оказалось восхитительным. «Скажите, – спросил я, – могу ли я купить у вас пару бутылок перед отъездом?» На что старик кивнул головой и собрался уже уходить, но я остановил его.

– Скажите Амадэй, этот дуб за окном, сколько ему лет?

 «Он стоял здесь, когда меня ещё не было на свете», – сказал старик. Видите ли, мои родители приобрели этот дом ещё в 1877 году, и этот дуб уже был здесь, пусть конечно не такой огромный как сейчас. Значит я был прав, что ему больше ста лет. «Я думаю, ему больше двухсот лет», – с улыбкой сказал Амадэй.

– А когда дом переделали под отель? – поинтересовался я из любопытства.
– Мой отец решил сделать отель сразу после моего рождения в 1880 году.
– Постойте, – с недоумением спросил я, – вы хотите сказать, что вам сейчас 98 лет?
– Именно так, – подтвердил старик.
– Но вы выглядите на шестьдесят максимум!

 В тот момент Амадэй подошёл ко мне и дотронулся своей рукой до моей. Даже сейчас, когда я всё это вспоминаю, я не могу забыть той холодной руки старика прикоснувшейся ко мне. Амадэй сказал мне тогда: «Мистер Лонг, наверно я так хорошо сохранился, потому что как раз в 1937 году я бросил пить и курить, и именно поэтому в моём винном погребе осталось вино этого самого года.»

 Тогда я не предал этому особого значения, хоть на тот момент всё это выглядело весьма странно: 98-летний старик, выглядевший на шестьдесят.

 После я допил вино, и сам не заметил, как уснул. Очнулся я от грохота грома, немного побаливала голова – от вина, или от погоды, подумал я тогда. Я проспал несколько часов, потому как на часах было половина двенадцатого. По-прежнему дождь барабанил по подоконнику, и сквозь шум ливня я услышал доносившуюся музыку снизу. Тогда я спустился вниз, и увидел, как Амадей дирижирует своим оркестром. Конечно же они играли Моцарта, которого я сразу же узнал.

 Это был небольшой оркестр из 17 человек. На вид им было всем около 60 лет, и тогда я подумал, что возможно им всем по сто лет. Я нашёл себе стул, и тихонько стал слушать их игру. Примерно через пятнадцать минут они решили сделать перерыв, и Амадей представил меня своему оркестру. Он принёс мне ещё своего вина и спросил меня тогда, не хочу ли я услышать произведения одного не столь известного музыканта, на что я естественно согласился и налил себе бокал.

 Внезапно раздался очень сильный удар грома и резко потух свет. Мы остались в полной темноте, но тогда Амадэй сказал, что должно быть оборвало провода, уже не впервой, и через минуту он принёс множество свечей. После того как свечи были зажжены, в холле воцарился полумрак, и я поинтересовался у Амадея, как зовут того музыканта, на что тот мне ответил, что его имя Эрих Цанн. После я устроился поудобнее и налил ещё вина.

 По началу музыка показалась мне довольно спокойной и приятной, но вскоре, когда пробило 12 часов, какое-то странное чувство овладело мной. Музыка стала пробирать меня до костей, она казалась мне довольно странной и зловещей. При свете свечей мной начало одолевать чувство паники и ужаса. Последнее, что я помню, так это то, что когда я посмотрел на оркестр и на стоящего ко мне спиной Амадэя, то я увидел перед собой мертвецов. На инструментах играли скелеты, одетые во фраки. Они были настолько страшны, исполняя эту ужасающую мелодию, что я тут же потерял сознание.

 Когда я пришёл в себя, я понял, что нахожусь в больнице. Я попытался встать, но сильная головная боль, не дала мне этого сделать. Через минуту вошёл доктор и объяснил мне, что у меня сотрясение мозга. Я спросил у него, как я сюда попал, на что он мне ответил, что в ливень я врезался в старый дуб, возле бывшего отеля АМАДЭЙ.

 Тогда я начал твердить ему, что ночью я был в отеле и слушал там музыку странного оркестра, где дирижировал сам хозяин. Тогда к моему полному ужасу, доктор сказал мне, что этого просто не может быть. Я узнал от него, что в октябре 1937 года, шёл такой же ливень, как и вчера и что молния угодила прямо в отель, в котором в ту ночь действительно играл старый оркестр, и что случился пожар, и все находящиеся в нём сгорели заживо. Отель сгорел дотла и теперь там лишь пустырь. Уцелел лишь старый дуб, растущий около него, в который я врезался.
         
2015г