Марксисты и апельсин

Марксисты и апельсин. (Отличие диамата от абсолютного идеализма Ч.2)

Далее, неспособность субстанциального проникновения «диаматического логицизма» сквозь бытие, сквозь видимость и за завесу случайного обнаружения вещи есть, в том числе, важная и существенная черта расхождения названного философского направления с направлением диалектического идеализма.

Если употребить «пример с апельсином» и указать, что все внутренние категории логики, то есть такие, как сущность, качество, субъективность, жизнь и идея прообразуют собой мякоть внутри этого фрукта, а «категории внешнего рассмотрения»  (объективность, количество, бытие, видимость и реальность) прообразуют собой кожуру, то необходимо отметить, что диамат в лице таких его представителей как, явным образом, Дицген и Маркс говорят о всех внутренних категориях как об абстракциях, как о формально и отвлеченно лишь взятых логических категориях; они соглашаются с диалектическими переходами в логике Гегеля, но не признают их субстанциального содержания. Другими словами, Карл Маркс в своих «Экономическо философских рукописях» и Дицген в «Мелких философских работах» дуалистически, попросту, излагают своё понимание логики не соотнося внутренние категории с их физическими проявлениями.

И если у Гегеля сущность, идея и жизнь соответствуют их природному выражению, то есть «мякоти в апельсине» и, стало быть, эти внутренние категории есть первичные и главенственные, ибо обратное мнение предполагало бы «кожуру», как первичную ценность, - у Маркса и Дицгена, наоборот, мы находим «не верие» в субстанциальное существование «мякоти в апельсине», ввиду их дуалистического понимания логики.

Там, поэтому, где Георг Гегель нам говорит о душе в человеке и духе, он указывает на действительное существование в человеке первичной отвнутренней категории,- идеальности, качества, жизненности, а Маркс и Дицген, дуалистически отрицая единство природы и логики, либо не верят, как мы сказали, что под кожурой апельсина сокрыта ценнейшая и действительно сущая в нём идеальность,- фруктовая мякоть, либо не достигают соединения в мысли онтологической категории «идеальность» и физического содержания «мякоть».

Поскольку отвнутренние категории есть всеобщие и частная сущность имеет источник в Сущности более Общей, как частная жизнь имеет источник в Жизни Всеобщей (и стало быть истинный логицизм есть всегда теистический логицизм), то означенная, дуалистическая и первоначально- логическая дефективность в марксизме, как неспособность к субстанциальному проникновению внутрь вещей, как эмпирическая ограниченность разума, выступает в своей политической философии с атеистическим манифестом.

Кроме того, как не сложно увидеть, в дальнейшем, названный, этот первоначальный, диаликтически ложный аспект (как мультипликатор) в логике у марксистов, проявляет себя, повреждая науке, в других, самых различных сферах познания и понятия.

Так, например, где обыденному и даже формально поверхностному представлению кажется очевидным, что диалектическим методом может быть только метод единства противоположных методов, то есть «дедукции» и «индукции» (от общего к частному и от частного к общему),- метод соединения противоположных способов выведения так, как дал его Гегель, - марксизм, со своей стороны прямо заявит об односторонности своего метода, то есть об «оскоплении диалектики»:

«Мы идем принципиально индуктивным путём, т.е. мы знаем, что дедуктивно, из разума, нельзя извлеч никакого познания» (И. Дицген «Мелкие философские работы»)

Так же, к примеру, где диалектика учит системному пониманию знания и наук через всеобщую сущность мира, через единый логос и жизнь, «диалектический материализм», со своей стороны, не принимая единый логос в качестве истинно сущего, в силу чего теряя единство познания и системность, воскликнет:

«Гегель, у которого (…) синтез наук о природе и их рациональная группировка представляет собой большее дело, чем все материалистические глупости вместе взятые.» (Ф. Энгельс «Диалектика природы»)

И, например, там, где государство в диалектическом рассмотрении есть объективно и нравственно сущий дух общества, есть дух любви в семье, есть нравственный универсум,- «диалектический материализм», не достигая отвнутреннего понимания «апельсина» и думая, что этот дух есть абстракция, как если бы кто не знал, что за кожурой фруктов скрывается мякоть, означенный «диамат» (в интерпритации Ленина) учит марксистов и даже до ныне, что уничтожение репрессивного элемента внутри исполнительной ветви власти, в силу разумного перераспределения благ, есть уничтожение и отмирание Государства в том смысле, как если бы кто- то решился сказать, что очищение кожуры с апельсина есть уничтожение этого фрукта.

II

То, как понимается категория сущности и существенное; так ли, как нечто субстанциальное, как сущая изнутри и сокровенная сладость или же, как отвлеченное и «безвкусное» представление о существенном, составляет водораздел между идеалистическим, диалектическим логицизмом и всяким, пусть даже себя именующим «диалектикой» материализмом.

То есть в тех случаях, где мышление обнаруживает способность к тождественному пониманию онтологии и природы, там, погружение мысли в объект, переходя как бы от слоя к слою, от кожуры к мякоти и от существенности к более высшей сущности, углубляясь в последнюю, понимает её, как более высшую вместе с тем, как самым явно – вкушённым образом, конкретную сладость.  Материализм же не достигает конечной, конкретной сущности; он, разумеется, может понять существенное в апельсине,- что его мякоть есть нечто более вкусное, нежели кожура, но в тех случаях, где необходимо понять существенное в государстве или внутри всего универсума мироздания, разум «материалистов» бессилен,- туман покрывает его представление об абсолютно существенном, а рецепторы «языка» констатируют отрафию и невозможность почувствовать вкус живой истины.

Только действительно сильный разум, живой и единый, поэтому может быть назван диалектическим, только разум способный понять всё как единство, причем живое; так что действительное диалектическое постижение, есть преодоление дуалистического распада,- логики и природы, есть преодоление рассыпания внутреннего и внешнего, идеального и реального  и есть системное понимание соотношения волевой сущности человека, всеобщей общественной (государственной) воли, и Абсолютно всеобщей воли.

«различие, заключающееся в том, понимается ли вышеупомянутое единство абстрактно или конкретно и именно настолько конкретно, что оно мыслится как единство в себе, которое есть дух.» (Г. Гегель «Философия истории»)

Пример с апельсином, поэтому, где «материализм» выставляется как неспособный к вкушению внутренней мякоти (читай: истины) вещи (взятой как общество, человек или всё мироздание) является верным. И если нам надлежало бы проиллюстрировать это «цитатой» из политической экономии «материалистов», то различение «логицизмов» нам надлежало бы, прежде всего, увидеть в ограничении «диаматом» субстанциального понимания сущности капитала. Там, то есть, где диамат утверждает, что сущность и субстанциальность любого товара есть труд и не идёт дальше определения внутренней человеческой силы, как этого первоначального содержания стоимости, делая вид, что данная сила может быть результатом употребления только пищи,- субстанциальное, истинное, диалектическое понимание сущности капитала свидетельствует, что внутренность человека, как сила, как сущая в нём душа, как дух человека (сущий внутри него так же конкретно как мякоть под кожурой апельсина), как эта подлинная первичность есть содержание капитала и более высшее определение нежели «труд».

Соответственно этому, так как диалектическое понимание есть понимание целого как действительного единства всеобщего и отдельного (поскольку всеобщее есть источник отдельного): Всеобщая Жизнь, Всеобщая Воля и Всеобщая Сила,- есть конечно- конкретное содержание (то есть субстанция) стоимости и продукта.

При этом означенная констатация более, нежели у «материалистов», что разумеется им не очень то просто понять, требует уничтожения отчуждения (уничтожения размежевания) воли рабочего или художника от совокупной общественной воли и этих последних от абсолютной всеобщей воли, требует приведения разных моментов и членов «системы» к действительному, к живому, к логическому Единству (к стеснению разных моментов в этом Единстве). Другими словами диалектический идеализм гораздо глубже способен видеть распад и отчуждение разных моментов внутри общества: внутри системы «товар-продукт-труд», внутри системы «отдельная воля – всеобщая воля», видеть дуалистическую дефективность в познании, а потому гораздо логичнее требовать  уничтожения размежевания, отчуждения и распада.

Примечание. Кому то может казаться странным данное ударение на вкушении конкретной сущности в качестве средства преодоления атеистического материализма, но именно на этом вкушении конкретной сущности и настаивает истинная диалектика; разум должен вкусить сладости духа в конкретном его измерении, что бы увидеть что дух не есть нечто эфемерное, выдуманное, абстрактное и лишь исходя из этой конкретности должен произойти выход и возвращение к совершенной, разумной диалектической, философской системе:  "В позднейшей стадии философия воздаёт должное содержанию религии с помощью спекулятивного понятия, т.е. оправдывает её перед судом самой мысли; что бы достигнуть этой стадии, понятие должно было постигнуть себя конкретно, продвинуться до конкретной духовности. Такова должна быть точка зрения философии нашего времени» (Г. Гегель "Философия истории")

Для этого нужна воля к преодолению, к прохождению сквозь кожуру, то есть уровень разума более высший чем обладал Феербах, Маркс, Энгельс, Ленин хотя бы в одном, кратковременном опыте.


ЧАСТЬ 2 НАБРОСОК

ЧЕРНОВИК

Только вначале (конечно!), будучи совращенными от диалектики в феербаховщину, материалисты заявят, о совершенной абсурдности субстанциальной действительности и природной реальности категории "сущности".

Для того что бы вполне увидеть весь этот бывший некогда у материалистов, таких как Энгельс и Маркс отказ от диалектической логики, достаточно взять и прочитать для примера только одну главу из «Святого семейства»; «тайна спекулятивной конструкции». В ней уже Энгельс нам прямо предложит поверить в то, что у Гегеля «сущность», есть нечто придуманное, есть только абстракция:

«Но те яблоки, груши, миндаль и изюм, которые мы вновь обретаем в спекулятивном мире, суть уже всего лишь иллюзорные яблоки, груши, миндаль и изюм, ибо они представляют собой моменты жизни «плода вообще», этой абстрактной сущности, созданной рассудком, а потому и сами суть абстрактные создания рассудка» (см. «тайна спекулятивной конструкции»).

Другими словами, мы, со всей очевидностью видим, что Энгельс и Маркс в своих ранних работах трактуют диалектическое понимание категории «сущность» в логике Гегеля ни как нечто действительное, ибо последнее прямо представлено Гегелем в виде «единства сущности и существования» (см. "Наука Логики"), а потому всё существенное и такое как мякоть внутри фрукта и есть "сущность", а трактуется как один лишь абстрактный и отвлечённый "термин", где дуализм между ним и реальным объектом, объявляется совершенно непреодолимым. Они говорят:
 
«Но насколько легко из действительных плодов создать абстрактное представление «плод», настолько же трудно из абстрактного представления «плод» создать действительные плоды. Больше того, перейти от абстракции к тому, что является прямой противоположностью абстракции, просто невозможно, если не отказаться от абстракции.» (см. «тайна спекулятивной философии»)

Только позднее, поэтому, когда придут к пониманию, что невозможно вполне научно обосновать «труд» в качестве подлинного содержания стоимости, без того, что бы назвать стоимость только «видимостью бытия», а труд «сущностью» и "субстанцией", без того, что бы восстановить снова в своих правах, стало быть, диалектику; обнаружить и объявить «сущность» реальной, действительной и являющейся в существенности, тогда, в этот радостный день назовут примитивными эпигонами всех насмехающихся над Гегелем, больше того, прямо укажут, что «революционный момент» явно содержится в его Логике (см. Ф. Энгельс «Людвиг Феербах и конец классической философии»).

Правда, нужно отметить, что в этот момент «собака» только лизнёт свой собственный хвост; собака «материализма» ещё не успеет понять, что всё существенное, что содержит теперь в себе якобы новый «диалектический метод» (читай: диамат), уже было дано в диалектике Гегеля, причем в более органическом и наилучшем для целей полит экономии виде. Поскольку в том случае, если бы данный факт обнаружился и пришлось бы тогда довольно смешно выглядеть, дескать всё это время «материалисты» ловили «хвост Гегеля» (или подобно собаке, запутанной Феербахом, свой собственный хвост), думая, что они столь ретиво бегут за каким-то неведом до того "зверем", они ограничились тем, что бы назвать Гегеля их учителем и отныне заставить штудировать «Логику» для того, что бы вполне понимать «капитал».

Возвращение к Гегелю, таким образом, у марксистов, то есть обратно от Феербаха, как бы остановилось на пол-пути; «собака» уже предчувствует, что какого ни- будь серьёзного смысла переворачивать Гегеля, для политической экономии, совершенно не существует, что совсем невозможно перевернуть диалектику и что «сущность» пускай в большой мере, как мы сказали, абстрактная всё ещё у марксистов, и пока что ещё не способная составлять понимание духа есть; сущность реальна, действительно существует, а в качестве «жизнь» она есть ценнейшее. Ибо Ленин сказал: «мысль ввести жизнь в логику понятна и гениальна» (см. «Философские тетради»).

Но по видимому, не имея в себе, всё ещё должной силы, подняться над этим своим предрассудком,- с возвышенности охватить этот свой собственный путь и свести, наконец, политическую экономию и действительную, настоящую, завершённую и научную диалектику, в совершенное и живое единство (вернуться уже к себе),- пролагавшая до сих пор, для себя, вместе с тем, этот очень обширный крюк, и внимающая до сих пор, беззаветно, порой, всем, тем многим, позднейшим и первоначальным ошибкам своих "провозвестников", эта доблестная и несчастная бесконечно «собака» (столь наивно себя считающая "материалистической диалектикой") всё бежит.

И она, разумеется, будет ещё бежать до тех пор, пока, вдруг, не укусит себя, наконец, должным образом, за свой собственный, из своей же спины и развитый, свой маняще- лоснящийся хвост, и не вытаращит в изумлении, вспоминая быть может всё выше озвученное, зрачки. ...До тех пор пока эта "собака", другими словами, не вкусит уже вполне "сущности", как живой и конкретной сладости и тем самым не возвратиться в свои пенаты, к действительной, к теистической, гегелевской диалектике.

II

Вообще, раздвоение философии, то, на которое указал ещё Гегель (а до него Фихте), предвидя и наблюдая уже начавшимся в бытность свою профессором в Гейдельберге, в виде определенного размежевания теоретической философии от практической и самих представителей "практики" и "теории", было им сформулировано совершенно определённым образом. Гегель писал о действительном и грядущем кризисе мысли:

«Вышло, благодаря этому, что дельные умы обратились к практическим занятиям, а плоские и поверхностные завладели ареной философии и чванливо на ней расположились.» (Г. Гегель «История Философии»)

То есть с одной стороны и даже до сего дня мы видим ещё развивающимся данный спор между безвольными иногда и не склонными к преображению существующего «философами», а с другой стороны совсем чуждыми теистической и действительно диалектической логики практикующими "учёными"; и те и другие в действительности погрешают против самой философии, против науки, в том, очевидно, смысле, что диалектика, требует, что бы являлось соединение теоретического и практического познания, «интеллигенции» и волевого давления на объект, но с другой стороны она (философия) со всем правом высмеивает слепое, не обоснованное теоретически, алогическое или же ложно диалектическое (а иногда и совсем чуждое всякой логики) направление практики.

В русской истории, потому, вообще 20 века мы видим ярко выраженным весь этот кризис. Сначала, благодаря тому, что явилась острая необходимость практических преобразований и, стало быть, не было времени для совершенного усвоения диалектики, философия, в силу того, что сторонники, вообще, метафизического понятия не проявляли необходимого устремления к практике,- метафизическая философия, по справедливому обвинению в равнодушии и безволии, как ущербная и не имеющая практического устремления, эта «чванливая», как написал Гегель, и не по праву занявшая свою кафедру «философия» была предана изгнанию и позору. (Это момент Революции 1917 г.)

Но позднее, когда оказалось, что оскопление диалектики со стороны «диамата» или, иначе сказать оскопление идеального и духовного со стороны «наивно практической  философии», оказалось гильотинирующим для развития государственной мысли и духа, когда сама философия вынуждалась к тому, чтобы сбросить с себя этот каменный, этот неорганический истинной Логике панцирь «диаматического логицизма», все те, кто к тому времени сами окаменели под тяжестью этого «панциря» и не смогли в нужное время понять необходимости перехода на более высший уровень осознания с тою же силой как первые, если не с большей, были осмеяны и совершенно раздавлены. (1991 год)

Таково наказание за невежество.

В настоящий момент, таким образом, мы находим в себе уже совершенно исполненным указание на алогическое раздвоение философии, на необходимость действительного единства и возвращения к полноте, указание на смехотворность односторонне практического понимания диалектики (или «диаматического» оскопления) и разумеется, на смехотворность метафизической веры без дел или идеалистического,  без устремления к достижению нужного идеала посредством собственной воли, мышления.

«Евнухи Гегеля», таким образом, а к ним относятся, как «первые», так и «вторые», если они не хотят умножения кары, уже столь избыточно явленной за невежество на их темени, и ещё большего осмеяния, призываются ныне всем самым свершающимся очевидно процессом истории к должному, к необходимому тождеству...

И. Г. Фихте в речи к немецкой нации говорил:

«Эти речи заклинают вас, мыслители, ученые, писатели, достойные этого имени. Тот упрек людей дела к вам был в определенном смысле не неверен. Вы часто слишком беззаботно углублялись в область чистого мышления, не беспокоясь о действительном мире и не интересуясь тем, как оно может быть взаимосвязано с ним. Всякое устроение и формирование действительной жизни должно, правда, исходить от более высокого, упорядочивающего понятия, а продолжение по накатанным рельсам не дает ей ничего. Это вечная истина, и она именем Бога с нескрываемым презрением заставляет склониться перед собой каждого, кто осмелится заняться делами, не зная этого. Но все же между понятием и введением его в какую-нибудь особенную жизнь лежит широкая пропасть. Заполнить эту пропасть — задача как человека дела, который, правда, сначала должен учиться столько времени, чтобы понять вас, так и ваша, из-за мира мысли вы не должны забывать о жизни. Здесь вы встречаетесь друг с другом. Вместо того чтобы косо смотреть друг на друга через пропасть и порочить друг друга, поспешите лучше заполнить часть пропасти со своей стороны и так проложить дорогу к объединению. Поймите же, наконец, что вы так же нужны друг другу, как нужны друг другу голова и рука." (см. И. Фихте "Речи к немецкой нации")