От юности до сорока

   В дни моих отрочества и юности, - а в мои 20 лет у меня все еще была именно юность, -хотя я не люблю делить жизнь на периоды, предпочитая не думать о возрасте вообще, иногда забывая сколько мне лет и восхищаясь энергичными, жизнерадостными людьми пожилыми, - я часто хозяйничала на кухне без мамы, впрочем, как многие девочки и девушки в нашей стране. Мой папа, как настоящий еврейский папа, говоря обо мне, лет до 28 называл меня ребенком и прекратил так говорить только потому, что на этом настояла мама.

Несмотря на то, что мы вовсе не были ортодоксальной еврейской семьей и в ней не было ни одной еврейской традиции, и лет до 12 я не знала и не даже думала какой я национальности (как оказалось тогда, в свидетельстве о рождении я записана как украинка), мы все таки были еврейским семейством. Это следует хотя бы из того, что мы никогда не сидели на одном месте и переезжали легко, и везде где бы мы не жили, нам  нравилось. Даже покидая свой дом в '14-ом году, собрав и уложив в состоянии какого-то прозрачного тумана вещи, - это когда все видишь и слышишь, но особо не понимаешь что происходит, - оставив большую часть ценных вещей, к которым причисляется мною все, в том числе и кухонная утварь, я сказала: "Прощай, милый дом".

С возрастом я осознанно стала обращать внимание на лица людей. И естественно, сразу вижу кто есть кто. Армян узнаю по выразительным выпуклым глазам, греков -- по особой стройности фигур и слегка худощавому строению лица, японцев -- тоже по глазам. А евреев -- даже не знаю как, они все разные, просто чувствую и всё.

У моей мамы глаза ближневосточной красавицы. И не зря мой папа обратил на нее внимание еще в школе, а затем попросил познакомить с ней на танцах. Мама моя носила самые короткие юбки и сарафаны во всем городе. Сама шила себе вручную длинные. Сколько помню, в детстве, папа иногда говорил маме, что у нее кривые ноги. И сколько я не смотрела ее фотографии, клянусь, что не видела ног ровнее и стройнее.