Муравей. Случай весной

  Муравей. (Случай весной.)

     Произошло это много лет назад, но впечатление происшедшего оживает в памяти моей в мельчайших подробностях.

     Было это ранней весной. В тайге местами лежал ещё потемневший снег. А на проталинах уже пробуждалась жизнь.

     Обогретые солнцем жучки копошились у своих норок. Изредка посвистывали только что проснувшиеся полосатые бурундуки.

      Говорливые ручейки  сливались отовсюду в бурные потоки, нарушая таёжную тишину неутомимым журчаньем.

     Да и сама вековая тайга мрачная, неприветливая, для постороннего взгляда, светилась в эту пору по-особому, по-весеннему, приветливо.

     Обычно тёмная хвоя на деревьях налилась чарующей зеленью. Даже кора унылых обнажённых лиственниц теперь золотилась под весенними лучами, и, весело проглядывая сквозь зелёные яруса пихтача, подчёркивала неописуемую красоту пробуждения.

     Преображающаяся после долгой зимы тайга завораживала, она притягивала к себе свежестью обновления.

      Трусливые воробьи, всю зиму просидевшие под крышами домов маленького таёжного посёлка, крадучись подлетали теперь к лесной чаще тайги, и подолгу просиживали на обогретых проталинах. Переодевшись в яркие свадебные наряды, они весело чирикали любовные серенады, подзывая к себе воробьиных невест.

     Табунок косачей-тетеревов, неподалёку державшийся у людского жилья, почуяв весну, улетел, закатился куда-то далеко-далеко, чтобы ещё раз спеть свои любовные песни.

     Весенняя тайга звала не только птиц, она всецело царствовала и над людьми. Но дружная весна сделала её местами совершенно непроходимой.

     Озёра и реки уже вскрылись, но утка ещё не шла, а гуси останавливались на больших озёрах, где достать их было почти невозможно. И даже заядлые охотники отсиживались в своих убежищах до поры до времени.

      И меня в тайгу звала весна, и не могли этому противостоять ни разум, ни дружеские предостережения.

     Перепрыгивая с кочки на кочку, с колоды на колоду, проваливаясь, я пробирался сам не ведая куда.

     Соседская собака Сильва, истосковавшись по охоте, увидев ружьё, увязалась за мной без разрешения,  несколько раз выгоняла на меня облезших зайцев, вдруг залилась лаем, почуяв в густой кроне кедра белку.

      В охотничьем азарте она прыгала на ствол кедра, по-кошачьи пыталась взобраться за белкой на кедр, и недоумевающе поглядывала на меня, явно не понимая – почему же я не стреляю…

     А меня завораживало всё: любопытный взгляд белки, гроздья прошлогодней рябины, близость весенней тайги, разливы талых вод, причудливые очертания деревьев, выплывающие из марева воздушных сказочных солнечных волн.

      Мне казалось, будто я нахожусь в волшебном царстве красоты и звуков, что вот-вот выплывет из-за деревьев царевна-лебедь, и я спасу её от злого коршуна. Это необъяснимое чувство весны влекло меня дальше и дальше…

     Как заколдованный я шёл уже без всякой осторожности. И только провалившись по грудь в ледяную воду, я вернулся к реальности. Хорошо, что ружьё в руках послужило - спасательной палкой. Пользуясь им, как слегой, я прощупывал дно водоёма, чтобы не уйти в глубь, и не утонуть.

     С трудом выбравшись из ямы, весь промокший, я присел на обогретой солнцем поляне.

     Прошлогодняя брусника бусинками рассыпалась по жёлтому хвойному ковру. Ниточки ручейков изрезали и без того влажную землю. И здесь чувствовалась весна. Вереницы муравьёв тянулись к своей громадной столетней куче.

     Моё внимание привлекли огромные муравьи длиной более двух сантиметров. Таких громадных в нашей природной полосе я никогда раньше не видел.

     Один из них, точно слон, волок сухую палочку, втрое больше себя.

     А если бы он был размером с медведя, - подумал я, -  равных ему в силе, наверное, не было никого в мире.

     И мне захотелось поближе рассмотреть его.

     Поймать маленького силача оказалось нетрудно. Скоро он оказался у меня на ладони. Но сидеть он не хотел: бегал по руке, суетился, пытался удрать. Несколько раз так больно хватал меня ротовыми клешнями, что я инстинктивно встряхивал руку. А ему, видно, того и надо. Но я вновь и вновь ловил беглеца.

      Любопытство моё разгоралось. Теперь мне хотелось узнать, чем же он так больно щиплется. Поймав за заднюю ножку, я держал его мякотью пальцев, так что он весь был у меня на виду.

 
     Крепкий хитиновый покров его отливал металлическим блеском, а голова похожа на усатый шлем средневекового рыцаря.

      Ротовыми клешнями он хватал загрубевшую кожу пальцев и тщетно пытался
высвободиться. По всему чувствовалось, что он не может примириться с участью пленника.

     Мучить его я не хотел.

     Мне интересно было рассмотреть его сочленения, рот, глаза, ротовые клешни. И было очень досадно, что у меня нет с собой увеличительного стекла.

     Несколько минут длилось это исследование, а напряжённая борьба маленького существа не ослабевала ни на секунду. Я, конечно, отпустил бы это свободолюбивое насекомое…

     Но, видимо решив, что ему уже не освободиться, муравей перегнулся и ротовыми клешнями перекусил себе ножку.

     Я оторопел! Со мной случился шок от увиденного.

     Я не ожидал такой самоотверженности, такой простоты решения в борьбе за свободу. Происшедшее меня потрясло.

      Я не понимал: был ли это инстинкт самосохранения, или разумное решение в борьбе за освобождение.

     Ведь волк, попавшись в капкан, не задумываясь,  перегрызал себе ногу, чтобы освободиться и уйти на свободу! Но это волк – высокоорганизованное умное животное. А муравей – насекомое, хорошо не изученное наукой.

     Я был потрясён. Так могла поступить только гордая независимая личность.

     Мне невольно вспомнился услышанный когда-то давно, ещё в пионерском детстве, рассказ-быль о том, как наш советский разведчик тяжелораненый попал к финнам в плен.

     Пьяные солдаты, глумясь над ним, как собаку приковали его цепью за руку к стене дома. Надеясь на его беспомощность, они даже не потрудились, как следует обыскать его.

     Ночью, случайно оставшейся за голенищем сапога финкой, он отпилил себе кисть руки и, освободившись, с ценными разведданными удачно перешёл линию фронта.

      Образ этого героя сейчас ясно предстал передо мной. Я невольно ассоциировал поступок героя-разведчика с только что происшедшим случаем.

     Я был горд за маленькое существо и чувствовал свою вину перед ним.

     Не помню, как я выбрался из тайги, и весь оставшийся день чувствовал себя неловко.

     В воображении моём долго ещё ассоциировался образ героя-разведчика и маленького существа.

     Для меня так и осталась неразгаданной тайна свершившегося.

     А вдруг это было разумное решение?!  Вдруг у муравья есть разум? Вдруг - он - думающее существо!?..

     С тех пор я питаю уважение к этим  свободолюбивым,  дружным и трудолюбивым существам.

     И негодование охватывает меня, когда я вижу в лесу, разорённую чьей-то безжалостной рукой муравьиную кучу.

               Пос. Усть-озёрное. Верхне-кетского района. Томской обл. 1964г. ЗСВ