Двухсотый!

               Странный вызов. – Беседа с Чижом. – “Пойдёшь в морг!” –
           Смерть в Гвинее-Бисау. – Блаженное время. – Суперэлитный ВУЗ. –
              Кузница кадров для ГРУ. – “Волосатая рука” и мажоры. –
               Командировки и “горячие точки”. – Жёсткая традиция. –
                8 лет в ВИИЯ! – Полёты. – Полгода на Западе. – Засада. –
                Я безсмертен! – “Жизнь жительствует!” – Наряд по кухне. –
           Встреча у морга. – Таинственный благодетель. – Пир Бытия. –
             В карауле у морга. – Трубный Глас. – Доклад Всевышнему. –
               Триумф тьмы в мавзолее. – Октябрьская война 1973-го. –
                Бред атеизма. – МЕССИЯ ВОСКРЕС!
               
         Конец февраля 1973-го. Суровая зима готовится к отступлению. Ясный морозный день, но уже вовсю чувствуется приближение весны…
          Отдалённый от центра район Москвы, где когда-то давным-давно, ещё во времена Российской Империи, базировались части и соединения доблестной царской Армии. Добротные двухэтажные здания из крепчайшего красного кирпича, построенные задолго до апокалиптических революций. Старинные солдатские казармы…
          Мысленно покидаю учебный корпус. Мгновенно переношусь в зеленеющие горы Западного Кавказа. Вижу себя на лоне цветущей природы. Начинается многообещающий летний отпуск…
   -  Курсант Козырев – к начальнику курса! – громко, раскатисто звучит строгий голос в конце длинного коридора…
   - Интересно, оч-ч-ч-ень интересно, – в сознание сразу же впиваются тревожные, жгучие мысли. – Что ему опять не нравится в моём поведении?.. Снова начнёт читать мораль… Через 5 минут – последняя лекция. Затем – долгожданный обед. Неужели придётся пропустить сие блаженное мероприятие – немалое утешение для курсанта на казарменном положении?.. Ох, не к добру, явно не к добру этот странный, внезапный вызов прямо в середине дня, в самый разгар учебного процесса!..
         Внимательный, предельно сосредоточенный, готовый – как мне тогда казалось – к любым неожиданностям, смело подхожу к знакомому кабинету. После короткого стука, осторожно приоткрываю дверь…
   -  Разрешите войти.
   -  Заходи.
   -  Товарищ подполковник, курсант Козырев по вашему приказанию прибыл, – сделав чёткий доклад, строевым шагом подхожу к столу, за которым сидит начальник курса, и замираю в положении по стойке “смирно”.
   - Как там у нас обстоят дела с воинской дисциплиной? – слегка прищурившись, иезуитским тоном, лукаво вопрошает бдительный страж порядка. – Небось, нарушаем уставы, спим на занятиях по тактике, опаздываем в строй, не чистим пряжку, резвимся после отбоя?
   -  Никак нет.
   -  Так уж и нет? – допытывается мой “особый благодетель”. – Что-то не верится.
   -  Исправляюсь… То бишь – исправился… Никаких нарушений…
   -  Не верю.
   -  А вы поверьте.
   -  Советуешь поверить… Хм… Ну-ну… Помнишь, как сидел на губе?!
   -  Так точно…
   -  То-то же… Я тебя вижу насквозь… На лекциях ты, конечно, ворон не считаешь… Просто смотришь вот на такое весеннее небо, голубое-голубое, – при этих словах бывалый офицер-фронтовик оживлённо поворачивается к идеально вымытому окну и указывает на него правой рукой, – и вместо того, чтобы тщательно готовиться к успешной сдаче сессии, мечтаешь о далёких странах, расписных красавицах, чудесных встречах… Ведь так?
   -  Бывает.
   -  Вот именно, бывает! – с силой подчёркивает Чиж (кличка курсового офицера)… Хорошо, что хоть не побоялся признаться…
   -  Сказал правду.
   -  Вызвал тебя по особому случаю.
   -  Догадываюсь.
   -  Сегодня в твоей жизни будет встреча необыкновенная, – лик Чижа приобретает мистическое, даже пророческое выражение. – И всё-таки с тобой надо держать ухо востро… Ты какой-то непростой, закрытый... Что-то таишь в себе, скрываешь…
   -  Мне нечего таить.
   -  Молчи, пока я добрый. Не смей оправдываться. Знаем мы таких…
          Благоразумно следую мудрому совету. Пару минут длится загадочная пауза. На лицо пожилого подполковника ложится печать какой-то серьёзной озабоченности, гнетущей тревоги. Кажется, на него давит незримое тяжкое бремя. И под этой тяжестью он как бы пригибается, склоняется над столом…
          Сосредоточенно перебирая разные документы и бумаги, “гроза нарушителей” откладывает одну из них в сторону. Надевает очки, берёт белый лист в руки. Несколько секунд напряжённо изучает. С трудом отрывается от текста. Поднимает голову, пронзая меня колючим взором, и…
          Отдаёт ошеломляющий приказ:
   -  Пойдёшь в военный госпиталь имени Бурденко. Получишь печать от цинкового гроба…
          Стою, потеряв дар речи, замерев, как соляной столб.
   -  Евгений Данилин, наш “португалец”, трагически погиб в Гвинее-Бисау…
   -  Женя?! – невольно вырывается у меня. – Простите, что перебил.
   -  Тело доставили в Москву, – продолжает начальник  курса, тяжело роняя
слова. – Оно сейчас в морге. Придёшь туда – узнаешь… Пропуск возьмёшь у дежурного по курсу. Вернёшься – пообедаешь…
   -  Разрешите вопрос.
   -  Всё потом… Времени – в обрез… Вперёд!..
   - Есть, – чётко, через левое плечо, поворачиваюсь на 180 градусов и катапультируюсь из кабинета…
         Мне – 20. Великолепный возраст, шикарное время. Наслаждаюсь расцветом телесных сил… Совершенно не ведаю, что такое падшее состояние, ибо я пока ещё – юноша, целомудренный юноша в сущностном смысле этого понятия… Никаких плотских утех, как у большинства моих сверстников “на гражданке”. Ни малейшего расслабления. Ни тени праздности…
         Только напряжённая учёба, спорт, постоянные тренировки, занятия рукопашным боем. Смертные грехи ещё не омрачают, не отягчают пылкую, восторженную душу. Поэтому настроение всегда бодрое, приподнятое, радостное…
          Вот и сейчас, после трагической новости, у меня на сердце покойно, легко.  Никакой тоски или депрессии. Никакого уныния. Ум-рассудок работает отстранённо, сам по себе, не затрагивая область чувств и ощущений… 
         70-ые годы 20-го века – интереснейший исторический период. В ту пору легендарный, романтический ВИИЯ (Военный Институт иностранных языков), широко известный среди элитных слоёв общества, был самым “крутым” закрытым военным ВУЗом Советского Союза. В поистине уникальном Институте готовили отменных профессионалов с высшим филологическим и военно-специальным образованием. Выпускали переводчиков-референтов экстра-класса со знанием, как минимум, двух языков для решения правительственных задач. Выпускник нашего Института имел право преподавать в любом советском ВУЗе и Университете. ВИИЯ являл собой кузницу золотых кадров для привычной “десятки” (10-е управление Генерального Штаба Вооружённых Сил – своеобразный армейский МИД) и, главное, для таинственной, неведомой, почти сказочной “двойки” (2-е Главное разведывательное управление Генштаба – воспетое в песнях и книгах ГРУ ГШ).
         Проникнуть, “просочиться” в нашу “Контору” было очень сложно, почти невозможно. И дело не только в конкурсе. Как правило, для поступления требовалась могучая “волосатая рука” – влиятельнейшие связи на самом верху. Западный факультет, самый престижный, куда я попал буквально чудом, находился на недосягаемом “Олимпе”. Сюда, в основном, попадали дети и внуки маршалов, привилегированных генералов, крупных партийных чиновников, вроде секретарей горкомов, обкомов. Со мной, на нашем курсе, в одной языковой группе, учился старший внук маршала Жукова. В испанской группе – один из внуков Молотова. На соседнем курсе – племянник небезызвестного Малика  (постоянный представитель СССР при ООН). Сей перечень можно было бы продолжать весьма долго.
         Влиятельные родители, родственники направляли в ВИИЯ своих непутёвых отпрысков, избалованных мажоров, дыбы выбить из них дурь; “вправить мозги”; приучить к строгой дисциплине, железному порядку, работе над собой; укрепить волю; превратить со временем в настоящих курсантов, бравых офицеров.
          Но у нас были и немалые риски. Прежде всего, требовалось “тянуть” учебную программу: успешно сдавать все экзамены и сессии. Если кто-либо (редчайшие случаи!) не справлялся с учебной нагрузкой – его безжалостно отчисляли согласно прочно установившейся традиции. И здесь не помогал никакой блат. Даже сам министр обороны, маршал Гречко, не смог бы (да и не хотел!) изменить традицию. Кроме того, ребят часто посылали в спецкомандировки. Нередко – в долгосрочные: на полгода, год, полтора, два.  Парни решали секретные задачи повышенной сложности. Иногда – в “горячих точках”, в зоне боевых действий, в разных частях земного шара – будь то Ближний Восток, Западная Африка, Южная Америка или что-то ещё более экзотическое…
          Учёба в “конторе” проходила совсем не так, как в обычных гражданских ВУЗах, военных академиях и высших военных училищах. Например, курсант, изучающий арабский язык на Восточном факультете ВИИЯ, оканчивает второй курс и отправляется на год в одну из стран Северной Африки: Алжир или Тунис. После возвращения, приступает к занятиям на третьем курсе, но уже не своего набора, ибо его однокурсники перешли на четвёртый. Окончив третий, отбывает на Ближний Восток, в Ирак, на два года. Вернувшись, начинает учиться на четвёртом, опять же другого набора. Снова попадает в новый коллектив. Он уже, в общей сложности, вместе с командировками, проучился 6 лет. Его бывшие одногруппники, однокурсники, проучившись 5, окончили Институт ещё год назад. Парень получает первое офицерское звание (крайне редкое, надо сказать!) – младший лейтенант, с одной малой звёздочкой посередине погона. Живёт теперь не в казарме, а в институтском общежитии. Если москвич – у себя дома. Приезжает в Институт на своей машине (в те времена – особая роскошь!). Получает хорошее офицерское жалование. Успешно оканчивает 4-й и 5-й курсы. Покидает, наконец, ВИИЯ, будучи лейтенантом или даже старлеем (армейский сленг – старший лейтенант). Бывалый воин потратил на учёбу целых 8(!) лет. Имеет за плечами неоценимый жизненный опыт, на груди – боевые награды а на руках – долгожданный диплом, где чётко прописано: офицер с высшим военно-специальным образованием, переводчик-референт по арабскому и английскому языкам…
               
         Сидишь, бывало, зимой, на казарме, в учебной аудитории. На тебе родная, отлично подогнанная ПШ (полушерстяная форма): прочная гимнастёрка, такие же штаны,  заправленные в солдатские сапоги с портянка-
ми. Под формой – тёплое нижнее бельё. Удобно и надёжно…
         Всё идёт, как обычно. Ничего нового. И вдруг…
         Двух парней срочно вызывают к начальнику факультета, генералу Афанасьеву. Непосвящённому сия сцена покажется непонятной, пугающей. Посвящённые знают: это – полёты!..
         За этим словом стоит потрясающая, чарующая Загадочность, манящая, животрепещущая Тайна…
         Минут через 20 эти два счастливчика покинут надоевшую, унылую казарму. На военном УАЗе или чёрной Волге бойцов моментально доставят к какому-нибудь квадрату “Х”, на базу “Ч”, в отдел “Z”. Там они переоденутся в “гражданку”. Получат готовые загранпаспорта, последние инструкции. Потом – военный аэродром, где их дожидается специальный борт.  И  уже  в  воздухе  приоткроется  увлекательный,  причудливый  мир  радиообмена,  радиоперехватов. А дальше – дерзновенный полёт к намеченной цели, эпохальный Прорыв в страну феерических, сногсшибательных Приключений. Это ли не предел мечтаний для настоящего юнкера, будущего разведчика?!.
         Пройдёт месяц, и коллеги вернутся. Похудевшие, но вместе с тем окрепшие, повзрослевшие. С каким-то особым бронзовым загаром на мужественных лицах…
          Секреты государственной важности хранятся за семью печатями. Говорить о пережитом, задавать вопросы не принято. Таинственное молчание завораживает больше всего…
          И всё-таки незаметно, мало-помалу происходит кое-какая утечка информации. Она позволяет – хотя бы в общих чертах – довольно точно нарисовать картину той или иной операции. Реальность превосходит любые фантазии, грёзы, мечты. Ты веришь и…не веришь: вот эти самые курсанты (а им – лишь 19!), которые “парятся” вместе с тобой на казарме в такой же ПШ, таких же солдатских сапогах, как у тебя, в жёстких условиях советской действительности, четыре недели назад благополучно одолели “железный занавес”, казалось бы, неодолимый. Дерзновенно вырвались на желанную Свободу. Побывали в неведомых краях, за морями-океанами. Облетели на специальном борту полмира. Победно решили все боевые задачи и… Буднично вернулись в ту же самую казарму. Уму не постижимо!..
         В 1975-ом – с начала апреля до конца октября – лично я, будучи невыездным (заграница для таких закрыта!), из-за “ношения нательных крестов” (запись в личном деле) и, очевидно, по причине “политической неблагонадёжности”, провёл полгода в спецкомандировке  на  территории Союза. Однако при этом умудрился побывать на Западе. Правда, это был советский Запад. В старинном молодёжном городе Даугавпилс (Латвия), на артиллерийской базе, весь служебный день приходилось усиленно заниматься собственным самообразованием. Переводчик в моём лице был совершенно не нужен: командир сомалийцев отлично знал несколько языков, в том числе и русский. А в свободное время удавалось изучать местные достопримечательности и нравы, тайно путешествовать по Прибалтике, искать и находить всевозможные приключения. Одновременно я, не теряя даром ни минуты, решал захватывающую, творческую задачу: сопровождал по интереснейшим местам, самым тщательным образом охранял и берёг элитного офицера сомалийских коммандос, 23-летнего полиглота Али. Под его “чутким руководством” два сомалийских солдата, приезжая вместе с ним на базу из роскошного (по советским меркам) городского отеля, неспешно изучали “допотопное” зенитное орудие (калибр 100 мм). Рассказывали и показывали симпатичным работницам базы, как они охотились на львов в кустарниковой  саванне.  И “ненавязчиво” (как  и  всё  Сомали),  готовились  к будущей войне с Эфиопией или Кенией…
           Возвращаемся в памятный февраль 1973-го. Все невыездные грезили о том, чтобы, рано или поздно, стать выездными. Разумеется, чем раньше, тем лучше. Я, конечно, не являлся исключением. Нам всем представлялось, что полная, многогранная, настоящая жизнь – на пике карьеры  и  в  блеске  славы – засверкает  на  горизонте  лишь тогда, когда ты получишь возможность выезжать заграницу...
          И что же выходит?!..
          Какой-то жалкий невыездной идёт в морг военного госпиталя, чтобы взять печать от цинкового гроба, в котором лежит мёртвое тело выездного Евгения Данилина…
          А как же карьера, земная слава, блеск успеха, лавры, почести?..
          Неужели всё это безвозвратно сгинуло?.. Кануло в небытие?!.. 
          Увы… Так оно и получается…            
          На далёкой непонятной войне в Гвинее-Бисау грянуло непоправимое несчастье. Наша машина попала в засаду. Смерть расставила все точки над i…
          Мина с пластитом?.. Радиоуправляемый фугас?.. Кумулятивная граната?.. Пулемётная очередь?.. Вопросы без ответа… Главное – в ином: был человек…и нет его. Всему конец. Так полагают многие…
          На самом деле всё только начинается. Человеческая душа безсмертна. Но какая участь ожидает её в загробном мире?!..
          Самый важный из всех вопросов надо ставить именно в такой плоскости.
          Так что же вычеркнуло Евгения Данилина из списка живых?..
          Нелепая случайность?.. Злодейка-судьба?.. Коварство врагов?.. Ошибка водителя?..
          Нет, нет и ещё раз нет!..
          Хотя к тому времени я был крайне далёк от Церкви и не причащался Святых Христовых Тайн уже лет 15, всё же как крещёный, верующий, номинально православный человек – чисто интуитивно – прекрасно понимал: здесь – неисповедимые пути Господни, сугубые тайны Божественного Промысла…
          Жени Данилина нет. А я есть. И буду всегда, во веки веков, вечно. Ибо безсмертен!..
          “Но так не бывает, – говорю себе и сам себя опровергаю, – ещё как бывает!”
          Я же вижу в себе это Безсмертие. Вот в этот самый Миг реально  живу этим Безсмертием. Такова непреложная, высшая Истина, не требующая никаких доказательств. Ибо Она, эта Истина – самоочевидна и вечна!..
         Это ликующее, всеобъемлющее чувство личного Безсмертия заполняло тогда всю мою окрылённую душу. Пожалуй, в те потрясающие, незабвенные, парадоксальные минуты трудно было бы грамотно выразить в словах эти чудесные, восхитительные, грандиозные ощущения. И лишь десятки лет спустя, в “Добротолюбии”, нашлась точная формулировка того благодатного состояния, которое в тот день всемилостивый Господь подарил мне на пути в морг:

                “ИСТИННАЯ СМЕРТЬ ВНУТРИ. И ОНА СОКРОВЕННА.
                ЕЮ  УМИРАЕТ  ВНУТРЕННИЙ  ЧЕЛОВЕК. 
                НО ЕСЛИ ТЫ ВНУТРИ СЕБЯ ПЕРЕШЁЛ 
                ОТ СМЕРТИ К ЖИЗНИ – ТО УЖЕ НЕ УМРЁШЬ!”
                (ПРЕПОДОБНЫЙ  МАКАРИЙ  ВЕЛИКИЙ (ЕГИПЕТСКИЙ)
   
            Надо честно признаться: я очень боялся покойников. На меня наводил леденящую жуть сам отталкивающий, шокирующий вид мёртвого тела. И Всевышний, зная сие, промыслительно – на некое время – даровал юному юнкеру огромный, мощнейший, благодатный Аванс – реальное переживание, ещё точнее, – созерцание Вечной Жизни, реальную сопричастность Вечному Бытию…
          Надев тёплую шинель, зимнюю шапку, вязаные перчатки, покидаю расположение воинской части: выхожу “в открытый Космос”. Бодро иду по тающему снегу, мокрым тротуарам. С упоением любуюсь окружающим пейзажем.
          Яркое, почти мартовское солнце заливает городские кварталы весёлым светом. Где-то поблизости резво чирикают неугомонные воробьи. Над головой, меж голыми ветвями крупных деревьев, беззаботно порхают серо-жёлтые  синички.  Там  и  сям  льётся  их нежное, чистое, задорно-прозрачное
“тинь-тинь, та-ра-рах”. Приятные, радушные, свежие лица энергичных, целеустремлённых прохожих озаряет предчувствие близкой Весны. У входа в Хилтон (так мы называли институтское общежитие) о чёт-то оживлённо беседует группа радостных старшекурсников, младших офицеров. За ближайшим перекрёстком куда-то торопится, спешит шумная стайка юных, миловидных студенток. Вся предвесенняя Москва насыщена, переполнена каким-то чарующим, вдохновенно-окрыляющим Оптимизмом.
          С превеликим трудом заставляю себя поверить, что впервые в жизни направляюсь не куда-нибудь, а к моргу, в обитель тления, причём, с особым заданием…
           Когда мне исполнилось лет 7-8, стало происходить нечто странное. На меня очень мощно напал страх смерти. И я, изумляя папу и маму, денно и нощно “доставал”, допекал их одним и тем же вопросом, который повторялся десятки, если не сотни раз:
                “А Я НЕ УМРУ?!”

           Через год-полтора, после прочтения жуткого рассказа Джека Лондона “Кулау прокажённый”, дикая боязнь неминуемо покинуть сей бренный мир выражалась уже иначе:
                “А Я НЕ ЗАБОЛЕЮ ПРОКАЗОЙ?!”

           В старших классах восьмилетней школы все эти страхи безследно исчезли. Наверно, за меня крепко помолился Богу мой двоюродный дедушка по материнской линии, подвижник-исповедник, иеросхимонах Валериан (Яковлев) – единственный схимник с таким именем, подвизавшийся в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре до её закрытия после бесовской революции. Позднее, читая лаврские синодики на богослужениях в Трапезном храме, я встречал его имя в одном из них.
           И вот теперь, на пути в морг, всё моё существо начинает захватывать, пленять поразительная антиномия (единство двух одинаково верных, но взаимно исключающих положений:

           Я КОГДА-НИБУДЬ УМРУ (как это делают все). И вместе с тем,
               НЕ УМРУ НИКОГДА (такова богооткровенная Истина)!..

           В голове творится что-то фантастическое, невообразимое. Там – не просто “каша”, анархия, сумбур, а настоящая драка… Ещё круче – мысленная резня:
    -  Как не умрёшь?.. Свихнулся?.. Совсем ку-ку?!..  Умирают все… На войне – сплошные “двухсотые”… В морге – цинк с трупом Жени…
    -  Знаю… И всё же со мной этот номер не пройдёт… Не умру – и баста… Буду жить вечно!..
   -  Ну, ты даёшь!.. Не велишь в очевидные вещи… Не понимаешь того, что понимает любой недоумок… Надо бы немного подлечиться…У тебя “снесло крышу”, “съехал чердак” …
   -  Верю… Понимаю… “Крыша” на месте, только… У меня внутри – Жизнь… Она живёт… Не кончается и не кончится… Это – Пир и Триумф бессмертной, ликующей жизни, Которая не может умереть…
   -  Значит, что получается?.. В тебе, здесь и сейчас, уже совершилась Победа над смертью?!
   -  Именно так… Аминь!..
           После какого-то момента двигаюсь уже “на автопилоте”, отодвинув в сторону непостижимую антиномию. Задумчиво пересекаю трамвайные рельсы. Оставляю сбоку небольшой сквер. Перехожу широкую улицу. Вот и КПП (контрольно-пропускной пункт) военного объекта. Объяснив дежурному по госпиталю цель необычного визита, углубляюсь на обширную госпитальную территорию. Механически ищу злополучный морг, не переставая увлечённо плыть по мягким, пологим волнам неотступных воспоминаний…
           Мы  “спеваемся”  с  обаятельным  Женей  в  нелёгком наряде по кухне. 
Дружно чистим картошку, вынимая её из большущих кастрюль. Весело моем громадные кухонные котлы, обмениваясь задорными шутками. Заразительно смеясь и хохоча, бегаем, купаемся в огромных клубах душного, горячего пара. Не теряя живительного оптимизма, в предчувствии близкого увольнения, бодро везём на железной тележке к отдалённой институтской помойке “нехилые” баки с пищевыми отходами… Кажется, это было вчера… Даже нет – всего три минуты назад…
          Но где я?!..
          Натыкаюсь на мрачное одноэтажное приземистое здание. Тотчас догадываюсь, что это – морг. Не успеваю подумать, где и кого искать. Впереди, прямо по курсу, метрах в десяти-двенадцати, внезапно, как из-под земли, появляется мужчина в белом халате. Решительно направляется в мою сторону. Подходит и спрашивает:
   -  Вам что-нибудь нужно?
   -  Печать от цинкового гроба.
   -  Подождите тут. Сейчас принесу. Она лежит вон в том металлическом контейнере, рядом с моргом. Видите?
  -  Да-да. Конечно.
  -  Но вам туда лучше не ходить.
  -  Почему?
  -  Нервы могут не выдержать: там – человеческие внутренности…
         Через минуту незнакомый доброжелатель, врач или санитар – не знаю, возвращается и вручает мне небольшую железную штуковину, похожую на жетон или бляху.  От неё исходит ощутимый, ни с чем не сравнимый, сладко-
вато-тошнотворный запах тления.
         Почему меня не вырвало – до сих пор не ведаю. Мало того. Скажу больше. Я молча, безо всякой брезгливости, взял эту жуткую железяку. Сначала хотел рассмотреть её внимательней, но раздумал. Не спеша положил в карман шинели. Искренне поблагодарил таинственного незнакомца за великую услугу. И спокойно пошёл назад, к госпитальному КПП.
         “Странно, очень странно, – непрерывно размышляю на обратном пути в Институт, любуясь лазурным небом, жемчужными облаками, радостной, предвесенней Москвой. – По идее, настроение должно быть ужасным… Подумать только!.. Стоял у морга с этим железным ящиком или, как там его, где хранят… Лучше быстрее забыть!.. В который раз прикасаюсь пальцами правой руки к лежащей в кармане печати от гроба. Каждой клеточкой, всем существом осознаю бренность падшего мира. Реанимирую в памяти печальную мудрость царя Соломона: “Всё – тлен и прах, суета сует, томление духа!” Но, вопреки всему, ощущаю небывалый прилив сил. Чувствую себя великолепно. Настрой души – жажду обнять Вселенную, поцеловать Мироздание… И никакой смерти. Её просто нет. И, главное – я безсмертен. Повсюду реально царит Безсмертие… Это же – пир Жизни, триумф Бытия, Царство Небесное, Которое внутри… Чудны, воистину чудны дела Твои, Господи!..”

                Жизнь?..
                И кто-то пожмёт плечами.
                Жизнь?!. Так вот она, посмотри.
                Жизнь как видимость – пред очами.
                Жизнь как Истина – Там – Внутри…

          Да – в какой-то момент моё тело умрёт. Потом подвергнется тлению. Станет, увы, жалким прахом. Но в будущем, когда история этого падшего, агонизирующего мира завершится и времени уже не будет, моя телесная оболочка таинственно воскреснет. Наполнится живоносным Светом. Обретёт полное Нетление…
         Там, в загробном Бытии, в непостижимых Измерениях Иных Миров, среди блистающих красот Горнего Иерусалима (Библия. Новый Завет, Откровение святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, глава 21) – на пике Блаженнейшего Богообщения – величайшая Тайна, именуемая Жизнью, будет продолжаться, развиваться, расширяться безконечно!..

                Жить!.. И жемчужные клавиатуры
                Пенистых гребней взлетают Горе.
                Нам не страшны ни фугасы, ни ПТУРы.
                Жизнь торжествует в воскресной Заре…

                Жить!.. И на Пасху, в Успенском соборе
                Вновь получу благодатную Силу.
                Напрочь позабыв про вселенское горе,
                Душу открою я старцу Кириллу…

                Жить!.. И, быть может, в Грядущем реальна
                Лучших мгновений благая Возвратность.
                Время увенчано утром пасхальным.
                В таинстве Жизни царит Необъятность…

                Жить!.. Отгремели бытийные грозы.
                Сроки закончились. Времени нет.
                Высохли радости нежные слёзы.
                Вечность встречает московский кадет…

         На следующий день, в актовом зале институтского клуба, четверо курсантов – в том числе и  “злостный разгильдяй”,  “махровый антисоветчик”
Козырев – строго стоят на сцене в почётном карауле, с автоматами Калашникова на груди, рядом с открытым гробом нашего однокурсника, “португальца” Евгения Данилина, трагически погибшего на почти никому не известной войне в далёкой африканской стране – Гвинее-Бисау.
         К великому прискорбию, убиенный воин Евгений отошёл в грозную вечность некрещёным.
         Официально – такова “политика партии и правительства!” – Советский Союз ни коим образом не имел никакого отношения ни к каким африканским войнам. Институтское начальство давало по этому поводу строгие указания, инструкции. Любые разговоры о боевых действиях в Африке были под строжайшим запретом.
         Говорили, что ещё в морге труп несчастного парня тщательно осмотрели. Пулевое отверстие в голове старательно замазали, загримировали. И выдвинули, приблизительно, такую версию происшедшего: машина с Евгением Данилиным то ли “случайно перевернулась”, то ли “упала в овраг”, то ли “врезалась в дерево”!.
         Напротив гроба, в траурной одежде, мучительно томятся на стульях безутешные родители: горько рыдающая мать и заплаканный отец, тщетно пытающийся её успокоить.
         Я пребываю как бы в некоем тумане, всё глубже погружаясь в отстранённо-созерцательное состояние… Боковым зрением будущего разведчика ясно фиксирую мертвенно-бледный, с желтоватым оттенком, застывший лик бедного Жени. Отчётливо слышу скорбные всхлипывания его несчастной матери. Слабо улавливаю тусклые, невнятные, отдалённые голоса. Какой-то частью напряжённо работающего сознания смутно понимаю: благодаря Чижу, удалось прикоснуться к самым глубинным, сокровенным тайнам земного существования и загробного бытия…          
          Телом продолжаю стоять на сцене по стойке “смирно”, а духом незримо ухожу в глубочайший внутренний затвор…
     -  Тебе-то хорошо, ты – счастливчик: веришь в Бога и Безсмертие души! – тут же, у гроба утешает, укрепляет, умудряет меня Всевышний через голос рассудка, мир и покой совести. – А каково сейчас раздавленным скорбью родителям, которые, по всей видимости, до сих пор пребывают в атеизме!.. Что чувствуют безбожники (таковых в зале большинство), видя перед собой смерть?!. Представь на секунду, какая жуть может тысячетонным прессом давить их сердца!..
          Моя вера – прямой вызов атеистическому обману, всему безбожному государственному строю. Однако верую я тайно, маскируя, скрывая свои убеждения. И в этом смысле приходится жить как бы на нелегальном положении, находясь у себя на Родине, в своей стране…

                Где-то, в сверкающем Великолепии,
                Звёздно струятся Иные Миры.               
                Мы же томимся в безбожной Совдепии,
                Ложь выгребая из чёрной дыры…

                В Небе, из чаш золотого тумана
                Льётся блистающий аквамарин.
                Здесь – только мгла и тенета обмана.
                Ум – под секирами чёрных доктрин…

                Дивно поют запредельные Сферы.
                Светятся лики у горних Вождей.
                Тут – лишь подмены, пустые химеры,
                Месиво тёмных, фальшивых идей…

                Жизнью безсмертной Весна просияла
                В неизреченно далёких Мирах.
                О, как терниста стезя нелегала,
                Если Отчизна блуждает впотьмах!..

                Но вырываясь из душного бункера
                Дьявольской лжи, большевистской морали,
                Вновь превращаюсь в свободного юнкера.
                Смело парю в лучезарные дали…
               
         Вроде бы, гроб с мёртвой плотью ясно показывает: атеисты правы. Был курсант – нет его… И не будет… Никогда... Но получается обратное…
         Здесь – на скорбной, траурной сцене – как бы открывается портал, отверзаются врата в три разных Измерения, которые можно обозначить так:

1. Неизреченная Тайна;
2. Царство тлена;
3. Параллельный Мир.
      
      Именно там,   в этом “параллельном”,  загробном,   инобытийном  Мире
начинается Реальность, ожидающая всех нас…
          Перед мысленным взором открывается захватывающая, многомерная панорама. Чтобы правильно описать увиденное, нужны бронебойные, ярчайшие, поистине плазменные метафоры. То, что происходит, это – мистический Знак, громоносный Сигнал. Трубный Глас откуда-то Свыше… Оттуда… Из таинственной Вечности. Он посылается каждому из присутствующих, всему ВИИЯ и… Прежде всего – мне. Вся эта институтская Драма, в эпицентре которой находится почётный караул у гроба, являет собой целый ряд символов, знамений чего-то нездешнего, потустороннего. Потребуется немало душевных усилий, чтобы своевременно уловить их, расшифровать, уразуметь, усвоить, глубинно постичь…
          Стою перед гробом, как статуя. Крепко сжимаю левой рукой цевьё надёжного АКМа, висящего на груди. Смотрю в пол или куда-то в сквозь стены, в невидимую даль. С нетерпением жду момента, когда можно будет, наконец, уйти со сцены, покинуть актовый зал, вырваться из душного клуба…
          Работая над этим текстом сегодня, в 21-м веке от Рождества Христова, в июне 2019 года, легко нахожу нужные слова, выражения. Оперирую соответствующими терминами, категориями. Применяю великолепно отлаженный, идеально отрегулированный понятийный аппарат. А тогда, в минувшем тысячелетии, в далёком феврале 1973-го я не имел ни малейшего понятия о Законе Божием, Заповедях Божиих. Пребывал в дремучем, тотальном неведении…

                “КОРЕНЬ ВСЕХ БЕД – НЕВЕДЕНИЕ!”
                (СВЯТЫЕ ОТЦЫ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ)

         В высшей степени актуальные, жизненно необходимые ключи к Знанию, Ведению – Промысел Божий, Божественное творение, падение ангелов, возникновение зла, духовная смерть, предназначение человека, падение Ада и Евы, изгнание из Рая, бытие в падшем мире, Боговоплощение, Рождество Христово, Искупительный Подвиг Христа Спасителя, целительное Покаяние, церковные Таинства, Иисусова молитва, умное делание, живоносное Богообщение – все эти сгустки важнейших смыслов даже не касались моего слуха. Мне пришлось столкнуться с неразрешимым, на первый взгляд, противоречием. Это был какой-то душераздирающий антагонизм:  жизнь  и  смерть  как  бы  соединились,  оказались  “в одном
флаконе”. С этим надо было что-то делать…
           Ярко помню одно: в понятийном мороке, мысленном хаосе, среди гнетущей атмосферы погребальной жути, на давящем, удручающем “параде бренности”, где-то в безмерных недрах прозревающего духа ослепительно пульсирует лишь одна мысль, идея, установка:

                “Я ЖИВ! Я БЕЗСМЕРТЕН! Я ВЕЧЕН!”

         Лишь совсем недавно, неожиданно для себя, с головой ныряя в увлекательный  процесс  захватывающей,  творческой  работы  над  проектом
“В джунглях Игуасу”, я вдруг вспомнил те далёкие, почти уплывшие из памяти события, о которых повествую в новелле “Двухсотый!”
         Пожалуй, впервые за последние 46 лет и 4 месяца ярко вспыхнули, озарили сознание острые, животрепещущие вопросы:
         Почему в тот знаменательный день Чиж послал в морг за печатью от цинкового гроба именно меня, а не кого-нибудь из португальской группы (это было бы логично, ибо покойный Евгений был “португальцем”)?!..
          Почему в траурный караул попал опять-таки курсант Козырев, а не кто-то иной?!..
          Самозабвенно погружаясь в воспоминания, неустанно размышляю над этими вопросами. Перебираю самые разные варианты ответов. И, в конце концов, прихожу к однозначному, безспорному выводу: подполковник, сам того не подозревая, стал послушным орудием Божественного Промысла. Сама мысль – “вызову и пошлю Козырева!” – явилась небесным внушением. Из Горнего Генштаба пришла, “поступила” к подполковнику как чёткий, жёсткий, категоричный приказ, не подлежащий обсуждению…
          Можно предположить, что сей маленький, низкорослый, забавный офицер, чем-то похожий на смешную птичку и при этом прошедший через ад Второй Мировой, имел в душе некую веру и потому действовал соответственно. В пользу этой версии говорят следующие обстоятельства. Как-то раз, на первом или втором курсе, будучи в увольнении, все ребята из нашей языковой группы побывали в гостях у моего дяди, бывалого фронтовика и подвижника благочестия. Удивлённо рассматривали старинные, намоленные иконы в красном углу уютной комнаты. Долго любовались мерцающим огоньком красивой лампады, висящей перед образами. Явно находились под большим впечатление. По ряду причин, “упорные слухи” об этом визите и “поповской келье” не могли не дойти до пытливого Чижа. Тем не менее, с его стороны не последовало никакой негативной реакции…
           Похоронное действо, будто цунами, смывает, сносит, сметает жалкие руины  коммунистической  идеологии,  “научного  атеизма”.   Опрокидывает,
крушит, разбивает вдребезги привычные кумиры карьерных устремлений, “социальной значимости”, “общественного положения”. Недвусмысленно, с разящей неумолимостью внушает: земное – быстротечно и бренно, все мы – лишь временные гости на этой грешной планете, главное начнётся потом…
    - Живое превращается в неживое?! – ярко пульсирует пламенная мысль. – Переходит в небытие?.. Растворяется в вакууме?.. Бесследно исчезает – как уверяют безбожники?.. Абсурд… Такого никогда не было, не может быть в дивных мирах, сотворённых всемогущим, всеблагим, всемилостивым Богом, безмерно любящим Своё творение!..
          Постепенно актовый зал приходит в некое движение. Судя по всему, церемония траурного прощания близится к завершению. А время явно замедляет свой ход. Почти останавливается, замирает. Дальнейшее совершается без моего телесного участия…
      Безсмертное “Я” – душа и дух, острие души; эта незримая разумная сущность, созданная по образу и подобию Божию; вся  живая, трепетная, светоносная Тайна, способная объять, вместить в себя сонмы миров, весь Космос и даже – на уровне Божественных Энергий – Самого Бога! – всё сие укладывается в гроб, сгнивает, превращается в удобрение на кладбище?! – озаряет меня риторический вопрос с уже давно готовым ответом. – Чушь собачья!..
      Бросаю  осторожный  взгляд  на  мёртвое  тело,   чем-то  напоминающее
восковую куклу. Волевым усилием отбрасываю целый рой назойливых мыслей, докучающих уму. Одна из них, создавая объёмные образы, мгновенно рисует чарующую, романтическую картину. Евгений Данилин – весёлый, окрепший, возмужавший – с эффектным африканским загаром и высокой государственной наградой, почётной медалью ЗБЗ (за боевые заслуги) победно возвращается после успешной командировки. В Институте и дома смелого курсанта встречают, как героя. И вот через день или два после этой торжественной встречи он, будучи в великолепно сидящей на нём парадной форме, радостно спешит на свидание с благородной, обаятельной девушкой, которая долгие месяцы терпеливо и верно ждала своего избранника. В руках Евгения – роскошный букет благоухающих, нежно-алых роз. Чудесные цветы очень красиво смотрятся на фоне ослепительно белых тротуаров, покрытых свежим, только что выпавшим снегом, и кудрявых заиндевелых деревьев. Несмотря на обилие зимних красок, всё напоминает о близкой Весне…
       Некоторые прохожие останавливаются, оглядываются, засматриваются.
       На их восхищённых лицах легко прочитать:
      “Вот это парень – красавец!.. Из него выйдет настоящий офицер… Но откуда у него этот южный, какой-то совсем не наш загар?!”
       Прихожу  в  себя.  С внутренним негодованием,  как  наваждение,  резко
резко прогоняю навязчивое видение, словно прилипшее ко мне…
       Что за странная игра ума?!.
       Где-то в отдалении смутно возникает, едва уловимо мелькает главная –
как  безошибочно  подсказывает  интуиция!  –  стержневая  мысль.   Её  почти невозможно  сформулировать,  облечь  в  слова.  Но  вот  она  заметно  выросла, приблизилась, витает рядом. Собирается с силами. Переходит в генеральное наступление. Дерзко врывается в сферу сознания. Атакует, сверлит, буравит мозг. Осаждает, штурмует изумлённую душу… Что это?.. Не понять!.. Вдруг – вспышка внутри, озарение духа и…
      Точно!.. Он теперь – на докладе… Там… В высочайшей Инстанции.
      Здесь, в этом жутком гробу, лежит его камуфляж. Всего лишь
оставленный за ненадобностью маскхалат…
      Сам  же  Евгений – безсмертная личность – подробнейшим образом
отчитывается перед Ним о всём, что совершил… От оценки этого отчёта, доклада зависит дальнейшая участь нашего “португальца”. Горе, тому, кто “провалился” на загробных экзаменах!..  И так будет с каждым…
          За гранью земного, в этих Высших Мирах, есть свои критерии оценок, табели о рангах, звания и должности, зачёты и экзамены, взыскания и награды, “выездные” и “невыездные”… Только совсем иначе, чем у нас, на Земле… Как?.. Узнаем, когда попадём Туда!..
           Женя уже докладывает… А я нет… Пока ещё нет… Но придёт время – и тоже отправлюсь с докладом к Нему – ТРИЕДИНОМУ  ИСТИННОМУ  БОГУ, возглавляющему все эти Высшие Миры…
           Какое-то неясное, подспудное чувство – ненавязчиво, но постоянно! – подсказывает, напоминает:
         “Здесь, внизу, на грешной Земле, у тебя есть особое задание от Бога. Важнейшая миссия, которую ты должен непременно выполнить. От этого напрямую зависит успешная сдача твоих будущих экзаменов Там, в метафизических Высях, на Небе!..
           Эти таинственные подсказки-напоминания соотносятся, перекликаются с яркой мыслью старшего дяди по материнской линии. Сию мысль он многократно озвучивал, подходя к старинным иконам в своей намоленной келье:

                “СПАСАТЬСЯ НАДО!”
                (ВЯЧЕСЛАВ ПАВЛОВИЧ ЯКОВЛЕВ
          (дворовая кличка – “боголюбец”), девственник, православный подвижник,
         побывавший в аду Сталинграда (подлинное название – Царицын) и Нарвы
                на Второй мировой войне)

            И уже тогда, вопреки махровому невежеству в духовных вопросах, несмотря на полное отсутствие базовых знаний, мне было ясно: речь идёт о Вечном Спасении безсмертной души.
         Ибо безграничное ВЕЧНОЕ СПАСЕНИЕ (как и вечная погибель!) начинается, совершается, достигается тут, на падшей планете, в условиях ограниченного пространства-времени…
         То, что ныне, спустя десятки лет, так легко и просто формулируется, в ту далёкую  эпоху  казалось  чем-то  туманным,  отвлечённым, “инопланетным”.
Находилось на обочине, на задворках сознания. Никак не вписывалось в православную сотериологию (наука о спасении). Я и о термине таком никогда не слышал…
          В тронном зале моего рыцарского замка, сотканного из розовых иллюзий, красочных фантазий, романтических грёз, полновластно царила одна единственная, неповторимая, лучезарная девушка моей мечты. Она пока даже не имела конкретного образа – будь то таинственная незнакомка из чарующей лирики Александра Блока, неотразимая Ассоль из непревзойдённой феерии Александра Грина, абессинская дева из поэтических шедевров Николая Гумилёва, симпатичная студентка из ЛУРа (лаборатория устной речи) на втором этаже нашего старого учебного корпуса или кто-либо ещё. Встречу её – сразу же узнаю. Главное – встретить. И потом Господь всё устроит…
          Мы, вечно молодые и счастливые, соединим наши души в Таинстве Венчания. Будем всегда любить друг друга. Дивно странствовать по миру. Открывать неведомые дали. Постигать новые, чудесные миры. Неизменно любить, благодарить Бога. А Бог будет любить, хранить, умудрять и спасать нас…
          И вдруг мои сказочные чертоги, хрустальные дворцы, разламываются, распадаются, разбиваются вдребезги…
          Вместо рассветного бриза, поющего моря, нежно-рдяной зари, чудного брига под алыми парусами и блаженного принца в моём лице на его борту, вместо всего этого – как внезапный удар торпеды – душный зал, чёрный траур и гроб с мёртвой плотью…
           Д-д-а-а-а…  Такую встречу, как сегодня, никто просчитать не мог!..
           Впрочем, весь этот “траурный негатив” покажется самым светлым позитивом и совершеннейшей благостью по сравнению с мрачнейшим царством вечной смерти, в которое довелось попасть в первой половине 60-х, когда после принятия в пионеры нас привели в пресловутый мавзолей. Ритуальное капище на Красной площади – точная копия одного из зиккуратов древней Месопотамии – оказалось настоящим бастионом тьмы. Возле прозрачного саркофага с гнусной мумией глобального маньяка царила давящая атмосфера непередаваемой жути. Странная, погребально-люциферическая музыка словно ползла откуда-то снизу и сверху. Назойливо лезла в душу. Обволакивала, затягивала в себя. Окаменевшие часовые, похожие на стоячих мертвецов, усугубляли душевную тяжесть. Непроизвольно возникало чувство, что маленький труп лысого отморозка за пуленепробиваемым стеклом может легко вскочить, оскалив кровавую пасть с громадными клыками!..
          Мы, бедные дети Совдепа, не знали главного: бальзамированные трупы – терафимы – ещё тысячи лет назад считались самыми “крутыми” идолами сатанинских культов. Верные слуги дьявола – языческие жрецы, владевшие всеми видами оккультно-магических практик, – в определённые дни вызывали сонмы злейших демонов. Тщательно готовили массовые бесовские шабаши. Устраивали вокруг терафимов чудовищные оргии с человеческими жертвоприношениями…
           Вся эта страшная, чёрная энергетика публичной некромантии, возведённой в ранг государственного культа, давила, прессовала, плющила умы и сердца несчастных детей внутри инфернального мавзолея под стенами священного Кремля!.. 
           Но вернёмся от ритуальных капищ в актовый зал ВИИЯ...
           Обрядовая сторона похорон тоже представляет весьма знаменательное явление. Несмотря на государственный атеизм и полное отсутствие соответствующих знаний, без догматического оформления – на каком-то генно-интуитивном уровне – в моей душе царит абсолютная ясность: увоз гроба с телом покойника из институтского клуба прямо в крематорий для сжигания и испепеления есть чёрное дело, явная дьявольщина. Именно падший, отверженный херувим, дьявол, или сатана, первопричина и воплощение вселенского зла, самый первый самоубийца, лжец и закосневший во зле убийца, лютый враг рода человеческого – этот жуткий сгусток разрушительной воли и громадной, смертоносной мысленной энергии, действуя через своих преданных слуг, “верных ленинцев” – строителей безбожного коммунизма, сделал всё, чтобы человека провожали в последний путь так, как если бы на Святой Руси никогда не было ни храмов Божиих, ни Святого Православия!..
          Наши благочестивые предки привозили покойника в православный храм для церковного отпевания. Молились о прощении его грехов, об упокоении безсмертной души. Опирались при этом на живоносную, христианскую Традицию, освящённую многими веками, тысячелетиями. Искренне верили, надеялись: усопший будет принят Господом, попадёт в Царство Небесное…
          Обманутые, заблудшие, ослеплённые неверием люди вольно или невольно следовали гибельному лжеучению гнусного, отверженного Люцифера. Сжигали гроб с покойником в мрачном, унылом, инфернальном крематории. Отправляли усопшего в обители вечной смерти. Лишали окружающих всякой надежды. Низвергали их в зияющую бездну ужасающей, безпросветной тоски. Как бы подводили присутствующих вплотную к чудовищным мукам и вечному огню, ожидающим а аду дьявола, бесов, всех нераскаянных грешников…
          И сейчас, на этой траурной сцене, в недрах военного ВУЗа, где атеистическая идеология воспринимается как нечто вполне естественное, как, впрочем, и в любом ином советском государственном учреждении, я мысленно предаю анафеме все виды и формы безбожия. Незримо дистанцируюсь от тёмного, бесовского воинства. Решительно ставлю себя в полки Света, по ту сторону невидимого фронта. И, быть может, впервые каким-то шестым чувством предугадываю: впереди – за бурунами сроков, на рифах грядущего – радикальная переоценка жизненных ценностей, полное, необратимое “сжигание мостов”, возвращение блудного сына к Небесному Отцу…
                “Физическая смерть, как разлучение души и тела, временна.
                Духовная же – вечна, поскольку навсегда разлучает нас
                с Создателем… Память смертная и сопутствующее ей    
               самопознание – это для всех самый большой урок любомудрия”
                (ПРОТОПРЕСВИТЕР ФЕОДОР ЗИСИС, ревнитель Православия, магистр   
              Богословия, профессор Фессалоникийского Аристотелевского Университета)

                Барракуды сомнения, ум осаждая,
                Выжидают момент, чтоб внезапно напасть.
                Но сугубой молитвой душа удалая
                Разрубает зубастым уродинам пасть…

                Юнкера породнились с мечом и отвагой.
                Их грядущее – витязь на белом коне.
                Уползает в безвременье доктор Живаго.
                Воскресают Туркул и “Дроздовцы в огне”…

         Даже в эти траурные Миги пылкое воображение не прекращает работать.               
Как кометы или метеориты на чёрном бархате южного, тропического неба – сверкают образы будущих встреч с какой-нибудь знойной чернобровой креолкой. Будто наяву, слышится её нежный, чистый, небесный голос. Словно в реальности, а не в грёзовой дымке, мы блаженно идём – рука в руке – по безлюдному пляжу у звёздного моря. Где-то в отдалённом уголке моей души продолжают струиться, будто серебряные ручейки в лунных сумерках, любимая мелодия и ключевые строки популярной, романтической песни “Нет тебя прекрасней” (слова – Ирина Безладнова, Михаил Беляков, музыка – Юрий Антонов; многолетний хит, начиная с 1969-го)):

                “КАК ВИДЕНЬЕ, НЕУЛОВИМО
                КАЖДЫЙ ДЕНЬ ТЫ ПРОХОДИШЬ МИМО.
                НЕ УМИРАЙ, ЛЮБОВЬ…”

           Странно и дико, что толпа, кишащая вокруг, явно не хочет думать о  “вечных вопросах”, вечной любви и будущей жизни... Скажи им об этом вслух – даже на уровне намёка – отшатнутся. Покрутят пальцем у виска. Скажут: “Рехнулся!” Побегут прочь…
           В лучшем случае, вежливо попросят: “Не надо о грустном… Давайте, думать, говорить о позитивном!”
           По логике вещей, такое окончание специальной командировки, как у Жени, должно было бы со страшной силой отпугивать, отталкивать, по крайней мере, хотя бы как-то настораживать тех, кто всё ещё жаждал выбраться заграницу, чтобы попасть там на какую-нибудь локальную войну. В реальной жизни ничего подобного не происходило. Напротив!..
            Когда в октябре 1973-го разгорелась очередная арабо-израильская война, все стремились, как можно быстрее, улететь в зону боевых действий…
           События развивались с небывалой скоростью. Причём, сразу на двух фронтах – Южном (Египет) и Северном (Сирия). В первые дни арабы победоносно наступали. Израильтяне терпели сокрушительное поражение. Но потом, опираясь на громадную помощь США, подкуп, предательство (Южный фронт), израильская Армия сумела остановить противника. Перешла в контрнаступление. Отбросила египтян далеко назад, за Суэцкий канал. Взяла стратегически важный город Суэц. Открыла путь на Каир, столицу Египта. Близилась катастрофа. Многие политологи, востоковеды, военные аналитики считали, что она неминуема!..
           Резкое, катастрофическое обострение обстановки требовало от Союза значительно увеличить военную помощь арабам. Различные структуры  Вооружённых Сил – (прежде всего, Генштаб, ГРУ, ВИИЯ!) – сразу перешли к самым активным,  решительным  действиям.  Не остались в стороне даже младшие курсы.
          Наши везучие “англичане” (как им завидовали!) находились в пекле ближневосточной бойни, на одном из фронтов. Всех оставшихся срочно допустили к полётам. Включая ветеранов Губы и не выездных. Даже меня!..
          Мы прошли ускоренный курс по особому варианту английского – языку радиообмена. Уже с ликованием “сидели на чемоданах”. Ждали отправки на военный аэродром, к спецбортам, но…
          Ситуация на Ближнем Востоке стабилизировалась (именно Союз, поставив ультиматум Израилю, остановил бросок его танковой армады на Каир!). Стороны перешли к затяжной позиционной войне. А весьма разочарованные курсанты так и остались в Москве, на казарме…
          Тогда,  слава  Богу,   все  вернулись  с  войны  живыми,  невредимыми.
Старшина с третьего курса получил боевой орден. Как-то вечером он поведал о том, как чудом уцелел при авианалёте израильских Фантомов. Парень был на военном аэродроме вблизи Каира. Так называемый тауэр – аэродромная башня – попала под точечный ракетный удар. Взрывная волна, каскады секущих осколков накрыли огромную площадь.  Могли зацепить и его, но – Бог миловал!..
          И что же?.. Напугал кого-либо из нас рассказ старшины?..
          Ничуть… Каждый хотел бы побывать на его месте!..
          О, наивная, блаженная Молодость!..
          Ещё одна показательная деталь, связанная с тем траурным днём…
          Отчётливо понимаю: каждый может в любой момент покинуть бренную плоть, явиться на доклад ко Всевышнему. Вместе с тем – и сие поразительно! – предощущаю долгий бытийный путь. Прозреваю своё будущее. Несомненно знаю и вижу: у меня впереди интереснейшая жизнь – офицерская служба, увлекательные странствия, путешествия по миру, заморские страны, рискованные авантюры, невиданные метаморфозы, судьбоносные встречи, щемящие разлуки, “горячие точки”, лирические прорывы, тяжелейшие духовные бои, творческие открытия и – на финальном этапе – служение Богу!..
    - Неужели маразматики-коммунисты не видят, не понимают самого элементарного, простого?! – продолжаю напряжённо размышлять, стоя у гроба с бренными останками девятнадцатилетнего юноши, на месте которого – неоднократно! – мог оказаться и я. – ТОЛЬКО  ВЕЧНО  ЖИВУЩИЙ  БОГ – ПЕРВОПРИЧИНА, ПЕРВООСНОВА ВСЕГО  СУЩЕСТВУЮЩЕГО – приносит смысл в нашу жизнь. Если безумно представить, что Бога нет, наше бытие заканчивается в гробу. И тогда абсолютно всё становится абсурдным, бессмысленным, ибо ведёт в Никуда, в Пустоту, в Ничто!..
          Если общество, социум этого не ведают – они, безусловно, сошли с ума!..
          Жалкая, дешёвая ахинея, заумная белиберда бесовского, богоборческого
марксизма-ленинизма обнажает свою истинную суть – виртуальную, мнимую реальность, в которой нет ничего подлинного, настоящего, святого. Всё сие – лишь набор давно надоевших, набивших оскомину штампов. Хитрая, сатанинская игра “в чистое и светлое” замусоленными, мёртвыми словами. Дьявольское стремление построить “земной рай” без Веры, без Бога!..
          С пронзительной ясностью – на  подсознательно-интуитивном уровне –
вне рассудочных понятий и отвлечённых категорий, становится понятно: государство, построенное на атеистическом фундаменте, – даже если это ядерная сверхдержава! – не больше, чем обречённый колосс на глиняных ногах…
          Лишь полный безумец верит в то, что бездушная, мёртвая материя, лишённая разума, созидательной энергии, творческой силы, после миллиардов
лет так называемой эволюции породила какую-то жизнь. Эта атеистическая галиматья не выдерживает никакой критики. Если мы положим в мешок все буквы типографского шрифта и сколь угодно долго будем трясти их, имитируя некую “эволюцию”, то всё равно никогда не получим в итоге блистательный роман Фёдора Достоевского “Братья Карамазовы”, какое-нибудь сочинение святителя Василия Великого или поэтический шедевр преподобного Симеона Нового Богослова.  Элементарная логика, здравый смысл неоспоримо свидетельствуют: только живой, высший, ТВОРЧЕСКИЙ РАЗУМ может действительно создавать, приводить из небытия в бытие ослепительно дивные миры, наделять дыханием жизни иные разумные существа, будь то светлые Ангелы или первые люди.  И  СОВЕРШЕННЫЙ  НОСИТЕЛЬ  такого  высшего, творческого, светозарного Разума, а также идеальной Благости, Доброты, Красоты, Гармонии, Мощи, Любви реально существует. ОН был, есть и пребудет во веки веков. Это – БЕЗНАЧАЛЬНЫЙ, ВЕЗДЕСУЩИЙ, ВСЕМОГУЩИЙ, ВСЕВЕДУЩИЙ, ВСЕМИЛОСТИВЫЙ, ВЕЧНЫЙ, ТРИЕДИНЫЙ БОГ, открывающий Себя и постигаемый нами во Святом Православии…
          Сбрендившие  атеисты,  с  маниакальным  упорством  насаждающие пресловутый “диалектический материализм”, могут сколь угодно рьяно, с пеной у рта, безуспешно доказывать невозможность вечной жизни. Их безумные, маразматические бредни легко опровергает абсолютная Незыблемость, Вездесущность живой ИСТИНЫ. Тихая, неизреченная Радость в светлых чертогах курсантского сердца, чудное, несказанное Блаженство, которое в эти незабвенные Миги испытываю, наверно, я один, – безспорно, неопровержимо доказывают совсем иное: здесь и сейчас, в глубинах моей души, воистину всё пронизано, пропитано Вечной Жизнью…

                “ЖИЗНЬ ЖИТЕЛЬСТВУЕТ
                (СВЯТИТЕЛЬ ИОАНН ЗЛАТОУСТ,
                Пасхальное “Слово”)

                Жить!..
                Уничтожено хитросплетение
                Дьявольских замыслов, подлых интриг.
                Даришь Ты миру Своё Воскресение.
                Вечная Слава покроет сей Миг…

                Радость покончила с мрачным кошмаром.
                Радость наполнила душу Предтечи.
                ДЕВА, объятая Горним Пожаром,
                Слушает СЫНА ВОСКРЕСШЕГО Речи…

                Танцы планет и улыбки галактик.
                Горних Вождей золотые уста,
                Ямб и хорей, амфибрахий и дактиль –
                Всё воспевает ПОБЕДУ ХРИСТА…

                Свет напоил все глубинные струны
                Раненых звёзд и разбитых сердец.
                Прянула Светом безсмертная Юность.
                Жизнь… Сколько жизни!.. А смерти – конец…

                Свет озарил Палестину… Проснись!..
                Сгинула хмарь меланхолии дряблой.
                Дохнет в зияющей пропасти дьявол.
                Ум улетает в лазурную Высь…

                Смерть умерла. Бытие на подъёме.
                Тьму обезглавил небесный Проект.
                Тайну Спасения в полном объёме
                Не постигает земной интеллект…

                Правда живёт вне фантазий и мифов.
                Гроб просветлённый заблагоухал.
                Пройдены – верь! – малодушия рифы.
                ИСТИНА с нами.  ВЛАДЫКА ВОССТАЛ…

                В адскую бездну низринут Иуда.
                Гимн Серафимов – на гребне Небес.
                Явлено всем величайшее Чудо.
                Радость – навеки.  МЕССИЯ ВОСКРЕС!..

Примечание: “груз-200” – в переводе с армейского сленга – погибшие,
                “двухсотый” – убитый, “трёхсотый” – раненый.
                Губа – гауптвахта, малая военная тюрьма.
                ПТУР – противотанковая управляемая ракета.
                Барракуда – хищная рыба.
                “Доктор Живаго” – известный роман Бориса Пастернака, в котором автор отражает события первой половины 20-го века, в том числе и Гражданскую войну.
                Генерал Антон Туркул – замечательный герой Белой Борьбы – оставил нам прекрасную книгу ярких воспоминаний “Дроздовцы в огне”.

                Россия. Средняя полоса. Хутор П.

                23 сентября 2019 года.

                Алексей Яковлев-Козырев