Глава восемнадцатая. Повелитель теней

   Приятного чтения)


   Наутро путники проснулись от тревожного и хриплого крика стервятника в небе. Не торопясь они начали друг за другом подниматься с настилов, потягиваться в стороны. Бережно умывшись несколькими каплями воды, которая, между тем, подходила к концу, они взбодрились.

   Каждый из них припомнил вчерашние откровения и то, как они друг другу приоткрылись о незавидном, трудном и несколько горьком прошлом. Сделав по глотку из фляги, они вышли из мраморного дома на утреннее палящее солнце.

   Ступая по осветлённым улицам этого покинутого, но теперь более приветливого города, они не без труда смогли найти из него выход, вовсе не боясь того, что нагнетало их в сумерках ночи.

   Чуть погодя, молча, каждый думая о своём, дошли до выбитых в скалах ступенях и спустились к кормящимся верблюдам. Погладив их и оседлав, они отправились за Заби, который, видимо, прекрасно знал, куда дальше следует направиться.

   Улучив момент, спускаясь по гладкой каменной дороге, кочевник обернулся назад и сообщил:
   – Когда я и вы, любезная Кричеса, читали надпись на плите сквозь кристалл, я запомнил то, где раньше обитал дух Гилесп...

   Дальше Заби не продолжил, не закончил свою мысль, и потому Модун прокашлялся и спросил:
   – Заби, ты явно что-то не договариваешь.

   – Да, да друзья. Дело в том, что нам придётся доехать до крепости, которая к этому времени наверняка покинута. Так вот, из старых сказаний я помню, что он там раньше был главным истязателем. У него была своя пыточная. Поговаривали, он мог расколоть и разговорить любого – абсолютно любого.

   – Лично мне это не внушает страха. – возвышенно отозвался Ронэмил, едущий рядом с Модуном.

   – Как и раньше, друзья, я хочу чтобы вы были готовы ко всему. – попросил кочевник.

   – Так и будет, – ответила за всех Кричеса. – А между тем, Заби, скажите, когда мы сможем доехать до крепости?

   – Даже к концу этого дня мы никак не сможем управиться. Можно было бы поднажать, но лучше поберечь верных верблюдов. Они нам ещё пригодятся.

   – Да, – прошептал Модун, – Согласен.

   Пол дня путники обливались потом под палящим солнцем. Пол дня им в лицо бил обжигающий ветер. И пол дня они находились в пути. Верблюды неспешным темпом продвигались вперёд, по унылому, однотипному пейзажу мелкой крошки камня и редким песочным барханам.

   Ближе к вечеру, когда солнце начало клониться за холмы, они проезжали по волнистому светлому песку, которого в этих краях становилось всё меньше. Песок в этой местности уступал место остроконечному камню и крупным, оплавленным на солнце валунам.

   Солнце исчезло за горизонтом и наступил вечер. Кочевник вместе с остальными подъехали к низким рядам кустарника, на которых распускались мелкие, еле видные светло-жёлтые цветки.  Пристроив верблюдов у растений, они быстро, умело развели костёр и, подстелив под себя одежды и накрывшись прихваченными одеялами с покинутого города, уснули голодными.

------------------------------
   
   Проснувшись от кошмара, чуть было не вскрикнув и не разбудив остальных, Кричеса воззрилась ввысь, на звёздный небосвод. Припоминая то, где она находится и зачем, оглядела рядом с собой Модуна, поодаль от костра по отдельности Заби и привалившегося спиной к валуну Ронэмила.

   Она мигом всё вспомнила и, улыбнувшись, радуясь что она до сих пор осталась цела, встала с настила, отправилась подальше от лагеря по нужде.

   В непроглядной темени ночи, возвращаясь обратно в какой-никакой лагерь, Кричеса оступилась за выступивший камень и упала. Сменив обратный путь, осторожно ступая, она пошла на свет пламени по правому краю мелкой крошки песка.

   Обходя валуны, припомнила в городе Фалима умелого музыканта на струнном инструменте. Вспоминая чудную, с нотками романтики мелодию, она углубилась в воспоминание и закрыла глаза, явственно слыша вокруг себя то самое звучание манящей мелодии.

   Сама того не понимая, колдунья ступила ногой в особенный песок, в котором её нога почему-то завязла, а чуть погодя так и вовсе начала углубляться всё ниже. Не понимая, что происходит, она попыталась выбраться из втягивающей вниз ямы, но вторая её нога также начала медленно опускаться всё ниже.

   Колдунья запаниковала, начала оживлённо перебирать ногами и руками, пыталась выбраться обратно, скребя ногтями песок, силясь за него зацепиться. Не выдержав охватывающего её ужаса неизвестного, она что есть силы прокричала на всю ночную пустыню:
   – М-о-о-д-у-у-н!!!

   Мгновенно проснувшись и буквально в один момент почувствовав, кто это кричал, щитоносец выбрался с постели обозлённым. Он понял, что произошло нечто плохое и, достав из ножен меч, наскоро оглядел постели и подметил, что Кричесы рядом с ним нет.

   Вновь услышав своё имя, встревожившись, Модун и теперь уже остальные проснувшиеся выдвинулись за щитоносцем, который, бежав вперёд, резко почувствовал на своём плече остановившую его ладонь.

   Видя, как Кричесу медленно-медленно затягивает вглубь песка, всё ниже и ниже, он со злостью посмотрел в глаза кочевнику, который строго проговорил:
   – Не ступай дальше, это зыбучий песок! Затянет, никак не выберешься!

   – Мы должны что-то придумать и как можно скорее! – выпалил Модун.

   Спросонья туго соображая, Ронэмил снял с себя одежду и остальные смекнули его идею, мигом разделись. Торопясь, они связали одежду и закинули в яму. Не с первого раза, но им удалось докинуть связку ткани в руки Кричесы. С натугой силясь вытянуть её оттуда, узел не выдержал и развязался.

   – Проклятье! – выругался Модун, крутанув головой со злостью.

   Посмотрев на верблюдов и видя то, как глаза колдуньи наполнены серебрящимися слезами, как она всё ниже опускается, чувствуя её же страх, щитоносец мигом добежал до верблюда и подогнал его около ямы.

   Закусив губу, Модун решительно сказал:
 – Схватим друг друга за руки! Верблюд и все мы вместе вытащим её!

   Молча согласившись с щитоносцем, Ронэмил крепко-накрепко схватил Модуна, который, не страшась засасывающего песка, склонился над своей любимой, которая в это время была погребена по шею.

   В это время одноглазый с кочевником схлестнулись с руками. Заби с силой вцепился в упряжь верблюда и, энергично свистнув ему, скомандовал двигаться вперёд.

   Захватив Кричесу за руку, Модун со всей силы принялся вместе с остальными вытаскивать её. Тянув назад, он мало-помалу чувствовал продвижение. Сквозь слёзы, упрашивая остальных не сдаваться, страшась погибнуть страшной смертью, колдунья радовалась, что начала неспешно выбираться.

   Покорный, верный верблюд послушно, но медленно тянул остальных вперёд, которые впрочем, тоже не стояли без дела.

   Спустя несколько минут кончилось тем, что им, к всеобщему счастью, удалось спасти Кричесу. Заплаканная, обессилевшая от сковывающего страха колдунья пала на колени и, вытянув руки вперёд, навзрыд проговорила:

   – О боги, мальчики, как же я вам благодарна, я так боялась...

   Немало обеспокоенные, сильно встревоженные но обрадованные мужчины тоже пали на песок и принялись утешать Кричесу тёплыми словами, которые она охотно, сквозь слёзы счастья ловила, кивала, благодарила им с улыбкой.

   Чуть погодя они встали и колдунья крепко-накрепко обняла Модуна, поцеловав его, шепнув на ухо:
   – Я этого никогда не забуду...

   В ответ щитоносец лишь улыбнулся и, держа женщину под руку, все они отправились обратно к лагерю уже более осмотрительнее, обходя насыпи и сомнительные углубления песка.

   Вернувшись в лагерь, Заби и Ронэмил мигом заснули, а вот Кричеса, лежащая рядом с Модуном, дрожала от не отступившего, обволакивающего холодом страха. Чуть погодя к щитоносцу, приблизившись вплотную, пристроилась дрожащая колдунья, шепнув ему на ухо:
   – Милый, пожалуйста разогрей, взбудоражь мою кровь так, как умеешь...

   Дважды Модуна просить не надо было. Он аккуратно, нежно принялся расцеловывать Кричесу, чью губы были холодны. Соприкасаясь с ней, охотно одаривая ей своё тепло, вместе они провели чудную, чувственную ночь, которая обоим никогда не забудется потому, что в сумерках ночи, неспешно и аккуратно, они познали друг друга ещё лучше, всё более и глубже сроднившись и доверившись.

------------------------------

   На следующий день, когда солнце только начало выглядывать из-за холмов, путники проснулись разбуженными утренними, пока ещё нежными и тёплыми лучами светила. Особо не рассиживаясь, они начали собираться в дорогу.

   Укладывая постели на сумки по бокам у верблюдов, Кричеса полной грудью вдохнула воздух так сладко и так глубоко, что почувствовала себя особенно живой, счастливой. Подойдя к остальным мужчинам, завьючивающих животных, она в нерешительности посмотрела себе под ноги на песок и, закусив губу, сказала:
   – Я многим хорошим обязана вам, спасибо, что спасли меня...

   – Да ничего, всё нормально. – отмахнулся Ронэмил, залезая на верблюда.

   Улыбнувшись, Заби ей на ухо шепнул:
   – Ну, не могли же мы вас бросить помирать страшной смертью, так?

   – Да, – ответила колдунья, – Наверное это так... Но для меня это очень много значит.

   Подойдя к Модуну, повёрнутому к ней спиной, подвязывающего ремни и упряжь верблюдов, Кричеса в нерешительности хотела была отойти от него, так и не обмолвившись словечком.

   Но, она пересилила себя и, обняв его сзади, проговорила:
   – Модун, знал бы ты, какое хорошее дело ты вчера сделал. Я видела твою решительность, твою закипающую злость… я явственно чувствовала, что ты никак не сможешь меня отпустить.

   – Я не мог позволить тебе, моей любимой, умереть. – отозвался Модун, решившись открыться.

   – Любимой? – глаза Кричесы взметнулись к верху, – Неужто ты почувствовал ко мне тягу? Неужели я и вправду твоя первая?

   – И никакая другая мне не нужна. – всё так же твёрдо, уверенно высказался щитоносец.

   – Хм. – голова колдуньи склонилась на бок, – Хорошо, раз уж так. Знаешь, ты ведь тоже неплох... Но мне надо время подумать.

   Чуть погодя, перед отъездом выпив последние оставшиеся капли воды из фляг, путники взобрались на верблюдов и начали неспешно следовать за Заби, который в сердце радовался за молодых.

   И вновь наши герои отправились в путь по раскалённым волнам песка. Верные верблюды как будто бы не знали усталости; эти послушные животные охотно давались гладить себя. Особенно они ценили моменты привала и кормёжку у свежих кустов, обросших цветами и ещё молодыми сочными листьями.

   Объезжая холмы, путники то и дело видели как тёмная галька то сменялась светлым песком, то вновь заполонялась крошечными, острыми камнями. Кричеса до сих пор не могла никак привыкнуть к изнуряющим лучам нещадного солнца. Днём она чувствовала во всём теле сонливую слабость, а ночами же, что удивительно, зачастую была бодра и с трудом могла сомкнуть глаз.

   Поднявшись на пригорку, Заби вначале улыбнулся во весь рот, а затем его лик приобрёл настороженный вид.

   Кочевник указал вперёд и надтронутым голосом проговорил:
   – Это оно. Мы приехали к крепости, где раньше жил истязатель Гилесп...

   – Ох и не нравится мне это место. – отозвался Ронэмил, облокотившись на горб верблюда.

   Одноглазый прищурился и смог как следует рассмотреть зловещего вида крепость, которая даже в дневное время не являла собой ничего хорошего. Во всю ширь перед ними, стоящими на холме, раскинулась четырёхэтажное монолитное здание. Окна в нём были выбиты, на каменной крыше да и на стенах нельзя было не заметить глубокие прорези трещин, несомненно знаменующих, что этой постройке много лет и она давно покинута.

   Получше осмотревшись, Ронэмил подметил балконы и зияющую, тёмную дыру, а именно входной проход, где отсутствовали высокие двери.

   – Ну, – бодро сказал Модун, – Вперёд.

   Путники спустились с холма и чуть погодя, спешившись, пристроили верблюдов у низких деревьев с ярко-зелёными листьями, до которых они без труда смогут дотянуться.

   Медленно выдвигаясь к тёмному входу, они напрягались слух, как бы опасаясь неизвестного. Вдобавок к мрачной, ощутимо-зловещей тишине примешивался свистящее, неприятное звучание воздуха, пробивающегося сквозь стены и крышу крепости.

   Войдя внутрь, перешагнув через выбитые высокие двери, их поглотил полумрак. Модун огляделся по сторонам напрягая зрение и, чуть погодя, смог рассмотреть настенный факел. Вытащив его из крепления, он несколькими уверенными движениями зажёг огонь и, ответно улыбнувшись Кричесе, начал подсвечивать дальнейший путь.

   Пробираясь всё дальше, углубляясь в невероятного размеры залы, они с грустью подмечали разруху. Заби не мог не заметить обвалившиеся с потолка люстры, расколотые, поваленные на пол узорчатые вазы и толстый слой пыли на поваленной деревянных столах и книжных полках.

   Кричеса достала из кармана кристалл и, сосредоточившись на нём, почувствовала тонкий, неизвестный ей зов. Закрыв глаза, она повернулась в левую сторону и, указав рукой чуть наверх, увидела, что рука устремлена на второй этаж.

   Туда-то они и выдвинулись. Ступая по мерзко скрипящей деревянной лестнице, каждый их шаг отзывался непрошенным эхом. Они молчали не потому, что были напуганы, а скорее крайне встревоженными покинутым и позабытым местом.

   Попав на второй этаж, Кричеса вновь закрыла глаза и, указав далеко вперёд рукой, направилась вслед за Модуном. Переступая через отсыревшие книги, опрокинутые полки, колдунья встала как вкопанная на месте и посмотрела себе под ноги, под которыми находились аккуратно сложенными свитки с книгами.

   Взяв первый попавшийся свиток, развернув его, Модун поднёс факел поближе и некоторое время силился вместе с Заби уловить смысл. Лишь кочевник понял краткую суть письменности и, поморщившись, откинул его прочь, недовольно пробурчав:
   – Здесь описаны все мерзости пыток и то, что происходит с человеком после того, как он всё выдаст.

   Расчистив пол от книг и свитков, они убрали в сторону старый ковёр и, к некоторому удивлению вновь заметили плиточный пол, в центре которого располагался диск с уже другими, более кривыми иероглифами, образующих своими линиями крохотный лабиринт.

   – Ну, – сказал Заби, – Наверное и мой черёд.

   Кочевник поднял рукав бурнуса и, приняв кинжал от Ронэмила, сделал надрез и тут же присел на корточки и подставил руку под диск, не смея и лишней капли пролить на пол.

   Медленно но верно небольшой лабиринт заполнялся кровью кочевника. Тьма вокруг них как будто бы сгустилась, стала словно бы ощутимее. Когда центр диска заполнился, все они в один голос, правда несколько тревожный, принялись читать углублённое четверостишье в центре ритуального диска.

   Закончив читать, они наскоро перевязали руку кочевника и, вооружившись, встали спинами друг к другу.

   Не сразу, но они начали всё явственнее слышать шипящее, тягучее дыхание, то усиливающееся, то стихающее. Оно то доносилось с одного боку, то с другого, то с низу, то с верху. Заби то и дело крутил головой, оглядываясь на неприятный шум, то же самое делал Ронэмил, а Модун, сосредоточившись, крепко держась за меч и факел, выжидал появления неприятеля.

   Никто из них не понял, что произошло, но каждый из них отчего-то вдруг упал вперёд. Резко оглянувшись назад, в тени полки одноглазый разглядел когтистую, длинную руку, которая моментально скрылась, будто бы обратно всосалась в тень.

   – Это что ещё за... – только и сказал Ронэмил, как вдруг на потолке, в тени единственной уцелевшей люстры, показалась безликая голова Гилеспа.

   Одноглазый до того испугался мерзкого, бесформенного лика этого духа, что его ноги не выдержали собственного веса, и он повалился на спину от неожиданности. Высокий, жилистый Гилесп полностью вылез из тени и, мгновенно подбежав к одноглазому, хотел было обхватить его руками, но тут вовремя пришёл в себя немало напуганный Модун и, яростно вскрикнув, обрушил первый удар меча ему на спину.

   Дух на это отреагировал со смешком, правда, кровь всё же по его телу заструилась. Меч Модуна обагрился тёмной, слишком вязкой как тёмный мёд кровью. Отступая назад, видя как удар не причинил тому боли, Модун покосился на Кричесу и увидел, как она, стоя на третьем этаже выше них, подтолкнула обвалившуюся люстру и та обрушилась точно на Гилеспа, который разразился смехом, а затем и истошным воплем.

   Непонятно как, но подошедшие к люстре не увидели в свете факела воплотившегося духа. Оглядывая друг друга, косясь на странно подвижные тени и поворачивая головы на зловещие шепотки, они были настолько встревоженными и даже напуганными, что боялись произнести хоть слово.

   Отступая от приближающихся теней, стараясь держаться ближе к Модуну, в руках которого находился факел, они не заметили, как на стене сзади них обрадовалась особенно тёмная тень. Уткнувшись спинами к стене, они вздрогнули и внезапно над головой Заби и Модуна показались длинные руки с могучими фалангами когтистых пальцев, схватившие из за тела, сжимающие и приподнимающие всё выше, в тень, откуда они показывались.

   Что есть сил кочевник и щитоносец принялись вопить, потому как ничего более неизвестного и страшного в жизни им не доводилось ещё видеть. Не желая помирать, они крутились из стороны в сторону, силились высвободиться из мёртвой хватки, но Гилесп, приподнимающий их в свои тени, не хотел сдаваться.

   К огромному счастью Ронэмил не сплоховал и, с силой обрушил кинжал на тёмные, морщинистые могучие руки существа. Не сразу, но хватка ослабла и одноглазому удалось высвободить своих друзей.

   Вновь держась спиной к спине, они чувствовали дрожь друг друга, но отступать было уже поздно. Озираясь, мотая головой из стороны в сторону на шипящий смех, сердца наших героев не знали покоя, потому как медленно и неотступно к ним из теней приближались длинные, скрюченные кисти морщинистых, тёмных рук.

   Кричеса не выдержала увиденное, она закрыла глаза и встала за спину Модуна, прижавшись к стене. Навострив зрение, пытаясь отыскать среди теней самого духа, щитоносец вместе с остальными пытался давать отпор сталью странному, зловещему неприятелю.

   Но времени посмотреть назад, на стену, у них не было, потому как они сражались с подступающими впереди, тянущимися к ним рукам. Отвлёкшегося Ронэмила две пары рук схватили и резко засосали во тьму; последнее, что услышал Модун, был его громкий, переполненный неподдельного ужаса крик.

   Не успел Модун посмотреть в другую сторону, как Заби тоже втянули во тьму руки настолько быстро, что он даже не успел вскрикнуть. Остались только колдунья и щитоносец, впрочем, в сердце ещё не сдавшийся.

   Сжав оружие крепко-накрепко вместе с зубами, Модун навострил зрение и принялся искать среди теней смеющегося Гилеспа. Его раскатистый, эхом разносимый смех постоянно раздавался с разных сторон так, будто бы он мог путешествовать от тени к тени.

   Отбиваясь от подступающих рук мечом, смахивая пот со лба, Модун оглянулся проверить Кричесу и увидел, как она медленно опустилась на пол и, указав на потолок, истошно, громко закричала.

   Посмотрев наверх, Модун увидел над собой тело, руки и голову Гилеспа, которая разорвалась в центре лица, образовав огромную клыкастую пасть. В последний момент щитоносец откинул в сторону факел и свободной рукой со всей силы вцепился в шею злого духа, рванув его вниз на пол, из своей укромной тени.

   Навалившись на Гилеспа, огромное существо какое-то время царапало его доспехи тогда, когда Модун силился сквозь невероятное напряжение и страх прикончить с противником, не прекращающего ни на мгновение смеяться.

   Колдунья, видимо отойдя от страха, видя не сдающегося любимого, поднялась на ноги и бросилась к нему на помощь. Оттащив Гилеспа чуть в сторону, дух поднялся на ноги и в этот момент Кричеса прыгнула ему на спину и, закрыв глаза одной рукой, принялась удерживаться другой за шею.

   Модун не мог не воспользоваться удобным случаем. Отбившись от подступающих из теней рук, он резко встал и с яростным криком влетел в Гилеспа тогда, когда с него спрыгнула колдунья.

   Клинок щитоносца прошёл насквозь, и Кричеса, сидящая на полу, видела его конец, с которого медленно на пол изливалась тягучая, тёмная кровь.

   Гилесп испустил утробный, переполненный злобы вопль и, завалившись на Модуна, сбил его с ног. К великому счастью колдуньи и щитоносца, сразу же в момент смерти духа из теней на потолке свалились немало удивлённые Ронэмил с Заби.

   Кочевник и одноглазый только спустя минуту пришли в себя и, осмотревшись по сторонам и на друг на друга, облегчённо вздохнули. Они увидели как на Модуна завалился погибший Гилесп и это несколько ободрило их.

   Спустя пару кропотливых моментов все смогли помочь щитоносцу выбраться из под тела духа.

   Модун кивнул Кричесе, обнял её и шепнул:
   – Кристалл. Нельзя терять ни минуты.

   – Совсем забыла...

   Кричеса присела корточки и, достав из кармана светло бурый камень удивилась от того, как тот сам, без её помощи приблизился к сердцу Гилеспа. Подобрав факел с пола, Заби подсветил тело духа и они смогли разглядеть, как его сущность и, быть может даже сила переходят в острый камень.

   Чуть погодя камень сменился в цвете, приобрёл более светлый оттенок, который плавно переливался с радужными тонами. Непонятно как, но наши герои посмотрели друг на друга и, рассмеявшись в один голос, не веря в минувшие ужасающие события встали и обнялись крепко-накрепко.

   – О боги, боги! Я думала мы не выживем! Какие же вы молодцы...

   – Да я-то что, – отозвался Ронэмил, – Я так, старался только ударить как следует.

   – Я стрелял, но толку от этого было мало. – прошептал кочевник.

   В один миг они воззрились на скромно прячущего взгляд Модуна. Каждый из них хлопнул его по плечу, сказав доброе, искреннее слово.

   – Ты один из нас как будто бы не испугался... – прошептала ему на ухо Кричеса, нежно проведя пальцем по щеке.

   – Просто я боялся вас потерять и меня не было времени на страх. – ответил Модун с улыбкой, – Но, скажу честно, иногда я чертовски пугался и даже язык до крови раскусил...

   – Ты молодец. – твёрдо сказал Ронэмил.

   – Так держать, – кивнул Заби, – Ты хороший пример остальным.

   С трудом веря в победу, Кричеса аккуратно, с почтением положила заполненный сущностью Гилеспа кристалл к себе в карман и закрыла его на пуговицы.

   Спустившись на первый этаж, обходя и переступая через сор и поваленные шкафы с люстрами, они вышли на улицу и удивились. На дворе была кромешная, непроглядная ночь. Сумерки так поглотили округу, что они даже не смогли разглядеть верблюдов, которые, судя по звукам, кормятся не столь далеко.

   – Ночуем в крепости. – уверенно сказал Модун.

   С щитоносцем согласились, и они, вернувшись обратно, стали рыскать по комнатам в поисках тёплых тканей, потому как неприятный холодок проникал сквозь трещины стен и через проём в крыше.

   Не сразу, но они в своих поисках, освящая путь светом факела, взошли на третий этаж, где были почти что нетронутые, но давно покинутые комнаты. Этой ночью кочевник и одноглазый встретили сон в отдельных, рядом расположенных комнатах.

   В другой комнате, на широкой кровати расположились утомлённые, уставшие Кричеса с Модуном. Они настолько выбились из сил, что лёжа рядом и смотря друг на друга перед сном так и заснули, отправившись в мир престранных сновидений.


   Лебединский Вячеслав Игоревич. 1992. 05.09.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите в мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)