Жёлтые бусины на сером полу

        Позади чавкает замок, я без раздумий иду вперёд по миниатюрному парку и через него выхожу на незнакомую улицу. Карабкающаяся вверх меж отпрыгнувших в стороны домов и пустая почему-то дорога.  Красивые, но вблизи неприятно мохнатые красно-жёлтые бабочки вместе со мной пытаются прожать густеющий прозрачный поток, то и дело мне приходится отводить их от лица, будто ветви. Наверное, со стороны это выглядит так, словно я продираюсь сквозь висящую на месте разреженную тучу. Прохладно, и какое огромное солнце! Не могу его увидеть из-за слепящего света, представляю, что это ангел сидит в том месте, где выпрямляется дорога.
        Очень хочется вспомнить, зачем я пробираюсь наверх. Что-то сделать? Передать кому-то? Убежать? Остановившись, я выставляю ладони перед собой, и вдруг начинают они легко светиться, отчего с них исчезают линии. Слезятся глаза, всё подёргивается дымкой, и слышно, как сзади кто-то меня зовёт.
        Обернувшись, я вижу стоящую посреди дороги дверь и понимаю, что это дверь пробуждения. Ветер и бабочки исчезли, но ясно было, что позади они есть, и тут же пришло понимание того, что если захотеть, можно взмыть вверх и увидеть крыши домов; погружаться сквозь создаваемые глазами узоры в неизвестные места. Вместо этого я подхожу к двери и берусь за грубую самодельную ручку.

*

        — Валя, — настойчиво потянул меня за рукав Мельников, едва я вошёл, — очень срочно, тут товарищ утверждает странное.
        Едва успев махнуть рукой остальным, я был отбуксирован в лабораторный коридор. Мы остановились у открытой двери в туалет, я спокойно смотрел на неловко кусающего губу Мельникова, который так ничего и не пояснил.
        — Ну,— деловито спросил я, — что за страсти по сортиру?
        — Погоди, — нахмурился Мельников. — Понимаешь, не нравится он мне. Я чокнутых видел, а этот больше на дурака похож. И юлит.
        Ерунда какая, подумалось мне. Ну, дурак, ну, не нравится. Пусть даже юлит. Почему вдруг самого Мельникова проняло? Мельникова, который без единого гневного слова спровадил коллегию скандальных старцев, возжелавших даровать институту очередной вечный двигатель. Чем-то его этот странноговорящий задел.
        — А говорит-то что дурак этот твой?
        — Он сам тебе должен сообщить, — скривился Мельников и радушно пригласил меня внутрь. — Вы всё слышали? — повысил он голос, и мне тут же стало неловко.
        Слева у стены стоял куцебородый толстяк в зелёной полосатой майке, добрых двадцать сантиметров не доходящей до шортов. Незнакомец был бос и удивительно волосат ногами.
        — Всё слышал, — пробасил он и оскорблённо добавил: — От дурака слышал.
        — Ну, будет, приношу извинения за искренность. Вы верите, что этот человек, — указал он на меня, — не посвящён в суть дела? Хорошо. Рассказывайте!
        Мельников оживился, глаза его испускали знакомую искру, а ладони запорхали в воздухе.
        — Я могу… — начал было толстяк, но я перебил его:
        — Вас как зовут? Хорошо, эмм… Жак… Как я понимаю, у вас сложилась ситуация, в которой нужен арбитр. Предлагаю не рассказывать суть дела, а обойтись обиняками.
        — Чем обойтись? — не понял Жак. Под фырканье Мельникова толстяк был просвещён.
        — Давайте начну я, — предложил Мельников. — Валя, скажи мне, будь любезен, волк — это опасно?
        Я посмотрел на него с недоверием. Задавать такие вопросы — это не про Мельникова.
        — В каких обстоятельствах? Опасно для кого? Живой ли волк? Здоров ли он, ранен? Может быть, это чучело волка? Или волк, живший с людьми?
        Мельников покраснел! Клянусь, я видел эту пунцовость на его непогрешимом челе!
        — Да-а-а… — протянул он. — Пусть вот товарищ тебе охарактеризует объект «волк». Действуйте, Жак.
        Жак уточнил, что речь идёт о волке живом, здоровом, диком, взрослом и агрессивном; опасность оценивается с точки зрения невооружённых людей, не охотников.
        — Описываемый вами волк, — очень важно сказал я, — в приведённых обстоятельствах представляет собой опасность для здоровья и жизни людей.
        Я ожидал, что меня отпустят, но Мельников и Жак молчали: Мельников нерешительно, а Жак с вызовом.
        — Что ещё? — вновь проснулся во мне вежливый интервьюер.
        — Ещё вот что. Если бы такой волк оказался здесь, в туалете института, удержала бы его входная дверь?
        Я осмотрел дверь вместе с дверной коробкой. Трудно ответить точно, подумал я, но скажу лучше убедительно, пусть поторопятся.
        — Дверь деревянная, прочная, открывается наружу, но с круглой ручкой. Если эта дверь будет закрыта на замок, а замок при этом сработает, данная конструкция удержит волка внутри, если он будет в туалете один и дверь никто не откроет.
        Он что, спрятал в кабинке волка? Я попытался найти в Жаке черты владельца волка, но не знал, что это, собственно, за черты такие.
        — Убедительно, Жак? — Мельников казался спокойным. Жак кивнул. — Тогда продолжайте вы.
        Жак повернулся ко мне и устало заговорил:
        — Я могу превратиться в волка. В любой момент, по собственному желанию. Физики я не знаю, законами вашими дурацкими пугать меня не нужно. Превращаюсь в волка. Да.
        — Зачем? — только и спросил я. Мельников глядел на меня победоносно — мол, видишь, каков фрукт!
        — Что вы ко мне пристаёте с вашими «зачем»! — рассвирепел Жак. — Когда надо — тогда превращаюсь! В приведённых обстоятельствах! Да!
        — Так теперь, — вклинился развеселившийся Мельников, — вы согласны продемонстрировать превращение?
        — Берегите ваше горло!
        Жак выгнал нас и захлопнул за собой дверь.
        — А обратно вы когда превратитесь? — крикнул Мельников, подтвердив срабатывание замка.
        — Могу через минуту, буду через минуту, — буркнул Жак и неразборчиво, но очень оскорбительно заворчал.
        — Ты где его нашёл? — думаю, видок у меня был тот ещё, потому что Мельников рассмеялся.
        — Я же говорю, странное твердит! У меня там камера установлена с прошлого нового года, сейчас мы его и…
        Из туалета раздался волчий вой. Ни разу его не слышал, но понял, что это он. Ноги у меня как-то размякли.
        — Аппаратура… — брякнул тоже растерянный и напуганный Мельников, но, видимо, подумал, что аппаратуру эту спрятать в туалете нет никакой возможности.
        — Съел он её, что ли? — на всякий случай указал я на очевидное.
        Из-за двери раздавался жалобный скулёж, затем какие-то бьющиеся звуки, и тут же кто-то начал скрести в дверь. Мельников убежал в свой кабинет.
        Забыв себя, забыв, кажется, даже о дыхании, я слушал и ждал, когда же пройдёт бесконечная минута, чтобы взяться за золочёную круглую ручку, повернуть её против часовой стрелки и

*

        едва успела отскочить, чуть не сбитая незнакомым юношей с бледным взволнованным лицом. Молодой человек не обратил на входящих внимания и скоро растворился в прохожих. Дверь бесшумно закрылась.
        — Хороший знак, а? — ухмыльнулся Дэкс.
        — Забыл дома погасить костёр максимализма, — сварливо предположила Джули. — С каких пор ты начал считать что-то знаками? — вдруг спросила она совсем другим тоном.
        Дэкс в ответ сотворил максимально саркастичную гримасу и даже покачал головой, на что Джули ответила шутливо-недоверчивым выражением и вновь схватилась  за длинную пластиковую ручку.
        — Всё хорошо? — обернулась она.
        — Отставить лирику, — суховато бросил Дэкс, — работаем.
        И, рывком распахнув дверь, роскошная рыжеволосая Джули

*

        немного придя в себя, девушка поднялась с холодного гладкого пола: на локтях, подогнула колени, с усилием оттолкнулась — и вот она! Тонкое лицо её проявилось в полутьме лёгкой улыбкой. Она считала, что это практически чистая победа. В конце концов, как можно было так легко купиться, когда эта мстительная изобретательница, безразлично объясняя правила, вдруг с испугом уточнила, что выход расположен в комнате, примыкающей к коридору!
        — Чёртова актриса! — восхищённо прошептала девушка.
        И вот — впереди совершенно другая, металлическая уличная дверь. На всякий случай девушка совершила проверку: точно вспомнила, как она сюда попала; вспомнила несвязанные события и лица; вспомнила вещи более важные и яркие, чем происходящее сейчас; мысленно воспроизвела запахи лимона, роз, дома, мокрого асфальта, жжёных проводов; а в конце перечислила, что и в какой последовательности она вспоминала.
        — Кажется, хорошо, — пробормотала девушка. — Кажется, кто-то сейчас пойдёт надирать сестринский зад.
        И направилась к двери.