Город в солнце

- …Знаешь, в последнее время я стараюсь не брать в руки блокнот. Любая попытка что-либо писать или даже читать сопровождается угрызениями совести. Ведь таким образом я словно совершаю предательство, изменяя реальности с выдуманными сюжетами.

- Ты зря это. Что ещё может спасти союз с реальностью, если не хорошая книга?

- Наверное, хорошая зарплата… Ой, что это? Как будто бы в кустах шорох!

- Не беспокойся. Даже если это и бродяга, не думаю, что он представляет опасность. Кто бы это ни был, вряд ли он будет искать конфликта. Для этого люди слишком устали.

Она лишь вздохнула, делая осторожное движение в сторону собеседника, словно хотела положить голову ему на плечо. Но тут же отстранилась, останавливая себя, и облокотилась на колени.

Было далеко за полночь. Воздух застыл над общежитиями и деревьями прозрачной пеленой, пахнущей сыростью и молодыми листьями. В нескольких сотнях метров простиралась железная дорога, а потому разговор периодически заглушался шумом проезжающих грузовых поездов. Темнота нарушалась лишь редкими светящимися окнами общежитий, одиноко возвышающихся среди пустошей, и огоньками на заводской трубе. Всё это создавало несколько мрачноватую атмосферу, находясь в которой можно было легко потерять ход времени.

Перед ними – остатки погасшего костра, два одноразовых стаканчика с бюджетным портвейном и дешёвые чипсы. Эти двое разговаривали о любви, хотя не были влюблены друг в друга и даже не считали себя достойными любви. По будням она проводила вечера за изучением блогов, а он – за чтением новостей. Изредка она искала приключения и новые знакомства, а он – точки соприкосновения со старыми друзьями. Так они прогоняли одиночество, хотя и были совершенно друг на друга не похожи. Правда, одно общее у них всё же было – им обоим казалось, что их недолюбили и обделили вниманием. Быть может, схожесть именно в таком аспекте и привела их сегодня в глухое место, где они могли обсудить столь значимую тему как любовь, хотя оба были в ней не совсем компетентны.

- Что такое любовь? – спросила она, глотнув из пластикового стакана.

- Любовь – это то, чего нельзя получить просто так, - ответил он, делая «самолётик» из подобранного фантика.

- Вот как? Стало быть, её можно купить?

- А почему бы и нет? Если её нельзя заслужить, то это единственный вариант с ней столкнуться.

- А ты с нею сталкивался?

- Сталкивался наверное. А может и нет. Ведь то можно узнать лишь в случае, если получилось её заметить и удержать.

- То есть появиться она не может?

- Из ниоткуда – не может. А когда она появляется, как ты говоришь, то это уже привычка.

- Но ведь привычка может любовь и погубить.

- Верно. Особенно когда ты привыкаешь к тому, что противоречит твоей природе. Привычка – это вторая натура, а две противоречивых натуры в человеке совершенно не уживутся.

Потянуло холодом и запахом плесени с ближайшего болота. Она вяло проследила взглядом за полётом самолётика из фольги. Пролетев пару сантиметров, он, вращаясь, исчез под ногами своего создателя.

- И как же определить, к чему следует привыкать, а к чему – нет?

- Как говорят классики, человек настолько подлое создание, что привыкает ко всему.

- Стало быть, ты призываешь не привыкать ни к чему, чтобы избавить себя от подлого существования?

- Я считаю, что призывать к чему-то уже содержит в себе немного подлости.

- Манипуляция?

- О нет, хуже. Манипуляция предполагает хитрость, а призыв глупость.

- Но вместе с тем и уверенность в себе.

- Нередко глупость и уверенность сочетаются между собой, равно как и любовь с привычкой. Потому так легко запутаться.

- И по этой причине ты так осторожен…

- Разве можно иначе?

С этими словами он отхлебнул портвейна, начав новую бутылку. Затем протянул и ей. Она последовала его примеру. Это действие словно означало, что с осторожностью может быть покончено, хотя то явственно и не осознавалось этими всё ещё немного трезвыми молодыми людьми.

- Привычка – это в любом случае несвобода, - добавил он после продолжительного молчания.

- А мне кажется, - задумчиво произнесла она. – Что привычка весьма двулична в её понимании. Например, выпивая, человек как будто ощущает свободу. Но, стремясь вновь испытать это ощущение, привыкает, а оттого становится несвободен. Понимаешь?

Он вздохнул.

- Понимаю. Именно поэтому я выпиваю очень редко и с немногими.

- И я опасаюсь выпивать часто, потому что открывающаяся свобода почти всегда закрывает глаза на имеющиеся принципы.

- Да, потому что свобода предполагает ответственность за свои поступки.

- Так же, как и любовь, - она подняла глаза, внимательно следя за реакцией собеседника.

- Стало быть, любовь предполагает свободу с одновременным отречением от имеющихся принципов? – недоверчиво посмотрел он в ответ.

- Говорят, любовь предполагает отречение от себя.

- Соответственно люди к ней не готовы.

- А ты?

- Что – я? Я всего лишь муха на этом карнавале. И по жизни один. Поэтому наверное к любви не готов.

Он встал и, разминаясь, осмотрелся вокруг.

- Что это за место?

- Когда-то в детстве я жила здесь неподалёку. А сюда в заросли мы с родителями и друзьями ходили отдыхать. Заканчивалось веселье всегда одинаково. Мужчины выпивали и начинали вслух размышлять о насущных проблемах и травить анекдоты. Женщины обсуждали мужчин или подходили к ним читать морали. Мы, дети, получали тем временем полную свободу. Гуляли до позднего вечера и там, где нам вздумается. Иногда мы с любопытством слушали разговоры отцов и их приятелей. Нас не прогоняли и даже угощали «запрещёнными» продуктами: копчёностями, чипсами, газировкой. У женщин ничего подобного не было. Да и разговоры их казались нам не такими интересными.

- Ты так тепло рассказываешь об этом месте, - с улыбкой посмотрел он на собеседницу, вновь приседая рядом с ней на сырое бревно.

- Да, иногда мне не достаёт той атмосферы и «мужских разговоров», - улыбнулась она в ответ.

- Разве ты не можешь поговорить с членами семьи?

- А ты часто с ними разговариваешь?

- Не часто. В семье меня принимают, но не понимают. С тобой скорее наоборот – взаимопонимание компенсирует отстранённость друг от друга.

- Может быть, отстранённость существует только в твоей реальности?

- Да и в твоей тоже. Наши судьбы – две параллельные линии, которые никогда не пересекутся.

- Параллельные линии не пересекаются только в евклидовой геометрии.

- Если линии не пересекаются, всё остальное не столь существенно.

- А если вообразить это пересечение?..

- Думаю, это будет нелегко… Кстати, насчёт воображения. Ты бы удивилась, если бы сейчас солнце взошло?

- Силой мысли вызвать рассвет? Пожалуй, это действительно вызовет удивление, причём не только у меня.

- Давай попробуем это сделать. Только дождёмся ближайшей электрички.

- Зачем?

- Когда солнце ещё только всходит над горизонтом, а лучи медленно прокрадываются через сумрак застоявшейся ночи по железной дороге, то проходящая пустая электричка словно наполняется изнутри неземным сиянием.

- Словно бы пересекая город в солнце, где всё иначе, чем здесь. Так?

- Необычное сравнение. Город в солнце… Ты читала Кампанеллу?

- У него был Город Солнца, а не город в солнце. То, о чём писал итальянский философ может быть создано людьми. А город в солнце может существовать сам по себе. Мне почему-то так кажется.

- А ты всё та же идеалистка!.. Знаешь, мне очень не хватало разговоров с тобой.

- Мне тоже тебя часто не хватало. Но я вспоминала, какое влияние ты на меня оказал, и становилось легче. Мне кажется, есть у тебя такая способность – пробуждать в людях интерес и изменять их. Может быть, лет через тридцать ты найдёшь свой «город в солнце» и там, сидя в плетёном кресле с видом на океан и потягивая виски, напишешь что-нибудь великое…

- Через тридцать лет я планирую уже не быть.

- Как романтично. Я тоже. Планирую умереть на дуэли.

- И я! Нам надо стреляться.

- Хм… Я никогда не смогу в тебя выстрелить. А ещё у меня была идея взять в секунданты того, кого люблю. Чтобы поцеловать его перед смертью.

- Как романтично и печально.

Некоторое время они ещё посидели молча в темноте, слушая, как где-то вдали шумит завод. А затем он встал и подал ей руку, приглашая идти следом. Она устало приподнялась и, уже без всякого смущения облокотилась на приятеля. Путь их лежал по старой тропинке, где ещё с прошлого века сохранилась остановка с давно не работающим киоском. Тускло светил одинокий фонарь и перекликались невидимые ночные животные – единственные обитатели заросшей кустарниками глухомани.

Наконец они добрели до станции и сели в электричку. Всё живое ещё спало, хотя на востоке уже заметно посветлело. Состав мчал их мимо затихших кварталов, гаражей, теплотрасс. Вскоре показалось солнце. Лучи коснулись индустриальных пейзажей и заполнили собой электричку.

- Невероятно, - тихо произнесла она. – Всё, как ты говорил.

- Непривычно видеть такой рассвет после месяца проливных дождей, - он посмотрел в окно, а затем перевёл взгляд на подругу. – Здорово ты сказала – город в солнце. Сила мысли проявилась сегодня очень ярко. Думаю, ты бы смогла об этом написать.

- Если я напишу, то лично тебе и только тебе. Писать в блог, в стол или в журналы – не для меня. Да и не умею. А вот для тебя – с большим удовольствием… Ты мне сообщи, когда возвратишься. Я буду ждать.

- Ладно. Пора домой. Надо спать… Я тебе завтра обязательно позвоню. Или напишу. И про электричку, и про дождь, и про Кампанеллу. Окей? Всё- таки хорошо, что мы встретились. Я скучал по тебе, как и по солнышку. Доброй ночи тебе… Или доброго дня.

- И тебе.