Кормилица, глава 23

   Лиза поехала на самый восток области и с неуёмной страстью взялась за работу. Вскоре всё хозяйство райпотребсоюза прибрала к своим рукам и через год уже приехала к матери на собственных «Жигулях». Она наладила связь с партийными и хозяйственными руководителями района, отремонтировала старое кафе и открыла там райповский ресторан с большим банкетным залом и меньшим – для высокопоставленных лиц. На заброшенном немецком хуторе обустроила подсобное хозяйство. Возле свинофермы распахали землю и поставили огромные теплицы. Теперь мясные блюда и салаты готовились из собственного сырья, что снижало их себестоимость. Все горожане наперебой стали заказывать банкетный зал для свадеб и прочих торжеств. Высокопоставленные лица тоже стали постоянными клиентами ресторана. Обеды для официальных гостей города, комиссий, проверок предоставлялись за счёт ресторана. Так повелось. На всё это нужны деньги, поэтому приходилось вертеться волчком.
   
   Лиза на этот счёт претензий никому не предъявляла. Наоборот, благодаря этим услугам, она чувствовала себя в безопасности. Была вхожа в кабинеты начальника милиции, прокурора, венкома, председателя горисполкома, секретарей горкома. Порой, они перед ней заискивали, потому что именно райпотребсоюз мог помочь приобрести «Жигули» или дефицитный товар. При этом на плёнке её диктофона накопилось достаточно компромата на всех этих высокопоставленных лиц.
   
   Вскоре Лиза стала присматривать участок земли в Калининграде, чтобы начать строительство собственного дома. А Бронислава Карловна теперь стала её первой помощницей и единомышленницей.
   
   Налаженное производство стало работать по инерции, её избрали председателем правления союза, и у Лизы появилось больше свободного времени. Она даже позволила себе съездить с Вероникой в Ялту на две недели отдохнуть. Немного расслабилась и на какое-то время потеряла бдительность.
   
   Погорела она на чесноке. В то время, чтобы стимулировать крестьян и горожан-дачников больше выращивать чеснока, с высоких министерских кабинетов было спущено распоряжение для заготовителей повысить закупочную цену чеснока до двух рублей за килограмм. В тоже время магазины, как и раньше, продавали килограмм чеснока по рублю.
   
   «Ни фига себе!», – воскликнула Людка Бондаренко. И немедленно побежала по магазинам: за десять рублей купила десять килограммов чеснока, отнесла кооператорам, получив за него уже двадцать рублей. Там её спросили, где она вырастила чеснок. «Где-где, - огрызнулась Людка, - на чердаке!».
   
   Между тем заготовители Лизы разъехались по сельским подворьям, по дачам горожан, но возвратились почти пустыми. Нет излишков чеснока! План по его заготовкам оказался под загрозой срыва.   
   
   Тогда Лиза с главным бухгалтером сели, подумали и нашли выход из создавшегося положения. А именно: по одним документам оформили фиктивную покупку чеснока, а по другим – его реализацию в своих магазинах. По документам получилось всё законно и чисто. При этом и план по заготовке перевыполнили, и себя не обидели.
   
   Собственно, это была одна из многих махинаций, которых никто не замечал. Потому что плановые проверки проводились формально – лишь бы в документах был порядок. Они, как правило, начинались и заканчивались в малом зале ресторана.
   
   А на этот раз контрольно-ревизионное управление прислало молодого ревизора-стажера. Две недели он сидел и рылся в бухгалтерских бумагах, не поленился сходить на центральный склад. Нигде ничего криминального не нашел и уехал в Калининград. А потом через два дня снова приехал уже на мотоцикле. Его беспокоила одна мысль: как может относительно небольшой город съесть такое количество чеснока? Да он провонялся бы им!
   
   Стажер тайно объездил все поселки района, как заготовитель чеснока. И не нашел излишков. И не нашёл тех, кто продавал чеснок заготовителям райпотребсоюза. Объехал и дачи горожан. Результат – тот же.
   
   С этими результатами он и пошел на прием к начальнику управления. А на следующий день к Лизе нагрянула с ревизией целая бригада ревизоров, которые очень скоро пришли к выводу, что делами райпотребсоюза должны заняться правоохранительные органы. Слишком много подозрительного и непонятного они здесь обнаружили.
   
   Лиза, почуяв неладное, пошла к председателю райисполкома, рассказала о своей беде. Председатель – высокий и статный отставной офицер посмотрел на неё и спросил:
   
   - Что, по-твоему, я должен сделать?
   
   - Позвоните начальнику милиции, замолвите за меня слово.
   
   Председатель изобразил на своем лице полное неведение и по-отечески осведомился:
   
   - Скажи честно, грешна?
   
   Лиза не ответила, только опустила глаза.
   
   - Ясно, - потер подбородок председатель. – Позвонить-то я позвоню. Но я не знаю, что ты там натворила. Ладно, иди.
   
   Лиза вышла на улицу и села на скамейку. Всё смешалось в её голове и превратилось в сплошной гул. В этом гуле пробивалась единственная страшная мысль: «неужели конец?». Долго сидела, парализованная этим гулом, но потом-таки очнулась, собралась с силами, встала и пошла. Надо идти, надо что-то делать. Ноги сами понесли её в направлении милиции. Как-никак начальник милиции не посторонний ей человек, может, протянет руку помощи или хотя бы даст совет.
   
   Два года он возглавляет райотдел милиции. Молодой и красивый майор даже в будний день ходил в парадном мундире. Его синие глаза и сверкающие погоны надолго стали главным предметом женских разговоров. Лизе он тоже понравился. Нет, не синими глазами, а именно блестящими погонами, сулившими ему такую же блестящую карьеру. За такого и замуж, как говаривает Валькин штурман, не в лом. Но он женат. Однако это обстоятельство не стало преградой для неё затащить майора к себе в постель. То есть, осуществить мечту большинства амбициозных горожанок. После этого она смотрела на себя в зеркало и недоумевала: «Что эти курицы в нём находят? Господи, какие дуры! Каждая мнит из себя греческую богиню. И я, дура, туда же. А он раздулся, как индюк. Нет, такие хозяевами жизни не бывают. Вот Александр Владимирович - другое дело…». 
   
   Она зашла в кабинет начальника милиции и чуть не задохнулась от табачного дыма. Майор подхватился и раскрыл окна, оправдываясь:
   
   - Летучка только что закончилась…
   
   - Ничего страшного, - просипела Лиза. – Это пережить можно. А вот у меня серьёзные проблемы.
   
   - Да я наслышан.
   
   - И что теперь делать? Ты можешь чем-нибудь помочь?
   
   Майор снова сунул сигарету в рот, морщил лоб, тёр его ладонью и даже тяжело вздохнул:
   
   - Даже не знаю, что тебе сказать…
   
   - Да чего уж, говори прямо.
   
   - Боюсь, что это дело будет под прямым контролем областного управления…
   
   Лиза посмотрела на холёное лицо майора и отметила, что он ещё и трусливый индюк.
   
   Раздражение и презрение к майору на некоторое время отвлекли её от гнетущих мыслей. Но ненадолго. Вскоре чувство обречённости снова завладело её душой. Она поняла, что никто за неё слова не замолвит. Дура. Дура! Дура! Ведь говорил старый пройдоха Константин Семёнович, что она нужна всем только в седле. Все ею пользовались, когда была в седле, а когда упала… 
   
   Ей снова захотелось зареветь, как в детстве, чтобы все обратили не неё внимание, чтобы пожалели. Только какой с этого толк?
   
   И в этот момент она отважилась на отчаянный шаг: зашла домой, захватила с собой диктофон и отправилась в прокуратуру.
   
   Прокурор встретил её чуть-ли не с объятиями:
   
   - Елизавета Андреевна, какими судьбами?!
   
   - Да вот, Юрий Михайлович, пришла к вам со своим горем.
   
   - У вас горе? Помилуйте, голубушка, если у вас горе, то что говорить нам –недобитым старикам!
   
   - Юрий Михайлович, у меня действительно проблемы. Ревизия КРУ нашла нарушение в нашей работе.
   
   - Ну да, - закивал головой прокурор, - им только дай зацепку – вымотают всю душу.
   
   - Но ведь я шла на эти нарушения не по доброй воле, - быстро заговорила Лиза, – нам приходилось накрывать столы и обслуживать за свой счёт людей по просьбе райкома, райисполкома. Нужны были деньги, вот и крутились…
   
   - Ах ты, боже мой, - запричитал прокурор, - неужели райкома и горисполкома?
   
   - Послушайте, - она вынула диктофон и включила компрометирующие записи.
   
   - Ай-я-яй, - качал головой прокурор, - ну, надо же! А, может, вы мне оставите этот аппарат. Занятная штучка.
   
   - Нет, Юрий Михайлович, пусть он пока побудет у меня. Спасибо, что вы выслушали. Теперь вы всё знаете.
   
   - Конечно, теперь знаю.
   
   Лиза спрятала диктофон снова в сумку и удалилась. Пришла на работу и попросила зайти к ней главного бухгалтера.
   
   - Влипли мы, Галина Владимировна, - тихо произнесла. - Как так вышло?
   
   - Елизавета Андреевна, что касается меня, то все документы в порядке, ни одна ревизия не подкопается. А когда придет милиция, то здесь другой разговор.
   
   - Ладно, Галина Владимировна, идите.
   
   Оставшись одна, Лиза подошла к окну.

   … Подходит к концу сентябрь. Как быстро… Интересно, что скажет мать? Скажет, что добилась того, чего хотела. Неужели конец?
   
   Какое-то время она бездумно, словно в полудреме, смотрела на двигающихся туда-сюда людей…
   
   Из оцепенения её вырвал грохот входной двери. Неожиданно в кабинет ворвались два человека в милицейской форме. Один, по всей видимости старший, стал рядом с ней, а другой начал осматривать кабинет.
   
   - Посмотри в сумке, - сказал тот, что рядом.
   
   Милиционер увидел сумку на стуле, раскрыл её и достал диктофон.
   
   - Вот он! – положил диктофон на стол.
   
   - Елизавета Андреевна, - заговорил старший, - вам придется пройти с нами в отделение милиции.
   
   - Зачем?
   
   - Такой приказ.
   
   - Чей?
   
   
   - Начальника отдела.
   
   Начальника она больше не увидела. Вместо этого её сопроводили в подвал милиции, и закрыли в пустую камеру.
   
   Лизу охватил ужас. Почему её сюда поместили? И откуда они узнали о диктофоне? Она присела на деревянный топчан. Ведь они приходили именно за диктофоном. Вдруг её передернуло от догадки: «Прокурор! Прокурор, старая сволочь!».
От безысходности она заплакала.

   Продолжение следует.