Призрачное счастье. 1 глава

     После того, как мать и отца замучили в гестапо, а на утро, принародно расстреляли на глазах всей деревни и единственной дочери, которой было семнадцать лет, из-за того, что они партизанили в лесах, Мария перенесла страшный шок. Несколько дней, она хмуро молчала, плакать не могла, просто сидела в своём ветхом доме и смотрела в одну точку. Заходили старушки, старики, молодых-то почти не осталось, многие тогда ушли на фронт, воевать.
     - Мария? Ты бы поплакала, что ли, может легче стало бы, - сказала баба Люба, соседка Марии.
     Девушка подняла голову и посмотрела на старушку пустыми глазами.      
     Похоронили родителей тихо, ночью, чтобы немцы не увидели, Мария на кладбище не пошла. Маленького роста, невзрачная, с бесцветными глазами, с бесформенной фигурой, девушка никогда не имела подруг. В школе её прозвали "белой вороной", держалась всегда особняком и больше молчала. К учёбе была безразлична, да и ходила день через день, школа находилась далеко, но училась хорошо.
     А вот родители её, были настоящими патриотами,хотя и были совершенно простыми людьми, ничем не отличающимися от других, живущих в деревне Павловка, что лежала недалеко от города, отец работал трактористом, мать на ферме, птичницей. Жили тихо, впрочем, как и все в деревне. И ведь была Настасья первой красавицей в той деревне, да и Гришка был хорош собой, на гармошке славно играл. Собирал вокруг себя молодёжь, ведь как известно, в деревне и развлечений не было. До войны клуб был, сельсовет, небольшой магазин со всем необходимым в деревне и... и всё, они были построены после образования колхоза, когда Гриша с гражданской войны вернулся. В деревне люди были не привередливые, радовались и малому, так и жили потихоньку. Гриша играл на гармошке, иные танцевали. Настасью полюбил, хотя многие добивались её расположения. Простенькая девушка слыла красавицей, но была скромна и добра.
     Свадьбу играли всей деревней, дом отвели, оставшийся от покойных соседей, всё равно стоял бесхозный. Дело то было задолго до войны. Жили душа в душу, обзаводились хозяйством, оба работящие и в доме всегда чисто, прибрано, а в печи похлёбка горячая стоит. Долго у них детей не было, года четыре, Настасья к местной знахарке всё ходила, та ей снадобья давала, да заговоры шептала. Наконец, радостная весть, Настасья забеременила, о чём и сообщила Грише. Двадцать седьмой год, голодно было, но люди выживали. Мария родилась в избе, соседка да местная повитуха приняли роды. Девочка была слабенькой, маленькой совсем.
     - Да такая навряд ли выживет, - качая головой, сказала повитуха, бабка Анисья.
     - Кроха совсем, точно помрёт, - ответила соседка, бабка Евдокия, попросту, баба Дуня.
     Но Настасья, обняв маленькое тельце малютки, сунула той грудь.
     - Бог милостив, сохранит нам с Гришей дочку, - сказала измученная родами, молодая женщина.
     И девочка выжила, но с детства была непохожа на других детей. Вечно сторонилась сверстников, когда игрались на улице, она, прислонившись к забору, хмуро смотрела на них, сжав кулачки. Её не то чтобы невзлюбили в деревне, а как бы просто не замечали. Серенькая мышка, вечно с недовольным лицом. Но Гриша и Настасья души в дочери не чаяли.
     - Странно это, Гришка и Настасья, вроде, красивые такие, в кого Мария уродилась? - шептались соседки, сидя на скамейке и щелкая семечки с подсолнухов из своего огорода.
     - Не говори, Авдотья, маленький уродец прямо, - говорила бабка Анисья.
     Шли годы, жизнь потихоньку продолжалась, а когда началась война, многие ушли на фронт, оставшиеся, в леса ушли, партизанить. Гришка и Настасья активистами были, Гришке было дано задание возглавить партизанский отряд, а Настасья не смогла усидеть дома, пошла вслед за мужем, несмотря на то, что дочь выросла. Мария осталась жить с бабкой и дедом, родителями отца. Правда, она на фронт просилась, но было это почти в конце войны, ездила в город, писала заявление, но её, почему-то, не взяли на фронт. А она для этого и курсы в городе закончила, радисткой хотела быть. Только усвоить эту науку ей так и не удалось.
     - Ну и ладно, пусть не берут. Живее буду, - пробурчала Мария, получив в очередной раз отказ в комитете комсомола.
     После расстрела родителей, девушка и вовсе замкнулась в себе, бабка умерла, видимо, смерть сына и невестки, стала для неё тяжелым ударом. Дед слёг и Мария добросовестно стала за ним ухаживать, до самой его смерти.  Но после того, как похоронили и деда, Мария долго оставаться в деревне не могла, заколотив окна и дверь дома, она подалась в город. Тем более, что в деревне у неё не осталось никого, да и в округе её не то, чтобы не любили, об этом и речи не было, просто не замечали, словно её и не было. Мария собрала небольшой узел со скудными вещами и пошла к сельсовету.
     В городе, куда она доехала на старом грузовике, который ездил довольно часто по делам колхоза, она немного растерялась, не зная, куда идти и где жить. Долго она бродила, оглядываясь по сторонам, очень устала и проголодалась. Присев на скамейку, вытащила из узла кусок хлеба и луковицу, больше ничего и не было. От лука, слёзы пошли, от хлеба в горле сухо, пить хотелось, встав, девушка пошла искать водопровод. Нашла его в каком-то дворе, вокруг дома в один этаж, за ними дворы, прилегающие к друг другу. Напившись воды, она развязала и сняла платок с головы, жарко ей стало.
     - Эй, ну-ка подойди! - услышала Мария мужской голос из одного окна.
     Обернувшись, она поначалу и не поняла, что обращались к ней, но вокруг кроме неё никого не было. Осторожно, постоянно оглядываясь, Мария подошла в окну, где стоял мужчина лет тридцати, в застиранной майке, с шевелюрой светлых волос, круглолицый, с прямым носом и довольно узкими губами. Крепкое, загорелое тело, большие, рабочие руки. Мария подошла ближе.
     - Вы меня? - спросила она.
     - Тебя. Ты что тут делаешь? Смотрю, ищешь кого? - спросил мужчина.
     - Так я это...из деревни приехала, - только и нашлась, что ответить Мария, переминаясь с ноги на ногу.
     - Работать, что ли? - опять спросил мужчина.
     - Угу... - опустив голову, произнесла Мария.
     - А что делать-то умеешь? Небось, только носки штопать, а? - усмехнулся мужчина.
     Мария кивнула головой.
     - Ну-ка, зайди, поговорим с тобой, - сказал мужчина.
     - Куда? Зачем? Неее, я лучше пойду, - испугалась Мария.
     - Да не бойся ты, не съем же я тебя. Зайди, помочь тебе хочу. Нам на завод сборщицы как раз нужны, - сказал мужчина, для верности улыбнувшись, видя, как девушка напугана.
     Но Мария так и осталась стоять, словно ноги приросли к земле. С ней никогда не заговаривали мужчины и как вести себя, она не знала. Мужчина отошёл от окна, надев рубашку, он вышел сам и подошёл к Марии.
     - Тебе сколько лет? - спросил он.
     - Двадцать скоро, а Вам на что? - спросила Мария, оторопело моргая бесцветными глазами.
     - Послушай, ты сможешь утром к заводу подъехать? План, пятилетка, обязательства... слышала такие слова? - спросил мужчина.
     Мария радио не слушала, газет не читала, так... жила изо в день и всё, без всяких радостей.
     Мария тупо посмотрела на него и покачала головой.
     - Ну ладно, сборщицей тебя возьмут. А переночевать есть где? Голодная, небось, а? - спросил мужчина.
     Мария лишь опустила голову.
     - Ладно, пошли. Жена похлёбку сварила, поешь. Но на ночь у нас места нет, комната одна, двое детей ещё, - говорил мужчина, возвращаясь в дом и оглядываясь на Марию, идёт ли она следом.
     Они вместе вошли в подъезд дома и свернули налево. Двери не было, просто проём и узкий коридор, освещённый одной лампочкой. С двух сторон двери, ведущие в квартиры, в конце коридора - окно на улицу. Пройдя немного, мужчина открыл свою дверь, прямо на полу сидело двое ребятишек, мальчики пяти и трёх лет. У стены стояла железная кровать, в середине комнаты стол и табуретки, шкаф стоял поперёк, отгороживая кровать от деревянной тахты, где спали мальчики. Хозяйки видно не было, Мария пугливо огляделась и остановилась на пороге.
     - Эй, ты чё встала, отойди, горячо, - услышала Мария за спиной и тут же отскочила, едва не опрокинув кастрюлю с супом, что принесла хозяйка, держа её серым, старым полотенцем.
     - Кого это ты притащил, Ванечка? - подходя к столу и ставя кастрюлю, ворчливо спросила женщина.
     - Из деревни она, голодная. Покормить бы надо, - ответил Ваня.
     - А сейчас все голодные, только война закончилась. А ты, как ни неделя, обязательно кого-нибудь и притащишь, - ворчала женщина.
     Мария попятилась назад и повернувшись, хотела уйти.
     - Куда собралась? Садись за стол, коли пришла. Руки то хоть чистые? Ай, ладно, сидай сюда, - указывая на стул, сказала женщина.
     Ваня улыбнулся, он знал свою жену, она хоть недовольно ворчала, но всегда уступала ему, да и добрая она была, не смогла бы голодного человека просто выгнать. Мария растерянно оглянулась и посмотрела на Ивана.
     - Тебя как зовут? - спросил он.
     - Марией кличут, - тихо ответила девушка.
     - Вася, Митяй, быстро за стол сидайте, есть будем, - сказала женщина.
     Мальчики тут же поднялись и сели рядышком на табуретки. Мария, нерешительно, тоже присела, положив  свой узел на колени и нервно теребя его. Иван взял из её рук узел и бросил возле кровати на пол, потом и сам сел за стол. Женщина разлила суп по тарелкам. На столе стоял хлеб, накрытый рушником, прямо на скатерти зелёный лук, молодой чеснок, петрушка, четыре ложки, четыре глубокие тарелки и с краю кастрюля, которую женщина принесла из общей кухни и  поставила на стол.
     - Васятка, в столе возьми ещё тарелку и ложку для тёти, - попросила женщина, разливая суп.
     - Дарья, опять суп с макаронами? - недовольно спросил Иван.
     А у Марии от голода и запаха горячего супа, закружилась голова. Проглотив слюну, она жадно смотрела на тарелку Ивана, от которой шёл пар.
     - А ты ешь, да помалкивай. У людей и этого нет, - буркнула Дарья и взяв хлеб, перекрестила его и нарезала пять кусочков. Остальное завернули обратно в рушник и унесла на кухонный стол в углу комнаты.
     Мария жадно принялась есть. Мальчики, кажется, привыкли, что иногда к ним приходят чужие тёти, а то и дяди и папка с мамкой их кормят. С едой Мария справилась первая, потом, вытирая рот рукавом старого платья, стыдливо посмотрела на Дарью.
     - Полотенце же есть, вот деревня, - тихо произнёс Иван.
     - Спасибо вам, люди добрые. Я пойду, неудобно, - поднимаясь из-за стола, сказала Мария.
     - А чё неудобно-то? Сиди уже, сейчас с Иваном к Григорию пойдёте, - сказала Дарья.
     - К какому Григорию? - испуганно спросила Мария, тяжело опускаясь на табуретку.
     - Это сосед, в частном доме живёт, правда, двора почти нет, он работает мастером на подшипниковом заводе, к нему пойдём, если ты поела, - сказал Иван.
     Мария тут же поднялась и неуклюже поклонившись Дарье, пошла к выходу. Васятка и Митяй облизывали свои ложки и доедали свой кусок хлеба. Иван встал следом за Марией.
     - Я скоро вернусь, - сказал он на ходу.
     Дом Григория стоял уровнем ниже, чем дом Ивана, пришлось спуститься, чтобы подойти к дому. Дверь была открыта, она почему-то вела на кухню, из кухни выходила дверь в коридор и оттуда уже можно было пройти в комнату и с другой двери, выйти на так называемый двор, а это была просто дорожка, которая вела к калитке. Как потом Мария узнала, двор был разделён кольчатым забором, за которым жили две сестры Григория, Вера и Настя.
     Вера, угрюмая, молчаливая, высокого роста, худощавая женщина, старая дева, к мужчинам относилась скептически. Настя, напротив, ниже ростом, полноватая, улыбчивая и добрейшей души человек. Но когда-то, она вышла замуж, а он оказался полоумным, правда, это проявилось много позже. Муж Насти не дожил и до сорока лет, в порыве приступа сумасшествия, мужчина повесился, оставив после себя умалишенного сыночка.
     Правда, мальчик рос тихим и спокойным вроде, только лицо всегда улыбалось и глаза беспокойно блуждали. Две женщины души в нём не чаяли, даже всегда суровая Вера, с ним обращалась ласково и по-доброму, называя мальчика Жорик. Редкими случаями, когда ребёнку исполнилось девять лет, у него стали проявляться приступы агрессии, всегда тихий, улыбчивый мальчик, начинал всё в доме громить, бросать и ломать. Откуда только сила  бралось у маленького мальчика? Приступ продолжался почти весь день, потом опять затишье, почти на две, а то и три недели. Часто соседи слышали, как Жорик, во время приступов, невнятно и громко кричал. Его слова понимали только Настя и Вера.
     Мальчик рос, часто выходил на улицу и широко улыбаясь, разговаривал, без конца говорил, но его никто не понимал. Местная ребятня сначала со страхом обходила Жорика стороной, но со временем, они попривыкли, подходили и заговаривали с ним. Были и такие, которые издевались над убогим подростком, а тот смеялся и кивал головой на обидные слова.
     С коридора Григория, дверь и вела на дорожку, где находилась калитка во двор к сёстрам. Но шли года и калитка открывалась всё реже, потом и вовсе перестала открываться. Брат с сёстрами почти не общался. У самого Григория рос сын, которому было всего шесть лет, жена Григория умерла при родах и мужчина остался с ребёнком один. Надо отдать должное сёстрам, они и помогли вырастить Витеньку, ведь отцу приходилось работать, да и тяжело было Григорию одному с новорожденным малышом. А Витенька рос рядом с тихопомешанным Жориком, но Григорий, зная тихий нрав своего племянника, значения этому не придавал. Ведь до девяти лет, мальчик никак себя не проявлял, а к его смешной улыбке, Григорий давно привык.
     - Григорий? Ты дома? - спросил Иван, войдя с улицы на кухню.
     Григорий показался в конце дорожки, где находилась кладовка и мастерская, вернее, разные инструменты, где Григорий любил часами мастерить. Витенька усаживался на стульчик и с любопытством смотрел, как его отец ловко орудует пилой, молотком, стамеской...
     - Ааа, Иван? Иду я, - громко ответил Григорий, идя к дому, держа за руку сына, который бежал за ним.
     Молодой ещё мужчина, с рыжевато-светлыми волосами, с веснушками на лице, с тёмными бровями, круглолицый, с прямым носом, высокого роста, крепкого телосложения, шёл навстречу Ивану и Марье. Мужчины пожали друг другу руки, Мария тихо поздоровалась.
     - Как дела, Витёк? Дай пять, - сказал Иван, нагнувшись к малышу.
     Тот, со знанием дела, хлопнул по открытой руке Ивана.
     - Холошо, - пролепетал малыш.
     - Айда на кухню, там поговорим. На работу к нам? - спросил Григорий, посмотрев на Марию.
     - Да, из деревни приехала. Тут такое дело... в общем, ей переночевать негде, а у тебя две комнаты, может пустишь на ночлег? А у меня, сам знаешь, одна комната, двое ребятишек, - сев за стол, начал говорить Иван.
     Григорий внимательно посмотрел на Марию.
     - Пусть остаётся, пока комнату не найдёт, койку не жалко, - ответил он.
     - Ну тогда завтра и приходите вместе на завод, чего тянуть, верно? - вставая, сказал Иван.
     - Как зовут тебя? - спросил Григорий, обращаясь к Марии.
     - Мария я, - ответила девушка.
     - Ты, Мария, за моим пацаном пригляди, а я Ивана провожу, - сказал Григорий.
     Мужчины вышли из комнаты, прошли на кухню и из кухни вышли на улицу.
     - Ты что, Иван, покрасивше бабу не нашёл? - спросил Григорий.
     - Да я и не искал, сама пришла, - ответил Иван.