Круговерть Глава 26

     Подаренную женой Библию Андрей всё же читал и ничего там не находил. «Одни чудеса, исцеления и пророчества неизвестно о чём». Однако один раз, после того, как с трудом разобрал с десяток страниц Канта, он лёг у окна и открыл книжку жены, открыл на случайном месте. И стал читать. Это оказалось одно из Евангелий. Окно было приоткрыто, и с улицы нет-нет, да и доносился клейкий запах цветущего тополя. Он читал и одновременно вслушивался в шумы улицы и в детский говор за окном, дети спорили, кто вперёд будет качаться, а кто после. Весенний воздух временами шевелил тюль, за которым и скрывались всё источники этих звуков. И он читал, слушал и как будто уже стал задремывать. Читал он то место, где Иисус превращает воду в вино, а камни в хлеб, совершая чудо, которое должно было доказать, что Иисус бог, потому что способен совершать такие чудеса.
 
     И вдруг у него как бы сами открылись глаза, а вместе с глазами открылся ясный смысл прочитанного. Два тысячелетия назад какой-то человек знал, что до появления жизни были на Земле только камни и вода. И это действительно так, ученые теперь это доподлинно знают. И потом «Бог» превратил воду и камни в вино и хлеб. И это действительно так, потому что на Земле теперь есть вино и хлеб. А без возникновения жизни не было бы на Земле ни вина, ни хлеба. Бог производит жизнь, то есть вино и хлеб, а не воду и камни. Берёт неживое, воду и камни, и превращает в живое, в хлеб и вино. Бог это жизнь, это та сила, которая оживляет неживое и делает живым. Бог это живое. Когда ты ешь хлеб и запиваешь глотком вина, ты ешь живое, ешь как бы тело Бога. «И не как бы, а буквально». Так выходило.

     Это я длинно записал, а в голове Андрея весь этот образ сложился в мгновение ока, и он теперь уже не со скукой, а с удивлением посмотрел на эту книжку и даже перевернул её и глянул на обложку. Эта незамысловатая притча, как ему показалось, ответила ему на вопрос, что такое Бог, на вопрос, который крутился у него в голове всё последнее время. И шум листвы, и тополиный запах, и пенье птиц, и детские голоса, и, наконец, он сам, мыслящий о боге, — это тоже было всё то же тело бога, произведённое из воды и камней. «Не сам бог, но тело бога». И это был тот бог, в которого не надо было верить, потому как он его знал, он сталкивался с ним ежедневно, ежеминутно, ежесекундно. Этот бог живой жизнью пребывал и в нём самом.

     Андрей даже встал, потому что почувствовал, что вся его система смыслов пришла в движение от того, что он только что уяснил для себя. Пришла в движение и прояснилась. В том смысле, что каждый отдельный смысл более ясен и чёток, как будто спала какая-то пелена. Он чувствовал практически физически, как в его голове устанавливаются новые смысловые связи и образуются новые смыслы. И вроде как без его участия. У него даже дух захватило от предчувствия того, какая сейчас закружится смысловая круговерть. И он теперь точно знал, что две тысячи лет назад существовал человек, который переживал то же самое и понимал то же самое. Понимал без всякой современной науки. Голова шла кругом. И просто мириады вопросов зароились у него в голове, ожидая своего решения.

     Я когда-то сам переживал нечто подобное и могу засвидетельствовать, что в такие моменты смыслы, смысловые связи, весь мир смыслов представляются куда более реальными, нежели вода и камни, нежели весь предметный мир. Это я к тому, что такое переживание моего литературного героя не то чтобы уж совсем придуманная вещь. Люди способны на подобного рода переживания. И эти переживания бывают весьма плодотворны.

     Плодотворным это было и для Андрея. Раньше понятие «бог» не имело для него такого смысла, который бы мог соединиться с другими смыслами. Этот смысл был настолько чуждым, что его смысловая система отторгала этот смысл. Теперь же всё в одночасье изменилось. Андрей не мог верить в бога, когда кто-то рассказывал, что у бога может быть, например, один глаз или три лица, что бог живёт на горе или сидит на облаке, что бог простит тебя, если будешь себя плохо вести, или не простит. В такого бога он не верил, конечно. Но совсем другое дело было — знать Бога, как он сам его знал. Знал по той воле, которая заставляла его, Андрея, изнутри быть тем, кем он постепенно становился. Он не мог верить в бога, но он мог знать бога. И знание было куда более впечатляющим опытом, нежели верование. Если бы его тогда спросили, верит ли он в бога, он бы ответил, что не верит, потому что он его знает. «Как можно верить в то, что ты знаешь?»

     Я тоже когда-то впервые испытал подобное чувство. То чувство, что Он, Его воля везде и во всём: в каждом месте Вселенной, в каждом атоме, в каждой жизни, в каждом разумном смысле. И главное в этом религиозном чувстве было — испуг, что эта всепроникающая и всеобъемлющая воля вдруг перестанет быть и ты останешься один на один с полной бессмысленностью: ни чувства жизни в себе, ни истинной мысли в голове. Ты осознаёшь, что ни за что не хотел бы, чтобы пресеклась Его воля, а возобладала бы своя и всё бы пошло по-твоему, как хотелось бы тебе. «Его — кого?» Ты не знаешь и знать не можешь, кто это, что это. Ты только знаешь — знаешь лучше, чем что-либо иное — Его волю, творящуюся всегда, везде и во всём, творящую каждое явление, каждое возникновение и каждое исчезновение.

     Это было чувство, только чувство. Облачённое в мысль и высказанное словами, это чувство превращалось в банальность, за которую стыдно. Ведь может быть, на самом деле всё не так: быть может, воля бывает только у человека, а у существующего вокруг никакой воли нет и в помине. «Но моя-то воля зародилась по чьей-то воле. Не сам же я себя замыслил, создал и одарил собственной волей». Думать, что я родился здесь и сейчас, таким, а не другим — по своей воле, совершив свободный выбор, — было ещё нелепее. Нельзя же всерьёз было верить учёным, что всё — случайность, что всё возникает случайно, а потом существует и исчезает закономерно.

     Поэтому пусть Андрей думает примерно так: «Я знаю бога по его воле, по которой я появился на свет, по которой все появились и всё появилось, по которой всё так, а не иначе, по которой пришёл, по которой уйду. Всё моё знание, которое я приобрёл и которое я ещё могу приобрести, это знание о проявлениях этой воли. Будь то химия, физика, математика или философия. Всё о ней». И ему представлялось очень странным, когда люди говорили о вере в бога, когда речь идёт о знании бога. По крайней мере, можно было бы говорить не о вере в бога, а о вере богу, который совершает то, что совершает.

     После того, как он всё это испытал на себе, Андрею хотелось поделиться этим переживанием с супругой, но что-то его остановило. Предварительно он проговаривал про себя то, что намеревался ей сказать, и понимал, что у него выходят те же россказни о боге, в которые она могла верить, а могла и не верить, пока не переживёт и перечувствует то же, что перечувствовал он. А в его россказни она куда меньше имела склонности верить, чем в те, которым верило большинство.

     «Ну и бог с ним». Важным для него оказалось другое. Он не знал замысла, не знал конечной цели всего, с ним происходящего, но по чувству жизни он был с Ним вперёд согласен. Согласен во всём.



Продолжение:  http://www.proza.ru/2019/09/24/1712