Интерлюдия. Тропы

За многие годы после Дня лесопарк на юго-западе города разросся до безобразия. Он и до конфликта был довольно густоват, а теперь и вовсе превратился в непроходимые джунгли, огромным зелёным пятном занявшими добрую часть пространства между полуразрушенными коробами панелек. Плотными неровными рядами теснились громады сосен высотой с девятиэтажный дом, осторожно крались к асфальту автодороги в край оборзевшие буйная трава и сорняки, застилали небо кроны ядовитых берёз, раскинувшихся в самом центре всего этого флорического безумия. А как известно – где опасная флора, там и не менее опасная фауна.
О чудищах, населяющих Оптимисты, ходили самые жуткие слухи. Да что слухи! Мутанты не единожды пробирались в коммуникации одноимённого убежища, расположившегося прямо под страшным парком, а один раз и вовсе уничтожили всё население мелкозаложенного сектора под зданием бывшего детского сада, заставив Совет-Опт действовать решительно – все ходы к омытому кровью бомбарю были экстренно подорваны прямо посреди той кошмарной ночи, когда полчища трауков уже начинали рваться к Парковому. Доброе угощение тротиловым зарядом осадило мутов; уроды значительно поутихли, присмирели и с тех пор поддерживали кровожадный нейтралитет, однако деморализованных людей это совсем не обнадёживало. Забившаяся за чертоги разума паника уступила место тягучему чувству неминуемого, страшащей тоске, которая за первые месяцы с момента резни свела в могилу не один десяток человек, притом всех единым методом – петля, пуля, яд. Смерть, принятая по собственной воле. Неизвестность погрузила убежище в траур, и лишь чуткость и сообразительность второго старкома Грицаенко вывела жителей из ступора, постепенно вернув быт в прежнюю колею.
Всё стало встарь.
Но гнетущее чувство скорой расправы ни на миг не покидало ни единую душу, не раз заставляя вскакивать в холодном поту посреди ночи и вздрагивать от малейшего шороха, доносившегося сверху – с враждебной, некогда принадлежащей человеку поверхности.
***
– Нос, гляди, дед какой-то ходит!
Изумлённый сталкер протянул напарнику мощный бинокль. Нос прильнул к окулярам и форменно охренел.
– Чё за? Да ну на! В натуре дед! Да ему же кабзда, едрить твою за ногу!
– В лес, в лес прёт! – бубнил на ухо первый, судорожно поводя плечами.
– И без тебя вижу, что в лес чешет, дурень! – огрызнулся второй и поудобнее устроился на бетонном выступе крыши общаги, вглядываясь в уверенно шагающую к деревьям фигуру. – Погоди-ка... Да он же без защитки! Ни респиратора, ни ОЗК. Мать моя женщина, да он точно сбрендил!
– Может, облучённый? Помирает, вот и хочет поскорее отмучиться? – догадка звучала убедительно, но Нос тут же её опроверг на корню.
– Нет, не похоже. Язв не видно, бодрячком так чапает. Да кто он, чёрт возьми, такой?
– Сектант. Или смертник. Аллах-бабах! – мерзко хихикнул первый и тут же словил от напарника увесистый подзатыльник.
– Дур-рак. – сухо отчеканил Нос и задумчиво посмотрел на лежащий у ног АКСУ. Нахмурился.
Мгновенно позабыв о дебилизме товарища, Нос наклонился к ошалевшему сталкеру и серьёзно спросил:
– Толь, а ты слышал о тропах?
Голос звучал глухо и таинственно. Даже немного пугающе.
– Какие тропы? Ты чё буробишь? – огрызнулся Толя, потирая ушибленное место. Казалось, ещё миг и он кинется месить обидчика всем, что попадётся под руку.
– А такие. Говорят, в лесу тропы есть. Там ни радиации, ни живности нет. Вообще, представляешь? Просто так ходить можно! Только узкие они, как коридоры в техблоках, а чуть сойдёшь – и конец тебе верный. Тропы не прощают таких ошибок. Задушит тебя зеленью или траук какой разорвёт. Может, и пострашнее кто. Что там в этой глуши водится?
Нос огляделся по сторонам. Вздрогнул. Опасливо покосился на колышущиеся верхушки сосен.
– Дед без нихера же шёл. А... Ёп! Дед!
Нос в два прыжка достиг края крыши, уставился вниз. Никого. Достал бинокль и снова глянул. Пустота. Лишь небольшой замызганный пятачок перед подъездами, заваленный всяким докатаклизменным хламом и мусором. Почудилось что ли? Но Толя же тоже его видел!
– Чего там? – засопел позади оклемавшийся товарищ, но ответа так и не получил.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь настойчивыми порывами холодного осеннего ветра. Вечереет, пора назад. На севере уже клубилось живым месивом свинцовое облако, неустанно разрастаясь вширь. Будет дождь. И скорее всего – кислотный.
– Пойдём, Нос. – неуютно ёжась, Толя пихнул напарника в плечо. Ноль внимания. В глазах – пустота и какая-то недобрая решительность. Ишь как себя запугал! Но запугал ли?
Наваждение прошло так же неожиданно, как и нахлынуло. Нос расслабленно выдохнул и отошёл от края, ловко подхватил хабар, автомат.
– Идёшь первым порядком. Я – следом.
– Хабар же у тебя, – попытался окрыситься Толя и тут же на лету еле-еле поймал пятикилограммовый рюкзак, под завязку набитый различным барахлом. Сталкер натужно закряхтел – штука ли: разом по рукам таким, да неожиданно к тому же?
– Теперь нет. – устало усмехнулся товарищ и поудобнее перехватил АКСУ. – Топай давай, я прикрою. Что-то здесь не то, печёнкой чую...
***
Спуск по пыльной общаге прошёл под нотационный бубнёж Толика. Такой ты, друг, сякой: шизик, пришибленный, в сказки для трёхлеток веришь – всё в этом ключе. Но напарник его слушал. Нет, не так. Не слышал. Спровадить бы занозу – и то хлеб.
Сам Нос назад в убежище уже не собирался. Ведь там, на петляющей песчаной колейке, скрытой стеной грязного бурьяна и берущей начало у покосившегося турника на самом краю башенок-общежитий его уже ждали.
Седой ощерившийся скелет, дух мифических троп выбрал новую жертву.