Круговерть Глава 27

     Когда у него в руках оказался смысловой ключ, Андрей быстро стал обращать в смыслы и остальной текст «Нового завета». Так называлась та часть книжки, подаренной женой, Которая содержала в себе Евангелия. (Я говорю, женой, но для Андрея, по правде сказать, она была, уже не пойми, женой или не женой, а скорее, и на самом деле была монахиней.)

     Книжка эта, бывшая до этого бессмыслицей, начала вдруг обретать для него реальный смысл. И чем больше он её перечитывал, тем смыслов становилось больше. А что гораздо важнее, все эти смыслы складывались в стройную смысловую систему со смысловыми связями между всеми своими составляющими. И эта смысловая система отличалась от его собственной системы смыслов. Это была система другого человека, как утверждалось — Иисуса из Назарета, сына плотника Иосифа и Марии.

     Эта система смыслов родилась в чьей-то голове и проявилась для людей два тысячелетия назад, около ста поколений тому назад. Её восприняли и пересказали, как могли, разные люди, как правило, не понимая её сути, но пересказали. Теперь она дошла и до Андрея, и её можно было понять. Он читал, и закодированные когда-то в знаки и образы смыслы начинали для него раскодироваться. Раскодироваться и оживать. И с ними можно было обращаться как с живыми смыслами, соответствующими или не соответствующими твоей собственной смысловой системе. Андрей склеивал эти смыслы, как археолог склеивает из черепков и осколков древний кувшин: склеивает и сравнительно легко угадывает и дополняет недостающие фрагменты новым материалом.

     В этом ракурсе особенно интересным может стать столкновение новозаветных смыслов с его собственными, поэтому сделаем так, что Евангелия потихоньку начнут вытеснять из зоны его внимания Канта из «Философской библиотеки», которого он как раз штудировал и пытался уловить основной смысл его рассуждений. Основной смысл у Канта выходил тот, что мир на самом деле не такой, каким мы его видим. Мы видим мир таким, каким он отражается в нашем мозгу. Мы видим отражение, собственно говоря, а не сам мир. И главное, что Кант уяснил для себя, что время и пространство это свойства отражения мира, а не свойства самого мира. «У мира свои свойства, у отражения — свои». Сам мир не может иметь свойств отражения и поэтому он существует вне пространства и вне времени. А так как мы часть мира, мы тоже существуем вне пространства и времени, а только видим и воспринимаем себя в пространстве и во времени, видим вместе с миром.

     Казалось бы, столько писал и так сложно, а выразил простую мысль, что отражение предмета отличается от самого предмета. Вроде это и так должно быть понятно каждому. Но это-то как раз и не было понятно большинству мыслителей, которых он к тому времени проштудировал. Он задался естественным вопросом, почему. И ответ на этот вопрос тоже поразил Андрея своей простотой: потому что мы не можем определить разницу между реальным миром и миром воспринимаемым. И он сам тоже не смог, сколько ни пробовал.

     Андрей как раз в это время увидел случайно по телевизору эксперимент с зеркалом и шимпанзе. В лесу поставили большое зеркало, и шимпанзе увидела там своё отражение и, естественно, приняла за другого шимпанзе. Это сбило обезьяну с толку, потому что обезьяна, не обладая абстрактным мышлением, не может в принципе понять, что такое отражение. Она не может знать, что отражение отличается от предметов, которые отражаются.  Единственно, что она уясняет с опытом, что отражения никак нельзя использовать и на них никак нельзя воздействовать. Отражение банана нельзя понюхать и съесть. Съесть можно только сам банан. Всё, что может сделать обезьяна, это сделать выбор в пользу реального банана.

     Но куда сложнее понять, что и весь мир предметов, которые мы можем брать, складывать, перекладывать, принимать в пищу — это тоже всего лишь отражение. Только отражение не в зеркале, а в нашем мозгу, а сам мир всё же отличается от того, каким он видится нам в нашем восприятии.

     И опять же, казалось бы, ну, отличается и отличается, ну и что с того? Мы же можем жить, добывать пищу, размножаться в этом мире, оперируя в голове только отражением этого мира. Мы можем, говорит Кант, как и все животные, но мы никогда не сможем понять, что такое этот мир и что такое мы в этом мире, если мы будем оперировать только отражениями. Мы будем обречены познавать не мир и его законы, а отражение мира и закономерности этого отражения. Живя отражениями и в отражениях, мы по своей сути ничем не отличаемся от животных. Прожить так было можно, понять такое своё проживание было нельзя. А, как известно, жизнь не понятая не стоит того, чтобы быть прожитой.

     И на этом Кант заканчивался. Что такое мир сам по себе, вне форм нашего восприятия: без пространства и без времени — было непонятно. Представить себе саму сущую реальность без пространства и без времени, то есть непредметно, — Андрей не мог. И это понятно. «Пускай любой из нас попробует. Как может что-то быть, если нет ни времени, ни пространства?!»

     А сын плотника из Галилеи считал, что может. «Почему он так считал?» Чтобы понять его, надо было научиться понимать жизнь без времени и пространства, без возникновения и уничтожения, без смерти и рождения. Сам Иешуа называл способность так воспринимать жизнь воскрешением из мертвых, воскрешением при жизни, а живущих во времени и пространстве он называл мертвыми, хотя тела их были живы. «Пускай мертвые хоронят своих мертвых», — говорил он, под мертвыми понимая как мертвых, так и живых. Существование тела это единственно возможная форма жизни для животного, но не для человека, который в состоянии абстрагироваться от того, что он видит и слышит, от того, что чувствует.



Продолжение: http://www.proza.ru/2019/09/25/726