Черная Воронежская Губерния 8

Этот меч особенный, он питается нашей энергией, когда мы его берем в руки, дух 850-летний набирается сил и ходит по дому, и смотрит на свой княжеский меч.
***
Хюррем ведет борьбу.
Все ближе к нашему Султану.
И на Пашу идет войной.
Но я уверен —
Султан, он разберется.
Борьба за власть,
А это штука страшная,
Кто ближе —
Тот живет в шелках.
Но предан я навек тебе.
В интриги втягивают тебя,
А ты свободен должен быть
Мыслями, речами.
Ты все часы в дороге,
Не спишь и думаешь ночами,
Как государство сохранить.
А за спиной
Борьба идет ковровая.
Хюррем! Всех медленно уничтожая,
Друзей преданных твоих,
Она почти уже на троне. Ее боятся...
И порою она уже Паша
И как жена всем управляет.
Но знаю я одно —
Ты справедлив, Сулейман.
И сам ты все решаешь!

Игорь Черных
Стих на фильм «Великолепный век».
 

Волк оборотень из леса

…Я встал часов в пять утра в туалет на улицу по-маленькому. Уже была осень, ноябрь месяц, на улице было холодно,я  дрожал от холода. И  вдруг я  услышал за спиной рычание и от испуга стал писать на ноги. Я медленно стал поворачиваться, кричать я не мог, испуг овладел мной. Повернувшись, я увидел огромного волка. Но в этот миг он просто смотрел на меня своими дьявольскими глазами!
Я хотел обойти его, но он преградил мне дорогу, я с другой стороны решил обойти, но огромный чёрный волк опять преградил мне проход к дому и на этот раз зарычал, обнажив свои острые белые клыки! Тогда я набрался смелости и просто сказал ему: «Уходи! Уходи!» Он, словно человек, посмотрел мне в глаза и в сторону отошёл. Я  — быстрей к двери.
И только зашёл на веранду, быстро захлопнул дверь, и только сейчас я испугался, и от страха стал весь трястись! Замерзший, я побежал к кровати и, холодный, прижался к сестрёнке, она меня грубо толкнула и отодвинулась. Я тогда холодные ноги стал согревать о ноги старшего брата Толика. Как уснул, я не помнил, но во сне опять пришёл чёрный зверь, он смотрел на меня чёрными-чёрными глазами, но вместо лап у волка были копыта, и колени были вывернуты назад. Но волк-дьявол не
гнался за мной, он подошёл во сне, коснулся своей жёсткой шерстью моей ноги и просто, как смиренный преданный пёс, лёг около меня! Утром я пошёл в огород и, где росли густые заросли сирени, я просто почувствовал на себе чей-то взгляд, подошёл ближе и увидел волка: его правая задняя нога была вся в крови! Я подошёл ближе и сказал, прямо посмотрев ему, этому чудовищу, в глаза: «Ты кто? Друг или дьявол?» Волк моргнул обессиленным взглядом и продолжал смотреть на меня, как на
союзника, на друга! Я  побежал в  дом: «Мама, там собака!» Мы пошли, сестрёнка Лена, я и мама: «Нет, сынок, это не собака, это, похоже,волк… Не подходите к нему! Пойду к Ивану, пусть его убьёт!» Мы с сестрёнкой, словно по команде, встали вдвоём на защиту зверя. «Да, он зверь, — подумал я, ещё тогда маленький, — но мы, люди, не должны быть зверями!» Мать, посмотрев на нас, сказала: «Хорошо, дети, я с вами, будем его кормить!» И  мы стали его кормить, за ним ухаживать, но к  себе он подпускал только меня! Зверь чувствовал кровь, которая во мне текла, зверя! Но я был, в отличие от него, в обличье человека! Но тогда я считал себя таким, как
все дети! Волк поправился, но картечь осталась в его ноге. Мы с сестрой подружились с ним, стали его звать Тёмным. Он был нам предан, хотя выл по ночам на луну, да так, что и я с ним выл! Мы были с ним одной крови! Но тогда я ещё всего не знал… Утром мы, проснувшись, с  сестрой услышали, как мама прогоняет кого-то со двора, мы выбежали во двор. Во дворе стоял с заряженным ружьём Иван:
— Он, Уля, дьявол, он не просто воет, он душу вытаскивает из груди, я охотник, я знаю зверей! Это не волк, он дьявол! И правда, волк ощетинился и бросался на цепи на Ивана.
— Дай я его убью!
— Уходи со двора, Иван, его мои дети любят, и  я  так решила, кем бы он ни был! Не будь фашистом, стрелять его я тебе не дам! Тут мы выскочили на помощь:
— Не-а, не-а! Волк наш! — и я, подбежав к волку Тёмному, его обнял… Увидев, что волчара подпустил четырёхгодовалого ребёнка к себе, Иван спустил с ружья курки:
— Ну ладно, Ульяна! Будь по-твоему! — плюнув на землю, ушёл. Но волк и  я
 продолжали ночами выть! И  когда я  выл,
я чувствовал, что я особенный. Пусть это было даже во сне!
Но каждый мой сон сбывался, как и этот.
Снится мне сон, как мы с сестрой играем, и как будто из
темноты чёрный страшный зверь бросается на человека, который хочет обидеть меня. А было это так: мы, проснувшись,
40 41
играли во дворе, Тёмный сидел на цепи и всячески пытался
снять с себя ошейник, нам было смешно — он помогал лапами и ушами, но ошейник крепко сидел на его шее! Он рычал,
оттого что у него не получалось. Тут к нам зашёл Вован, только что освободившийся из мест заключения.
— Где батя? — спросил грубо сосед-уголовник.
— Во времянке приклад на «Зауэр», два кольца делает.
— А это чё за пёс?
— Это не пёс, — ответил я, — это Тёмный, он волк!
— Волк?! Какой же он волк? Худой и на цепи, волки на
цепи не сидят!
Я заступился за зверя:
— Он не простой волк, он особенный, который понимает меня! Но Вовану было по барабану, он был пьян, и  ему море было по колено. Он прямо пошёл на волка, при этом меня грубо оттолкнув. Только хотел его пнуть ботинком, как Тёмный
в один прыжок вцепился в каблук, оторвав его от ботинка, потом в ногу! Вован, битый уголовник, рванулся от волчары бежать и прыгнул высоко на забор.
— Бля буду! Бля буду! Волк!  — заикаясь, бубнил Вован. — Хватка звериная! Как вы его приручили? Волк рвался на уголовника, но цепь держала зверя! Я подошёл к Тёмному:
— Успокойся, ты — мой друг!  — и  волк успокоился и строго посмотрел на меня.
— Ты молодец! А ты, — я показал на Вована пальцем, — если будешь обижать моего друга, я его отвяжу, спущу с цепи!
— Не-а, не-а, Сашок-малышок! Всё нормалёк! Я  к  отцу пришёл! — и он заковылял без каблука к отцу на веранду. Уже там, в проёме, попросил меня:
— Сашок, верни мне, пожалуйста, каблук!
Я, гордый победой, ответил:
— Хорошо!
Взял его оторванный каблук и отдал Вовану. На следующий день я плохо спал, что-то меня тревожило, я разговаривал во сне и увидел, как на Лену, сестру, что-то налетело. Я стал лыжами бить зверя, он повернулся ко мне, оскалив клыки, и сказал:
— Ты ударил меня? А  я  был тебе верным! Прощай!  — и исчез в лесной чаще!
Мы с сестрёнкой пошли кататься на лыжах, и Лена сказала:
— Давай возьмём Тёмного!
— Давай! — обрадовался я, и мы сняли с волка цепь. Я поехал с горки первый, волк просто стоял и смотрел, то ли на меня, то ли на лес. Но я думал тогда, что он смотрит на меня и гордится, как я круто спускаюсь с Калдубани и лихо
прыгаю на трамплине! Тут ко мне подбежала сестрёнка и сказала:
— Ты уже три раза съехал с горки, а я ни одного!
Я ответил:
— Последний раз — и тебе отдам!
— Нет! Нет! — заплакала сестрёнка. — Мы же договаривались по очереди!
Я снял лыжи и швырнул их далеко в снег:
— Забирай и катайся, а я пойду домой! — я отвернулся от
сестрёнки и пошёл в сторону дома. Лена накинулась на меня
сзади и стала меня избивать. Волк, стоявший метрах в пяти,
резко прыгнул и,  сбив сестру с  ног, стоял над ней и  рычал!
Я,  испугавшись за сестрёнку, схватил лежащую лыжу и  стал
бить Тёмного, отгоняя его от сестры. Лена орала как бешеная!
Я три раза ударил волчару! Он на меня огрызнулся, посмотрел
в  глаза, молча отпустил жертву, отошёл метра на три, постоял, посмотрел в мои глаза, и я как будто увидел, что он, как человек, заплакал! Я был маленький тогда, не понимал, я думал, что он просто зверь и у него нет никаких чувств, любви; он на меня посмотрел и человеческим голосом сказал:
— Я тебе был верным и преданным, я твою сестру не тронул! А ты на меня поднял руку! Эх ты! А я считал тебя самым близким!!! — и, отвернувшись от меня, он побежал в лес!
А я к сестре:
— Ты как, жива? — но волк не укусил Лену, как обещал, он просто защищал меня! Такой друг-волк был в детстве у меня! Порою я ещё долго
слышал его вой! Иван-охотник злорадствовал:
— Ульяна, скоро принесу его шкуру или его самого! Но через месяц и  сам Иван-охотник пропал. Его нашли только по весне, когда сошёл снег, в  Калиновом яру  — его съели волки, а я знал, кто это был! И когда он выл, выл и я во сне! Мы были с ним одной крови! Он и я! Вот такой волк жил у меня! А тут по весне, в марте, умерла родственница, бабка Грабля, хорошая бабка, но колдунья. Мы, детишки, да что говорить, и взрослые, боялись её, обходили огород и дом, и саму
Граблю. Она всегда ходила в чёрном, а взгляд её был чертовски страшным! Если она смотрела на кого, у того всегда были проблемы и часто случались несчастья. Вот опустили её гроб в  глубокую могилу, все стали кидать землю вниз, и  я,  и  друзья-малыши тоже стали кидать землю, но я не мог оправиться от увиденного, от белого мёртвого лица, и её лицо стояло передо мной. Я кинул комок земли и за землёй полетел в глубокую могилу… Меня один из родственников поймал за левую руку и тащил наверх, а бабка Грабля из могилы тащила меня за ногу вниз к себе… Я кричал, но мужики только втроём смогли меня оторвать при помощи молитвы священника от невидимых рук бабки Грабли. Потом у меня на этой ноге, особенно по весне, выходило красное пятно и чесалось. В Алексеевской больнице мне сказали, что я подхватил чесотку, но после смерти Грабли большое пятно проходило. И я опять жил, как все дети. Опять до марта. Вот такая маленькая история! Всё
по-честному! Вот май, цветёт черёмуха, а  у  нас в  Воронежской губернии тепло, первого мая уже посадили картошку, лук, чеснок, а тут Пасха, великий праздник, мы — в лес! Я со старшим братом Александром, он мне вручную делал лыжи, мы их
кипятили в ведре, а потом загибали, хороший у меня работяга-брат, а сани какие он с рулём сделал! Талантище! И вот мы с ними, со старшими, в лесу. Я же крутой, обезьяна, залез на дерево, и, как во сне, полетел в пропасть! Да, такой приснился сон! Мы шли по лесу, и я с друзьями залез на дерево, прыгал с ветки на ветку. Старший брат, на девять лет старше меня, сказал: «Ну-ка, слазь, а то упадёшь!» Я ответил: «Я? Да никогда!» — забыв про сон! Мы играли в Маугли и бандерлогов. Ребята кричали: «Санька, Санька, давай!» И я прыгнул на ветку, дубовая ветка спружинила и хрустнула, и я полетел вниз, а внизу стоял рядом высокий пенёк с острыми углами, и я рёбрами со всего маха ударился о него и умер… Ни вдохнуть, ни выдохнуть я не мог! Передо мной стоял чёрт, лохматый и вонючий, и молча смотрел на меня, но опять я не мог посмотреть ему в глаза! Я очнулся и открыл глаза. Рядом стоял мой брат и ругал меня, ощупывал мои рёбра, у меня всё болело, даже грудь, я дышал короткими глотками. И мне было больно, и  ощущение, что я  умираю. Я  сказал: «Я умираю! Как бабка Грабля!» «Дурачок, — ответил Александр, брат, —
я ещё на твоей свадьбе погуляю!» Взял меня на руки и понёс домой, я обнял его за шею и не понимал, кто я такой, почему люди не страдают, а я страдаю! Может, и правда, ведьма Авдотья сказала, что я особенный ребёнок! Как это понять  —
особенный? Теперь, с годами, я понимаю, что я вижу то, что простой человек не видит…
А тут уже лето, июнь, школьные каникулы, и мы гуляем допоздна, ведь родители работают посменно, а кто и до утра. Мы собрались, а было уже 12 часов ночи… Куда пойдём? И что вы думаете, кто предложил пойти на кладбище — ну, конечно, я!
Мы пошли на старое кладбище, оно было всё заросшее кустарником и деревьями, и там только что похоронили Николая рядом с матерью. Мы крались, не спеша… Как вдруг с дерева слетела огромная сова и издала звук «А-а-а-а!», как будто сирена. Мы упали на землю и схватили друг друга за руки, все дрожали, но никто не хотел быть трусом. Я шёл первым, и меня манила эта могила, только раздвинув кусты, я увидел белое облако, исходящее из земли. Я пригнулся к земле и сказал своим пацанам: «Смотрите!» Я задрожал и увидел, как ребята отошли от меня и бросили одного, но я не стал отступать, понимая, что завтра уже будет знать вся деревня, что я трус. Я просто стоял и смотрел, как белое облако превратилось в силуэт человека с руками и ногами, который стоял на своей могиле и  смотрел на меня, а  я  смотрел, покрывшись весь потом, на него. Эта дуэль продолжалась, может, секунды, может, минуту, и облако опять превратилось в круглый шар. Васёк подошёл ко мне и предложил: «Давай, Санёк, поймаем это облако и унесём с собой!» Все пацаны это предложение поддержали. Но чем ловить? Сделаем из клеёнки сачок! И быстрыми
шагами полезли через забор к Позднякам, что жили у кладбища, и  со стога сена стянули прозрачную клеёнку, сделали из неё сачок и пошли на могилу. Но когда мы пришли на свежезахороненную могилу, белого светящегося облака не было. Только мы хотели уйти — и облако появилось. Это я видел первый раз светящееся облако в виде человека, теперь это облако было овальным. Мы подошли со стороны креста, подняли
свой большой сачок и зачерпнули это облако из могилы! Васёк, дрожа, радовался: «Поймали, Поймали! Мы смерть поймали!» Опустив на землю, мы взяли за края клеёнку и завязали туго в узел. И правда, там внутри что-то было… Мы нажимали на клеёнку, а она внутри была твёрдой! А когда мы били кулаком по шару, оттуда давали нам сдачу! Мы, радостные, что поймали смерть, бежали в центр деревни Глуховки. Но там уже все разошлись, мы остановились у клуба, сели на лавочку и задумались, что будем делать со смертью? Надо было спрятать или забрать домой, да что говорить, нам по четыре-пять лет! Все боялись, тогда я предложил спрятать у меня во времянке до следующего дня. Так и порешили! Я взял смерть и оставил
на чердаке во времянке