Русская Одиссея продолжения глав 15

                ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ

                ДИКОЕ МОРЕ


                Глава первая
                В ОТКРЫТОМ МОРЕ

     Когда стихли бурные восторги по поводу обретённой свободы, на восставших навалилась неодолимая усталость. Все безумно вымотались за две бессонные ночи и роковой мятежный день. Иван Алексеевич, прогоняя сонливость, махнул кудлатой головой и отдал долгожданный приказ:

- Роздых, земляки! Сотники — ставьте сторожей к парусам! Плывём на полночную сторону! Господь за нас — ветер попутный!

     Выбрав дозорных, измождённые люди улеглись вповалку, погружаясь в глубокий сон под размеренный плеск волн...

     В тот же вечер, ещё засветло, оба героических судна вновь сошлись до следующего утра. На них заранее зажгли горючие факелы из-за опасности столкновения. К закату заметно стих ветер. Опали надутые паруса.

     Алексеевич встал у крутого корабельного борта, обращенного к другой джонке, и разглядел там близких друзей. Пронзительным молодецким посвистом и призывными жестами кликнул своих сотников. С соседнего судна поспешно спустили на воду рыбацкую лодку. Она после недолгой загрузки стремительно стала набирать ход, буравя приподнятым носом покатую волну. Среди десятка проворно гребущих выделялись своей мощью Никонор и Гаврила. Из утлого судёнышка, прибившегося к высокой джонке, подплывших поднимали наверх под весёлые шутки выспавшихся мужиков:

- Мы от ворога ушли — сразу гости подошли!
- Никонорушка, на кого оставил свои хоромы на волнах?
- На Пахома — морского волка!

     Тепло поприветствовав друг друга, руководители восстания прошли на корму для первого открытого совета. Немало у них накопилось разных дум о дне сегодняшнем и о смутном будущем, хотелось услышать суждения близких товарищей. Поначалу воцарилось молчание. Вольный морской воздух свободы пьянил соратников, и суетливые мысли разбивались, как немые волны о борт корабля. Первым очнулся от новизны ощущений домовитый крестьянин Семён Огонёк:

          - Съестных припасов было на неделю, а нынче все дорвались, будто ни разу не едали. Ежели так пойдёт, как после Великого поста, то на два дня и хватит.

- Поставить нужно кого-то к запасам, — указал Иван Алексеевич и тут же предложил словоохотливому рыжему сотнику: — Ты и будешь со своими братками ведать пропитанием в дружине, а то и вправду перемрём до берега.

- Верно! Подтянем пояса! — согласился крестьянский предводитель.
     Тут с вопросом ко всем обратился озадаченный Гаврила Молчун:

- Кто же мы теперь — вольная дружина иль пришлые сторонники[1]?
     Немного поразмыслив, ответил Фёдор Книга:

- Когда поднялись на безбожных мунгалов — были дружиной. С сей поры и до самых Батыевых кочевий нам лучше глухой стороной пробираться, раз силёнок маловато, выходит — сторонники мы. Хотя для небольших лесных народов — дружина, понятно.

     Иван участливо посмотрел на поникшего от личного горя Новгородца и сказал:
- При мятеже гибли в основном воины прикрытия, немало и из сотни Никиты. Тебе, Никонор, как выйдем на берег, и соединить два поредевших отряда.

- Никонор молча кивнул, продолжая думать об убитом брате.
- Покуда ветер в спину дует — добро, — стал вслух размышлять Фёдор, — Но ежели круто переменится, придётся туго, могут и вёсла не помочь.

- Не лучше ли потихоньку сворачивать ближе к земле? — прогудел басисто Гаврила, с тревогой оглядывая бесконечный морской простор.

- Дней пяток — и повернём, — вспомнил предостережения корейца Иван, — сейчас к берегу нам нельзя: мунгал можно встретить.

- Твоя правда, — подтвердил Фёдор Книга. — Ли Сан Ми заверял, ежели плыть в полночную сторону несколько дней, а после на закат, то увидим дикие земли Азии.
     До самой ночи толковали сотники с вожаком о своём житье-бытье, но затем неодолимый сон властно призвал их к себе.

     Настало туманное утро. Никонор и Гаврила поспешили на вторую джонку, потому как вновь крепчал попутный ветер. Мятежные суда под ласковым летним солнцем поплыли вровень друг с другом, бороздя крепкими носами синее море. У смежных бортов яблоку некуда было упасть. Ростовские
--------
[1] Сторонники – свободные, народные отряды – партизаны.

молодцы, коих не прихватила морская болезнь[2], непринуждённо гомонили, стараясь докричаться до знакомцев на соседнем корабле:

- Савелий! Морем хорошо, а пешком надёжней!
- Вавила! Начало — половина дела!
- Скоро пойдём вслед за красным солнышком!

     Иван Алексеевич не сдержался, вскочил на высокий нос китайского судна ц обратился к своим сторонникам громовым голосом:

- Ладно ли удальцам под моей рукой?!
     Гул одобрения пронёсся над безбрежной равниной дикого моря: «Ладно!»
Иван, счастливо улыбаясь, продолжал:

- Двинем дремучими лесами до мунгальских стойбищ, да тряхнём Батыево родовое гнездо, а после — на Русь!

     Задрожала округа от грозных и буйных криков:
- Верно! Отомстим за поруганную Родину!
- За родных и близких!
- На поток Батыево семя!
   

                Глава вторая
                ПРОТИВНЫЙ ВЕТЕР

     Несколько долгих летних дней русским путешественникам сопутствовал сильный полдневой ветер. Каждое утро трое бывалых моряков — Студёный, Полночный и Новгородец — обучали команды судов парусному делу. Временами джонки меняли курс, пытаясь идти в разных направлениях по отношению к ветру. Опытные на морях люди хорошо понимали, как изменчива тут погода. И в один погожий вечер это подтвердилось. Внезапно затих попутный ветер и повисла тревожная тишина. Дикое море казалось мёртвым — на зеркальной поверхности не сплеснула ни одна рыба, на безоблачном голубом небе не мелькнула ни одна птица.

     Алексеевич спешно призвал на нос корабля Студёного, Книгу и Ли Сан Ми, а с другого судна прибыли встревоженные Новгородец и Полночный. Толмач Фёдор, выслушав речь корейского рыбака, кратко перевёл суть:

- Ещё в посёлке на берегу старые люди по разным приметам предсказывали, что после полдневного ветра подует с заката — благоприятствующий для выхода к Японии. Ли Сан Ми считает, что мы уже
--------
[2] Морская болезнь – головокружение, тошнота и рвота бывает у людей при качке судна.
миновали обжитые корейские земли.
         - Надо немедля идти на вёслах к суше, — настаивал Никонор, — Иначе — беда!

     Студёный подхватил обеспокоенность Новгородца:

         - Противный ветер запросто унесёт нас незнамо куда. А ежели грянет буря, джонки легко могут потеряться, и тогда на веки вечные мы не сыщем друг друга.
- Выход один, — кивнул Иван, — уповать на волю Божию и грести, не переставая, поочерёдно меняясь...

     Не дожидаясь утра, дружина взялась за вёсла. Никто из мужиков и слова супротив не сказал. Отдохнувшие за последнее время ростовчане и сами понимали, чем грозит им бездействие перед лицом наступающего голода в пустынном море.

     Черноту ночного неба скрашивали бесчисленные звёзды и одинокая луна, заливающая тусклым светом водную гладь. Опытные Никонор и Пахом уверенно направляли ведущий корабль, читая звёздную книгу в своём далеко не первом морском плавании. Два огромных тёмных призрака мерно скользили по безмолвным водным просторам навстречу неизвестности.

     Три последующих дня продолжалось полное безветрие. Скудные запасы еды и питьевой воды подходили к концу. Ослабевшие от постоянной и изматывающей гребли мореплаватели стали по ночам отдыхать, не тратя последние силы.

     На четвёртое утро, Иван Алексеевич, сев за весло, подбодрил уставших земляков:

- Соколики, нужно подналечь, к берегу уже плывём! Не дай Бог, задует противный ветер — очутимся в бескрайнее море.

     Неожиданно на джонках заметили вдали непонятные всплески и покатые волны, расходящиеся во все стороны. Ли Сан Ми опытным рыбачьим глазом углядел пару китов-полосатиков, шумно играющих между собой. Мигом к корабельным бортам высыпал любопытный до зрелищ народ и полетели весёлые прибаутки:

- Чудо-юдо! Рыба-кит!
- Дорого яичко ко Христову дню!
          -За вкус не ручаюсь, а пища будет!

     Деловитый Семён Огонёк, воплощая чаяния крестьянской сотни, да и всех полуголодных моряков, подступил к вожаку дружины:
- Алексеевич! Горы мяса и сала тут воду мутят! Живот начинает сводить — нельзя мимо такого проплыть.

     Иван понимающе призвал:
- За копья, други!

     Безудержный азарт и нетерпение овладели всеми поголовно. Суета поспешных приготовлений и нервная дрожь, как перед первой встречей с любимой женщиной, охватила уже взрослых мужей.

     Никонор и Иван стали медленно заводить свои суда с разных сторон, окружая гигантских животных, одновременно спуская на воду лодки. Дружина горела желанием удачно поохотиться даже в столь непривычных для лесных жителей условиях. Возбуждённые воины держали копья и стрелы, советуясь с Полночным и Студёным — куда ловчей метать стальные жала.

     Но удача отвернулась от славян. Неуклюжие с виду морские чудовища, каким-то образом почуяв приближающуюся опасность, проворно махнув хвостами, быстро отплыли в северном направлении, пуская на ходу высокие фонтаны. Русские сразу устремились за китами, решив не упускать столь важную для себя добычу. Тут вскрикнул кореец Ли Сан Ми и дёрнул Фёдора Книгу за рукав, указывая пальцем в небо:

- Ветер подул со стороны заката солнца! Ежели он усилится — тогда — беда!
     И вправду, от лёгких дуновений с запада паутина зыби уже покрыла водное пространство. В пылу азарта охотники чуть не обрекли себя на большие неприятности от капризного моря. Алексеевич в сердцах плюнул и отменил преследование, приказав плыть в прежнюю сторону к неведомому, но столь спасительному берегу. Рыжий Семён и многие другие, расстроенные неудачей, костерили встречный ветер и жаловались на судьбу:

- Ядрёна Матрёна! Беда не приходит одна!
- Ни охоты, ни погоды, а голод — не тётка!

     На кораблях заканчивалась последняя вяленая рыба и мучные лепёшки, а пресной воды оставалось совсем немного — по братине[3] на человека. Русские шли на вёслах навстречу зловредному ветру, стиснув зубы, и гребли до кровавых мозолей на руках. Так тянулся утомительный день, и так продолжалась долгая ночь. Коварное море испытывало чужестранцев.

     Противный во всех отношениях западный ветер хоть и не усиливался, но дул с упорным постоянством. До отчаяния ещё было далеко, но грусть и апатия читались на многих лицах. Никто не бросал тяжёлое весло, понимая, что иначе всем грозит неминуемая смерть от голода, жажды или слепой морской стихии.
--------
[3] Братина – русская средневековая мера ёмкости, равная примерно одному литру с четвертью.
                Глава третья
                ЗЕМЛЯ БЛИЗКО!

     Следующим утром, едва из-за тёмных водных глубин взошло красное солнце, как забрезжила надежда на спасение. Томительная тишина оборвалась. Зоркий Никонор Новгородец, сидя на носу ведущего корабля, вдруг закричал хриплым голосом:

- Чайки! Чайки! Земля близко!
     Свободные от гребли мужики и юноши в едином порыве прильнули к бортам, жадно пытаясь разглядеть морских птиц. Над самой водой и высоко в синем небе реяли белые чайки.

- Слава Господу!
- Земля близко! Ура-а-а!

     Все бросились обниматься, а ремесленник Максим Балагур, хоть и ослабевший и отощавший, пошёл в пляс. Кто был на вёслах, оживились и заработали быстрей, с огоньком. Богомольный Фёдор Книга, истово крестясь, поделился радостью с товарищами:

- Как задул встречный ветер, я горячо молился, чтобы он не усилился. Бог услышал просьбу, и мы, быть может, достигнем желанного берега.

- Однако, земли не видать, а тучки по небу пошли, — тяжело вздохнул Семён Огонёк.
     Люди до боли в глазах вглядывались туда, где над морем носились неугомонные чайки. Резкие птичьи крики казались русским, вконец уставшим и голодным, настоящими соловьиными трелями.

     Отчаянная гребля ни на миг не прекращалась. Мокрые от пота спины, кровавые мозоли на руках, недосыпание — всё это ставило исхудавших мореходов на грань помешательства. Ростовчанам иногда блазнилось, что их суда стоят на месте из-за лобового ветра, не приближаясь к заветной цели. Тогда раздавался ободряющий голос вожака:

- Наляжем, браты! Скоро земля, а там и пища.
     Иван сам не однажды садился за весло, прилагая свою неиссякаемую мощь. Гребцы сменяли друг друга всё чаще, так как силы покидали русских, не евших второй день кряду.

     Ближе к вечеру оружейник Максим сполошно закричал, стоя на носу джонки:
- Земля! Земля, православные!

     На кораблях враз зашумели, сотрясая воздух радостными возгласами: «Земля!» и вновь все взоры обратились в сторону тусклого заката. Там у горизонта, между серыми облаками и свинцовыми водами, обозначилась едва заметная полоска суши.

     Сверху на головы взволнованных моряков брызнул мелкий летний дождь, принося прохладу и долгожданную влагу. Воду с небес собирали на обеих джонках во всё, что было под руками. Густая моросящая пелена окутала окрестности. В то же время утих, наконец, и встречный ветер. Благодаря затишью на блеклом море, русские корабли в вечерних сумерках приблизились к берегу и бросили якоря.

     Снова на судне, где находился вожак, сошлись руководители его отрядов под несмолкаемый говор шумливой толпы.

- Тише, земляки! Надо осмотреться — нет ли где наших ворогов. — увещевал Иван Алексеевич, видя радостное оживление ростовчан: — Утро вечера мудренее, а пока что ни зги не видать.

     На совете дружины решили по возможности скорей высадиться на берег, чтобы хоть как-то утолить жестокий голод. На охоту стали отбирать наиболее крепких мужей и парней. Одновременно с этим с кораблей сцустили обе лодки, и старик Ли Сан Ми при живейшем участии молодых мореплавателей поставил свои рыболовные сети. Он уже пробовал ранее при безветрии ловить рыбу в открытом море, но тогда ничего путного поймать не удалось.

    Долго судили и рядили сотники с вожаком, как дальше поступить: сразу идти пешими по незнакомым местам или найти удобную бухту и подкормиться, чтобы потом плыть вдоль побережья на север — издалека огибая опасную степь. Не придя к единому мнению, воеводы, не съев ни крошки, пропустили лишь несколько глотков дождевой воды.

    Долгожданное утро принесло и огорчения, и радость. Как только восходящее солнце бросило свет на желанный берег, так разочарованные вздохи и тревожные крики полетели с обоих судов:

- Приплыли к нелюбимой тёще на блины!
- Локоть близко, да не укусить!

    Сумрачные утёсы громадными глыбами нависали над просыпающимся в туманной дымке дремотным морем. Когда видимость улучшилась, путешественники с грустью приглядывались к неприступным берегам, так и не находя возможного пристанища. То тут, то там из воды шипами торчали уродливые обломки скал. В довершение нерадужной картины, задул южный ветер, поднимая шуршащие волны у неприютного побережья.

    Зато порадовал дальних чужестранцев опытный корейский рыбак. На заре Ли Сан Ми вытянул с помощью русских свои сети и с удовольствием представил на всеобщее обозрение богатый ночной улов. Свежей рыбы хватило, чтобы приготовить лёгкий завтрак для оголодавшей дружины. Неизвестные славянам горбуша и корюшка оказались необыкновенно вкусны.

     Позже кореец вновь удивил своих товарищей. Он, пристально осматривая грозные скалистые берега, внезапно вспомнив, стал возбуждённо и быстро рассказывать Фёдору Книге, а тот известил соратников:

- Когда-то давно нашего Ли Сан Ми с отцом застала в море буря. Их лодку занесло в полночную сторону. Там они увидели землю — энто было побережье большого залива. Вскоре несчастные укрылись от непогоды на одном из диких островов. С установлением хорошей погоды и благоприятного ветра, рыбаки поплыли вдоль азиатских берегов в полдневную сторону и после долгих скитаний вернулись домой. Кореец вспомнил знакомые очертания и скал, и гор. Он обещал, что ещё днём ежели будем с попутным ветром двигаться у берега, то заметим огромный залив. Ли Сан Ми найдёт тот самый остров, где на первое время у нас сыщется хоть какая-то еда и пристанище.

     Обступившие толмача усталые ростовчане воспряли духом:
- На остров, браты! Там подкормимся и отдохнём!
- Вожак, веди вольную дружину на остров!

     Алексеевич переглянулся с Новгородцем, который, улыбаясь, кивнул. Богатырь поднял пудовые кулаки и прокричал громовым голосом:

- Поднимай якоря! Распускай паруса! На остров!
     Сторонники деловито, и даже не спеша — сколь позволяли их оскудевшие силы, стали готовить джонки к дальнейшему плаванию. А Никонор с Гаврилой отбыли в пляшущей на игривой волне курносой лодке к своему судну.

     Заканчивалась суета на кораблях. Они, как две большие гордые птицы, распустив белые крылья, полетели мимо мрачных утёсов на север к желанному острову.