Глава XXVШ. Ночной кошмар

Элизабет уже исполнилось 16. Она с детства обладала удивительно яркой, казавшейся многим кукольной, красотой… Но иногда бывает так, что очаровательные дети, по мере взросления, становятся людьми с весьма заурядной внешностью. Случается и наоборот – «гадкие утята» превращаются в «прекрасных лебедей». Элизабет, которую родители и сестра называли «Лизхен», принадлежала к тому счастливому типу женщин, которые поражают воображение окружающих с детства – и на протяжении всей жизни. И каждый возраст привносит в это очарование что-то своё, неповторимое. И если существуют в этом мире абсолютные красота и совершенство, то это в полной мере можно было отнести к Элизабет. Помимо яркой внешности, она обладала живым характером, эмоциональной подвижностью и незаурядными способностями к музыке, пению, живописи. Её отец не жалел средств на учителей и преподавателей музыки, вокала, танца… И те с удовольствием занимались с очаровательной и способной ученицей…

Теодор-Георг Фридлендер безмерно гордился своей старшей дочерью, обожал её до безумия, но, в то же время, волновался за неё не меньше – если не больше – чем за свою неизлечимо больную младшую дочь Ирен. Так владелец уникального драгоценного камня, находится в постоянном страхе за его сохранность. Он часто со с грустью думал о том времени, когда она выйдет замуж и покинет дом. Но еще больше он опасался, как бы она не стала жертвой какого-нибудь соблазнителя или, не дай Бог! насильника, которые, как ему казалось, табунами бродят за воротами их дома. Как у большинства людей, ставших родителями в позднем возрасте, его страх за жизнь и здоровье детей носил параноидальный характер. И поэтому, даже когда дочери подросли, отец всё равно запрещал им покидать пределы усадьбы в одиночку – без матери или кого-либо из слуг. Но и в кошмарном сне он не мог себе представить, что главная опасность таится именно внутри дома…

С того памятного вечера Гюнтер совершенно лишился покоя. Несмотря на богатый «мужской» опыт, он был абсолютным невеждой в том, что касалось области чувств, и не отдавал себе отчёт, в том, что происходит. Он знал Элизабет с детства и всегда относился к ней, как к ребёнку. Что же дало толчок его внезапному «озарению»? Гюнтер не был склонен к аналитике и совершенно лишён привычки разбираться в происходящем – как вокруг себя, так и «внутри». Окружающую действительность он воспринимал, как некую данность, к которой просто необходимо адаптироваться, чтобы продолжать существование. Но пока речь шла о неких внешних обстоятельствах, от него не зависящих, он вполне успешно справлялся с этой задачей. Когда же странные изменения стали происходить «внутри», в его сознании, ощущениях, мыслях, желаниях, он утратил всякую ориентацию и способность действовать осмысленно. Но природа наградила его бесценной способностью сохранять внешнюю невозмутимость при любых обстоятельствах.

Ему незнакомы были понятия «судьба», «провидение» и прочая «метафизика» - но то, что он оказался в доме Фриндлендера и полюбил (а это было именно так) Элизабет, каким-то странным образом он относил на счёт чьей-то немыслимой воли. Как-будто в его сознании замкнул какой-то невидимый контакт, и вся его жизненная программа изменилась. Гюнтера тянуло к этой девушке, как магнитом. Но в то же время – опять же на чисто интуитивном уровне – он понимал, что она никоим образом не может быть предназначена ему. И, как и в случае отношений хозяина с его женой, Гюнтер воспринимал Элизабет, как существо высшего порядка, принадлежащее к совершенно иному, неведомому ему миру.

Собственно, не только Элизабет, но и вся её семья – сестра, родители, немногочисленные гости, время от времени посещавшие дом Фридлендеров, принадлежали к какой-то странной общности людей, которые, хотя и говорили на одном с ним языке, но чем-то неуловимо отличались от привычного Гюнтеру окружения - не только внешне, но и своей манерой одеваться, поведением, жестикуляцией… Их речь была по большей части ему непонятной из-за обилия в ней незнакомых ему слов. В ней совершенно отсутствовали грубые и простонародные выражения, не говоря уже о ругательствах. Смысл самих бесед был, как правило, для него весьма туманен.  В круг знакомых Фридлендеров входили в основном университетские профессора, врачи, местные коммерсанты. Всех их неуловимо объединяло нечто общее, только им доступное и близкое - но что именно, Гюнтер понять не мог. И несмотря на их безукоризненную вежливость и предупредительность по отношении к нему и к другим работающим в доме людям, он чувствовал себя среди них бесконечно чужим и одиноким. А их доброе отношение он воспринимал как скрытую форму унижения.

Гюнтер не забыл речи нацистских вождей об евреях. Они называли их чужаками, «пятой колонной», заговорщиками, врагами немецкой нации, эксплуататорами и кровопийцами. Он вспомнил и свою попытку выяснить у деда, кто такие евреи. Но только сейчас он вдруг ясно осознал, что, видимо, речь шла именно о таких людях, как Фридлендеры, и подобных им. «Кто они, и что они делают в моей стране?» - как-то подумалось ему – «Почему они так сказочно богаты, а я нищ и вынужден им прислуживать?» Его непонимание и недоумение постепенно переходили во враждебность и неприязнь. «Всегда были сильные и слабые, богатые и бедные, господа и рабы» - вспомнил он слова покойного Алоиза Хайнке. «Сегодня они сильны, богаты и властвуют над нами… Но придёт день – и всё изменится. Единственным хозяином Германии станет немецкий народ…»

Однако, изменившееся отношение Гюнтера к хозяину и его семье не только не повлияло на его страсть к Элизабет, но наоборот, еще больше её подогревало. Она превратилась буквально в навязчивую идею. Он искал любой повод увидеть её - и даже пытался выслеживать, но это было не так просто – большую часть времени девушка проводила либо у себя в спальне, либо в классной комнате – во время занятий. Иногда она с сестрой выезжала на прогулку или за покупками, но всегда в сопровождении матери и её горничной…

Но природа человека – даже самого изощрённого – весьма ограничена в своих проявлениях. Какие бы высокие чувства по отношению другому человеку, предмету или явлению нами ни овладевали, они в конце концов всегда трансформируются в осознанное – но чаще всего, неосознанное желание – обладать объектом нашей страсти. И чем примитивнее личность, тем быстрее она ищет способ его удовлетворить…

Двери в комнатах Фридлендеров никогда не запирались… Гюнтер бесшумно проник в спальню Элизабет, когда та готовилась ко сну. Не подозревая, что за ней следят, она сняла с себя верхнее платье и, оставшись в нижнем белье, подошла к платяному шкафу, чтобы достать ночную рубашку – как вдруг в зеркальной двери шкафа она увидела крадущегося к ней дворецкого… Девушка от ужаса закричала, что есть силы – и Гюнтер почёл за лучшее выскочить из комнаты. Прибежавшим на крик матери и её горничной, Элизабет сказала, что ей просто приснился кошмар… Наутро ей и самой показалось, что так оно и было. Но с тех пор она всегда запиралась на ночь в своей спальне…

Гюнтер проклинал себя за этот нелепый и бессмысленный поступок, совершенный в состоянии полной невменяемости. Не дожидаясь скандала, он решил покинуть дом Фридлендеров. Но ни утром, ни во все последовавшие дни ничего особенного не произошло. Видимо, сама Элизабет решила, что всё это ей только померещилось… Но дворецкий так и не смог забыть выражение ужаса и брезгливости на её лице в ту ночь. От его былой страсти не осталось и следа… Попросив у хозяина недельный отпуск, он поехал во Франкфурт. На самом деле, он решил, что больше уже не вернётся в Гейдельберг.