Губы-то хоть накрасьте мне, или молодёжь у нас юмо

 Губы-то хоть накрасьте мне 
Или молодёжь  у нас  замечательная.



Я  не имею ввиду собственного сына .Вашего тоже не имею . Я имею ввиду молодёжь, что трудится в медицине.
      Молодые врачи. Антоним- врачи старые. Здесь нет женского или мужского рода.
      Врач- он без пола, поэтому можно смело говорить- старые, как сказали бы- старые ботинки, старое пальто.
       Они не изношенные, их ещё носить да носить, но они уже старые, понимаете? Они уже всё видели, им уже всё неинтересно. Ну, ещё одно пациентка придёт, десятитысячная. Этим только и интересная. Поэтому наденем перчатки и лениво так два раза ткнём в пациентку пальцем: тут больно? А тут?
          Затем лениво так снимем эту перчатку, мысленно зевнём, чтобы пациент не увидел зевка, но скрип сведённых от скуки скул он всё-равно услышит, и затем долго –долго будем мыть руки, тщательно прорабатывая каждый палец,писать анамнез(кажется, так это называется), в котором пропишет много- много якобы только что увиденных у пациента позиций.
      Тут тебе и давление, и температура, и состояние слизистой. Глядишь, пятнадцать минут и прошло.

     Не так у молодых врачей. У них всё- всё по-другому.
       На каждого пациента он смотрит с азартом, как охотник на наконец-то пойманную дичь.
          Тут тебе и пёрышки селезня , условно говоря, надо рассмотреть, ах, как они переливаются, т. е. , ах, какая шляпка на пациентке, просто изумительная, и когда через месяц эта пациентка приходит опять, он встречает её: О, Марья Ивановна, у вас новая шляпка, очень, очень красивая.
       Он любуется дичью, то бишь, пациенткой, он жаждет её исследовать всю-всю. Какие там перчатки!
          Молодой врач- онколог будет лапать  её  всю, она кажется ему прекрасной, хотя на самом деле перед ним существо уже мало напоминающее женщину. Роскошного в ней только шляпка и то потому, что под шляпкой уже мало чего имеется.
         И пока он обследует пациентку, тщательно, над некоторыми местами в ней грустнея лицом, она уже думает: «Чёрт побери, да если бы меня муж так мацал, меня бы тут перед онкологом и не стояло».
  - Хорошо, хорошо, всё хорошо, а рентген грудной когда делали?
-Да не делала я, и не буду, доктор, что бог даст, пусть то и будет.
_Надо, надо, голубушка.
Молодая тоже медсестра уже вскочила, убежала на пару минут, я ещё удивилась, что у доктора не отпросилась, и…
- Идёмте на рентген.
 Ещё и тон приказной.
И я сама не заметила, что иду, ну, как иду, меня ведут, впереди доктор, затем я, сзади медсестра.
      
   И через десять минут мы опять в кабинете, молодой доктор рассматривает снимок, с интересом, светлея или темнея лицом в зависимости от увиденного, долго- долго вчитывается в непонятные закорючки ., нарисованные, сразу видно, опытным доктором- рентгенологом.
       И чем непонятнее закорючки, тем опытнее врач.
    Так считается.
      Потом мой доктор тоже научится так писать, а пока у него классический почерк   одиннадцатиклассника- отличника.
      Любо- дорого читать его направления на УЗИ, МРТ и ещё куда-то, куда я точно не пойду, но куда он настойчиво пытается меня отправить.
           В мои семьдесят пять надо озаботиться, чтобы в нужный момент губы мне  накрасили да сфотографировали в нужном ракурсе, ведь я лучше получаюсь слегка в профиль.
     А они имеют привычку прямо так, как бы сверху снимать.
      Никому это не нравится, но кто нас будет спрашивать.
       В общем, творят что хотят над нами бездыханными. Хоть бы губы-то хоть накрасили, не забыли, а он ко мне с МРТ, УЗИ. Ведь сказано: многая знания, многая печали.
        Ну, зачем мне знать, что и где ещё у меня пострадало. Стоит только узнать об этом, и моя жизнь превратится в галеры.
         Это опять туда, потом сюда, и ради чего?
       Лишнего, печально прожитого года?
         Нет, друзья мои, сорок лет я читала детям Пушкина, а у него Пугачёв ясно сказал: лучше тридцать лет хорошо прожить, чем триста лет клевать мертвечину.
      Но это уже моя философия, а я  -то пишу о молодых врачах, только о них.

       Так вот о врачах. Возьмите моего Гринёва Ивана Александровича, неоднократно уже воспетого, хирурга с Ветеранов.
       Вот почему он не уходит у меня из головы. Даже увидеть просто так захотелось. Я и отправилась с месяц назад на этих Ветеранов. Прошло два года, многое забыто, где его место пребывания на этом четвёртом этаже, кто как выглядит.
      Иду по коридору, мужчина навстречу.
 -Не скажете, где кабинет Ивана Александровича?
 -Откуда у Ивана Александровича кабинет? У меня и то кабинета нет, а у него есть? Если вы его прославили, так уже и кабинет? Сидит, как сидел, в ординаторской. Смотри-ка, кабинет у Ивана Александровича, - ворча, с улыбкой, мужчина прошёл мимо меня.
  И только потом, уже дома, до меня дошло: это же Саваоф  Георгиевич, наш завотделением, мне в коридоре встретился. Просто я уже забываю многое, особенно лица.
   Почему же Ивана Александровича не забыла?
Да разве можно забыть его горящие после операции глаза:" Каролина Ивановна, я всё- всё вычистил, даже рёбра раздвинул и там всё убрал".

   Ну, скажите, будет пожилой хирург так радоваться за пациента? Он, может быть, так же всё вычистит, раздвинет, но для него это уже рутина, обыденность.
    
   Или о нём же.
        Пришлось ему сообщать мне о печальных результатах.
     И так совпало, что мне нужно было в этот день домой отпроситься. Иван Александрович  отпустил, конечно,  и тут же спохватился. Бежит по коридору, догоняет меня. Ну, точно как бегали за мной одиннадцатиклассники, в чём- нибудь провинившиеся.
 "Кар Ванна, Кар Ванна, а вы зачем домой-то? Вы ничего с собой не сделаете?"
И так это было искренне, так по- человечески, а не по –врачебному понятно, что прошло два года, а память то и дело вызывает добрую улыбку при воспоминании об этом вчерашнем одиннадцатикласснике.  и лечит на расстоянии, и вот живу же.Дай бог , чтобы подольше сохранилась в нём эта «детскость»
     Да разве он один.
  А куда вы денете целый «выводок» молодняка у многократно воспетого мною Сергея Сергеевича уже не на Ветеранов, а на Песочной. Первое впечатление, что подбирались они исключительно по внешним данным. Вот идёт , условно говоря, Катя, она же Екатерина Сергеевна по коридору, покачивая тугими бёдрами под туго накрахмаленным халатом, и ты невольно говоришь себе: Эге, говоришь ты себе, так вот как надо выглядеть!
    И распрямляешь спину, и что-то там делаешь с волосами, губами и прочим организмом , чтобы хоть отдалённо, хоть для себя одной видимо, стать похожей на неё.

 Забываешь про годы, про невзгоды, и, глядишь, и болеть поменьше стало.
        А когда ещё эта Катя и неотступно стоит над тобой, боясь прожечь какие – нибудь лёгкие или  тяжёлые в твоём организме, стоит, рискуя здоровьем, ибо облучение ещё никому, кроме нас, горемычных, здоровья не добавляло, ты смотришь на неё и думаешь:"Ну, и ЗАЧЕМ ты, Катя, при нынешних- то условиях рискуешь собой? Ты же меня больше никогда не увидишь".

     Это если бы раньше,  лет за двадцать пять до , конечно, надо было стоять над нами, ибо мы попадали в ОДНИ руки. Тут тебя прооперируют, тут же прохимичат, тут же облучат, если надо, и отсюда, при хорошем стечении обстоятельств, и деликатно в морг отнесут.
 Мы знали, кто «за пиджак отвечает», т. е, кто тот один, кто и воротник, и пуговицы пришивал. Двадцать пять лет назад я как раз и попала в руки профессора Преснякова и неоднократно воспетой мною медсестры Валентины Александровны с её божественными ручками. Они двое за всё отвечали, и двадцать пять лет я молюсь за своих спасителей.
      Они и пуговицы, они и воротник- и вот жива же.
   Катечка, радиолог мой прелестный, сегодня не надо так уж стараться, сжигать себя. Мы с тобой никогда не встретимся, только если я сильно захочу кофейку с вами, радиологами , попить, как год назад.

     Потом я попаду к совершенно другим, как бы даже левым химикам, зависну у них, хороших, замечательных, но тоже только на процедуры, не на конечный результат.
А вот губы-то кто накрасит мне, когда умру?
Кто из палаты вынесет деликатно, если понадобится? Я бы хотела, кто начинал.Спокойнее как-_то,удобнее,в одном месте,да и воротник пришивает тот,кто рукава тачал,он бы с любовью и губы накрасил, глядишь...
    Господи боже мой, что же я о своём, о девичьем, мне же надо, чтобы губы во- время накрасили да про молодёжь в медицине прекрасную рассказать.
    Если не я, то кто же? В других сферах тоже ведь есть молодёжь, в образовании, например, но не пишу, не вдохновили. Тем надо нарабатывать опыт, и, как бы они ни любили детей, без опыта никуда.
     А ведь мы, пациенты, прежде всего откликаемся на любовь врачей к нам, несчастным. Любите нас, жалейте нас, сочувствуйте нам, и уже полдела вы сделали. Мы уже начали поправляться от одних ваших глаз, от вашего сопереживания.
    А такие глаза есть только у молодых. Потом, возможно, и у вас произойдёт, как психологи говорят,"выгорание", но пока вы молоды, пока вы нас любите, мы спешим к вам.
      Пример. Куда без примера?
Плоховато что-то стало с дыханием да и сердечко то стучит, то не стучит.
 Пойти по инстанциям –долго и где силы взять.

       Сами знаете,  как сегодня.
      Номерок на октябрь, номерок на ноябрь,а там врач в отпуске, а тебе уже дышать нечем. Молоденькая(вот ведь опять молоденькая)дежурная онколог на Приморском №3 шепнула: «Попроситесь по неотложке во Вторую Городскую.»
- Как это, как это, что я им буду врать, у меня онкология.
-Там обследуют.
-Стыдно.
-Ну, на улице упадите,Вас подберут,очнитесь и проситесь,
 Представила,как в шляпе из мастерской английской королевы я валяюсь на нашей Стародеревенской улице и
падать, конечно,  не стала, а неотложку вызвала.
      И, ура, приехали молодой, неженатый доктор с молоденькой же медсестрой.
       Меня опять щупали, лапали от души с сочувствием в глазах- увезли во Вторую Городскую.
       И здесь, вы правильно догадались, я попала к молоденькому доктору в приёмном, который на другой день, увидев меня в коридоре, громко поздоровался, назвав по имени, отчеству, и сказав пару- тройку комплиментов. Вы представляете, нас много, он один, и что, всем комплименты?
    Однако дыхание моё стабилизировалось, настроение поднялось, кривая самооценки резко поползла вверх. "Жить!-сказала я себе,- ты ещё нужна даже мужчинам".
А всего и делов, что к тебе с сочувствием отнеслись. Спасибо за это!
    Ну, а далее я заведу свою песенку. Так неужели и сюда , как стюардесс, по внешности набирают медсестёр? Врачих?
   Знаю, что нет такого слова, но я -то о женщинах-врачах.Сказал же когда-то мой ученик- премьер- глава правительства, а премьера- его жена. И ничего, я пережила, переживите и вы врачих. Опять красавицы, опять профессионалки и очень, очень ответственные. И зовут врачиху так красиво: Анна. Разве бывает краше имя на Руси?
   И разве можно ей не подчиниться?
Я двенадцать раз в жизни записывалась
 на очень неприятную процедуру, и двенадцать раз не являлась.
       А вот Анна как-то так подошла, как-то так поговорила, что я покорно закивала головой и, возможно, даже сделаю. И всё благодаря ей. Живи долго, Анна, и оставайся молодой. А мы будем от твоих душевных батареек подзаряжаться.

  Теперь медсёстры, молодые, конечно.Молчу про их профессионализм.Вот не пожалейте времени,специально придите и  поищите, пока я там валяюсь, куда это они втыкали в меня капельницы- двенадцать штук.Вы не найдёте и следа. Тогда почему они красавицы? Все до одной. Где я?  В больнице или в аэропорту? И формы на всех ладные такие, под формы чисто конкретно этих девочек подогнаннные. Это не может быть больница, меня не туда привезли.
    Да нет, туда, туда.
        Специально  ведь я сходила и посмотрела на заведующего- вдруг бабник и специально подбирает таких. Вижу- нет, не бабник. Тех за версту я узнаю и никогда они мне не были симпатичны. А здесь отец родной, я посмотрела. Откуда же такие красавицы- медсёстры? И такие ответственные? А вот, видно, так подобрались.

Сбегала на другое отделение- нет, только у нас такие красавицы. Там, куда я сбегала, больше страшненьких. Некоторых даже хотелось обнять и заплакать. А на нашем терапевтическом одна голимая красота и профессионализм.
 
   Если вы думаете, что «кот из дому, мыши в пляс», то это опять не про них. Я имею ввиду выходные в больнице. Но в пляс пускаются как раз не мои любимые молоденькие мышки. Они-то как раз забиваются в уголок и со страхом смотрят оттуда, что творят их, я бы даже сказала, старые коллеги. Господи боже мой, неужели я опущусь до доносительства. Ведь через четыре- пять дней меня уже будет тут «не стояло и даже не лежало». И зачем мой устав в чужом монастыре? Я ведь только молодёжь хотела похвалить и даже воспеть. Молодёжь! Я люблю тебя! Оставайся молодёжью подольше! Не старей!   
   
Да, и если увидишь меня в одном месте, молодёжь, не постесняйся, а смело подойди и накрась мне губы. И мы будем с тобой в расчёте.
   
    Нет, я с них смеюсь. Вторая Городская! Прекрати сюжетики подсовывать и вдохновлять!
    Так нет,подсовывает и подсовывает, вдохновляет и вдохновляет.     Хотя сюжетик- это мало.Главное- вдохновение.
        В окно палаты выглянул,чайку на балконе, побирушницу,увидел- и пиши-как дошла она до жизни такой."Мы с тобою городские чайки. Мы всю жизнь летаем над помойкой. Мы давно забыли запах моря, но с тоской кричим: Мы- чайки, чайки!"
       
     А если ещё эта чайка и голубя у тебя на балконе растерзала, и стоит с окровавленным клювом,награды от тебя в виде хлеба ждёт, хватайся за перо и пиши, пиши... 
         Не напишешь ничего.
      Вдохновения нет.
     Помойка.
     Откуда тут вдохновение.
     Но вот ты попала туда, где гораздо хуже помойки.
      Не скажу, куда, но ты- таки туда попала. Ну, или доктор Анна довела по факту лечения, хотя это ты сама себя довела.
      Ну, дура я, дура, и это абсолютно неоспоримый факт.
      Глядя на меня, хочется сказать:"Ой, как всё запущено и в теле, и в душе".
       И вот я попала туда, куда, я писала выше,двенадцать раз не являлась."И сейчас сбегу",-думаю я себе. Ведь вы не забыли, что я дура.
   И вот на что эти дуры ведутся.
   
     ТАМ я услышала вдруг мужской голос, очаровывающий,редкого такого тембра, не побоюсь этого слова, сексуального, назвавший меня голубушкой- и уже этого было достаточно, чтобы я отдалась не только голосу, но и рукам.
      Эти руки проделали всё, что нужно по процедуре, даже -дурам, ибо их было две. И обе легко и спокойно они проделали, а я перенесла.
     Не ухожу, продолжаю лежать в расслабоне, надеюсь, вдруг повторят, тем более, не выгоняют.
    И когда поняла, что всё, концерта больше не будет, мне вдруг ужасно, до боли в потной ладошке, захотелось отдать зажатую в ней тысчонку человеку, с которым свела судьба, вроде бы помощницы называли его Александром.
   Я надела   тр.., ой, пардон, не настолько натуралистично, что-то я там уже надела,и, уходя, так нежно лезу ему...потной ладошкой с зажатой в ней тысчонкой в карман.
       "Саша,-нежно говорю я,- спасибо Вам".
Вот никогда не думала, что сексуальность в голосе может появляться, когда нужно для дела, а затем исчезать. 
    Здесь она исчезла полностью.
   "Меня не Саша зовут, а Евгений Иванович, и я завотделением. Уберите Ваши руки".            
     Передо мной уже стоял совершенно другой человек. Спасибо за урок, преподанный мне, дуре по жизни, Вами, глубоко зауважаемый Евгений Иванович.
             Вы молоды! Вы с моей любимой молодёжью!
       И Вы- артист, когда нужно для дела.