Прекрасное далеко - Продолжение 7

  В Домбае      

Тренеру не очень по душе, когда мы уезжаем в отпуск с родителями. Он считает, что без тренировок мы теряем спортивную форму и потом приходится навёрстывать, тратя на это драгоценное время. Каждый раз перед нашим отъездом он делает наказ:
– С утра пробежка три километра, отжимания от пола, приседания, спичаги.
Поясняю: одна из разновидностей спичагов – это стойка на руках с последующим хождением.
В первые дни я бегаю, как положено, потом быстро забываю. Впрочем, иногда появляется желание сделать простенькое сальто или колесо на лужайке. Зря Алексей Алексеевич переживает: я быстро возвращаю форму после перерыва. Мне даже кажется, что дела мои после отдыха идут быстрее: мышцам тоже нужны каникулы. Да и отсутствую обычно не более двух недель.
Этим летом мы с мамой решили отправиться в Домбай. Папе нужно было ехать в Грозный, к родителям, а Домбай никогда не был его мечтой. Из всех вариантов путешествий он признает только поездки на море, где любит плавать с маской, к родителям в Грозный и к братьям – в Воронеж и Ленинград.
И вот мы в Домбае. Если не обращать внимание на горы, то место, где расположен поселок, ровное и называется Домбайской поляной. Поляна окружена горами, покрытыми вечным снегом и неспешно тающими ледниками. Вокруг поляны три ущелья. По дну ущелий шумно бегут неглубокие белопенные реки, кипеньем своих холодных струй услаждая слух приезжих. Реки берут начало высоко в горах – там, где тают ледники; ледники – их родители. Они имеют такие же названия, как и ущелья: Аманауз, Алибек, Домбай-Ульген. За миллионы лет Аманауз, или «злая пасть», с бешеным ревом продираясь сквозь теснину и вгрызаясь в скалы, пробила недалеко от Домбайской поляны узкий и глубокий каньон шириной меньше метра. Здесь надо кричать, чтобы услышать друг друга. «Чертовой мельницей» называют это мрачное, но все равно прекрасное место. Немного успокоившись и подобрев, в ореоле сверкающих брызг Аманауз врывается на Домбайскую поляну, где его встречают объятия моста. Славно стоять на мосту, облокотившись на парапет, и наслаждаться брызгами, пеной, изумрудами и вечной мелодией воды…   
Домбай покорил нас с первого взгляда. Казалось, что высоченные вековые пихты и ели касаются неба. На земле там и сям в живописном беспорядке разбросаны огромные валуны. Сколько в этих древних памятниках поэзии и силы! Они нравятся мне даже больше, чем надменные снежные горы, пока недоступные для меня.
Возле гостиницы стоит большая скала, высотой с пятиэтажный дом, не меньше. Как будто нарочно её поставили на это видное место, а ведь это не так: сама отвалилась миллиард лет назад, когда трясло землю, стоял страшный грохот, и рождались горы.
Мы преотлично устроились на квартире у тети Кати, которая с двумя сыновьями жила на первом этаже двухэтажного панельного дома. Ее мальчики оказались моими ровесниками. Тетя Катя, простой, открытый человек, бывший геолог, одна воспитывавшая двоих сыновей, очень понравилась нам.
– Почаще встречались бы такие светлые люди! – вздохнула мама, когда мы остались одни.
Тетя Катя предупредила нас, что в лесу медведи, туда лучше не ходить. Однако мы решили, что если зайдем неглубоко, ничего страшного не случится.
В тот же день мы отправились в лес, находившийся совсем рядом с домом.
Мы шагали среди пихт и елей, наслаждаясь их величественной красотой. Кустарника почти не было и это даже отлично: аккуратно, элегантно и даже более живописно. Но магия леса коварно тянула нас идти дальше и дальше. Мы не устояли и устремились в опасную даль… правда, с некоторой опаской, помня предупреждение тети Кати.
И вдруг послышался треск сучьев. Решив, что это медведь, мы мигом хлыстанули в обратную сторону! Хорошо, что не успели отойти далеко от дома и быстренько очутились на своей опушке! А там – люди, до чего ж хорошо и не страшно! 
Не умолчу о птицах. Какие птицы в Домбае! Часто встречаются крупные, с галку. Брюшко и спинка розовые, крылья синие, а хвост – черный с белым. Красивые, как в сказках, а название скучное: сойки. Соек в Домбае, как воробьев в Пущине. Медуница громадная, как наши лопухи. А папоротник… как в джунглях!

Алибек      

Горы – это очень серьезно: у них отсутствует чувство юмора, поэтому они не любят, чтобы с ними шутили. Достойна восхищения отвага альпинистов, добровольно взваливающих на себя тяжесть и риск восхождений. Маме они казались особой породой людей, но, восхищаясь ими, она не очень одобряла безрассудный риск, на который они шли, карабкаясь по отвесным скалам со стопудовым грузом.
Тетя Катя посоветовала нам прогуляться до альплагеря «Алибек».
– А на середине дороги будет кладбище альпинистов, – предупредила она. – А за лагерем, если хватит сил идти, еще красивей: изумительный водопад, высотой двадцать пять метров… 
И мы направились в «Алибек». Грунтовая дорога к альплагерю шла сквозь пихтовый лес вдоль верхнего края Алибекского ущелья.
Потрясающая дорога с видом на снежные вершины! Вдоль дороги большие пихты. Внизу бушует река. Я бросил несколько небольших камешков вниз, они увлекли другие – получился маленький камнепад.
– Санька! – грозно сказала мама. – В горах нельзя бросать камни. Даже небольшой камешек может зацепить на своем пути еще несколько, а те – еще… и так пойдет и пойдет цепная реакция, будет камнепад. Это опасно! Помнишь, тетя Катя рассказывала, как мальчика убило случайно отлетевшим камнем, когда он с мамой и туристами делал учебное восхождение на Сулахат? В горах даже громко разговаривать нельзя: эхом можно вызывать не только камнепад, но и схождение лавины.
Я примолк, посрамленный. А ведь знал. Дома перед отъездом с большим интересом читал книгу «Снежные лавины».
– Но я же на дно ущелья – это же не гора, а простая круча… пихты, мох... Здесь не может случиться камнепад, – решил я оправдаться.
– А мало ли что! А звук? А эхо? В горах лучше не делать лишних движений.
Что ж, пришлось согласиться. 
Сыновья тети Кати говорили, что в Алибекском ущелье много кабанов. К счастью, мы не встретились с ними. Но вдруг мы услышали шум машины, ехавшей со стороны поселка.
– Прячемся! – скомандовала мама, и мы с ней тут же зашли за высокий валун, стоящий у правого края дороги.
В сторону альплагеря проехал грузовик. Мы вышли из своего укрытия.
– Зачем мы прятались? – спросил я маму. – Это же машина.
– Да… так… здесь такое безлюдье, а места незнакомые, – оправдывалась мама. 
Отойдя от поселка километра два, мы увидели следы недавно сползшей снежной лавины, в местах ее прохождения лежало много сваленных или поломанных пихт. Снег лавины до сих пор не растаял,  и лед был довольно толстым.
Мы шли, шли и, наконец-то, дошли до кладбища альпинистов. Постояли… Почитали надписи на памятниках… Погибали, в основном, совсем молодые люди. Мы знали, что некоторые из них срывались, спасая товарищей.
  – И что этим романтикам  дома не сиделось? – произнесла мама. – Все из обеспеченных семей, и уж точно – не троечники… могли свой досуг проводить, где угодно: красот в нашей стране не объять. Любым спортом могли заниматься. Так нет же!  «Есть упоение в бою и в бездне мрачной на краю»!..
– А помнишь, папа говорил, что во время войны с немцами у нас были специальные горные отряды, состоявшие из альпинистов? – решил я добавить равновесие к маминой реплике. – Они воевали в Кавказских горах. И многие погибли… Видишь, как пригодились!   
– Ну, да, конечно… И флаги фашистского «Эдельвейса» наши альпинисты сбросили с вершин Эльбруса… И покрывали чехлами золоченые купола зданий в Ленинграде, чтобы не были мишенью… Ну да… война… Но в мирное время столько усилий на преодоление ради преодоления, ради рекорда! Они ведь даже красоту гор не видят, когда карабкаются на свои пики, у них сил на это не остается. Я – за людей, которым свойственны героические устремления, и альпинистами восхищаюсь – красивые люди. Но каковы путешественники: Пржевальский, Миклухо-Маклай, Семён Дежнёв… Множество! Там и новизна, и преодоление, и научные открытия… А полярники? Полярные летчики?
– Но сейчас на поверхности земли всё открыто. Что делать нашим отважным и пламенным? Карабкаться на вершины… лететь в космос… Зато смотреть на наших спортсменов на международных соревнованиях, болеть за них – так здорово! Столько волнений! Жизнь без волнений скучная. Согласись, мама!
Молча, думая о чем-то своём, мы продолжили путь к «Алибеку»…
Шли долго, но лагеря не было и не было. Ни одной души навстречу, чтобы спросить, долго ли идти. Радовало, что лес периодически прерывался полянами, с них открывался вид на вершины гор: Белала-кая, Сулахат, Джаловчат… Какие поэтичные названия!
К лагерю мы все-таки пришли. Вдалеке увидели палатки, домики, людей. Мама тут же рухнула на первый попавшийся камень, чтобы немного отдохнуть, и сразу же объявила, что дальше, через лагерь к водопаду, она не пойдет.
 Возле нашего привала лежал гладкий булыжник, коих здесь было разбросано видимо-невидимо. Из него выглядывало что-то ярко-красное. Я приподнял камень – это оказалась фирменная футболка. Наверно, альпинист забыл. Мы вернули камень на место, – так, чтобы футболка по-прежнему была видна, и  альпинист мог ее найти.
Немного посидели, осмотрелись, передохнули. Было много мух; от нечего делать я стал охотиться за ними. Из-за жары они были очень ленивы и, когда я сделал целое кладбище этих насекомых, они оставили нас в покое.    
– Представляешь, где-то недалеко отсюда в древние времена проходил великий торговый путь… Древние греки везли оливки, вино; арабы – мускатный орех и специи. Интересно, на чем они везли все это? Неужели на верблюдах?
– Наверно, все-таки на лошадях, – подумав, ответил я. – Как верблюду в горах пройти?
Мы помолчали, обласканные солнцем и слегка разомлевшие от необычных качеств горного воздуха.
– Ну, довольно, – через некоторое время решительно произнесла мама. – Отдохнули. План на сегодня выполнен, впечатлениями напитались, можно возвращаться в свой «лагерь».
Пройдя километра два обратного пути, почти у кладбища альпинистов, впервые за этот протяженный путь мы увидели молодого человека, коренастого, плотного, с лицом, типичным для интеллигента того времени, с огромным рюкзаком за спиной. Шел он, понятно, к «Алибеку». Наверняка в рюкзаке ледоруб, толстенные веревки, металлические кошки, крючья… чего только нет, и весит это снаряжение не менее 50 кг. 
– И долго мне еще идти до лагеря? – с надеждой в голосе спросил турист, обрадованный, что, наконец-то, увидел людей.
Зная, что огорчим молодого человека, мы вынуждены были ответить:
– Еще столько же…
Бедняга сильно погрустнел… Мы налегке, и то долгим показался путь, а тут с такой поклажей!
Через некоторое время мы снова услышали сзади шум машины, но на сей раз мама, освоившись с местностью, решила не прятаться. Водитель притормозил, высунулся из кабины.
– Вас подвезти?
Мы от души поблагодарили его, но отказались.
– Вот если бы к большому водопаду подбросил, не отказались бы, – сказала мама, когда грузовик отъехал.
 – Хитренькая какая! Туда можно только пешком.
Когда мы вернулись домой, к тете Кате, и пообедали макаронами с тушенкой,  мама проронила:
– А меня уже тянет к нашим бескрайним равнинам, к просторам полей. В горах, конечно, намного красивей, чем на равнине, но все время встречаешь препятствие взору…  через некоторое время глаза устают… В однообразии наших полей есть свое очарование, ощущение бесконечного пространства – это заряжает энергией. Ты как думаешь, Санёк?
А я никак не думал в этом направлении. Где интересно, там и хорошо. Дома, в Подмосковье, тоже очень хорошо. А здесь – просто здорово! Какие камни! Мечта!

Покорение вершины    

Я с удовольствием осваивал обычные валуны, живописно разбросанные по всему домбайскому поселку. Залезу на такую глыбу, сделаю спичаг, а маманька сфотографирует меня своей «Сменой», купленной еще в студенческие времена. А «Сменой» потому, что более солидный фотоаппарат, «Зенит» или «ФЭД», – дефицит, не каждому дано.
Развлечения с домбайскими валунами мне очень по душе. Некоторые из них выше человеческого роста. «Покорив» эти вершины, останавливаться на достигнутом я не собирался.
Возле гостиницы «Домбай» располагался исполин высотой не менее чем с пятиэтажный дом, – о нем я упоминал в начале. Каждый раз, проходя мимо, у меня возникало желание взять и эту высоту. После похода в альплагерь Алибек я решился.
Как ни странно, мама, привыкшая к тому, что для меня ничего невозможного нет, не препятствовала. Тем более что ей хотелось сделать моё фото на вершине этой громады.
Надо отдать мне должное: я ловко оказался наверху – под аплодисменты зрителей, стоявших внизу и восхищённо наблюдавших за моим восхождением.
Вершина покорена – надо спускаться. Я посмотрел вниз, и вдруг мне стало не по себе: высоко, однако, забрался… Как же спускаться? Как искать сзади себя выступ, на который мне надо поставить свои кеды? Я, человек равнины, ни разу не делавший подобных  восхождений, на минуту задумался.
А снизу доносились восклицания болельщиков, уже узнавших от мамы, как меня зовут:
– Саша, ты подожди! Сам ничего не делай! Сейчас за инструктором пошлют!
– Уже послали! – кричали другие.
Услышав об инструкторе, с помощью которого я буду спускаться, я переполошился. Позор! Поднялся сам, а спускаться с инструктором?!
Моя спортивная гордость не могла допустить такого, и мой страх тут же отступил.
Несколько секунд – и я внизу, и вновь под аплодисменты болельщиков.
А вот и инструктор по горному туризму подходит.
– Что? Уже спустился? Сам? Такого у нас еще никогда не было! Эта скала тренировочная. На ней будущие альпинисты, будущие мастера спорта, учатся делать и восхождения, и спуски.
 По дороге к дому тёти Кати мама промурлыкала Шекспира:
– «Опасности таятся на верхах, А у подножья место есть надежде»… Теперь ты это прочувствовал, да?
На следующий день мы отправились в Теберду, но с погодой не повезло: попали в проливной дождь. Мы успели побывать лишь в местном зоопарке, наспех познакомившись с дикими животными Кавказа, включая зубра и медведя. Отлично перекусили в местном ресторане вкуснейшим харчо, стоившем всего один рубль.
Насквозь промокнув, но довольные, что день не прошел даром, мы еле добрались до Домбая.   
…Настал день отъезда. Жалко было расставаться с ребятами – Витей, Костей, Рашидом… До автобусной остановки нас проводила тетя Катя, ставшая для нас как родная. Мы обнялись, потом из окна автобуса помахали рукой, прощаясь с ней навсегда, прощаясь с Домбаем…